Шеймус
Настоящее
День благодарения.
Наконец-то он настал.
Мой первый визит с тех пор, как Миранда обманом забрала опеку над детьми себе.
В школе всю неделю каникулы, поэтому во вторник утром я загружаю в машину чемодан с одеждой, автомобильный холодильник с едой и водой, коробку из-под обуви с письмами и сердце, полное надежды. А потом еду на север.
Спустя одиннадцать часов я, наконец, сдаюсь и останавливаюсь в зоне отдыха, чтобы поспать несколько часов.
Когда я подъезжаю к воротам дома Миранды, у меня ужасно болят ноги и голова.
Но предвосхищение предстоящей встречи сводит это все на нет. Мои дети, мои дети, ждут меня по ту сторону забора, внутри этого дома.
Я звоню Миранде. Она не берет трубку.
Я звоню на домашний телефон.
— Резиденция Букингэмов, — с сильным акцентом отвечает домработница.
— Могу я поговорить с Каем?
Она знает, что это я, но продолжает соблюдать формальности.
— Кая нет дома.
— Что? Это его отец. Я здесь, чтобы забрать детей.
Она откашливается и наносит мне смертельный удар с такой самоуверенностью, которой восхитилась бы даже Миранда.
— Миссис Букингэм с детьми на каникулах. Они вернутся в понедельник.
Я в таком шоке, что не в состоянии злиться. Но это ненадолго. Очень скоро ярость начинает скапливаться у меня внутри и выплескивается целиком на эту женщину.
— Где, черт возьми, мои дети? — Эти слова выходят из глубин того мрачного темного места, где рождается ненависть.
Мне в ответ раздаются гудки.
Я бросаю телефон на пассажирское сиденье и выбираюсь из машины. А потом начинаю колотить тростью по железным воротам и выкрикивать ругательства в адрес огромного, претензионного здания, которое теперь является домом моих детей.
|
|
Из парадного входа появляется крепкая суровая женщина и направляется ко мне. На ее лице смесь страха и раздражения. Она машет перед собой руками, требуя, чтобы я вел себя спокойно.
К черту спокойствие.
— Где мои дети? — снова кричу я. Это было вовсе и необязательно, потому что она стоит всего в шести шагах от меня. Но злость лишила меня воспитанности. — Если вы не скажите, где мои дети…
— Успокойтесь, — шипит она, прерывая меня. — Их здесь нет. Я же сказала. — Женщина даже не смотрит на меня, вместо этого изучая улицу, чтобы убедиться, что мои действия не привлекли ничьего внимания. Теперь она явно нервничает и ее голос звучит уже не так уверенно, как по телефону.
Я делаю глубокий вдох, чтобы успокоиться. Но это не срабатывает. Делаю еще один. Не помогает. Поэтому я говорю сквозь стиснутые зубы, чтобы приглушить рвущиеся крики.
— Куда они уехали?
Домработница выразительно качает головой и быстро отвечает, будто пытаясь ускорить мой уход:
— Я не знаю. Мне ничего не сказали об этом.
Я пристально смотрю ей в глаза, пытаясь прочитать правду ли она говорит. Но ничего не вижу в них, кроме страха. Женщина снова оглядывает улицу. Я отворачиваюсь от нее и бью кулаком по капоту машины.
— Чееееееерт! — Это длинное, продолжительное высвобождение разочарования и злости, грохочущее во все легкие. Вокруг меня повисает такая злость, что я практически могу дотронуться до нее. Ударить. Или придушить голыми руками.
Спорить бесполезно. Боль в груди говорит мне, что она не лжет и что моих детей тут нет.
Но упрямая часть меня убеждает подождать на всякий случай. Посмотреть, вдруг они выйдут или вернуться домой.
|
|
В ожидании, я перекусываю двумя сэндвичами с арахисовым маслом и выпиваю бутылку воды.
После захода солнца, я мочусь на растущие возле ворот кусты.
Около трех часов утра я засыпаю, но через час уже открываю глаза.
Перед восходом я снова мочусь на кусты, съедаю яблоко, еще один сэндвич с арахисовым маслом и выпиваю последнюю бутылку воды.
Спустя двадцать четыре часа барахтанья в выгребной яме подлости Миранды, я сдаюсь и еду домой, останавливаясь только для того, чтобы заправиться.
К тому моменту, как я добираюсь до квартиры, мое тело, мозг и дух полностью выходят из строя.
Я пишу детям письмо и рассказываю им обо всех плохих вещах, которые когда-либо делала их мать. Рассказываю, как я ненавижу ее. И как должны ненавидеть ее они. О том, как мне жаль, что она присутствует в их жизни. И как я мечтаю о том, чтобы она умерла и сгнила в аду.
А потом я сминаю его и выбрасываю в мусорное ведро, потому что моим детям не нужна моя ненависть.
Им нужна любовь.
Поэтому я достаю лист бумаги и пишу:
Ноября
Кай, Рори и Кира,
Я вас очень люблю. Каждую секунду. Не важно, рядом вы или нет, я люблю вас. Всегда помните об этом.
Папа
Закончив, сворачиваю его и складываю в коробку из-под обуви к остальным письмам.
А потом пью текилу и, пропустив прием снотворного, потому что настолько устал, что едва держу глаза открытыми, впадаю в состояние спячки.
Спустя четырнадцать часов я открываю глаза с ощущением пустоты в груди. Как будто Миранда взяла хирургическую ложку и выскоблила из меня жизненную силу, способность любить и видеть хорошее в людях и окружающем мире.
Глава 35