При этом возникает странный парадокс: девушка Генриетта, единственный образ Анимы, который встречает Мельхиор до брака, хочет помешать ему последовать романтическому влечению к Запредельному и умирает. Как это можно интерпретировать? В каком-то смысле она поступает правильно, поскольку предупреждает его об опасности и стремится привлечь на эту сторону, к жизни. Но она умирает.
Замечание: Он спроецировал на нее нездоровую Аниму.
Да, и когда девушка сопротивляется, проекция Анимы исчезает. Если бы Генриетта разделила романтические устремления Мельхиора, она взяла бы на себя роль Анимы, но отвлекая юношу от его планов, она отказалась выступить в этом качестве. Почему [она не согласилась], из текста романа не ясно, но в тот момент, когда девушка отказывается [следовать за героем], проекция Анимы устраняется. Для Мельхиора важно, чтобы она так же, как и он сам, стремилась к смерти – тогда он продолжал бы проецировать на девушку Аниму. Более того, Мельхиор выбрал ее потому, что она была обречена, хотя сама девушка не подозревала об этом и сознательно не желала смерти.
Этот пример также иллюстрирует характерную манеру поведения молодых людей, указывающую на определенную слабость: так ведет себя юноша, который при устранении проекции Анимы более не стремится продолжать отношения, что является еще одним признаком слабости Эроса.
Некоторые люди, осознавая, что другой человек не отвечает их ожиданиям и предположениям, стремятся выяснить причины этого, движимые обычным естественным любопытством. Мужчине кажется странным, что он мог так увлекаться женщиной, вдруг переставшей его волновать, поскольку она оказалась не такой, как он ожидал. Однако он стремится выяснить, что же произошло, почему исчезла ее привлекательность, и в этом случае у него есть шанс осознать и понять существующую проекцию. Те, кто просто разрывают отношения как только испытали разочарование, остаются во власти проекции навсегда. Человеку, обманутому в своих ожиданиях, стоит продолжать отношения, по крайней мере, какое-то время для того, чтобы осознать происходящее. Именно так Юнг открыл собственную Аниму. Разочаровавшись в женщине в очередной раз, он задал себе вопрос, почему же все-таки он ожидал от нее других отношений? Что побуждало его ожидать совсем иное? Задавая вопросы и осознавая собственные надежды, не соответствовавшие реальному человеку, Юнг обнаружил наличие внутреннего образа у себя.
|
|
Таким образом, иногда даже полезно разочароваться в отношениях – причем не только в гетеросексуальных, чтобы задать себе несколько вопросов. Почему я не видел этого раньше? Что я ожидаю? Почему у меня возник другой образ этого человека? В чем причина ошибки? Ведь ошибка тоже представляет собой некую реальность. Если человек может задать себе такие вопросы, это свидетельствует о его желании вникнуть в межличностные отношения и расстаться со своими иллюзиями. Если человек сохраняет отношения, прикладывая усилия к тому, чтобы сформировать их на соответствующем уровне, то иллюзии остаются тем, что представляет чисто исследовательский интерес. Но люди со слабой чувственной сферой стремятся разорвать отношения сразу, как только разочаровываются в своем партнере. Они просто уходят, так как отношения больше им не интересны, и тогда отпадают все вопросы относительно ложных ожиданий и уязвленных чувств.
|
|
Вопрос: Но в другом человеке есть что-то, играющее роль «крючка», за который цепляется проекция, разве не так?
Да, но это вы можете понять, только продолжая отношения после разочарования. Сначала вам кажется, что вы прекрасно понимаете партнера, поскольку в процессе воздействия проекции у вас появляется ощущение, что вы хорошо знаете этого человека. При первой встрече нет никакой необходимости в разговоре: вы все друг о друге знаете (в случае полной проекции), вот откуда возникает поразительное ощущение единения и уверенности в том, что вы знакомы уже много лет. Затем партнер вдруг начинает вести себя неожиданным для вас образом, и наступает разочарование; вы возвращаетесь с небес на землю и чувствуете, что «это не то». Если вы намерены продолжать отношения с этим человеком, следует сделать две вещи. Вам предстоит игра на два фронта: необходимо выяснить, почему возникли иллюзии в отношении этого человека, и понять, что же ваш партнер представляет собой на самом деле, перестав отвечать вашим ожиданиям. Какой он/она в действительности? Это очень длительная работа, и когда вы ее проделаете, обнаружив источник своей иллюзии и посмотрев на другого человека в отсутствии проекции, только тогда вы можете задать себе вопрос, почему же ваши ожидания решили зацепиться за этого человека. Это очень трудно, ведь «крючок» может быть крупным или мелким, поскольку у другого есть всего несколько черт, которые отвечают проекции, а остальное завершают ваши собственные ожидания. Иллюзии могу иметь различную степень выраженности.
|
|
Очевидно, Мельхиор принадлежал к тому типу личности, который уходил, как только иллюзия исчезала, как только другой человек переставал отвечать его ожиданиям. Он даже назвал Генриетту трусихой, оскорбил и оставил ее. Субъективно это свидетельствует о слабости отмирающей функции Эроса. Нельзя даже сказать, что он жалеет о несчастной любви или что она вызывает у него страдания и разочарование. Другой в его возрасте, пережив подобный опыт, сел бы и написал длинное письмо, обвиняя бывшую подругу в глупости, непонимании и т. п. только для того, чтобы довести отношения до логического конца. Это была бы попытка сопричастности (relatedness) к другому человеку, хотя и основанная на ошибках и проекции; это была бы попытка проявить неподдельный интерес к партнеру. Но у Мельхиора нет и намека на такой исход: так же, как и Маленький принц, он просто вычеркивает событие из своей жизни, хотя и в несколько иной форме. Маленький принц покидает свою планету и розу, потому что она прогоняет его из гордости. «Да, да, уходи, уходи!» – говорит она, хотя и жалеет о расставании. Если кто-то слишком быстро вычеркивает из памяти свои отношения, можно быть уверенным в том, что он так же быстро вычеркнет сам себя. Так ведет себя человек, имеющий склонность к самоубийству.
Здесь мы видим слабость Анимы, характерную для суицидальной склонности бессознательного. Именно по этим признакам можно в той или иной мере заранее распознать склонность человека к самоубийству. Мне встречались два типа людей: люди одного типа на самом деле не обладают такой склонностью, но могут свести счеты с жизнью в порыве гнева, это своего рода несчастный случай. Бывают вспыльчивые люди (на самом деле в них есть что-то от убийцы), которые в случае внезапного приступа ярости могут направить агрессию против самих себя, и тогда они убивают себя «по ошибке». В таком состоянии они теряют голову, и если им удается выжить, они испытывают затем глубокие сожаления! Все это не проявление подлинной склонности к самоубийству, а обращенная на себя агрессия, аутоагрессия. Такая агрессивность не интегрируется и может внезапно обратиться против самого человека, поразив его, словно жало скорпиона.
Однако Мельхиор принадлежит к настоящему суицидальному типу личности, а такие люди тайно, разумно и беспристрастно вычеркивают из своего окружения близких, знакомых, самих себя. Они никогда не доверяют ни себе, ни своему окружению, у них ни с кем нет настоящих отношений. У Мельхиора не возникает ни одной привязанности – именно это характерное качество героя проявляется на протяжении всей книги, это его роковая черта, которая прослеживается с самого начала повествования.
После разрыва с Генриеттой Мельхиор ссорится с отцом. Эта ссора оказывается важным моментом [истории]. Мельхиор по-прежнему поглощен идеей трансформации личности, однако его отец – астролог, маг, также увлеченный оккультными науками, – занимается ими не ради трансформации, а просто из любопытства, псевдонаучного интереса. Именно это послужило причиной эмоционального конфликта, в результате которого отец и сын «вычеркнули» друг друга из своей жизни, прекратив всякое общение. Вот вам еще одна реакция на события, направленная на разрыв отношений.
Ссора отца и сына важна еще и потому, что указывает на основную проблему, а именно, враждебность мальчика Фо по отношению к Ульриху фон Шпату. Сначала фон Шпат представляется как учитель Фо, он желает поймать мальчика и тем самым уберечь Мельхиора от его влияния. С другой стороны, ребенок боится фон Шпата и каждый раз спасается от него бегством. Мальчик старается повлиять на Мельхиора, и, как видите, состязание взрослого и ребенка продолжается бесконечно. В какой-то момент Мельхиор испытывает сильную приязнь к Ульриху фон Шпату – когда снимает перчатку и пожимает незнакомцу руку, обнаруживая кольцо на пальце. Однако, в общем, он ненавидит его и старается избегать общения. Постараемся вникнуть в это глубже.
Имя Ульрих фон Шпат (Spät – «Опоздавший») указывает на то, что незнакомец старше всех, и по отношению к мальчику должен играть роль отца. Он пытается быть его духовным наставником, учителем или отцом, и очевидно, что конфликт между ним и Фо является дальнейшим продолжением той ссоры между отцом и сыном, о которой мы говорили раньше. Если сын верит в трансформацию личности (правда, в абсолютно нереальной и фантастической форме), а отец, проявляя интерес к магии и оккультизму, не разделяет веры сына, то какого рода конфликт возникнет? Мы станем свидетелями столкновения двух миров. Каких?
Ответ: Двух поколений.
Да, отец возражал против трансформации, желая сохранить статус-кво, тогда как сын стремился к обновлению. Если соотнести это с идеей трансформации личности в алхимии, что мы тогда получим?
Ответ: Материальное и духовное отделены друг от друга. Отказавшись от своего отца, герой отрекся от материальности. Мельхиор сознательно занимался духовным поиском, но в таком случае материальная сторона жизни становится Тенью.
Да, но здесь есть тонкость. В какой-то мере отец является воплощением материальной стороны жизни. Но если разобраться, какую, по-вашему, сторону жизни он воплощал?
Ответ: Обе стороны, ведь он был мудрым старцем и магом!
Понимаете, в какой-то мере он является воплощением обеих сторон! Так как он читает книги, он воплощает духовность – постигает мир своим разумом, что представляет собой скрытый материализм. С другой стороны, вы может утверждать, что архетип духовности в романе – мальчик Фо. Действительно, Мельхиор – воплощение жажды духовной жизни, но вместе с тем его образ также материален, ведь друзья хотели преобразить человека с помощью настоящего яда. Это материализм. Поэтому в обоих образах [и отца, и Мельхиора] материальное и духовное разделены. Когда один из них уходит в сторону материализма, другой принимает духовную установку и разрывает отношения; но когда склонность к материализму проявляется у другого, тогда [появляется] Фо и увлекает к духовности. Поэтому я согласна с тем, что в данном случае происходит негативное отделение материального от духовного, но у обоих сразу! А чего не хватает?
Ответ: Анимы.
Да, психики (psyche), находящейся между двух противоположностей. Вот почему происходит разделение материального и духовного на обоих (враждебных друг другу) полюсах, и нет уз любви (vinculum amoris), чтобы их соединить, ведь Анима отсутствует. Поэтому отец занят духовными исканиями, в основе которых лежит скрытый материализм, а сына привлекают материалистические химические опыты, несущие в себе духовную основу. Их интересы сталкиваются, и отец и сын не понимают друг друга.
В известном смысле мы сегодня сталкиваемся с такой же проблемой. Взять, к примеру, различные течения в антропософии. В Лос-Анджелесе недавно была образована новая секта, основанная Мэнли Холлом (Manely Hall), члены которой считают себя чем-то вроде новых розенкрейцеров. Возрождается интерес к магии, к символике масонов и розенкрейцеров, к астрологии и оккультизму, при этом последователи всех подобных движений отрицают психологию. Они желают называть Запредельное миром духа, а проявления Анимуса – ангелом, явившемся из Запредельного; причем тем факторам, которым мы пытаемся дать определения с точки зрения психологии, они приписывают старинные названия, заимствованные из древних традиционных книг.
В Базеле живет человек по имени Юлиус Швабе (Julius Schwabe), основатель Конгресса Символизма, который проводится ежегодно. Он приглашает специалистов с докладами, посвященными символизму, а также ученых и представителей различных школ и направлений. Так, например, некоторые из них рассказывают о тибетской медицине.
Однажды я тоже была приглашена с тем, чтобы сделать доклад о юнгианской психологии. В конце моего выступления Швабе, председатель Конгресса, подвел итоги, используя терминологию оккультизма и прикрывая это фразами типа: «вот это и это – не что иное, как древний образ X Запредельного», назвав бессознательное «трансцендентным духовным миром» и т. п.
Вот он, настоящий господин фон Шпат (господин Опоздавший), поскольку его толкование [непонятного] – это шаг в прошлое. Такие объяснения возвращают нас к средневековым, даже шумерским и вавилонским магических понятиям. Докладчики употребляют термины XVI века, понятия, введенные Парацельсом, и все это у них совершенно перепутано. Получается искусная мешанина, прекрасное попурри из древних понятий, изъятых из контекста и употребляемых для обозначения феномена, который мы называем бессознательным. И таким образом истолковывается и объясняется любое понятие, а древние названия используются для того, чтобы привязать их к тому или иному [современному] явлению. Однако за всем этим ощущается присутствие огромной силы. Например, Швабе в данном случае мог бы сказать: «Итак, Фо – это пример Hermes infans, Mercurius infans, юного Меркурия»[75]. И вам кажется, что сказано нечто важное! Вот он, фон Шпат!
Это пример того, как распадаются на части внешняя и внутренняя реальность, материя и дух, все остальное. Мужчина, имеющий обязательства перед Анимой и испытывающий чувство долга по отношению к женщине (подруге или жене), всегда попадает в характерную жизненную ситуацию реального конфликта, разрываясь между двойными обязательствами как перед внутренней, так и перед внешней сторонами своей жизни. В такие моменты наступает осознание того, что жизнь есть распятие – а это базовая истина! Жизнь двойственна: это двойные обязательства, это конфликт, поскольку жизнь есть противоречие, столкновение двух направлений. Но именно этот конфликт и делает жизнь такой, какая она есть!
Такое понимание жизни недоступно фон Шпату, или он сам остается закрытым для него. Этот факт даже не приходит ему в голову, что становится еще одним из тех незначительных, но роковых поворотов в нашей истории, указывающих на ее трагический конец.
Лекция 10
На предыдущей лекции я постаралась вам наметить в общих чертах образ Ульриха фон Шпата, одной из самых загадочных фигур в этой книге. Его конфликт с мальчиками, происходящий на сверхличностном (superpersonal) уровне, как в зеркале отражает межличностный (personal) конфликт Мельхиора с отцом. Мельхиор изучает черную магию в поисках эликсира трансформации, а отец интересуется этим же предметом из любопытства (или из жажды знания, хотя нельзя сказать, что он стремился как-то творчески осмыслить полученное). По этой причине сын и отец ссорятся и перестают общаться. Однако теперь этот конфликт проявляется в гораздо большем масштабе: между фон Шпатом, воплощающем отца-покровителя, и мальчиком, давшим Мельхиору кольцо (фон Шпат намекает на то, что ищет мальчика затем, чтобы снова получить над ним власть).
Но перед тем как подробно комментировать значение этих образов, я приведу текст еще нескольких глав романа.
Вы помните, когда Мельхиор вернулся к себе домой, он снова увидел мальчика, который стал предостерегать его от общения с фон Шпатом. Он сказал: «Ты один из нас. Оставайся с нами и не попадайся в ловушки, расставленные фон Шпатом. Он знает тайну, с помощью которой может заставить всех нас стать неподвижными». Мельхиор спросил, что же это за тайна, а мальчик ответил, что если бы они знали секрет фон Шпата, они все давно были бы свободны. Потом он снял кольцо с руки Мельхиора, сказав, что оно запутает его еще больше и ввергнет в хаос. Затем в окне появился луч света, и мальчик исчез.
Следующая глава начинается с того, что в дверь его кабинета постучали. Мельхиор не отозвался.
Дверь приоткрылась, и Софи, жена Мельхиора, осторожно заглянула в комнату. Она невысокая брюнетка приятной внешности. Ее зеленые глаза смотрели прямо на Мельхиора, а губы, – чувственные, но лишенные четко очерченной формы, – слегка дрожали.
«Ты снова здесь, – произнесла она, – один в холодной комнате. Может быть, спустишься вниз? У нас так весело и интересно».
«Ты же знаешь, я не хочу иметь ничего общего с этими людьми, – печально ответил Мельхиор. – Почему ты не зажгла камин в кабинете?» (Он знал, что этой хитростью она хотела заставить его присоединиться к вечеринке.)
«Извини, я забыла», – сказала Софи.
«Ты всегда забываешь об этом, когда собираются твои гости, – возразил он. – Ты хочешь, чтобы я общался с людьми, которые не оставляют меня в покое. У меня нет на них времени».
«На меня у тебя тоже нет времени, – сказала Софи. – С теми людьми я хотя бы могу разговаривать по-человечески, но на тебя это наводит скуку».
«Да, обсуждать и пережевывать одно и тоже – это занятие действительно наводит на меня скуку, – ответил Мельхиор, – вы говорите всякую чепуху и над всем смеетесь».
На мгновение лицо жены приняло гневное выражение, но она сдержалась и спокойно ответила: «Я люблю чувствовать себя в знакомой обстановке, но ты этого не переносишь. Ты всегда хочешь заставить меня и всех остальных чувствовать себя в напряжении, пытаешься выбить почву у нас из-под ног. После встречи с тобой люди начинают чувствовать себя глупо, с ними невозможно серьезно разговаривать – они начинают молоть чепуху».
«Нет, ты меня совсем не понимаешь, – сказал Мельхиор. – Ты всегда ведешь себя слишком самоуверенно. Я могу только сказать, что твоя свобода – абсолютная иллюзия, так же, как и свобода твоих друзей – самообман. Самая ничтожная вещь их огорчает, потому что ни над ними, ни за ними нет ничего. О свободе может говорить только человек, испытавший смерть, хаос. Я не верю ни в незыблемость, ни в целостность, ни в постоянство, ни в свободу».
Софи с нетерпением произнесла: «Нас ждут гости. Пойдем вниз! Сегодня там царит абсолютная неразбериха, потому что у нас в гостях человек, который у всех вызывает смятение большее, чем ты. Он говорит очень странные вещи: утверждает, что стоит ему приказать, и целая армия духов подчинится ему».
Мельхиор улыбаясь, спрашивает: «Он говорит о духах? Ты скорее поверишь в мир духов, чем в духовность мира. Кто же он, этот повелитель духов?»
«Мой старый знакомый, – ответила Софи. – Он родом из того же города, что и я. Мы вместе играли, когда были детьми. Но всякий раз мы должны были ему починяться, поэтому с ним нам не удавалось играть так, как хотелось. Он был маленьким и слабым, однако никто не осмеливался вступать с ним в драку. Я очень рано уехала из родного дома и с тех пор никогда о нем не слышала. Теперь, спустя пятнадцать лет, он вдруг появился, и я попросила его остаться на чай».
«Как его зовут?»
«Ульрих фон Шпат!»
(Так мы узнаем, что фон Шпат был другом детства жены Мельхиора).
Мельхиор произнес: «Ах да, он остановился в Гранд-Отеле, не так ли?»
«Откуда ты знаешь? Вы с ним знакомы?»
«Я случайно с ним познакомился пару часов назад, а теперь он пробрался к нам в дом на вечеринку под предлогом давнего с тобой знакомства!» – Мельхиор был очень взволнован.
Софи насмешливо заметила: «Как ты сразу оживился! У тебя тут же появился интерес. Теперь я поняла, что должна приглашать на наши вечеринки всяких сумасшедших, чтобы хоть как-то тебя заинтересовать».
Мельхиор не дал ей закончить. «Ладно, пошли на вечеринку», – сказал он.
Войдя в комнату, они услышали, как фон Шпат говорил собравшимся: «Дамы и господа, вы будете смеяться над моими словами, но я уверяю, что могу показать вам вещи, похожие на воплощение сказки в реальной жизни. Каждого из вас я смогу поместить в маленькую бутылку – такую, какую сейчас держу в руке».
В комнате раздался взрыв смеха. Мельхиора и Софи сразу окружили люди, и наш герой заметил, что все они взволнованы и возбуждены. Он удивился: неужели фон Шпат так повлиял на гостей?
«Здорово, старик! – крикнул толстый, вульгарный искусствовед Генрих Трумпельштег (Trumpelsteg), хлопая Мельхиора по плечу. – Ты пришел как раз вовремя: твой знаменитый друг готов показать нам пару фокусов».
Но в этот момент в дверях появился шеф Мельхиора, профессор Кукс в очках в золотой оправе и представил свою жену – танцовщицу (молодую девицу, похожую на юношу). Лицо ее было покрыто зеленой пудрой, а губы накрашены фиолетовой помадой.
Мельхиор поразился, увидев эту компанию, а профессор Кукс бестактно произнес: «Взгляните на мою жену! Смотрите, как она прекрасна! Взгляните на ее ноги!» Он задрал юбку жены выше колен: «А то, что повыше, выглядит еще очаровательнее!»
Все засмеялись его шутке, громче всех – госпожа Кукс. Тут все женщины стали поднимать юбки, демонстрируя свои ляжки, при этом каждая сообщала, что ее ноги – самые красивые. Трумпельштег произнес: «Прекрасно, леди, я предлагаю устроить конкурс красоты. Так разоблачитесь же и покажите себя во всей своей красе, а мы решим, кто из вас прекраснейшая. Как и древние греки, мы не хотим ничего, кроме красоты и еще раз красоты!»
Раздались крики «Ура!», и тут же замелькали руки, ноги, предметы одежды и нижнего белья; через несколько минут все женщины оказались обнаженными. Мельхиор искоса взглянул на жену и увидел, что и она тоже разделась и насмешливо посматривает на него.
«Что же здесь происходит? – изумился Мельхиор. – Это похоже на сумасшедший дом. Должно быть, это результат странного воздействия господина фон Шпата. Неужели и мои идеи вызывали у людей такую же реакцию?» (Мельхиор всегда заставлял людей сомневаться в себе, разрушая их уверенность и буржуазную самонадеянность, однако теперь он спрашивал себя, могло ли все происходящее сейчас явиться результатом его влияния).
Обнаженная госпожа Кукс кружилась в танце, обнимаясь со всеми гостями. За ней следовали остальные женщины – они шлепали, царапали, кусали, щипали и целовали друг друга – мужчины же им неистово аплодировали. Мельхиор отвернулся от этого зрелища и оказался рядом с фон Шпатом, который направился к нему, раскрыв объятия.
«Мы встретились раньше, чем ожидали, – сказал фон Шпат. – Поразительно, что Вы по воле случая оказались мужем подруги моей юности!»
«Я не верю в случайные совпадения, – ответил Мельхиор, глядя фон Шпату прямо в глаза. – Так или иначе, мы сами осуществляем эти случайности».
Хотя разговор казался весьма обычным, Мельхиор понял, что в этот момент слова имели глубокий скрытый смысл, известный только ему и фон Шпату.
В это время появился Трумпельштег. Услышав последние слова, он громко заявил: «Да здравствует философия!». Он произнес это так громко, что все замолчали.
«Случайность! Случайность! – продолжал искусствовед. – Естественно, не бывает случайностей для таких магов, как Вы. Человек создает случайности, а господин фон Шпат управляет целой армией духов!» – захохотал Трумпельштег.
Затем господин Сильверханиск, пастор с выпученными глазами, пришедший сюда изучать дезориентацию современной души, сказал: «Да, господин фон Шпат убедил нас в том, о чем вы говорите. Но ни слова больше! Мы – современные, просвещенные люди и верим только фактам! Фактам, господин фон Шпат!»
Все остальные хором закричали: «Давайте факты!»
«Факты, – сказал школьный учитель Шульце (Schulze), присоединяясь к остальным, – нас убедят только факты! Мы верим только фактам, как учит нас великое время, в котором мы живем!»
«Браво!» – закричал хор голосов.
Трумпельштег, у которого не было больше сил сдерживаться, вскочил на стол и, по-обезьяньи замахав руками, завопил: «Дамы и господа, а как же искусство? Вы забыли об искусстве!» И пустился в пространные объяснения о том, что они не желают фактов, закончив словами: «Факты ничтожны. А мы хотим именно иллюзии! Да здравствуют рыцари Духа!» (в том смысле, что иллюзия уводит нас от реальности).
Все хором скандировали: «Да здравствуют рыцари Духа!», отбивая такт ладонями. Даже Софи, которая прежде молча стояла в углу, понемногу возбуждаясь всеобщим весельем, хлопала себя по бедрам, присоединяясь к смеху.
Мельхиор и фон Шпат, улыбаясь, смотрели друг на друга. Мельхиор чувствовал себя так, будто от всего происходящего его отделяла тонкая завеса. Крики, визг и остальной шум казались ему не слишком громкими; все представлялось каким-то далеким, необычным и странным. Только с фон Шпатом он ощущал тесную связь.
В следующей главе ситуация становится спокойнее. Собравшиеся в доме Мельхиора постепенно приходят в себя, но атмосфера становится напряженнее, и люди начинают шептаться между собой. Ульрих фон Шпат выходит из комнаты и через некоторое время возвращается. Он открывает дверь и медленно входит в комнату с полуприкрытыми глазами. Он находится в облаке голубоватого сияющего тумана, из которого видна его белая голова. В одной руке он держит удивительную маленькую бутылку, а в другой – сверкающий нож. Кажется, он никого не замечает. Скользящей танцующей походкой он направляется в противоположный угол комнаты и, сделав в этом направлении два шага, устремляет на Мельхиора полный неприязни взгляд, который наш герой лишь время от времени замечал на себе.
Искусствовед Трумпельштег и танцовщица госпожа Кукс, которые до этого делали друг другу какие-то знаки, при приближении фон Шпата, вышли из группы гостей и, держа что-то в руках, спокойно последовали за ним. Тем временем фон Шпат подошел к окну, поставил бутылку на маленький столик и повернулся к присутствующим; его бледное лицо выглядело как у лунатика.
Вдруг в руке Трумпельштега оказался револьвер; хриплым от гнева голосом он закричал: «Стойте! Вы хотите убить всех нас. Это уже не шутки!»
Фон Шпат быстро поднес к горлышку бутылки указательный палец, и на дно упала капля его крови. В тот же момент Трумпельштег стал размером с большой палец и оказался внутри сосуда, в стеклянной тюрьме.
От страха и ужаса госпожа Кукс замахнулась ножом на фон Шпата, но тот снова, быстро надрезав кожу, поднес указательный палец к горлышку бутылки, и на дно упала вторая капля крови. Госпожа Кукс сразу уменьшилась в размерах и тоже оказалась за стеклом.
Сначала все замерли от изумления, но затем раздался взрыв хохота: смеялись все, кроме профессора Кукса, который завыл как раненый зверь: «Верните мою жену или я позову полицию!» Но он не отважился подойти близко к фон Шпату.
«Полиция! Полиция! – закричали все присутствующие. – Где здесь телефон?»
А школьный учитель Шульце бегал от одной группы к другой и громко шептал: «Ради Бога, не раздражайте его! Он может посадить в бутылку всех нас, даже полицию, что тогда будем делать? Тогда мы все пропадем! Сохраняйте спокойствие!»
Застыв в оцепенении, никто не знал что делать; Софи вцепилась в мужа: она держала его за руку и умоляла уговорить фон Шпата освободить узников. Она старалась сдержать слезы и лепетала: «Почему я должна все это терпеть? Мельхиор, что ты от меня хочешь?»
Даже не взглянув на нее, Мельхиор ответил: «Что я от тебя хочу? Ничего! Ты сделала выбор много лет назад. Нас с тобой больше ничего не связывает». Всплеснув руками, Софи без чувств упала на пол.
Тогда заговорил пастор, господин Сильверханиск: «Дорогие братья во Христе, наступил день Страшного Суда. Внемля своей гордыне, мы усомнились в Его всемогуществе, и теперь мы за это наказаны. Опустимся на колени, и может быть, Его недосягаемая доброта освободит нас из ловушки Сатаны. Помолимся!» Все пали на колени.
Фон Шпат взял со столика маленькую бутылку и поднял ее вверх. Подойдя поближе, гости увидели, как в бутылке нагой Трумпельштег заигрывает с госпожой Кукс. Они стали танцевать, делая круг за кругом, все больше сближаясь, пока, наконец, не слились в страстном объятии.
Когда пастор увидел это, молитва застряла у него в горле, а глаза почти вылезли из орбит. Все сгрудились вокруг фон Шпата, чтобы увидеть, что происходит в бутылке. Кто-то тихо засмеялся, через несколько минут раздался общий смех, и люди стали падать друг другу в объятия, целоваться, смеяться и танцевать. Устав от хохота, они еще раз подходили посмотреть на беззаботную, слившуюся в экстазе парочку и снова обнимались, целовались, кружились в танце.
Только профессор Кукс вне себя от ярости намеревался напасть на фон Шпата, но его удержали, усадили в кресло, привязав веревкой так, что он не мог двинуться с места. Фон Шпат поставил маленькую бутылку на стол и хлопнул в ладоши. Комната тут же наполнилась белым туманом, оттуда появились семь девушек в белом и склонились перед магом. Откуда-то из-под земли раздались звуки танцевальной музыки. Фон Шпат взял за руку одну из девушек и впервые за все время открыл глаза, излучающие серебристый свет. Как только его глаза полностью открылись, все увидели, что фон Шпатов стало семь – по количеству девушек, и семь иллюзионистов тут же закружились в танце с незнакомками. Когда танец закончился, все исчезло, и маг снова оказался одним фон Шпатом.
После этого большая дверь в стене комнаты неслышно отворилась, и собравшиеся увидели стол, богато сервированный напитками и закуской. Голос, показавшийся Мельхиору знакомым, приглашал войти и сесть за стол. Это была торговка яблоками. Она стояла на пороге комнаты и протягивала яблоки входящим гостям.