— А почему его отправили на каторгу? — спросила любопытная Фанни.
— Да это из-за той истории с колдуном. Он был соучастник какого-то хромого дьявола, которого сожгли на Гревской площади.
Анжелика задрожала — прошлое опять преследовало ее. Она плотнее прижала к себе обезьянку и хотела уйти наверх, но рассказ притягивал ее, как магнитом.
— Да-а, это была история! — продолжала Бертилия. — Мавр знал, как предсказывать судьбу, и его обвинили в колдовстве. Моя хозяйка обращалась даже к ля Вуазин, этой ведьме. Но, узнав, кто отец ребенка, эта прорицательница отказала ей в избавлении от проклятого плода.
По-детски переставляя ноги, к столу подошел Баркароль.
— Да, я видел эту даму моей хозяйки. Я маленький дьявол. Это я открываю двери всем приходящим к прорицательнице.
— Я тоже тебя помню, — пролепетала уже пьяная Бертилия. — Я помню, как прорицательница сказала, чтобы она не настаивала, потому что ребенок от мавра. Графиня даже угрожала колдунье, но та была неумолима. И моей госпоже пришлось рожать. Прорицательница сказала, что только примет роды. Время наступило. Ля Вуазин выкачала из моей госпожи много денег. И вот она, наконец, родила. Все было согласовано заранее, это полнейшая тайна. На рассвете я проводила хозяйку домой, но для всех она осталась беременной. А теперь в декабре она «родит» белого младенца и покажет его мужу.
Под веселый смех Бертилия закончила свой рассказ.
— А мне за труды графиня подарила вот эту золотую цепочку и медальон.
Вдруг она обратилась к карлику:
— Да, вот еще. Любимый карлик королевы скончался, — сказала, подумав Бертилия, — и королева горько переживает, ведь она беременна, а карлица, жена покойного, в отчаянии. Никто не может ее утешить. Я думаю, что ей понадобится новый супруг.
|
|
— О, я знаю, что понравлюсь этой почтенной даме, — радостно воскликнул Баркароль. — Ведь я мужчина в теле, — и он захохотал. — Отведи меня к королеве, красотка. Я уверен, что понравлюсь ей.
— Но карлица разговаривает только на испанском языке, — заметила Бертилия.
— Неважно, я говорю на всех языках! — воскликнул карлик.
Все засмеялись.
— Не забудь своих друзей, когда станешь богатым, — сквозь зубы процедил Каламбреден.
Бертилия ушла.
Все были возбуждены этой историей. На столе появились кружки с вином. Анжелика вышла из своего укрытия и подошла к столу.
Карлик заметил ее и сделал реверанс.
— Дорогая «маркиза», — начал он, — разрешите мне назначить вам свидание в будуаре королевы. — Он быстро выбежал из зала, хлопнув дверью.
В эту ночь в башне Несль долго не смолкали голоса. Никто не мог успокоиться после рассказа Бертилии.
Только в третьем часу ночи в башне воцарилась тишина.
Глава 9
Весь королевский двор находился в Фонтенбло.
Нельзя было найти более прекрасного и прохладного места, чтобы спастись от летнего зноя, чем этот удивительный замок, сложенный из белого мрамора, который был построен во времена Франциска I. Все вокруг дышало свежестью из-за множества фонтанов во дворе замка.
В этой обстановке Людовик XIV решал государственные дела, развлекался, любил.
Сейчас он был влюблен в красавицу Луизу де Лавальер.
— У короля новая фаворитка, — повсюду шептали придворные.
Король-солнце любил театр, и для него на лоне природы ставились пьесы, где Луиза де Лавальер играла то Диану, бегущую по лесу, то Венеру — богиню любви.
|
|
А что оставалось делать придворным? Они во всем подражали королю. Они понимали, что на короля можно влиять только через любовницу. И вот тут началось.
Придворные затевали интриги, чтобы получить теплое Место или заслужить королевскую милость, покровительство или ренту.
В то время, как королева, занятая материнством, оставалась в своих апартаментах со своей любимой карлицей, король проводил время в весельях, обедах, карнавалах. Жизнь короля проходила на виду королевского двора, и трудно было скрыть что-либо. Повсюду с ним была его новая фаворитка Луиза де Лавальер. Этот некогда строптивый мальчик, познавший силу власти, правил теперь страной и всеми подданными.
***
Анжелика сидела на берегу Сены и чувствовала зловонный запах гнилой тины. Она смотрела на сумерки, спустившиеся над Нотр-Дам.
Над квадратными башнями солнце было уже желтое, и неугомонные ласточки наслаждались последними отблесками дня. Время от времени какая-нибудь из птиц, пролетая мимо Анжелики, брала на берегу немного глины и тут же взмывала ввысь.
Невдалеке Анжелика видела дорогу, подходившую вплотную к берегу Сены. Это был самый большой водопой в Париже. В этот вечерний час вереницы лошадей, гонимые извозчиками, направлялись к водопою. Их тихое ржание слышалось в прозрачном вечернем воздухе. Уставшие за день, извозчики медленно распрягали лошадей.
Бросив последний взгляд на Нотр-Дам, Анжелика поднялась.
— Я должна пойти и посмотреть на своих сыновей, — решительно сказала она себе.
|
|
Паромщик за 20 сольди доставил ее в порт Святого Эндрю. Анжелика прошла по улице и остановилась в нескольких шагах от дома, где жил прокурор Фалло де Сансе. Она вовсе не хотела предстать в доме своей сестры в таком нищенском виде, в юбке, разорванной сбоку, в деревянных башмаках на босу ногу, с волосами, связанными в узел. Мысль о том, что, притаившись где-нибудь в уголке, она сможет хоть одним глазом увидеть своих крошек, придавала ей силы.
С недавнего времени эта мысль стала навязчивой идеей. Маленькое личико Флоримона появлялось, как из пропасти, в момент исступления, которое часто посещало ее со дня казни мужа. Она видела его красивые вьющиеся черные волосы, слышала, как он лепетал.
Сколько ему теперь лет? Наверное, немногим более двух.
А Кантор? Ему было семь месяцев. Анжелика не представляла его себе. Ведь она оставила его таким крошкой.
Опершись о стену лавки сапожника, Анжелика принялась рассматривать фасад дома. Год назад она приехала проведать сестру в золоченой карете. Именно отсюда она отправилась на триумфальный въезд короля. И Като ля Борше передала ей заманчивое предложение суперинтенданта Фуке.
— Соглашайтесь, дорогая моя! Это лучше, чем потерять жизнь.
Но она отказалась. И вот потеряла все. Анжелика спрашивала себя:
— Разве я не потеряла жизнь?
Сейчас у нее не было ни имени, ни прав, ни средств к существованию. Она попросту умерла для общества.
Шло время, но дом казался пустынным. Через грязные окна кабинета прокурора можно было различить силуэты клерков, сидящих за столами. Один из них вышел, чтобы зажечь фонарь перед входом в дом. Анжелика тихо подошла к нему.
— Скажите, пожалуйста, господин прокурор у себя или уехал в деревню? — спросила она неуверенным тоном.
Прежде чем ответить, клерк внимательно осмотрел свою посетительницу.
— Прокурор здесь больше не живет, — грубо ответил он. — Он оставил свой пост из-за неприятностей после процесса о колдовстве, в котором была замешана его семья. Он переехал в другой район.
— А вы не знаете куда? — с надеждой спросила Анжелика.
— Нет, — глухо ответил клерк. — Но если бы и знал, то все равно не сказал бы, ты не похожа на его клиентку.
Он вошел в дом и хлопнул дверью.
— Ходят тут всякие, — бормотал он, поднимаясь по лестнице.
Анжелике стало плохо, горький комок подкатился к горлу, она думала, что вот-вот зарыдает. Последнее время она жила мыслью хоть на секунду увидеть милые личики своих детей. Однажды она видела, как Барба держала на руках Кантора, а веселый Флоримон играл около ее ног. Но это было так давно. И вот они исчезли навсегда. Она присела на ящик, несмотря на его грязь.
Вдруг дверь мастерской открылась и вышел сапожник, чтобы закрыть ставни. Он слышал ее разговор с клерком и, так как был порядочным человеком, подошел к Анжелике и сказал:
— Я знаю, где работает служанка прокурора. Последний раз я видел ее в лавке торговца жареным мясом на улице Вале де Мизер под вывеской «Храбрый петух».
Анжелика поблагодарила сапожника и отправилась искать таверну «Храбрый петух».
Улица Вале де Мизер находилась позади тюрьмы Шантль. На этой улице располагалось множество таверн и кабаков. День и ночь здесь сновали люди, это было бойкое место и пользовалось популярностью в Париже.
Харчевня «Храбрый петух», одно из самых захолустных заведений, стояла в отдалении. Анжелика вошла в еле освещенный зал. За прилавком возвышался большой мужчина, на его голову был натянут грязный берет, перед ним стоял стакан с вином, и казалось, что он был занят им больше, чем клиентами. Клиентура была немногочисленной несколько бродяг и мелких торговцев беседовали за рюмкой водки.
Анжелика обратилась к толстому повару:
— Скажите, пожалуйста, работает ли здесь служанка Барба?
Повар небрежно показал ей на кухню. Зайдя туда, Анжелика без труда узнала Барбу. Она сидела перед камином и ощипывала тощую курицу.
— Барба, — тихо позвала Анжелика.
Барба тяжело подняла голову, вытерла рукой пот со лба и устало ответила:
— Чего тебе, нищенка?
— Барба, — повторила Анжелика, улыбаясь. — Ты не узнаешь меня?
Через мгновенье лицо Барбы засияло, глаза удивленно расширились и она бросилась на шею Анжелике.
— О, мадам графиня, извините меня, пожалуйста, я вас не узнала.
— Не называй меня мадам, — глухо сказала Анжелика.
Она осторожно облокотилась на край очага, от которого шел сильный жар, и спросила:
— Где мои малыши?
Полные щеки Барбы задрожали, она разрыдалась.
— Они у кормилицы в деревне Лоншат, мадам.
— Разве они не у моей сестры Ортанс?
— На второй день после вашего ухода она отправила их к кормилице. Потом я покинула дом прокурора и сейчас работаю у других господ. Теперь так трудно заработать себе на жизнь. — Она продолжала плакать, ее красное лицо стало мокрым от слез.
Пока Барба еще что-то говорила, Анжелика думала, где может находиться эта деревня.
— Где ты живешь, Барба?
— Тут, наверху, мадам.
— Не называй меня мадам.
В этот момент на пороге кухни появился хозяин «Храброго петуха», почтенный господин Бурже.
— Барба, скоро будет готова курица? — грубо спросил он. — А это еще что за нищенка? Убирайся отсюда, вшивая дрянь! — завопил он.
Но в этот вечер Анжелика была настроена агрессивно. Она повернулась к вошедшему и, упершись руками в бедра, вылила весь словарь ля Поляк на голову одуревшего хозяина «Храброго петуха».
— Заройся, ты, старое лысое чучело! Мне не нужны твои бумажные петухи. А что касается тебя, старая лысая бочка, если ты скажешь еще хоть слово, я заткну тебе глотку грязной тряпкой.
— О, мадам! — воскликнула пораженная до глубины души Барба.
Анжелика, воспользовавшись смущением хозяина, прошмыгнула на улицу, успев сказать Барбе, что будет ждать ее после работы возле забора.
Поздно вечером, закончив работу, Барба открыла потайную калитку и впустила Анжелику во двор.
— Пойдемте ко мне, мадам, но у меня так бедно.
— Ничего, я успела познать нищету, — ответила Анжелика, снимая башмаки, чтобы не шуметь.
Они вошли в чистую комнату. Анжелика присела на кровать.
— Простите, пожалуйста, хозяина, мадам. Вообще он хороший человек. Но после того, как умерла его жена, он запил и дела идут плохо.
— Можно, я останусь у тебя на ночь? — устало спросила Анжелика. — Завтра с рассветом я поеду искать своих детей.
— О, мадам, это для меня большая честь!
— Не называй меня, пожалуйста, мадам, Барба. Я не похожа на мадам. Посмотри на меня, я нищая.
— Мадам, — пролепетала Барба, — расчесывает ли кто-нибудь ваши волосы?
— Не плачь, Барба, прошу тебя.
— Если мадам позволит, у меня есть гребешок. Я бы как там, в Тулузе.
— Ну, если ты так хочешь, только не плачь.
— Я не плачу, мадам.
— Я верю, что придет день, и все кончится. Мы еще поживем, Барба.
В эту ночь они спали на одной кровати: служанка Барба и блистательная когда-то графиня де Пейрак, ставшая по иронии судьбы нищенкой.
Ранним утром, когда все еще спали, они тихо спустились на кухню, Барба дала выпить Анжелике теплого вина и завернула на дорогу несколько ватрушек. На прощанье Анжелика крепко поцеловала свою бывшую служанку.
Тихо она вышла из таверны по направлению к воротам Сен-Оноре. За городом ее путь лежал в сторону деревни Лоншат, где, как сказала Барба, должны были находиться ее малыши.
Она еще не знала, что сделает. Может, украдкой посмотрит на них со стороны.
Вскоре она прибыла в деревню Лоншат. Спросив, где находится дом кормилицы, она подошла и остановилась на другой стороне улицы. Анжелика увидела, что около дома в пыли играли несколько детей под присмотром девочки лет тринадцати. Дети были худенькие и грязно одетые. Напрасно она пыталась узнать в игравших Флоримона.
Вдруг из ворот вышла дородная женщина. Анжелика сразу поняла, что это и есть кормилица. Она смело приблизилась к ней.
— Могу ли я увидеть двоих мальчиков, которых привезла к вам мадам Фалло де Сансе? — спросила она.
Крестьянка оглядела ее с ног до головы.
— За этих детей уже давно никто не платит. То, что оставила мадам Фалло де Сансе, хватило только на месяц. Я ездила в Париж, но мне сказали, что она переехала. Ну и воспитание у этих полицейских крыс! Все они одинаковы, что прокуроры, что адвокаты.
— А где сейчас эти дети?
— Где-то во дворе. Я занимаюсь теми детьми, за которых мне платят.
Подошла девочка, которую Анжелика видела на улице.
— Пойдемте со мной, — тихо сказала она, — я вам покажу, где они.
Анжелика пошла за Девочкой. Неизвестно почему у нее болело сердце. Она предчувствовала что-то.
Девочка провела Анжелику через двор фермы и вошла в хлев, где две худые коровы жалобно мычали. Позади кормушки Анжелика увидела клетку, стоящую на полу, в ней находился ребенок, примерно десяти месяцев от роду. Он был голый, на дне клетки лежали какие-то грязные лохмотья. Ребенок с жадностью сосал грязный палец. Потеряв дар речи, Анжелика вытащила клетку на свет.
— Это я положила его в хлев, — пробормотала девочка, — ночью здесь теплее, чем в погребе, куда его бросила хозяйка, и в хлеве везде корочки хлеба, а когда я дою коров, то даю ему немного молока.
Ошеломленная Анжелика рассматривала ребенка. Это не мог быть Кантор. Маленькое тельце ребенка было покрыто гнойными прыщами. Кантор родился блондином, а волосы этого ребенка были темно-коричневого цвета. В этот момент ребенок повернулся к ней лицом.
— У него такие же красивые глаза, как у вас, мадам! — воскликнула девочка. — Значит, это ваш ребенок.
— Да, я его мать, — смущенно сказала Анжелика. — А где старший?
— Он, наверное, прячется в собачьей конуре.
Вошла кормилица.
— Жаннетта, не вмешивайся не в свои дела, — грубо гаркнула крестьянка.
Но Анжелика уже направилась к собачьей будке.
— Он все время прячется за собаку, так как боится, что его будут бить.
Наконец они выманили собаку, и Жаннетта вытащила что-то черное изнутри. Это был Флоримон. Его черные волосы были спутаны, это было подобие ребенка с телосложением, напоминающим скелет, одетый в лохмотья. Анжелика стала на колени и отодвинула волосы со лба малыша. Она увидела бледное худое личико, на котором, как угольки, блестели черные глаза. Было довольно жарко, но ребенок дрожал, его тело было покрыто слоем грязи.
Анжелика подошла к кормилице.
— Вы хотели, чтобы они умерли с голоду? — грозно спросила она. — Вы их оставили медленно умирать в нищете. Вы подлая женщина. Бог покарает вас.
Крестьянка побелела.
— Как ты смеешь мне указывать, проклятая нищенка! А ну-ка, иди с моего двора!
Не говоря ни слова, Анжелика взяла на руки Кантора, а Флоримона повязала за спину, как это делают цыганки.
— Что ты собираешься делать? — удивилась кормилица. — Ты не имеешь права забирать их, ты должна заплатить, а почом забирай этих оборванцев.
Анжелика порылась в кармане и бросила на землю несколько монет. Крестьянка засмеялась.
— Ты должна заплатить мне 100 луидоров. Давай деньги или оставь детей, не то я позову соседей с собаками. Они тебе покажут, как воровать детей во дворах.
Она стала перед дверью и загородила Анжелике дорогу. Анжелика разозлилась и резким движением выхватила нож Родогона. Острое лезвие заиграло на солнце.
— Уйди с дороги, дрянь, — сухо бросила Анжелика, — или я выпущу на землю твои тухлые внутренности.
Услышав воровской жаргон, кормилица попятилась. Она знала, на что способны люди парижского «дна».
— И не вздумай звать на помощь, иначе завтра твоя ферма вспыхнет огнем, а ты будешь лежать с перерезанным горлом. Ты поняла?
Кормилица раскрыла рот, но не могла произнести ни слова. Как завороженная она следила за острием ножа.
— А-а… проходи, — пролепетала она.
Анжелика спрятала нож и быстро вышла на улицу. Не раздумывая, она направилась в сторону Парижа. Еще долго обезумевшая крестьянка смотрела вслед удаляющейся нищенке.
Опустив голову, Анжелика устало шла по краю дороги. Проезжающие кареты богатых господ обдавали ее пылью и грязью. Но она шла, не останавливаясь, боясь, что кто-нибудь отнимет у нее бесценную ношу.
В башне Несль ля Поляк, сидевшая за стаканом вина, помогла ей устроить детей.
Глава 10
Каламбреден равнодушно отнесся к тому, что Анжелика привела своих детей в башню Несль. Он посмотрел на них с жалостью.
— Ты с ума сошла, — серьезно сказал он Анжелике — Как ты могла додуматься до того, чтобы привести сюда детей? Разве ты не видишь, чем занимаются здесь дети? Ты хочешь, чтобы они тоже просили милостыню, чтобы их сожрали крысы или чтобы этот ублюдок Тухлый Жан украл их у тебя?
Подавленная этими неожиданными упреками, Анжелика в отчаянье ухватилась за сюртук Никола.
— Но куда же мне их везти, Никола? Посмотри, что с ними сделалось. Они умирают с голоду, и я их привела сюда не для того, чтобы им сделали больно, а чтобы они находились под твоим покровительством. Ты такой сильный, Никола.
Она всем телом прижалась к нему, растерянная, покорная, и слезы выступили у нее на глазах. Анжелика смотрела на него таким жалобным взглядом, какого Никола никогда не видел у нее.
— Я не смогу их всегда защитить, — произнес он, качая головой, — твои дети благородной крови.
— Но почему?! У тебя же власть! Тебя же все боятся! — воскликнула Анжелика из последних сил и разразилась рыданиями.
— Я не так силен, как тебе это кажется. Ты истрепала мне сердце. Такие, как я, — сказал он, задумавшись, — когда болит сердце, начинают делать глупости. Иногда я просыпаюсь ночью и говорю: «Берегись, Каламбреден, аббатство Монт-Регре недалеко», и у меня мурашки бегают по всему телу.
— Не говори так, — прошептала Анжелика. — Единственный раз я прошу тебя об одолжении, мой дорогой Никола. Помоги мне, спаси моих крошек. Я буду тебя любить, — и она опять зарыдала.
— Ладно, подумаю, — сказал Никола и вышел.
Казалось, его сердце растопили слезы Анжелики.
***
Мальчиков назвали «ангелочками». Под покровительством Каламбредена они разделяли жизнь Анжелики на парижском «дне», полном опасностей и тайн. Они спали на большом кожаном чемодане, на дне которого лежали самые дорогие материи из арсенала башни.
Каждое утро им приносили молоко. Снегирь и Гобер подстерегали крестьянок, едущих на рынок с медными бидонами на головах, и брали с них налог за проезд мимо башни Несль. И, так как это был самый короткий путь, крестьянкам ничего не оставалось делать, как отливать молоко, дань для «ангелочков».
Флоримон и Кантор разбудили застывшее сердце Анжелики. Вернувшись из деревни Лоншат, где она взяла их у кормилицы, Анжелика повела их к Великому Матье. Она хотела взять у него мазь для ран Кантора, и с крошкой Флоримоном надо было что-то делать, чтобы вернуть к жизни это дрожащее тельце, переносившее с трудом даже ласки матери. Когда она рассталась с ним, он говорил, а сейчас все время молчал.
Утром Анжелика в сопровождении ля Поляк отправилась на прием к Великому Матье. Парижский врач и дантист встретил их любезно. Он раздвинул занавески и проводил их, как знатных дам, в свой кабинет, в который никто не имел права входить. Там царил неописуемый беспорядок. Различные баночки с мазью, порошки, микстуры, пузырьки занимали стеллажи. В углу стояли колбы, банки, лежали различные травы, из которых он готовил целебные настойки.
Он тщательно осмотрел раны Кантора и присыпал их порошком собственного производства, сказав, что через восемь дней они исчезнут, как прошлогодний снег.
С Флоримоном было гораздо хуже. Очень осторожно Великий Матье осмотрел его и с улыбкой вернул растерянной Анжелике. Потом он прошелся по комнате, почесал подбородок, для важности полистал какие-то книги. Анжелика стояла ни жива ни мертва от страха.
— Что с ним? — спросила она слабым голосом. — Он будет жить? Мой мальчик поправится?
— Ничего опасного нет, — выпятив нижнюю губу, гордо произнес Великий Матье, — но он очень истощен. Корми его понемногу, выводи на воздух. — И все будет хорошо. Так, — он стал в позу великого врача, — сколько ему было лет, когда ты его бросила?
— Почти два года, — пролепетала Анжелика.
— Да, это очень опасный возраст, — задумчиво сказал лекарь. — Лучше бы это случилось сразу после рождения или позже. В этом возрасте дети только соприкасаются с жизнью и нежелательно, чтобы они начали познавать ее с плохой стороны.
Со слезами на глазах смотрела Анжелика на врача. Она поражалась, как этот грубиян мог так красиво говорить.
— Запомни, — сказал наконец врач повелительным голосом, — главное, чтобы он никогда не знал ни холода, ни голода, ни страха, чтобы он не чувствовал себя покинутым, чтобы его окружали одни и те же лица, чтобы он был счастлив. Только при этих условиях он будет жить. Мы еще погуляем на его свадьбе, — и он залился таким громким смехом, что все вокруг задрожало.
В это время в комнату поднялся клиент с распухшей щекой и страдельческой миной на лице.
— У-у, проклятье, — выругался врач. — Нет от них покоя. Не дадут поговорить с женщиной.
Он нехотя проводил Анжелику к выходу и сказал ей вдогонку, беря в свои волосатые руки ужасные клещи:
— Заставь его улыбаться.
Клиент при виде клещей замычал, закричал, как ужаленный, потом раздался слабый стон. Великий Матье задернул штору.
***
С этого дня в башне Несль все пытались всячески развеселить Флоримона. Для него танцевали, пели, но он ужасно боялся, закрывал глаза и дрожал, как осиновый лист на ветру. Единственное, что его привлекало, это обезьянка Пикколло.
Однажды вечером кто-то заиграл на шарманке грустную песню. Анжелика, державшая Флоримона на коленях, почувствовала, как он вздрогнул и посмотрел на нее. Его маленький ротик приоткрылся, обнажая маленькие, как росинки, зубки, и тихим глухим голосом, исходящим откуда-то изнутри, растерянно проговорил:
— Мамочка!
Это было первое слово, которое Анжелика услышала от своего сына после долгой разлуки. Да, его здоровье восстанавливалось.
Глава 11
Лето подходило к концу, и вот пришел холодный и дождливый сентябрь.
— Скоро зима, — тихо сказал Черный хлеб, поеживаясь под своими лохмотьями и протягивая руки к огню.
Мокрые дрова потрескивали в очаге большого зала в башне Несль.
Богатые буржуа в это время года доставали из сундуков теплую одежду. У богатых и у нищих были свои заботы.
Все придворные были поражены внезапным арестом богатейшего суперинтенданта финансов господина Фуке.
Нищие же только и говорили об открытии ярмарки и о борьбе двух банд и их главарей, Родогона и Каламбредена, за власть.
Арест господина Фуке грянул как гром среди ясного неба. Несколько недель назад, до ареста, король и королева-мать были приняты суперинтендантом, любившим роскошь, в его замке Во ля Виконт. Этот знаменитый замок, построенный знаменитым архитектором Ле Во, был украшен фресками художника Ле Брюна. Именитые гости осмотрели сады, окружавшие замок, которые поливались специальным водопроводом, гроты, фонтаны, скульптурные ансамбли. Потом все последовали в «Зеленый театр» смотреть остроумную комедию молодого автора Мольера. Она называлась «Несносные».
Молодой король с завистью смотрел на всю эту роскошь. Несколько недель спустя, когда господин Фуке садился в свою золоченую карету, к нему подошел мушкетер из королевской охраны.
— Ваша карета не там, монсеньор, — заявил мушкетер, — садитесь, пожалуйста, в ту, — и он показал на черную карету с решетками.
— Что это значит? — возмутился крайне удивленный суперинтендант.
— Именем короля вы арестованы, — спокойно ответил мушкетер.
— Король — наш владыка, — сказал побелевший Фуке, — ему виднее, но я бы хотел, для его же блага, чтобы он думал о будущем.
Это были последние слова суперинтенданта. Дело было сделано. Молодой король стремился к власти, сметая всех на своем пути. Этот арест походил на тот, сделанный год назад, когда точно так же подъехала карета и был арестован Жоффрей де Пейрак, могущественный тулузский вассал, впоследствии сожженный на костре как колдун на Гревской площади. Влиятельные особы догадывались, что эти два ареста связаны между собой, но молчали, боясь опалы. Все знали, что Фуке помогал Фронде и что молодой король давно точил зуб на суперинтенданта.
Людовик XIV был спокоен и уверен в себе, постепенно убирая с дороги всех своих противников. Он был уверен, что Англия не заступится за Фуке, как это было год назад, когда Тулуза восстала против ареста графа де Пейрака. Да, это была великая победа короля-солнце, абсолютного монарха, говорившего своим притихшим придворным:
— Государство — это я, господа!
Что касается суперинтенданта Фуке, то о нем просто забыли. Все его дворцы и богатства перешли к королю, а для него потянулись долгие годы в Бастилии.
У Анжелики не было времени следить за этими событиями. «Великие» делали заговоры, предавали и попадали в опалу, потом исчезали. Молодой король «уравнивал» головы своим придворным. Теперь никто не мог встать ему поперек дороги, и король-солнце успокоился.
Никто не знал, что маленький ларец с ядом, предназначавшийся королевской семье, находился в одной из бойниц замка дю Плесси-Бельер. Анжелика, по иронии судьбы, была единственным человеком, знавшим эту страшную тайну.
Анжелика с ужасом ждала приближения зимы. Ведь одной ей было бы легче, но теперь у нее на руках были два сына, Флоримон и Кантор.
Если весь королевский двор жил спокойной, размеренной жизнью, то весь воровской мир притаился в ожидании страшной резни, которая должна была состояться на ярмарке Сен-Жермен. В тот момент, когда королева и весь Париж ждали рождения наследника французского престола, толпы бродяг из банды Родогона-цыгана вошли в Париж.
Эта схватка на ярмарке Сен-Жермен испортила настроение парижанам с первых дней ее открытия. Там видели, как лакеи избивали студентов, как знатные сеньоры прокалывали друг друга шпагами, как какие-то люди переворачивали кареты и поджигали их, трупы валялись повсюду. Но никто не знал, кто же был зачинщиком этой резни.
И только один человек мог ответить на этот вопрос, это был полицейский по имени Дегре. Вот уже год он работал капитаном-экспертом при тюрьме Шантль. Это был талантливый сыщик, его самого и его собаку хорошо знали и проклинали на парижском «дне». В 1678 году он первый раскроет «Дело о ядах», дело об этой даме, затрагивающей подступы к трону. А пока шел 1661 год. Дегре и его собака знали все злачные места в Париже: притоны, сходки нищих и т.д. Дегре уже давно следил за соперничеством двух главарей самых могущественных банд в Париже, дравшихся за первенство на ярмарке Сен-Жермен. Но этим все не кончалось, так как эти два главаря были соперниками в любви.
Они оба были влюблены в одну женщину с глазами цвета морской волны, которую звали «маркиза ангелов».
***
В это утро Дегре поставил своих людей на подступах к ярмарке. Он не смог сдержать резни на ярмарке, которая разразилась с быстротой молнии, но в этот раз было арестовано много бандитов. На рассвете следующего дня 20 самых отъявленных бандитов были вывезены за город и повешены.
По правде сказать, популярность ярмарки была огромной. На ней побывал весь Париж. Даже король однажды вечером посетил ее со своим двором. На ярмарку Сен-Жермен съезжались отовсюду. Там были торговцы из провинций юга Франции. Португальцы торговали тонким фарфором, провансальцы продавали апельсины и лимоны. Фламандцы привезли свои знаменитые картины и сыры, прорицатели предсказывали будущее. В маленьких балаганах давали представления. Можно было увидеть крысу, танцующую под звуки свирели, и другие чудеса.
Публика смешалась. Аристократы и знатные дамы поглядывали на все эти развлечения из окон своих карет. Работали все кабаре и трактиры. Поистине это был народный праздник.
Но все знали, что на ярмарке столкнутся две банды. До этого было уже много стычек, что кто-то из двух главарей должен умереть. Это была борьба за власть, за существование.
В эту ночь люди Каламбредена собрались в большом зале, чтобы обсудить создавшееся положение. Деревянный зад восседал на своем «блюде», как дьявол в преисподней.