Пролог
Hey hey I saved the world today
Everybody's happy now
The bad things gone away
And everybody's happy now
The good thing's here to stay
Please let it stay
There's a million mouths to feed
And I've got everything I need
I'm breathing
And there's a hurting thing inside
But I've got everything to hide
I'm grieving
(Хей, хей, сегодня я спас мир,
Все счастливы,
Зло изгнано прочь,
И все счастливы,
Добро остаётся здесь,
Пожалуйста, пусть оно останется.
Есть миллионы тех, кто голодает,
А у меня есть всё, что мне нужно,
Я дышу,
Но что-то ноет внутри,
А я должен скрывать
Своё горе).
«Eurythmics», «I Saved The World Today».
Послеполуденное солнце вливалось в дом через открытое окно слишком щедро: слепило глаза, пускало солнечные зайчики от отполированных боков противней и кастрюль прямо в лицо Гарри. Он щурился, но не прекращал раскатывать тесто — в своё время руки его были так приучены к этой работе, что могли бы справиться и вовсе без помощи зрения.
— Гарри, а почему тут такие буквы… все какие-то ломаные? — подал голос Кевин.
— Ломаные? Покажи-ка, — Кевин с явной натугой приподнял толстенную книгу, развернув её страницами к старшему брату. — Ага, так и есть. В одиннадцатом веке под влиянием готического стиля в архитектуре развился новый шрифт, или, по-другому, п о шиб — его стали называть готика или фрактура. Он завоевал всю Европу и господствовал там до пятнадцатого века, когда началась Эпоха Возрождения, и изобрели более округлый и удобочитаемый шрифт гуманистическая антиква…
— Значит, эта книга такая старая? — Кевин перелистнул страницу. — Ух ты…
— Нет, не обязательно старая — ближе к середине двадцатого века, когда шла война с Гриндельвальдом, готический шрифт снова стал популярен… А вообще говоря, — наставительно заметил Гарри, вырезая формочкой-ромбиком будущие печенья, — тебе ещё рано зачитываться «Сравнительным анализом ядов на органической и неорганической основе». Независимо от шрифта.
— Но мне же её профессор Снейп подарил! — Кевин непонимающе взглянул на Гарри. — Разве от неё будет какой-то вред?
— От неё самой по себе — не будет… ладно, читай, но, ради Мерлина, не пытайся ничего варить. Если станет очень интересно, лучше спроси у меня.
— Хорошо, — Кевин с опасной небрежностью покачнулся на задних ножках стула и принялся прилежно штудировать свой подарок.
— Том, не поможешь переложить печенья на противень?
В четыре руки Гарри и Том молча перекладывали аккуратные ромбики на смазанный маслом металл, и на душе у Гарри было нехорошо. В последние несколько недель Том стал как-то тише, чем с самого начала; говорил меньше, слушался без возражений, по вечерам сидел у себя в комнате и читал что-нибудь — как правило, что-нибудь безобидное, насколько было ведомо Гарри, наподобие учебника Гербологии за первый курс. Ничего из того, что Гарри знал о маленьком Томе, не вязалось с этим образом излишне примерного мальчика.
В конце концов, как бы сильно его теперь не любили, этот Том успел убить кролика кого-то из своих врагов по приюту, запугать ещё нескольких человек, заведя их в пещеру, и натворить ещё много чего. Он должен был воровать, с трудом поддаваться перевоспитанию и держаться независимо, потому что никогда не умел жить по-другому.
Вместо этого Том держался тише воды и ниже травы, доводя своего свежеиспечённого отца до нервного тика. Единственным, у кого получалось разговорить Тома, был Кевин — но он бы, наверное, и камни в фундаменте Хогвартса разговорил, приди ему в голову такая идея; Гарри же каждый день искал ключик к подозрительному затишью своего старшего сына и никак не мог найти. А время текло, пронизанное солнечными лучами, запахом жасминовых кустов в саду, следами от подушки на щеках, тёплыми каплями летнего дождя — текло неумолимо, сквозь пальцы, и Гарри два раза за последнюю неделю просыпался, подскакивая в кровати: ему снилось, что он теряет что-то важное. Ищет, ищет, обшаривает все углы, заглядывает под шкафы, обыскивает сад, лихорадочно, панически переворачивает вверх дном весь дом — и не может найти. А время всё идёт и идёт…
Блейз подал голос, и Гарри метнулся к стоявшей тут же коляске — что случилось?
Ничего особенного, слава Мерлину. Просто проголодался.
— Вот, — Том протянул Гарри бутылочку со смесью для Блейза.
— Спасибо, — Гарри принял бутылочку со смешанным чувством благодарности и досады — ну не должен нормальный ребёнок себя так вести! Уж на что Кевин души не чает в Блейзе Седрике, но не ухитряется вот так догадываться, что нужно.
— Печенье я сейчас поставлю в духовку, — сообщил Том почти хмуро.
Гарри, провожая Тома взглядом, ткнул бутылочкой не глядя и попал мимо рта Блейза. Последний остался этим обстоятельством недоволен и испустил такую трель, что Кевин вздрогнул и, потеряв равновесие, свалился на спину вместе со стулом.
— Жив? — осведомился Гарри, поспешно заткнув сыну рот едой.
— Кажется, да, — отозвался Кевин. — Ой, страницы помялись…
— Дай разглажу, — Том опустился на колени рядом с Кевином и провёл ладонью по смявшейся бумаге. Послышался тихий хруст; пергамент выпрямился и сделал вид, будто с ним никогда не происходило ничего особенного.
— Спасибо! — Кевин порывисто обхватил Тома обеими руками, позабыв о книге. — Здорово… а ты давно так умеешь?
— Недавно, — Том неловко пожал плечами — делать это в чьих-то тесных объятиях было неудобно. — Увидел, как папа делает так же, и решил, что я тоже могу…
Гарри кормил Блейза, не вмешиваясь в разговор. А что ещё, интересно знать, Том вот так ненавязчиво перенял? Конечно, дома Гарри Непростительными не кидался и уж тем более не тренировался в дуэлях, но… если, например, тем же приёмом для разглаживания страниц и белья воспользоваться на лице человека, результат будет печально предсказуем.
Почувствовав на себе пристальный взгляд, Гарри не выдержал и поднял голову; Том смотрел на него так же, как сегодня на кладбище в Годриковой Лощине — жадно, жарко, не отрываясь, с недетской сосредоточенностью и требованием чего-то, чего Гарри понять не мог — быть может, потому что сам никогда не требовал ни у кого ничего подобного. Тёмно-карие, бархатные глаза зачаровывали, и Гарри вспомнилось, как два точно таких же смотрели из медальона-хоркрукса.
По-хорошему, об этом стоило бы забыть навсегда.
* * *
— Занятия возобновятся с этого же сентября, — Снейп держал тонкостенную белую чашку с чаем обеими ладонями, ещё ни разу не отпив из неё, держал бережно, как некую хрупкую драгоценность. — Я буду вести зелья, Минерва надеется справиться с Трансфигурацией и обязанностями директора вместе. В качестве преподавателя ЗОТС она планирует Люпина, но тот наотрез отказывается и причин не объясняет.
Гарри смешался; по его разумению, говорить о человеке в третьем лице, когда он присутствует, было невежливо. С другой стороны, профессор Зельеварения тоже отлично это знает и всё равно говорит — с некой своей целью. Гарри взглянул на Люпина, внимательно изучавшего разлом печенья.
— Ремус, почему ты не хочешь быть учителем?
Люпин пожал плечами.
— Ты считаешь, эта должность для меня? — он взглянул Гарри в глаза и тут же отвёл взгляд. — Ты так считаешь?
— Я считаю, нет никого, кто справился бы лучше, — убеждённо сказал Гарри. — Я действительно так думаю.
— Действительно? — эхом повторил Ремус.
— Действительно, — с нажимом сказал Гарри. Он знал, что оба они помнят третий курс Гарри так живо, словно это произошло совсем недавно — золото в глазах Ремуса, жёсткая парта под спиной Гарри, помутнение в голове, сладкое и неправильное до мозга костей; отрезвление, мучительное, как скипидар на коже, у одного, и оглушающее, прозрачное чувство новизны и собственной странной взрослости у другого. — Ты — отличный учитель.
— Я в этом совсем не уверен, — горько сказал Ремус. Остальные безмолвно переводили взгляд с одного на другого, пытаясь вникнуть в смысл этого словесного пинг-понга.
Мы не должны
— А я уверен. Не забывай, это ты научил меня бороться с моими страхами, — напомнил Гарри.
Но будем
Ремус замолчал и окунул печенье в розетку с джемом.
— Луни? — вопросительно окликнул Сириус.
— Хорошо, — буркнул Люпин и демонстративно откусил сразу полпеченья. Прожевал и продолжил:
— Но если что, Гарри, то я уйду немедленно.
— «Если что» что? — уточнил Снейп.
— Неважно, — хором сказали Гарри и Ремус. Пожалуй, только Блейз Седрик, безмятежно сопевший в своей колыбели, не понял, что на самом деле это очень даже важно.
— А если поточнее? — Сириус нахмурился.
— Хочешь ещё чаю? — предложил Гарри невинно.
Сириус побуравил крёстника пытливым взглядом и сдался:
— Давай.
— Значит, эта проблема решена, — медленно проговорил Снейп. — Отлично.
— А есть ещё какая-то? — Гарри подложил всем джема в розетки.
— Да, есть, — Снейп поставил чашку на блюдце, так и не выпив ни глотка. — С начала августа мы начнём рассылать письма со списками учебников. У тебя в доме целых два будущих первокурсника — да-да, Кевин, из-за войны все останутся на второй год, кроме седьмого курса — стало быть, Гарри, тебя эта проблема тоже касается.
Всё не сговариваясь обратили внимание на Тома; тот сгорбился на своём стуле, зажав руки между коленями, и упорно смотрел на блюдце перед собой.
— Пусть только кто-нибудь попробует хоть взглянуть на Тома косо! — вскинулся Кевин. — У меня в прошлом году получались отличные Ступефаи…
— Ступефаи — это не выход, — Гарри мысленно поблагодарил Северуса за то, что он взял эти слова на себя. — Нужно не отделяться от людей, а вливаться в их общество.
«Кто бы говорил-то», — Гарри сдержал смешок, который прозвучал бы сейчас очень непедагогично.
— И что Вы предлагаете? — почти обиженно спросил Кевин.
Снейп зачерпнул джем ложкой и позволил сладкой массе не спеша упасть обратно.
— Гарри.
Гарри промолчал.
— Гарри? — озадаченно спросил Сириус.
— Под его личной защитой Том сумеет подружиться с остальными, — развил свою — довольно-таки, на взгляд Гарри, спорную — мысль Снейп.
— Я планировал стать целителем, — Гарри тщательно помешал ложечкой чай, куда забыл добавить сахар. Не будет ли Тому только хуже из-за покровительства знаменитого отца? С другой стороны, он ведь не обычный первокурсник…
— Тебя всё равно не возьмут на курсы без результатов ТРИТОНов.
— Кому как не тебе знать, что я могу их сдать хоть сейчас, — ложка периодически задевала дно и стенки чашки и недовольно, надсадно звенела. — Кроме того, кем мне быть в Хогвартсе? Мишенью для дротиков в каморке Филча?
Ремус, Сириус и Кевин синхронно прыснули в чашки.
— Мадам Помфри утверждает, что ей требуется помощник. Дескать, ей хочется спихнуть на кого-нибудь лечение разбитых коленок и расстройств желудка от избытка сладостей.
Ложка выжидательно замерла.
— С такой практикой тебя возьмут потом на курсы и без ТРИТОНов, достаточно будет результатов СОВ и рекомендации Поппи. Я узнавал.
Оставленная в покое ложка подребезжала о край чашки и затихла; Гарри потянулся к блюду с печеньем и взял себе одно.
— Ну раз так, то решено, — сказал он.
— Я… — Том неожиданно дотронулся до предплечья Гарри. — Папа, я и сам могу о себе позаботиться. Правда.
Гарри накрыл ладонью робкие, липкие от джема пальцы и ободряюще сжал.
— Можешь, но не должен.
— А ты не должен ради меня нарушать свои планы…
— Чепуха, — разулыбался Гарри. — Ты — мой сын. Знаешь, что это значит?
— Что?
— Это значит, что защищать тебя и быть с тобой для меня в сто раз лучше, чем заниматься чем угодно ещё.
Там, где кожа Гарри вплотную касалась кожи Тома, проскакивали крохотные золотистые искорки, заметные любому внимательному наблюдателю; тёплые и слегка щекотные, они удивляли Гарри, но не настораживали.
Том молчал, что-то обдумывая. Блейз неожиданно захныкал, и искорки немедленно погасли.
— Кевин, посмотри, что случилось, — попросил Гарри.
— Ага, — Кевин сунул в рот почти целое печенье, непостижимым образом вымазавшись при этом в сливовом джеме по самые уши, и поднялся из-за стола.
— Эта проблема тоже решена, — удовлетворённо сказал Снейп.
— Надеюсь, у тебя больше нет в запасе никаких сюрпризов? — Гарри снова сжал руку Тома и легонько поцеловал его в висок.
— Пока нет, — зельевар глотнул чая. — Но если хочешь, я найду.
— Пока не хочу, — рассмеялся Гарри. — И попробуй наконец моё печенье.
В поздних сумерках нельзя было уже различить в густой траве тропинку, ведшую через сад к калитке; Люмос озарял дорогу мертвенно-белым светом.
— Отсюда уже можно аппарировать, — Гарри остановился у самой калитки. — Я решил не ставить очень объёмные щиты.
-Спасибо за чай, — Сириус стиснул крестника в объятиях. — Приходи к нам как-нибудь, и всех детей бери с собой.
— Они у тебя замечательные, все трое, — добавил Ремус, гася Люмос и пряча палочку в карман. — Никогда не подозревал, что ты будешь примерным отцом семейства.
— А уж я-то как не подозревал, — улыбнулся Гарри. — Если больше не соберётесь в гости, пришлите хотя бы сову — Кевин обожает получать весточки от вас обоих.
— Заметано, — пообещал Сириус.
— До свидания, Гарри, — Ремус взял Сириуса за руку.
— До свидания.
Они аппарировали вместе. Гарри опёрся о калитку локтями и вытянул из кармана сигареты; зажёг одну огоньком с ладони.
— Что-то у тебя в семье не так, — Северус первым нарушил тишину.
— Знаю, — Гарри стряхнул пепел с сигареты; тлеющий красный кончик описал в тёмном воздухе живописную маленькую дугу. — Может, в Хогвартсе что-нибудь изменится. Сам знаешь, я понятия не имею, как и что делается в нормальных семьях. Не Дурслей же брать за образец…
Зельевар опёрся о низенький забор рядом с Гарри; от неизменной чёрной мантии пахн у ло шалфеем и совсем чуть-чуть сиренью. «С утра варил зелье от тараканов, — привычно определил Гарри. — Опять, наверное, развелись в хранилище с ингредиентами».
— Нормальная семья? — Северус хмыкнул. — Боюсь, тебе не светит. Сам понимаешь, почему.
— Понимаю, — Гарри затянулся и выдохнул плотную волну светлого дыма. — А тебе?
— Мне тоже.
Последовала пауза, в течение которой Гарри сосредоточенно курил, а Северус, щурясь, всматривался куда-то в густеющие сумерки.
— У меня вечно было чёрт-те что в личной жизни, — сказал он наконец. — Как правило, на меня обращали внимание мальчики-мажоры разной степени мажорности, и я шёл у них на поводу, что приводило к различной величины неприятностям. И я даже никогда не думал о том, чтобы обзавестись ребёнком. Пока шпионишь для обеих сторон разом, как-то совсем не до этого.
— Ты отлично смотришься с Блейзом Седриком на руках, — заметил Гарри и затушил сигарету о калитку.
— Спасибо, — Снейп снова помолчал. В сумерках его бледное лицо казалось нарисованным акварелью; черты лица слегка размывались, длинные пряди волос лежали прихотливыми мазками кисти, губы были еле различимы — словно их выделили одним-единственным касанием самого светлого серого, какой только можно развести в палитре. — Я полагаю, мои проблемы шли от того, что не я выбирал, а меня выбирали. Впрочем, у меня никогда не было желания выбирать самому.
Гарри ждал продолжения, нервно кусая губы.
— А теперь есть, — полушёпотом закончил Северус.
— Я никогда не был мажором, — очень тихо сказал Гарри.
— Знаю. Именно за это, пожалуй, я тебя сначала и ненавидел.
— А потом?
— А потом понял, что люблю, — шепнул Северус почти беззвучно.
Гарри придвинулся ближе — так, чтобы чувствовать тепло тела, скрытого под глухой мантией — и переплёл пальцы с пальцами Северуса. Мозоли от ножа и пестика для измельчения ингредиентов у обоих были совершенно одинаковые.
Северус повернулся и поцеловал чуть приоткрытые губы Гарри, не выпуская наружу ответное признание — так ловят сачком редчайшую бабочку, опасаясь повредить, потерять хоть мельчайшую частицу пыльцы с многоцветных переливчатых крыльев, так присваивают шедевры живописи, вешая их там, где никто посторонний не увидит — так Северус ловил осторожные движения губ Гарри, запоминая, согревая собственным дыханием, обволакивая восторженной нежностью.
Я. Тоже. Тебя. Люблю.
Искра упала в солому; пламя вспыхнуло и загорелось — жарко и ровно; Северус прижал Гарри спиной к неровным доскам забора; судорожно обнимал за плечи, прижимал к себе, вжимал в себя, укрывая от ветра. Из нежности — в исступление, в отчаяние; из благоговения — в голод, который утоляют только руки, запущенные под рубашку, чужая твёрдость и лихорадочный жар под слоем ткани, нетерпеливые губы, оставляющие метки на коже — это изумительно и прекрасно, невыносимо прекрасно, это почти больно, это кружит голову, как хмель, и заставляет поверить, что ты ещё жив, всё ещё жив, и рядом с тобой есть кто-то другой, живой и тёплый, ищущий твоих губ, твоего жара, твоего наслаждения — просто чтобы видеть, как искажается твоё лицо, когда тебе так хорошо, как только может быть, если ты есть.
Гарри вжался лицом в плечо Северуса; рваное дыхание зельевара шевелило непослушный вихор на затылке, вечно стоящий торчком. Кончики пальцев Гарри вырисовывали круги по спине Северуса; шероховатая ткань мантии раздражала чувствительную кожу, и Гарри знал, что слабое покалывание останется в пальцах ещё на несколько минут после того, как Северус аппарирует.
Тонкий серпик растущей луны не разгонял окончательно сгустившейся темноты, но в его лучах можно было ясно различить очертания двух сплетшихся фигур у калитки. Мягкий рассеянный свет из-за занавесок на окнах обрисовывал с двух сторон силуэт на крыльце — худое мальчишечье тело, тёмные волосы, белое пятно лица.
Возвращаясь в дом, оставшийся незамеченным силуэт бесшумно прикрыл за собой дверь.
24.01.2010
Глава 1
When's it my turn?
Wouldn't I love
Love to explore that shore above?
Out of the sea
Wish I could be part of that world.
(Когда моя очередь?
Разве мне не понравилось бы
Исследовать этот берег там, наверху?
Прочь из моря;
Я так хотел бы быть частью этого мира)
Susan Bell, «Part of Your World».
С утра зарядил дождь, мелкий и нудный; поэтому Гарри раскрыл большущий радужный зонтик и доверил Тому нести его над головами всей семьи — во-первых, не стоило при магглах демонстрировать водооталкивающие чары, во-вторых, Тома и Кевина яркий лёгкий зонтик определённо забавлял, в-третьих, Гарри питал слабую надежду, что зонтик как-нибудь замаскирует их четверых от любопытных взглядов. Хотя если бы они решили и в самом деле спрятаться от окружающих, им стоило бы обзавестись не зонтиком, а неброским чёрным шатром на колёсиках, чтобы никто не увидел, кто внутри…
Как всегда первого сентября, Кингс-Кросс был полон народу, а уж девятая платформа в особенности: полные энтузиазма школьники с тележками исчезали в стене один за другим, и общее их число от этого никак не уменьшалось — по крайней мере, на глазок этого было не заметить. Те, кто слонялся по платформе, выжидая момент поудобнее — нельзя же, в самом деле, так обнаглеть, чтобы толпами проходить сквозь стену — с радостью переключались на редкостное развлечение: семью Поттеров в полном составе. Гарри доверил Кевину Блейза и крепко обнял обоих своих первокурсников за плечи: Тому было очень неуютно под взглядами, и он сам в кои-то веки жался к Гарри, явно не осознавая этого — зонтик над их головами подрагивал. Кевин же не обращал на окружающих никакого внимания, воркуя что-то ласковое в адрес своего племянника, но тоже ничуть не возражал против объятий.
— Папа, — нервно пробормотал Том; тонкие пальцы, сжимавшие ручку зонта, побелели от напряжения. — Папа, это обязательно — ехать в Хогвартс?.. Я…
— Обязательно, — вздохнул Гарри. — Не нервничай так, всё будет хорошо, правда. Сначала некоторые могут относиться к тебе плохо из-за того, кем ты был, но потом увидят, что ты не Лорд Вольдеморт. Ко мне тоже относились плохо на первых курсах…
— Но ты ведь никогда не был злым лордом, — резонно возразил чересчур рассудительный для своих лет Том. — И что, если… чтоеслиятебяподведу?
Последние слова он выпалил на одном дыхании и сразу же уставился на лениво пузырящуюся лужу справа от себя.
— Что бы ты ни делал — ты всё равно мой сын, — Гарри попытался призвать на помощь всё своё благоразумие и дипломатичность, чтобы не сделать только хуже.
— А если я попаду в Слизерин… опять? — кратко посвящённый летом в основные факты своей биографии Том взглянул Гарри в лицо — кажется, больше всего на свете он боялся повторить тот свой жизненный путь и огорчить этим папу. По крайней мере, Гарри очень надеялся, что дело обстоит именно так, потому что никакие способности эмпата и никакая легилименция не могли помочь разобраться в том хаосе, что царил внутри одиннадцатилетних бывших Лордов.
Другое дело, что Том ещё не понимал — не в факультете дело; и поймёт это очень нескоро, так же, как и все те, кто будет учиться с ним бок о бок.
— И что? Я тоже учился в Слизерине… и Северус учился там и теперь декан этого факультета, — Гарри вздрогнул от неожиданности, когда три или четыре букета цветов, прилетев с разных сторон, шлёпнулись ему под ноги.
— Ой, что это? — Кевин отвлёкся от общения с Блейзом. — Опять хризантемы? Гарри, у Тома ведь на них аллергия…
— Я помню, — Гарри собрал букеты и оттащил их к ближайшей урне — злоупотреблять магией на глазах и без того подозрительно косящихся маггловских полицейских не стоило.
Когда он вернулся к своим оставленным без присмотра мальчикам, Блейз Седрик громким рёвом выражал своё неудовольствие существующим миропорядком и игнорировал все уговоры Кевина уменьшить количество децибел, Том, ёжась, зябко обхватывал себя обеими руками, а невесть откуда появившийся Ремус держал над ними тремя зонтик и сам при этом мок под холодными струями.
— Привет, Рем, — Гарри улыбнулся ему и взял Блейза из рук Кевина. — Тс-с, золотце моё, что ты так раскричался? Есть хочешь? В туалет?
Слава Мерлину, Блейз желал только есть, но Гарри подозревал, что на пути в Хогвартс придётся иметь дело и со второй проблемой. Придерживая локтем затылок причмокивающего своей молочной смесью Блейза, Гарри снова улыбнулся Ремусу.
— А где Сириус? Он решил нас не провожать?
При этих словах у оборотня стало такое несчастное лицо, что Гарри осёкся.
— Что-то случилось?..
— Можно и так сказать, — с некоторым сомнением отозвался Ремус; судя по его лицу, «что-то» было не менее чем Апокалипсисом. — Пожалуй, я потом расскажу тебе подробно…
Гарри не вполне уловил, в чём повод для отсрочки разговора — в том, что Ремусу неприятно было говорить о причине, по которой крёстный не пришёл, или же просто беседа была не для детских ушей, но возражать не стал. Кевин, наверняка тоже живо интересовавшийся отсутствием обожаемого Сириуса, смолчал, и это был явственный знак, что он попытается подслушать, когда Гарри и Ремус заговорят на эту животрепещущую тему. Том же, нервничавший тем сильнее, чем большее количество народу пялилось на него, вряд ли даже заметил, что кого-то не хватает, и это было к лучшему, потому что Гарри, положа руку на сердце, не сомневался, что усыновление ни на йоту не изменило характер и склонности Тома — одного из самых слизеринистых слизеринцев во все времена.
— Пойдёмте на платформу, — предложил Гарри, опасливо косясь на группу экзальтированных четверокурсниц с охапками фиалок и тюльпанов — вдруг они решатся не только бросить цветы кумиру под ноги, а вручить лично и даже автографы попросить? — Чего тут торчать…
Ремус услужливо взялся за ручку нагруженной сундуками тележки, кинув сверху зонтик и свой чемодан — кажется, тот же самый, который был на третьем курсе Гарри; Кевин принял сонного и сытого Блейза из рук Гарри и поспешил вслед за своим будущим преподавателем ЗОТС.
— Том, — окликнул Гарри.
Никакой реакции.
— Том, — Гарри перешёл на серпентарго.
Том вздрогнул и чуть-чуть расслабил плечи — ему нравилось болтать с Гарри на змеином языке, хотя сам он никогда не начинал такие разговоры.
— Пойдём на платформу, — Гарри присел перед Томом на корточки и взял его за руки; узкие детские ладони обдали его холодом. — Пойдём, уже пора, — Гарри легонько подышал на ладошки Тома, согревая. Экзальтированные девицы в стороне яростно перешёптывались и толкали друг друга локтями так энергично, что ещё немного — и им со сломанными рёбрами предстояло бы стать первыми пациентами Гарри в роли ассистента хогвартского колдомедика.
— Я не хочу, — спокойно сказал Том; руки его подрагивали.
— Почему?
— Просто не хочу.
Гарри тихонько вздохнул. Это стоило бы предвидеть хотя бы потому, что энтузиазм, с которым Том приобретал новую палочку, учебники и форму, стыдливо болтался где-то ниже плинтуса.
— Брось им вызов, — предложил Гарри.
— Кому?
— Им всем, — Гарри мотнул головой куда-то в сторону; чёлка упала на глаза, и он нетерпеливо сдул её. — Брось им вызов. Покажи, что ты не тот, кем они тебя считают — потому что кем бы они тебя ни считали, они не могут знать правды.
— И как, по-твоему, звучит правда?
Гарри поцеловал по очереди центр каждой ладони Тома, выигрывая время на обдумывание ответа.
— Правда — это то, что я люблю тебя, и ты любишь меня, — Гарри ронял эти «люблю», «любишь» с весомостью отбойного молотка. Некоторые вещи лучше проговаривать вслух сразу, чтобы строить на них всё, что будет сказано позже. — И мы с тобой знаем, что все разговоры о Лорде — ерунда на постном масле. Есть мы, а остальное — чепуха и шелуха.
— Не только мы, — напомнил Том. — Кевин, Блейз Седрик, Северус, Ремус, Сириус…
— Не только, — согласился Гарри. — И это замечательно, что у нас есть и Кевин, и Блейз, и Северус, и Ремус, и Сириус... Разве нет?
Том замолк, обдумывая эту мысль. Гарри встал и убрал со лба Тома промокшие под дождём пряди волос; золотистая искорка проскочила под пальцами Гарри, уколов, как электричеством.
— Пойдём отсюда, — тон Тома был почти приказным. — Пойдём к поезду.
Проходя мимо пялящихся четверокурсниц, Том метнул в их сторону такой взгляд, что они пороняли букеты. Гарри сдержал порыв заметить, что под предложением «бросить им вызов» имелось в виду не совсем это, и, придерживая Тома за плечо, проскользнул на платформу девять и три четверти.
* * *
Самое первое купе, примыкавшее к паровозу, они заняли целиком, благо оно было свободно; Гарри и Ремус распихали багаж по полкам и завели светский непринуждённый разговор о том, что ждёт первокурсников в Хогвартсе — о предметах, о преподавателях, о призраках, о движущихся лестницах… кое-что Кевин уже знал и успел рассказать Тому, но нормальной учёбы на его долю в прошлом году не досталось, так что оба слушали с интересом, поуменьшившимся лишь тогда, когда в купе постучала волшебница, продававшая сладости, и Гарри потратил на всякие разности галлеонов десять. Воспользовавшись тем, что Кевин и Том склонились над какой-то очень, по-видимому, интригующей карточкой из шоколадной лягушки, Гарри выскользнул за дверь, потянув Ремуса за собой.
В тамбуре было холодно; ветер забирался под мантию Гарри и ерошил волосы. Острый и свежий дым полынно-мятной сигареты повис в воздухе.
— Что произошло? — Гарри мягко подтолкнул Ремуса, явно не собиравшегося начинать тягостный разговор.
— Я рассказал Сириусу, — Ремус обхватил себя обеими руками, словно озябнув.
— О чём рассказал? — недопонял Гарри; холодок неприятного предчувствия возник под ложечкой.
— О нас.
— Ты рассказал ему о… — сигарета выпала у Гарри из рук. — Господи, Ремус, зачем?!
— Он спросил меня сегодня, — Ремус упорно смотрел в пол, как будто там было что-то интересное. — Он… он всегда добивается от меня, чего хочет… ты же знаешь, как это бывает. К тому же я… мне стало немного легче, когда я рассказал ему. Я четыре с лишним года таскал это в себе.
— Ремус…
— Я знаю, я — идиот, — поспешил оборотень предупредить возможный реприманд от Гарри. — Правда, чего-чего, а этого я в свой адрес не слышал… он кричал, что я грязный педофил, что меня нельзя подпускать к детям, что если бы это был не я, а кто угодно другой, он перегрыз бы мне горло…
Все возможные слова застряли у Гарри в горле.
— А потом он собрал вещи и ушёл, — отстранённо продолжил Ремус. — И пожелал мне сдохнуть за то, что я растлил его крёстника и испоганил последнему всю жизнь.
Гарри никогда не слышал, чтобы Ремус так смеялся — сухо, колюче, озлобленно.
— Ремус… — Гарри неловко приобнял оборотня за плечи. — Он успокоится. И поймёт, что на самом деле всё совсем не так.
— Но это так, — возразил Ремус, не делая попыток высвободиться из объятия Гарри. — Если бы не я…
— Если бы не ты, я бы никогда не поверил, что от этого занятия можно получать удовольствие, — Гарри криво усмехнулся.
— Что ты имеешь в виду?
— На том же курсе, весной, меня изнасиловали, — информацию пришлось буквально выталкивать из себя, но ради Ремуса Гарри готов был переворошить старые воспоминания, сколь бы неприятными они ни были. — И нет, я не скажу, кто это был — они уже давно получили своё за то, что сделали… и я давно с этим справился, не надо выражать сочувствие… я сейчас не об этом. Если бы не ты, мой первый опыт был бы… не самым вдохновляющим на дальнейшие попытки, так скажем. Педофилия это была или нет, я тебя растлил или ты меня — но это спасло изрядную часть моей психики. У меня было, что противопоставить боли, понимаешь?
Ремус вздохнул. По его лицу видно было, что он не считает тему изнасилования закрытой, но спорить с Гарри сейчас было бесполезно, и это оборотень тоже понимал.
— Тем не менее, это ничуть меня не оправдывает. Я уверен, если бы Минерва знала, она никогда бы не пригласила меня преподавать и была бы абсолютно права.
— На свете есть много вещей, о которых не обязательно рассказывать всем подряд, — возразил Гарри. — Если бы Магический Мир знал, что приходилось делать мне, меня без раздумий запихнули бы в Азкабан.
— Некорректное сравнение, Гарри.
— А по-моему, вполне корректное. Поэтому не беспокойся — Сириус остынет и всё поймёт. Он ведь любит тебя.
— Кажется, как раз это и оскорбило его больше всего — то, что он любит грязного педофила, — хмыкнул Ремус. — Не думаю, чтобы этот факт послужил смягчающим обстоятельством…
— Ему придётся привыкнуть к мысли, что не всё в этом мире чёрное и белое, — Гарри сжал губы. — Война кончилась.
Если реплика о войне и была неуместной, то Ремусу она таковой не показалась.
— Для Сириуса она никогда не заканчивалась и даже не начиналась — он родился, уже воюя со всем миром.
— Если понадобится, я лично попытаюсь вбить ему в голову, что всё не так просто, как кажется, — Гарри зажёг ещё одну сигарету.
— Не нужно. Я справлюсь сам. В конце концов, Сириус не станет сообщать об этом в «Пророк» и вряд ли поделится пикантными новостями с Минервой. Скорее всего, сейчас он пьёт в каком-нибудь трактире на Дрянн-аллее и проклинает тот день и час, когда я появился в его жизни.
Гарри утешающе поцеловал Ремуса в щёку. Больше, пожалуй, он ничего не мог сейчас сделать.
— Гарри, ты это видел? — Кевин протянул ему карточку из шоколадной лягушки; по лицу Поттера-младшего нельзя было прочесть, нравится ему то, что на ней изображено, или нет.
Гарри взглянул на карточку и узнал своё собственное смущённо улыбающееся лицо. Фотография была сделана не так давно, судя по длине волос, но явно до рождения Блейза, поскольку Гарри на фото не озаботился тем, чтобы убрать свои лохмы назад, подальше от загребущих младенческих ладошек. Это была даже вполне удачная фотография, особенно учитывая, что он понятия не имел, что его фотографируют. Подпись под изображением была куда как хуже.
«Гарри Поттер, Мальчик-Который-Выжил.
В настоящее время стажёр-колдомедик в школе чародейства и волшебства Хогвартс.
Знаменит победой на Тёмным Лордом Вольдемортом в 1981 году, победой в Турнире Трёх Волшебников в 1994 году и триумфальным усыновлением Томаса Марволо Риддла, более известного как Лорд Вольдеморт, в 1998 году. Во второй войне против Вольдеморта возглавлял светлую сторону. Самый юный анимаг в истории Магического мира. Мистер Поттер увлекается квиддичем и научными изысканиями в различных областях магического знания».
Гарри очень хотел бы знать, кто это написал: тогда он смог бы пооборвать этому графоману его кривые руки. «Триумфальное усыновление» — как вам это понравится? Кроме того, Том больше не Марволо и не Риддл, о чём неизвестный графоман предпочёл деликатно умолчать, вставив вместо этого бестолковые ремарки о квиддиче и анимагии. «Более известного как Лорд Вольдеморт» — как мило было с их стороны втиснуть на карточку эту подробность, чтобы каждый ребёнок-маг, которому вздумается съесть шоколадную лягушку, запомнил накрепко, кем Том был когда-то!
— Сейчас увидел в первый раз, — Гарри смял карточку в руке; твёрдая бумага хрустнула под пальцами. — Не сказать, чтобы мне это понравилось.
Кевин выглядел расстроенным, Том — колеблющимся между озлобленностью и унынием, Ремус — сердитым. Атмосфера срочно нуждалась в разрядке, но, прежде чем Гарри успел что-нибудь придумать на этот счёт, Блейз заревел громко и требовательно. Чувствуя себя дезертиром, спешно покидающим поле боя, — довольно неприятное и непривычное ощущение — Гарри ретировался к жаждущему внимания пухлому свёртку хлопковых пелёнок. На повестке дня оказалась вторая проблема из тех двух, которых Гарри страшился чуть ранее, и злополучная карточка была забыта.
Хотя ещё три шоколадные лягушки так и остались неразвёрнутыми.
* * *
Уговаривать Тома выйти из поезда не пришлось, но Гарри всё же взял его за руку на платформе, пока Кевин тихо, но настойчиво допытывался у Ремуса, отчего всё-таки Сириус не пришёл. Ремус отнекивался и всё время пытался перевести разговор на другую тему, но Кевин, как истинный гриффиндорец, был упрямее целого стада ослов и упорно не давал себя сбить. Гарри подозревал, что силы в данном случае были равны, а это означало, что спор продлится неопределённо долгое время.
— Пер’клашки, сюда! — зычный голос Хагрида застиг задумавшегося Гарри врасплох. — Кто распределяется сегодня — все сюда, остальные по каретам!
Оп-па. Тому и Кевину придётся разделиться, и вряд ли это пойдёт на пользу кому-нибудь из них двоих. Впрочем, это ведь ненадолго…
А может, и надолго. Смотря куда Шляпа отправит Тома.
— Добрый вечер, — Северус деликатно тронул Гарри за плечо. — Привет, Том, Кевин, Ремус, — каждому из перечисленных досталось по вежливому кивку. — Ты должен занять своё место за учительским столом до церемонии, — это уже относилось лично к Гарри. — Пойдём. Ремус, ты тоже.
Том при этих словах рефлекторно сжал ладонь Гарри сильнее, но тут же выпустил и даже чуть отпрянул, будто обжегшись.
— Добрый вечер, Северус. Сейчас, — Гарри взял Тома за плечи. — Всё будет хорошо, — пообещал он, не имея ни малейшего понятия, как выполнить такое обещание. — Всё будет в порядке. Не волнуйся. Через несколько минут ты будешь в Хогвартсе, там вас всех встретит Северус, и я буду за учительским столом в конце Зала. А сейчас иди к Хагриду и постарайся не упасть в озеро, а то простудишься.
Гарри выжал из себя самую ободряющую улыбку, какую мог, и легонько подтолкнул сына в направлении лесничего. Том молча кивнул — даже в зыбком свете пары фонарей видно было, как у него побелели губы — и отправился следом за остальными первоклашками.
Забрав у Кевина Блейза, Гарри торопливо поцеловал брата в щёку и велел не пугаться, если он вдруг увидит костлявых чёрных лошадей, которые везут кареты, а остальные не увидят — на то есть объективные причины; до сих пор Гарри как-то не задумывался, способен ли Кевин видеть тестралов — считается ли смерть хоркрукса, к примеру, или, может быть, во время войны кто-нибудь из раненых умер на соседней койке в лазарете, пока К