Лютер прошел свой путь до степени доктора теологии и кафедры профессора Виттенбергского университета, хотя сам он был выходцем из крестьянской среды. Именно поэтому, хорошо осознавая значение образования, он прилагал все усилия чтобы распространить его в Германии. «Если наша молодежь останется без призрения и наши потомки станут татарами или дикими зверями, в этом будет наша вина и мы должны будем держать за это ответ» - утверждает он, обосновывая необходимость обучать детей. Здесь показательно, что Лютер смотрел на проблему в ее перспективе и проявлял заботу о будущем нации, а не только заботился о сегодняшнем дне. X. Шлусс по этому поводу утверждает, что Лютер, убеждая городские власти и и бюргерство вкладывать деньги в строительство и открытие школ рассматривает эти инвестиции именно как инвестиции в будущее. Таким образом, главная цель образования по мнению Лютера заключается в том, чтобы «воспитать для правления хороших, умелых работников» и тем самым способствовать прогрессу общества. Подобную заботу о потомках проявляет и Я.А. Коменский, обосновывая необходимость образования.
В этом взгляде на образование отчетливо просматривается лютеровское видение необходимости для каждого человека реализовать себя в жизни- в мирской профессии (призвании), тем самым реформатор показывает здесь явно практический, даже прагматический характер образования, связанный в первую очередь с решением определенных общественно-политических задач. Иначе говоря, конечная цель образования – построение полноценного общества, которое будет состоять из знающих людей, способных дать власти необходимую поддержку.
Этот взгляд на предназначение образования присущ Лютеру уже в первые годы Реформации, что, несомненно, связано с той поддержкой, которую ему давала светская власть, а также с растущей ролью последней в германском обществе. Позднее, в «Проповеди о том, что нужно посылать детей в школу» (1530 г.) Лютер продолжает развивать эту идею. Исходя из того, что власти «...должны иметь канцлеров, писцов, советников, юристов и ученых», он призывает родителей (прежде всего, бюргеров) отдавать детей в школу и воспитывать у ребенка желание к учебе: «Если у тебя есть ребенок, который годится к обучению, и ты можешь его заставить учиться, но не делаешь этого, а также не задумываешься о том, что станется с государством вместе с правом и миром, то ты выступаешь против светской власти, как турок, даже как сам дьявол. Ведь ты лишаешь тем государство, княжество, страну, город спасителя, защиты, краеугольного камня, помощника и избавителя. Из-за тебя император потеряет меч и корону, страна - защиту и мир, и по твоей вине (насколько это зависит от тебя) никто не сможет надежно охранять свое тело, жену, ребенка, двор, имущество. Более того, ты беспощадно приносишь их в жертву, отправляешь на бойню и даешь повод, чтобы все люди превратились в настоящих животных и в конце концов сожрали бы друг друга. Этого ты добьешься, особенно если сознательно, ради насыщения живота, удержишь своего ребенка от этого спасительного дела. Разве ты не нужный миру человек? Ты ежедневно пользуешься тем, что дает государство и мир в нем, но вместо благодарности ты толкаешь своего сына к скупости, а также усиленно стремишься к тому, чтобы не осталось никого, кто помог бы сохранить государство, спокойствие, мир, и к тому, чтобы все погибло, в то время как ты же сам имеешь и сохраняешь свое тело и жизнь, имущество и честь благодаря этой власти.»[5]
Такая трактовка целей образования и его возможных результатов кардинально отличалась от провозглашавшейся католической церковью. Важнейшим приоритетом монастырских и соборных школ был, как утверждает Т.Н. Таценко, подготовка служителей церкви. Лютер видит возможности и задачи обучения шире, потому что только благодаря ему государство может получить умелых и полезных работников.[6]
Школьное образование
Эпоха гуманизма изменила взгляды на женщин, связанные с признанием их человеческого достоинства. Заслуга Лютера в том, что он одним из первых в Европе выступил за обучение не только мальчиков, но и девочек и требовал создания в городах для них школ, в которых бы они по часу в день читали Евангелие на немецком языке или латыни.
«А у девочек, которые будут заниматься в школе один час в день, останется еще больше времени для того, чтобы заняться домашним хозяйством, поспать, потанцевать, поиграть. Недостает лишь одного — желания и намерения заняться детьми, помочь и посодействовать миру, подготовив для него настоящих людей. Дьяволу больше нравятся неотесанные чурбаны и лоботрясы, не приносящие людям и миру никакой пользы.»[7]
Лютер считал необходимым обучение девочек, чтобы в будущем они смогли правильно воспитывать своих детей, хорошо выполнять обязанности жены, матери и хозяйки. Понимая таким образом призвание женщины, видя в браке не христианское таинство, а исполнение гражданского и естественного закона, Лютер выступает против монашества, видя в нем препятствие исполнению гражданского долга, свободе личностного выбора и призвания. Своеобразным доказательством его взглядов можно считать и сам брак Лютера с Катариной фон Бора. Известно также, что Лютер, подобно деятелям эпохи Просвещения (примером может служить Вольтер), вел переписку со многими знатными дамами, среди которых - королева венгерская Мария, герцогиня Екатерина Саксонская, Елизавета Бранденбургская.
«Дети испытывают потребность в том, чтобы побегать, попрыгать, что-то смастерить. И было бы нехорошо запрещать им то, к чему они имеют склонность. Почему же не создать такие школы, где все это поощрялось бы? Сейчас, правда, по милости Божией, многое делается для того, чтобы учеба сочеталась с игрой и чтобы дети с интересом постигали языки или другие искусства и историю.»[8]
Необходимость преобразования дела обучения проистекала из кризиса школы, о котором Мартин Лютер мог судить исходя из собственного опыта. В школе г. Мансфельда, где его родители жили с 1484 по 1497 г., учителя обходились с учениками, "как тюремщики с ворами". Школа, по мнению Лютера, напоминала "ад и чистилище", в ней дети ничего не усваивали "из-за розг, дрожи, страха и воплей". В школах преподавали невежественные учителя и наставники и изучались бездарные книги, в университетах господствовала схоластика, "нигде не осталось ни одной порядочной школы, ни ученья, ни умения преподавать”.
Обвиняя школы и монастыри в том, что учащиеся в них забывали Евангелие и портили латинский и немецкий языки, утрачивали естественный разум и нравственность, Мартин Лютер выдвигал задачу создания христианских школ, в которых "ребенок не должен был учиться 20 или более лет только ради того, чтобы худо-бедно изучить испорченную латынь, что позволяло ему стать священником". По мысли Лютера, новой системе обучения должны были помочь светские власти, к которым он не раз обращался. Реформатор также считал, что на дело образования должны высвобождаться средства, которые идут на отпущение грехов, мессы, ночные богослужения, монастыри, духовные заведения, нищенствующих монахов, паломничества.
Обращаясь к бедным сословиям с призывом отдавать детей в школы, Лютер пытался убедить людей в ценности образования, которое не повредит их будущему заработку. Если ребенок будет выращен для проповеднического служения, считал теолог, то он сможет получать такие же доходы, как и от ремесла, ведь "юристы, доктора, советники, писцы, проповедники были в свое время учениками, потом поднялись и стали господами, помогая князьям управлять землей и людьми". Особое значение придавал Лютер награде Господа во внеземной жизни за богоугодные дела.[9]
Лютер предлагал создавать школы для способных детей: «Тех детей, которые проявят способности, позволяющие надеяться, что из них выйдут высокообразованные люди — учителя и учительницы, проповедники и другие духовные служители — следует учить больше и дольше или же создавать для них особые школы. Ведь пишут же, что именно так воспитывались святые мученицы Агнесса, Агата, Луция и подобные им. Для таких целей подойдут монастыри и духовные учреждения, но только преобразованные, освобожденные от дьявольских обетов и обычаев. Это — обязательное условие, иначе давшая обеты толпа захватит [дело образования и воспитания ] в свои руки, хотя большая часть монахов не способна к тому, чтобы обучать и наставлять. Ведь они не знают ничего, кроме забот о брюхе. И только этому они могут научить. Поэтому у нас должны быть наставники, способные донести до людей слово Божие, дать им Причастие и духовное утешение. Но где мы возьмем таких наставников, если [старые ] школы закрываются, а новые, христианские, — не создаются? И хотя [старые ] школы еще совсем не исчезли, они не могут подготовить никого, кроме пропащих, вредоносных грешников.»[10]
Университеты
Помимо всеобщих начальных школ реформатор предлагал создание "школ повышенного типа", а также перестройку работы университетов в духе протестантского учения. Причем в высшие школы полагал он, надо направлять не кого попало, а лишь самых способных, предварительно получивших хорошую подготовку в низших школах.
Университеты под влиянием Реформации приобрели духовную свободу, проявившуюся в признании за студентами самостоятельного определения своего ученого призвания, в уважении личности и знания, в расширении прав и свобод. Необходимость в преобразовании университетского обучения стала общей почвой для сближения гуманистов и лютеранских реформаторов. Гуманисты принимали живое участие в деле преобразования университетов на реформационный лад.[11]
Говоря о реформе университетов, Лютер считал разумным пересмотреть подбор учебных дисциплин и ввести, например, вместо схоластической философии и канонического права преподавание Писания. Он предлагал уделять значительное место древним языкам, но лишь как вспомогательному средству при изучении Писания. При этом Лютер рекомендовал также изучение юридических и других светских наук для подготовки государственных людей; особенно он уважал историю. В его программу входили и естественные науки, и даже музыка.
"В наше время, - писал Лютер, - по сочинениям Аристотеля логике, риторике, поэтике не обучают ни искусству речи, ни внесению проповедей; а лишь сводят все это к диспутам и словопрениям. Таким образом, теолог ставил во главу угла религиозное воспитание и практическое знание; схоластическая философия и церковное право, по его мнению, держат всех верующих в плену и обосновывают превосходство папы.
Отношение к Аристотелю как к символу схоластики отчетливо выражено и в известнейшем реформаторском сочинении Лютера «К христианскому дворянству германской нации...». Лютер пишет: «я советовал бы полностью изъять книги Аристотеля: Physicorum, Metaphysice, de Anima, Ethicorum, которые до сих пор считались лучшими, вместе со всеми другими, славословящими естественные вещи, хотя на основании их нельзя изучить ни естественные, ни духовные предметы.К тому же для усвоения взглядов Аристотеля, в которых до сих пор никто не смог [разобраться], попусту [растрачивались] труд, прилежание, средства, драгоценное время и понапрасну обременялись души. Я осмеливаюсь сказать, что [любой ] гончар имеет более глубокие знания о естественных вещах, чем можно почерпнуть из книг Аристотеля. Мое сердце скорбит, что проклятый, высокомерный, лукавый язычник своими лживыми словами совратил и одурачил столь многих истинных христиан. Так Бог изводит нас Аристотелем из-за наших грехов. И несмотря на то, что этот жалкий человек в своей лучшей книге «De anima» учит, что душа умирает вместе с телом, многие при помощи бесполезных рассуждений пытались его оправдать, как будто бы у нас нет Священного Писания, где нам исчерпывающим образом растолковываются все вещи, даже малейшего аромата которых не уловил Аристотель; но тем не менее мертвый язычник победил, - затмил и почти подавил книги живого Господа. И когда я размышляю об этом бедствии, то не могу утверждать ничего иного, как только то, что изучение [Аристотеля] ввел злой дух. Такова и книга «Ethicorum», зловреднейшая изо всех книг, резко противоречащая милости Божией и христианским добродетелям и, несмотря на это, считающаяся одной из лучших. О, подальше с такими книгами от всех христиан! Никто не может упрекнуть меня, что я много говорю об этом или отвергаю то, чего не знаю. Дорогой друг, я хорошо знаю то, о чем говорю; Аристотеля я знаю так же хорошо, как ты и тебе подобные; я и слушал о нем, и читал его с большим пониманием, чем святой Фома или Скотт. Похваляюсь этим безо [всякого] высокомерия, и если возникнет необходимость, вполне смогу доказать это. Меня не смущает то, что на протяжении многих столетий бесчисленное множество пытливых умов ломало голову над Аристотелем. Доводы такого рода, которые порой приводятся, никогда не действовали на меня, поскольку очевидно, что в течение многих столетий много заблуждений сохранялось в повседневной жизни и в университетах.»[12]
«Борьба против аристотелизма» - основной лозунг предлагаемой Лютером университетской реформы. В 1520-1522 годах она была на деле проведена в Виттенберге при активном участии доктора Мартинуса. Из университетского курса были исключены аристотелевская физика, психология и метафизика, поскольку из соответствующих сочинений Стагирита «ничего нельзя узнать о естественных вещах»: с ними правильнее знакомиться «в поле или в мастерской». Логика, риторика и поэтика (но без позднейших схоластических комментариев) сохранялись для тех, кто готовился к степени магистра. Изучение «Никомаховой этики» было низведено до факультатива. Вместо психологических и этических сочинений перипатетиков Лютер рекомендовал трактаты Цицерона. Он видел в нем мыслителя, который несравненно лучше Аристотеля понимает конкретно-содержательную сторону нравственности. Традиционная «школьная философия» ущемлялась в пользу новой, ренессансной филологии.
Трудно не согласиться с теми исследователями, которые утверждали, что антисхоластические мероприятия Лютера - Меланхтона носили максималистский характер. Перипатетическая физика, например, была отвергнута задолго до того, как естествознание сумело ее опровергнуть. Но несомненно, что общая направленность реформаторской «чистки» университета была той же, что и направленность новоевропейской научной критики. Виттенбергские преобразования были с энтузиазмом приняты немецкими и итальянскими гуманистами. До конца XVI века «город Лютера» сохранил за собой славу одного из самых передовых образовательных центров Европы.
Реформатор надеялся, что, отлучив схоластику от университета, он сделает его центром нестесненного изучения «свободных искусств», практически полезных наук и нового, экзегетического богословия. Однако уже к концу 20-х годов обнаружилось, что схоластика - это не просто аристотелевско-томистские темы и курсы. Она возрождается и продолжает расти даже там, где никто сознательно не высевал семян перипатетики. Поздние сочинения Лютера, в частности его обширное «Толкование Первой книги Моисея» (1534-1545), пронизаны горьким сознанием «неистребимости» схоластического стиля мышления.[13]