Моим родителям с любовью и благодарностью.
Нешумные стихи
От простых воспоминаний из детства - до переводов английской поэзии хватило диапазона Андрею Голоте.
Слово «простой» придётся выделить. Отсутствие претензии - важная часть этой поэзии. Она на каждый день, в ней играет красками живое и неживое, памятное и самое актуальное. Волшебному тоже находится место - промельком Мунк, или хоть своя бабушка со сказками.
Андрей Голота в своих стихах дышит ровно, как взрослый. Себя же, маленького - не забывает. Прибирает свою планету.
Хорошо бы - чтоб эти нешумные стихи попали к своему читателю, тоже негромкому, не ходящему по Земле чеканным шагом.
Вероника Долина
Москва
1 августа
2019
К тишине
Иду к тишине,
Её разрезая глаголом.
Я существительное. Оно во мне,
Во мне предлогом
Частица Вселенной, звезды в огне.
Ревущий огонь,
Безмолвие на расстоянье
Слышит мечта-пилигрим, лишь сон благой.
От расставанья
До встречи, касаньем души нагой.
День Рождения
Каким солнечным был этот апрельский день.. Сегодня двадцать второе.. Что там за шум за окном.. музыка, барабанная дробь, белый ослепительный свет, всё в белом, все в белом......"Вступая в ряды Всесоюзной Организации имени Владимира Ильича.....горячо любить свою Родину.. Всегда выполнять..."
в ПИОНЕРЫПРИНИМАЮТ на площади прямо за окном.. Всего пять лет назад Гагарин "словно вдоль по Питерской"...
А в парке фонтаны и фонтанчики, пиво в пузатых жёлтых бочках, медведица с медвежатами только поселилась у прогулочной дорожки, шахматисты на скамейках, парочки, парочки....
Здесь, прямо под окном шум и суета.. О чём говорят?.. Обо мне?.. Не слышу. Кричу!... Неуютно тут.. Надолго я сюда?.. Кто эти люди?... Зачем это всё?!.. Ну, ладно.. Кажется, меня тут ждут и любят... Мне рады.. Посмотрим, что будет дальше..
***
Вот эта звезда на небе...
Я снова о ней... Прости…
А эти дома, как мебель,
Хранящая строгий стиль.
Я знаю простую радость,
Взирая издалека
На то, что судьбой досталось,
Чему не бывать в руках.
Завидное постоянство,
В желании разглядеть
В предутреннем алом глянце,
Грядущих закатов медь.
Провинциальное
Привратники, глашатаи рассветов-
Станичные глухие петухи,
Всё ходят гордо с песнею неспетой,
Ещё под утро пишутся стихи.
И в этом клекотанье безглагольном
Предчувствие, предпраздничная грусть,
И прошлое сквозит ушком игольным.
Лишь голосом я к памяти прольюсь.
Разбуженный предутренней тревогой,
Я жду всегда высокий этот глас.
Всего лишь миг, ещё совсем немного...
Так было, так же будет в этот раз.
Молчание вдруг станет идеальным.
Закрыта дверь, потеряны ключи.
Все признаки хандры провинциальной.
Желанная - приходит и молчит.
Зёрна
Камни разбрасывать на дороге,
Или цветов семена, как это делал Гёте.
Сейте ромашку, люпин там, где сейчас идёте.
Это всё просто, и так немного.
Цвет подорожника у обочин,
И девясила лучи, солнцами у порога,
Белых ромашек простор - всё это так немного.
Семя безвестное цвет пророчит.
Время фиалок приходит с нами,
Всё только в нас навсегда, а после нас цветенье.
Вот будто вдруг, невзначай зёрна-слова слетели...
Вера так часто дороже знанья.
Игра
Дома и парки почтенного возраста, схожие с седыми старцами… Когда встречаюсь с ними, хочется быть рядом и слушать… Они говорят моим голосом. Может быть я придумал это прошлое…
Дом с колоннами, пропитанный советским «ренессансом». Время здесь остановилось, оно просто присело на эту скамейку серую и ветхую у подъезда, чтобы остаться тут навсегда. А чердаки!.. Так это отдельная история…
-Привет! Чего делаешь?, - раздалось за спиной.
Вовка!... Года на два старше.
-Опять с книжкой… Чего читаешь?
-У Сани взял,- отвечаю. – Фенимор Купер.
-Всё в индейцев играетесь, - продолжал Вовка.
Я кивнул головой и улыбнулся… Все фильмы с Гойко Митичем пересмотрели. На велики и «улю-лю-лю» в «прерию» к кирпичному заводу. А ещё конечно книжки, которых у Сани «художника» было много.
-Пойдём… Чего поинтереснее покажу, - почти шёпотом произнёс Вовка. – Вот не пожалеешь. Тут чердачок есть в общаге…
-А не погонят? -, спрашиваю с любопытством, прикрыв книжку,- а то тут Африкановна бродит….
Африкановна, это сторожиха, и она была большой проблемой. При её появлении с палкой в руке, все рассыпались, словно горох по сторонам. Любили мы в район рабочей общаги, по соседству с нашими двухэтажками бегать погулять. Там футбольная площадка и ещё пара укромных уголков.
Жарко… Будто масло, сочится солнце сквозь ветви ароматной пьянящей шелковицы. Набухла и осыпается на тротуары. Стоит осиный зуммм, а птицы разомлели и притихли…
На чердак общаги забрались быстро по пожарной лестнице, со стороны нашего двора. После яркого ослепительного света нужно привыкнуть к полумраку. Здесь и запахи иные… Сухое дерево и тёплая пыль известняка под ногами, переливающаяся в лучах солнца сквозь щели в крыше…
-Тихо, - шепнул Вовка, - не топочи, как конь. Пошли…
Пригибаясь под балками, двинулись вперёд, и постепенно проявлялось содержимое чердака. Один к одному сложены пыльные портреты членов политбюро, свалены в углу плакаты «Вперёд…», «Да здравствует…», «Выполним…», и прочие выцветшие и изрядно потрёпанные холсты…
Среди этого хлама выделялось шикарное кресло, обитое красным бархатом, с резной спинкой и изящными подлокотниками. Оно уже давно проживало тут свой век. Об этом говорил слой пыли… Ах, вот ещё картина в золочёном багете: виноградные гроздья на столе, в них солнце на просвет, а ещё яблоки, груши, рубиновое вино в гранёном стеклянном графине…
-Красивая картина, - говорю, подходя ближе. – На кухне повесить можно..
-А мне кресло нравится, - поглаживая бархат. Сказал Вовка, и смахнув рукой пыль, уселся королём. - А ты себе картину бери… Слушай, у меня идея! Кончайте вы со своими Чингачгуками. Я новую игру придумал. Это будет Государство со своей валютой «орликами»….
-Я так понимаю, - улыбнулся я, - что ты себя уже Королём назначил.
-А это я придумал, - ответил Вовка. – Имею право….
Ну, вот тут и началось… «Орлики» изготовили из разноцветной фольги, которую доставали на соседнем молокозаводе. И о номинале подумали – один, три, пять, десять… ну и так до ста, а вот сто «орликов» были особенными, и отличались большим размером, и из золотой фольги.
Собралась постепенно компания друзей со двора, а «валюту» зарабатывали поступками. Слабо, например прыгнуть со второго этажа недостроенного дома на кучу керамзита?... А с «тарзанки» в реку на «семиметровке»?... Было такое место. Там, говорят большая бомба упала ещё в войну. Много ещё чего… А, вот… Золотого «орлика» надо было заработать. Он стоил – девчонку поцеловать! Это вам не на велике финты наверчивать! Это Поступок.
Чердак постепенно привели в порядок, освободили место, портреты расставили у стенки в ряд, а кресло у окошка. Собирались не часто, а к индейцам как-то понемногу охладели. Новая игра увлекала, а особенно летом было чем заняться. Любимая река, куда ходили через день, а с родителями к морю на недельку, бесконечный футбол, «казаки-разбойники»…
Приходил туда часто и сам, в этот чердачный мирок с книгой, с приёмником, усиливая антенну проволокой, которую привязывал к трубе у входа. О, какие это были часы добровольного одиночества с книгой или без неё… Вон там где-то снаружи жужжащее, шумящее, беспокойное лето, с его сумасшедшими ароматами черешни, абрикос, скошенных трав…
Люблю его! Оно моё! Я долго ждал его, но оно и во мне, поэтому не скучаю.
Как-то по обыкновению уж собрался идти домой, как услышал, что кто-то явился в гости… Спрятался за балку в полумраке. Чей-то силуэт в проёме окна… Маринка!... Соседская девчонка. Выследила таки!... Идёт осторожно, выставив вперёд руку, пригибаясь под перекладинами слегка, вертит головой по сторонам… Ага… Вот она уже совсем рядом. Даже дыхание слышу. Остановилась. Зажмурилась от света из противоположного окна. Всего один шаг до неё… Тоненький воздушный рыжий завиток, подсвеченный солнцем, чуть колышется от сквозняка… У неё оказывается лёгкий, еле заметный пушок на щеке…. Прислушивается… Нога сама сделала шаг… Уткнулся губами в её щеку!..
В тот же миг раздался дикий визг, а её маленькая ладошка с такой силой впечаталась мне в лицо, что я подался назад, больно ударившись затылком о перекрытие….
-Ты?!! Дурак!!, - это прозвучало так хлёстко и больно, как ещё один удар. – Скажешь кому-нибудь… Убью!..
Она выпалила это, ещё дрожа, взволнованно взмахивая рукой. Я же стоял напротив, почёсывая затылок и молчал… То ли от боли, то ли от стыда брызнули слёзы, словно сок из раздавленного лимона. Развернулась резко и ушла назад в окно…
Идти никуда уже не хотелось, да ещё пол лица горело огнём. Только теперь вспомнилось об этих дурацких «орликах». Заработал?! От этой мысли стало вдруг смешно. Рассказать.. Да она с ума сошла! Как бы самому себе признаться! А если она всё ещё там внизу… Выглянул в окно… Нет. Ушла. Да и мне пора. Снова в зелёный мир, на свежий воздух..
А дома мама, папа, прабабушка – мой Ангел Хранитель (от детсада отказались по её настоянию), а совсем недавно родился братишка….
Счастливое детство – это лето со сливочным мороженым и газировкой из автомата, река, яблоки, сливы, вишни, черешни и абрикосы… Только руку протяни. Здесь всё под рукой, всё и все рядом.
И вот Она… Ходит и улыбается мне, словно ничего и не произошло, и не было этого душного чердака, не было обиды. А есть только жизнь, превращённая в игру. А может быть мы игру наполнили жизнью… Трудно теперь разделить, да и надо ли…
Кто-то стал торговцем, этот священником, а другой художником. У каждого своя игра, а плата – жизнь. Не люблю фразу «Детство уходит»..Что-то в этом есть ложное, надуманное. Никуда не ущло. Живо в памяти – коробочке, которую бережно храним. Там мелочи – безделицы, что важны только нам. Забываем о ней надолго, но иногда наталкиваемся в суете вещей, перебираем пальцами, узнавая наощупь.
Вот море люблю… В любом его настроении. При несовпадении люблю прийти и помолчать. Когда внутри тишина, прихожу к штормам. Волнуясь, иду увидеть безмолвие штиля, читая проблески утреннего солнца.
Старая зачитанная книга, которую иногда хочется перелистать. И всё снова…
***
Я столько раз всё начинал с нуля,
И чередою горькие потери.
Проходит всё, и раны не болят,
Чтоб обмануться, чтобы снова верить.
А рядом мать, отец и дочь моя,
Друзья остались... Многие далече...
Есть берег мой, негаснущий маяк
Родного дома, а ещё есть Вечность...
Над головой лежит звезда-зерно,
Корнями в сердце, день ко дню врастая.
Ручьём лесным течёт мой путь земной,
И всё звучит мелодия простая.
Знакомо всё, до камня под ногой,
А предо мною снова неизменно
Все те, пред кем стоял с душой нагой,
Где главные слова не от ума, из вены.
У моря
Всплывают картины из детства: У моря стоит, глядя в горизонт, мальчик. Под сильным ветром он кидает камни в набегающие, обрушивающиеся с шумом волны. На лице его, то ли капли моря, то ли слёзы. Запахиваясь в курточку, съёжившись от холода, он замирает и подолгу смотрит вдаль, но там только чайки и ветер… Чайки, словно бумажные змеи, зависли в небе, сопротивляясь ветру. По берегу издалека к нему бежит женщина и зовёт его: «Серёжа! Серёжа!...»
Мальчик сквозь шум, наконец, услышал голос и, резко обернувшись, взглянул в сторону, откуда раздался голос. Она, подойдя ближе, сказала: Серёжа, к тебе мама приехала!»
Мальчик, бросив очередной поднятый камень на землю, просиял и, вскрикнув «мама!», бросился бежать по берегу…
Он уткнулся в грудь мамы, и обнимал её крепко, он просто ухватился за неё и не отпускал! Уже в палате больницы он плакал и просил:
-Мама, мамочка! Забери меня отсюда… Я хочу домой! Мамочка…
-Малыш, - говорила мама, - врач сказал, что ещё нужно потерпеть недельку. Солнышко, я тоже соскучилась…
Почему ты так долго не приезжала?! Мама, со мной в палате какие-то странные люди… Они всё время молчат. А когда я обращаюсь к ним, они не отвечают.. Врач сказал, что они «глухонемые»… Я хочу домой, мамочка! Я совсем здоров…
-Я поговорю с врачом, - ответила мама, - я обязательно поговорю…
Я пробыл в больнице ещё пять дней и за эти дни успел возненавидеть запах лекарств, эту атмосферу аквариума с протухшей водой..
-Ты серьёзно болел? – спросила Диана.
-Да так… - ответил Сергей,- Что-то с почками… Меня ведь и в армию по этому поводу не взяли.. А знаешь, один из глухонемых в палате мне очень понравился… Его все дети любили. Он просто мастерски делал из дерева такие движущиеся фигурки медвежат, зайчиков, а мне сделал «вертухая»… Такой акробат- марионетка на турнике. Как-то там хитро подёргиваешь за верёвочки, а игрушка крутит «солнце», делает подъём переворотом… Потом она уже дома сломалась…
(«Кукольник Хартс»)
***
Снова здесь, и уже не болит.
Сердце с новою силой стучит...
Посиди, помяни, Анаит
По - соседски братишку, ахчи..
Словно вышел.. Ушёл покурить..
Так светло и тепло... Улыбнись.
Время лечит... Немного болит.
Так отпущен по осени лист,
Так зимой заметает следы,
Только память проложит пути..
До захода, до первой звезды
Слово к слову плывёт, лист летит..
Главная Тайна
Я помню... Помню всё так, как будто это было вчера... Светлой волной нахлынуло тогда ощущение уникальности, избранности, даже Бессмертия. Вдруг остановился, застыл.. И Радость!.. Радость от того, что прикоснулся к чему-то тайному, запретному.. А может быть меня коснулось Нечто тёплое, вечное, надёжное.. Не нужно было доказательств. Я просто Знал! Какое-то время это знание хранилось во мне Главной Тайной......
Какое-то время... Пришёл и коснулся вскоре кто-то другой, перехватив горло, сдавив грудь в своих объятиях. Снова хлынула, уже жаркая волна... И Я тоже?!!....Нельзя так со мной!!!.. Ведь я же... Мне было обещано... Стоя у окна в своей комнате, где были мои любимые книжки, мои рисунки.. Здесь мои мама и папа, прабабушка и маленький братишка...
За окном ослепительное солнце, птицы, зелёный шум... И Всё Это будет БЕЗ МЕНЯ?!! Нельзя!! Судорожно выплеснулась солёной влагой обида за то, что Некто так нагло и бесцеремонно ворвался в мою жизнь, разбивая мой хрустальный замок, вынув меня из моего убежища, вытащив за шиворот.. "И ТЫТОЖЕ!..." День только начинался, всё было впереди, и Ночь...
***
Деньги прятала старушка за иконой,
Да бутылочку с лампадным горьким маслом.
В доме тихо, ну а в мире заоконном
Как обычно... Там, то пасмурно, то ясно....
Белый кот любил залезть на подоконник.
Ветви яблони цветами стёкла тронут,
Шепчет воск, слезой течёт на подиконник,
А в окладе там, в молчанье только Трое.
К осени
Ещё немного, и зашепчет осень,
Листвы сухой шершавым языком,
И не расслышу, что сентябрь спросит.
Всё будет вновь, но голос так знаком.
Знакомо это хриплое дыханье,
Простуженный, надрывный контрабас...
То громче голос, то опять стихает.
Она идёт, уже не пряча глаз...
Последний трамвай
Остановка Сентябрь...
Последний неспешный трамвай.
Пол - дороги к рассвету,
А ночь остывает на стыках...
Опозданья не будет.
Ко времени утро взойдёт.
Вот билет - лист кленовый,
И по кольцевой до конечной....
Остановка Туманы,
За ней Переулок Дождя.
По извилистой ветке
Звенящей на Площадь Покоя.
***
Ресторан, аптека, антиквар...
Вот она... Стоит на перекрёстке.
Рядом с ней смешливые берёзки,
А во взгляде сумрачный Годар.
Путь домой не близок, не далёк...
Прожит день, нещадно суетливо.
Сентябри приходят с ночью длинной,
Но к утру затлеет уголёк...
Месяца слагаются в года.
Месяца... Они мужского рода.
Перекрёстков меньше год от года.
Неразменна в небе лишь звезда.
Песня
Было всё в этой песне долгой....
И разлука, и радость встречи,
Даже было немного Бога,
Горсть мгновений, летящих в Вечность,
Что случилось, что не сложилось,
В каждой ноте тоска искрится.
Эта песня текла, кружилась
С листопадом... И длится, длится...
Словно осень вздыхает летом.
Звук низами, и звук высотный...
Всё рассказано в песне этой,
Только слов различить не смог я.
***
А просто уходит Эпоха,
Но это не так уж плохо.
С Эпохой уходят люди,
А рядом с Христом Иуда
По прежнему неотлучно.
Эпоха не ждёт, не учит.
Приходит она, как данность,
Как то, что у нас осталось.
Досталось такое время.
Кому-то и счастье Бремя.
Натруженным шагом, неспешно
Уходят святой и грешник,
И новый рассвет разбудит,
Как новый закат пребудет.
По будням и в праздник светлый
Останется песней спетой,
Ушедшее без прощанья.
Окликнешь... Не отвечает...
Ни слова уже, ни вздоха.
Так просто ушла Эпоха.
Расскажи...
Расскажи, расскажи всё, как было,
Если ты ничего не забыла.
Может я это выдумал просто,
И живёт без меня тихий остров.
Говори, говори непрестанно...
Словно книги страницы листаю.
Всё слова, всё слова.... Только может
Обрастёт нереальное кожей.
Всё, что с болью придёт.... Так бывает,
Закаляет, что не убивает.
Расскажи, как всё было вначале.
Напиши, на полях отмечая
Сокровенное каждого звука,
И созвучье сердечного стука.
Если живо ещё, не остыло,
Расскажи, расскажи, как всё было.
Память закатов
Часовые закатов, поют соловьи,
Нарушая устав, тишину разрушая,
А деревья простёрли руки-ветви свои
К негасимым огням, память дня воскрешая.
Чередою проходят усталые дни
Мимо песен и слов, мимо звуков закатных.
Год запомнится может лишь мигом одним...
Слушай песнь соловьёв, но не стоит искать их.
Часовые на страже тепла и весны,
Даже если они в сентябре улетают,
Унося неизменно неясные сны,
Словно ниточки там память в гнёзда вплетают.
***
У аналоя мальчик - херувим
Так сладко спит, пока течёт молитва.
Согрет, укрыт, спокоен и храним...
А слово к слову в музыку отлито.
Как это просто... Мать продолжит стих...
Всенощная к рассвету понемногу.
А мальчик... Словно он один из них,
Из тех, что спит, прильнув к подножью Бога.
В том месте....
Я по утрам не сын, а правнук,
В том месте, где осталось солнце,
За молоком, с котомкой странник,
В том месте, где лицо в оконце.
По вечерам я рыцарь томный
В том месте, где слова слетали
В мир бесконечный и бездонный,
В том месте, что покинет стая.
Ложится памятью без кожи,,
В том месте, где Судьба печатью
День ото дня.... Всё должен, должен
В том месте, там, где жив и счастлив.
***
А главного я так и не сказал,
Хотя наговорил уж слишком много.
Рубил узлы, развязывал, вязал...
А строки в ритм и в ряд, и строем строгим.
Опять идти, и снова на круги
Своя всё возвратить, но что же дальше...
И никогда не стать уже другим,
Но вот река, неповторима дважды.
Я слушаю, забыв о всех словах.
И вдруг они придут опять по праву.
Так вырвутся, молчание взломав,
Останутся строкой, ложась по краю.
***
Я заблудился в этом ноябре,
Здесь по утрам текут туманы в бреши
И чудится - зима уже в поре,
Но прохожу, простуженный и грешный.
Я заскучаю вновь по ноябрю,
Забыв о том, что рядом серый ветер,
И с этим ветром вдруг заговорю,
Чтоб жить неспешно с памятью о лете.
Для жизни силы взять у ноября,
А в оный день загаданному сбыться...
Понять однажды - это всё не зря,
Хоть сквозь туман уже зима блазнится.
Возвращаться…
Холод, Питер, случайно Капелла…
И «Пастушка» и Важа Чачава.
Там какая-то женщина пела…
На балконе мы оба в печали.
Алый бархат, органные трубы,
Сердце тает, как снежная шапка,
А зима по Дворцовой, по кругу…
Так тепло здесь, спокойно, но шатко.
Мимо Мойки по самому краю
Возвращаться… Такая забота…
Возвращаться домой за ветрами,
Восходящими тонкою нотой.
***
Распутица... Дорога, хлябь... Распутница
Хмельная в переулках, неприкаянна.
И небеса нежданно так расступятся,
Ломаясь отражением в проталинах.
Пророчества ненужные, бесстрастные
Дождями истекают, и нечаянно
Наступят дни холодные и праздные,
С надеждою придут, без обещания.
Земное
Моё земное, щедро небом данное,
И вкруг меня творенья и творцы.
Я словно Гамлет в старой тесной Дании,
Со мной шуты, актёры и певцы.
В веселье этом вдруг печаль умножится,
Чтоб ворошить опавшую листву,
Всё воскрешая, воскресать, как водится
В молчанье трав, что не спеша растут.
Так стать водою, и забыть, как звались мы,
Впуская небо в этот путь земной.
Так поклониться, выходя под занавес
Всему, что было на земле со мной.
***
Я вынослив, как лошадь
Цыганская. Помню... И пена,
Напряжённые вены,
А глаза всё о прошлом.
Впереди лишь дорога,
Под сердцем тугая подпруга.
Всё мне чудится "Трогай.."
Но рядом ни брата, ни друга.
А Судьба - только всадник,
Что правит угрюмо и смело,
И душою, и телом.
Но я... Только странник.
***
Пепел очистит хрусталь,
А Огонь Создатель
Холодом станет и стал
Без времени день, без даты.
Звоном и мягкою тишиной
Зазвучит, поманит,
Часто лишь нотой одной,
И лечит подчас, и ранит.
Пеплом остынет огонь,
Осыпаясь тихо,
Словно бы вестью благой.
Пепел, как вдох и выдох.
В отсутствии
Это только простая история...
Форма жизни, её изваяние,
Заполняя пространство просторное,
Тихим светом с утра осиянное.
Нам важнее не Вера, но знание.
Доверяемся мы отражению,
Близких духом узнаем по знамени,
Предпочтя вычитанью сложение.
Одиноким милее отсутствие
Многословья, когда с ночью длинною
День вернётся и вскроется суть его,
А за ним день за днём молчаливые.
Это просто Закон Вытеснения
Слов ненужных из тела бездонного,
Схожих с птицами неба осеннего,
Не принявших в предзимии оного.
Солнце
А солнца тогда всё же было больше… Бело и морозно… Впереди молодые папа и мама, которые везут меня на санках на Новогодний Утренник. В шубке и шапке уютно и тепло… Ловлю руками в варежках снежинки, ловлю ртом и смеюсь. Под полозьями белый, чистый и накатанный путь. Так спокойно, тихо и тепло. Праздник!... Казалось, так будет всегда, и родители навсегда останутся такими молодыми. Ничего никогда не изменится… Еловый запах и вкус шоколада и орехов. Так будет всегда!.. Мишура надо мной и под ногами. Она остаётся на моих маленьких ладных валенках. Всё надо мной: огромная ёлка, Дед Мороз в белой раскидистой бороде, гирлянды, покачивающиеся под потолком. А вокруг меня шум и праздничная суета…
Вот дома хорошо… Там тоже ёлка в игрушках и украшениях из стекляруса. Люблю забраться под еловый навес, и рисовать, подаренными акварельными красками. Они медовые, и я слизываю их с пальцев, вымазавшись случайно. А ещё на окнах люблю рисовать разноцветные шары, еловые лапы, снежинки… Мне всё позволено! Я рад!
На хрупких веточках игрушки; стеклянный Дед Мороз на прищепке, грозди винограда из стекла, кукуруза, как привет из шестидесятых…
«С добрым утром! С добрым утром! И хорооошим днём!...» Это из радиоточки. Хочется быть одному с моими красками и бумагой… Приходит прабабушка, присаживается ко мне и читает стихи и сказки Пушкина, которые я полюбил с сознательного возраста. Она даже молитвы какие-то читает…
Праздник…. Солнце… Только Она всегда со мной. Мой Ангел Хранитель. Елизавета Захаровна… Долго стоит ёлка, заполняя комнату ароматами леса. А за окнами так много Солнца, и оно проливается на подоконник, стекая на пол, скользя по креслу и дивану… Чёрно-белый мир января иногда рассвечивается редкими красногрудыми снегирями, и я наблюдаю за ними в кружочек на промерзшем стекле, который надышал…
Совсем забыл!... Там, во дворе строят крепость из снега, которого в этот год подарено щедро. До красна! До жара! До слёз счастливых морозных! Ещё один счастливый год, по пути в Бесконечность.
Мы рядом
Мы рядом... И да будет дольше так.
Родные голоса родительского дома.
И слышен шаг часов с сердцами в такт.
Как вечер тороплив, а ночь всегда бездонна.
А утро, как обещано, с дождём,
И телефон молчащий на столе.
Восходит год, и только мы втроём.
Всё было, как тому назад сто лет.
Наверное так было и до нас.
Так небо истекало меж ветвей,
Но кажется порою, в первый раз
Мы рядом в суматохе долгих дней
(1 января 2019)
***
В почёте у поэтов одиночество.
О прошлом строки снова, как пророчество
О главном и несбывшемся, неузнанном.
Желаннее безмолвия, лишь музыка.
В фаворе ты, поэт у бесконечности,
Планетой навсегда оставшись в вечности.
В извечном постоянстве, так изменчива,
В согласии храня противоречия
Мелодия прольётся неделимая,
Как эта жизнь - недолгая, но длинная.
***
Вечерний экспромт
Проходит день, и только с кухни запах
Напоминает о грядущем горечью,
И на него иду я, как на запад,
Иду к закату, в этот образ облачный.
***
Это было ещё до войны, а может
После... Или во время... Уж и не вспомнить.
На безвременье дни, время снов помножив.
Эту реку не выразить, не восполнить.
Перемирие после войны, всего лишь...
Тихо, словно в Эпоху лунных затмений,
Так живёшь себе, бьёшься в стекло и споришь
Сам с собою, шагая светом за тенью.
Барабанные дроби, шаги над землёй застыли.
Всё к покою необратимо стремится.
Знаю я, что реальность живей миражей пустыни,
И она же перевернула страницу.
***
Туман зимой становится цветами,
И папоротник из палеозоя,
Как некий артефакт
В оконное стекло
Врезается по воле живописца,
Незримого всегда.
И так день ото дня...
И помнят воды рык седой эпохи.
Безмолвного гравёра откровенье.
Так вот оно!... В руках,
На пальцах хрупким сном.
А большего, как - будто и не надо.
Ненадолго, на миг.
И так от века в век.
***
Вот вина на столе пол стакана.
Вот халат, словно кошка на стуле.
Так дождя неуёмно стаккато.
За окном лужа дрогнувшим студнем.
Постепенно придёт осознанье,
Ощущение времени в колбе.
Настоящее - только изнанка,
Как луна, что является в полдень.
В тишине этой стрелки не дрогнут,
Не моргнёт недреманное око.
Мир к рассвету светлей и подробней,
Отраженьями смотрит из окон.
***
Вдруг вернётся, что было когда-то утрачено,
На мгновенье в проёме дверном затрепещет
Лёгкою тканью под ветром. Вернётся, что начато,
Неслучайною птицей забьётся с депешей
Снова в окна, но нечем мне гостя попотчевать.
Зимний ливень стихает и вечер рыжеет.
Мы знакомы.... По голосу, может по почерку...
Так знакомо ручьёв быстротечных движение.
Так приходит звезда, темнотою рождённая.
Камни мыслей в рассветы - всего лишь химеры
Нотр Дама всегда, а весна... так и ждём её.
С ней уже безраздельно, и часто не в меру.
Где-то рядом всегда пилигримы и гении.
Только мне, как по нити суровой и тонкой
Неудобно ходить на котурнах трагедии.
Это просто смешно, или грустно.... И только.
***
Что же там за окном… Странно так вечера молчаливы.
Говорлива там только вода.
В ярко-алом вине чуть качнутся планеты-оливы.
Я с утра неизменно Адам.
Надо мной рыбаки. Дразнит небо меня поплавками.
Время прячется где-то в песке.
Солнце рядом всегда, за горами и за облаками,
Только сердце так часто в виске.
Там февральская стынь, а вода говорит не смолкая.
Сколько капель… Попробуй сочти…
Я смиренно опять приникаю к дождю, привыкаю…
Многоточие это прочти.
В каждом звуке живёт, в каждой капле сквозит мирозданье,
Каждый голос, рождённый вовне.
И, по сути опять приближает на шаг мира знанье.
Может быть это только во мне…
Час зимы
Так гудит на задворках котельная…
Как обычно… Всего лишь февраль.
Забываюсь во сне постепенно я,
Позабыв обо всём до утра.
На одной гулкой ноте натруженной.
Только выйдешь – там холод и стынь.
И в себя, оставаясь снаружи я,
Запахнувшись… За мною мосты.
И река, неизменно строптивая,
Где-то рядом со мною, за мной
Переулки ложатся пустынные.
Это всё, что возьму я с собой.
Немудрёный багаж, незатейливый,
Только мой этот город сейчас.
В этом месте, где быть так хотелось мне
До тепла, пусть хотя бы на час.
Город Дождь
Мы встретимся однажды в этом городе,
Столкнёмся, словно птицы на лету.
Два мудрых и стареющих, два ворона,
И лето снова вспомним, как мечту
Несбывшуюся, только неизменную,
Но день за день цепляется сильней,
И цепь звучит, позвякивая звеньями,
Так держит нас, но что же там за ней...
Июнь, июль, и лишь немного августа...
Жаль, камни не умеют говорить,
Но выслушать всегда готовы с радостью,
И тайну камень может сохранить.
Два ворона, два вора Камня Времени,
Того, что потеряешь, не найдёшь,
Но рады так и вечному и бренному
В том городе, чьё имя просто Дождь.
***
Территория муки, халатов белее муки,
Территория боли и воли, до хруста
В фалангах белых.
Территория тайны, лишь прикосновенья руки,
Территория Terra incognita... Может
Ещё успеем...
Территория неба с надеждою возвращенья
К территории дома, откуда приходит
Так часто радость.
К территории слова, с попыткою воскрешенья.
Территория Жизни в соседстве со Смертью...
Такая малость...
Дом Дона
Представь себе, мы жили в этом доме
Давным давно, как-будто сотни лет.
Я добрый Дон, ты - ласковая Донна,
И никого в округе больше нет.
Представь себе, живём ещё и ныне,
Седеем мы смиренно день за днём,
Но веселы, и нет уже унынья.
Всё так же неизменно здесь вдвоём.
Представь себе, осталось только жить...
Зима очертит чёрное на белом,
И долго будет в танце тут кружить,
Но до неё нам нет с тобою дела.
Представь себе, друг друга мы любили.
Представь себе... Не можешь?... Навсегда
Куда бы мы с тобой не уходили,
Представил я... Вернёмся мы сюда.
Место
Самсон ушёл отсюда и унёс
С собою шкуру льва. Фонтан разрушен,
Но слышен плеск воды, как шорох грёз
Той Трои, что сменилась миром лучшим.
Так думали, пришедшие сюда,
Как некогда Парис с его Еленой,
Не ведая ни страха, ни стыда,
В попытке возрождения из тлена.
С намереньем благим известен путь.
Что ж с Вечностью, нежданно обретённой...
Её нельзя продлить или вернуть,
Так с нитью той, в тугой узор вплетённой.
Но был ли парк... А все ушли давно,
Однажды пустоту возвысив в степень.
Ушёл Самсон, подумав об одном:
"А многое ещё так и не спето..."
Гомера нет. Все зрячие молчат.
Они не слышат, или просто немы,
А тишина ложится, как печать,
Лишь новизна - есть горькая подмена.
Снова моему Ангелу
Как ни странно, он женского пола,
Если к Ангелам применимо...
Но касаний крыла мир мой полон.
Рядом, в Вечности, неделимо.
Даже голос однажды расслышал:
"Будь спокоен... Я рядом буду..."
Где-то в небе, а может быть выше,
Иль средь улицы многолюдной
Мы встречались, и этот прохожий
Узнаваем по всем приметам.
День на годы так щедро помножив,
Что так нужно всегда поэтам.
Он по женски порой капризен,
Неизменно немногословен,
Но приходит опять, как вызов,
Как дыхание снова, снова...
***
Глаза и голос не во власти Времени.
Так часто сочетанье электронов
Восходит в образ.... Дни, часы, мгновения,
И только наш костюм иного кроя.
Лишь амальгама потускнела несколько,
В которой отразится день текущий.
Лишь свет в глазах, а смех прольётся вестником
О том, что в зеркалах всё живы души.
Слова приходят, как воспоминания,
Они от невозможности молчанья,
А взгляд, всего - то остров понимания,
Того, о чём когда-то прокричали.
День
Этот день из снов и запахов тонких соткан.
На плите цветёт георгином пламя,
И сидит на дереве старом сойка.
На потеху вновь сочиняю планы.
Есть привычка жить, всегда просыпаясь рано.
На стекле эскиз долгий ливень чертит...
Скоро будет ночь... Придёт, оживляя мрамор,
Наполняя сном, оставляя четверть.
Только я и день, а всё остальное мелко.
Многое придёт, но и это канет.
Птица улетит, и только качнётся ветка.
Постоянства нет. Есть река и камень.
Моим добрым друзьям
Мы трое так любили рисовать,
И неразлучны были до поры.
Бывало, только стоило позвать,
И мы на грани жизни и игры...
Летело Время стаей голубей,
Кружило Время снегом февраля.
Нам не хватало этих долгих дней.
Мы в радости, и раны не болят.
Мы краски выбираем для себя.
Они ложатся смело на холсты.
А может отбирает нас Судьба,
Оазисы нам дарит средь пустынь.
О неисповедимые пути...
И всё же рядом. Это навсегда.
Одна дорога. Мимо не пройти.
А что же дальше... Дальше лишь Звезда.
Из Откровений
Последний тот Ангел подносит
К губам беспристрастным горн,
И глубже вдыхает ту осень,
Что снова придёт, как вор.
Штормами встревожится море,
И Ангел вдруг вострубил.
Мир вздрогнул, разбуженный горном,
А Голос по небу плыл
Ковчегом, рождённым однажды
За гранью самих небес,
Что с ними навеки повяжет
Сейчас и сегодня, здесь...
***
С уверенностью всё вернуть,
Так с головою в Жизнь нырнуть.
Вперёд, с разбега, без оглядки!!...
А дни за нами и на пятки...
Обманываться, быть, дружить,
Любить и, наконец, прожить....
Бежать, с надеждой возвращенья,
Чтоб, встретившись, просить прощенья.
Зачем... За что... Не объяснить.
Есть только тоненькая нить...
Вот так на склоне обернуться,
И всё простить, и не вернуться.
В молчании
Молчание - свободы вариант.
Есть слово, только словно бы застыло.
Оно цветок, рождённый средь пустыни.
В молчании никто не виноват.
Когда приходит время говорить,
Захочется немного помолчать.
Закончить, чтобы снова всё начать,
Разрушить, вновь в попытке сотворить.
Ни слова не сказав, растут цветы,
А листья, не прощаясь опадут.
Двух слов однажды двое не найдут.
Все звуки суетливы и пусты.
***
Жизнь у реки в традиции людской.
Всё дело лишь в потребности во влаге?....
У берегов-седеющих висков,
Средь долгих зим, на чистый лист бумаги
Ложатся судьбы светлою тоской.
Течёт река, а с нею жизнь течёт...
Движение... Быть может прелесть в этом...
Когда сойдёт к весне со стоном лёд,
А улицы дыханье станет ветром.
Река течёт, и город вдаль плывёт.
Здесь...
Налей вина домашнего с дороги...
Тепло и сытно. Поле, речка, лес...
А мне и нужно было так немного,
Всего на день остановиться здесь.
Тут было всё когда-то... Больше прозы,
Чуть горьковатой, схожею с вином.
Так рано всё, но никогда не поздно,
Когда о разном, словно об одном...
Да будет так... Здесь всё своё и наше,
И тишина - предвестница грозы.
Из добрых рук вино вкусней и слаще,
И тянет в сон, как гроздь склонив с лозы.
К ней
Она была снегурочкой когда-то.
Так было солнца много и тепла.
Осталось то, что дорого и свято,
И жизнь была, горела и текла....
Остался свет, огнём не опалило,
Костры пылают, и светлее ночь.
Придёт рассвет, и день настанет длинный.
Теперь труднее холод превозмочь.
Уйдёт Мизгирь, и Лель придёт однажды.
Снегурочкой осталась навсегда.
И вновь весна, но снег холодный ляжет.
Вздохнёт она: "Поделать что... Судьба..."
Снегурочку примите, Берендеи,
Ведь ей уже не страшен жар костра,
Как не страшат холодные мете<