Введение
Изучение наиболее знаковых, трагических событий отечественной истории в последние годы переживает своеобразный расцвет. Использование огромного количества ранее недоступных архивных материалов, внимательное рассмотрение множества мелочей, из которых и складывается жизнь, умелое сопоставление самых разнообразных данных и искреннее желание понять родную историю позволили многим историкам отойти от «черных мифов», которыми в 1990-е годы полнилась научная литература, и сделать поразительные «открытия». Поразительны они не сами по себе, а относительно тех распространенных представлений, которые сформированы у большинства людей учебниками, публицистикой и СМИ.
Интересно, что эти представления, опирающиеся на известный набор знаний, являются скорее набором впечатлений об истории, чем ее глубоким пониманием. И наиболее яркие из них были созданы не столько историками-профессионалами, сколько публицистами времен «перестройки» и первой половины 1990-х годов, наиболее знаменитыми из которых считаются Д. Волкогонов и Э. Радзинский. Очень часто они поднимали тему «сталинских репрессий», самим названием заранее определяя свою оценку тех трагически сложных событий. В своих сочинениях они указывают основной причиной репрессий личность Сталина, его желание единоличной власти и нетерпимость, подчеркивают неоправданность и необоснованность репрессий, играют на эмоциях и чувстве справедливости, называя огромное количество репрессированных и живописуя эпизоды истязания заключенных.
Только к концу 1990-х годов, позиции «впечатляющей» публицистики, на наш взгляд, начинают слабеть. Обстоятельные научные труды о 30-х годах и желание их авторов донести до широкой публики результаты своих исследований, стремление читающей публики разобраться в живой еще истории породили делание заново разобраться в сути и значении происходившего в те годы.
Кроме того, исследование механизма массовых репрессий важно не только для объективного анализа исторического прошлого. Не в меньшей мере оно полезно и для будущего. Молодые юристы должны знать, что творили многие из их предшественников свыше полувека тому назад
Причины массовых репрессий
А. Елисеев в своей книге «Правда о 1937 годе. Кто развязал "большой террор"?» замечает, что массовые репрессии являются проявлением почти всякой революции, логически вытекают из необходимости подавить широкое недовольство, возникающее в обществе, переживающем резкий поворот в своем развитии. Сталин же на проверку оказывается значимой фигурой не революции, а ее завершающего этапа - «термидора», поскольку он «осуществил ряд мер, направленных против нигилизма, порожденного революцией». Он не был инициатором этого поворота и опирался на самые разные социально-политические силы. Но в 1930-е годы в партийном руководстве обозначились группы, по-разному видевшие дальнейшее развитие СССР, и борьба между ними возродила привычный для них, рожденных революцией, метод решения проблем - массовый террор. Определению состава этих группировок и сути противоречий между ними и посвящена книга А. Елисеева.
К. Романенко в своем исследовании просто предлагает «разобраться в событиях довоенного времени» и начинает их изложение с 1924 года, обстоятельно рассматривая процессы выработки программы социально-экономического и перестройки общества, пережившего революцию, на новый, созидающий лад. Основное внимание он уделяет борьбе группировок в высшем партийном руководстве, на протяжении 1920-х и первой половины 1930-х годов, в которой Сталин не был бесспорно определяющей фигурой, и именно в этом сюжете усматривает главный нерв политической жизни той эпохи.
К. Романенко, опровергая миф о тотальной зачистке командного состава РККА в 1937-1938 гг., показывает как 40 тысяч уволенных по разным причинам за это время офицеров (12 461 из них был затем восстановлен в должности) с легкой руки ряда публицистов и «историков» превратились в 40 тысяч репрессированных, т. е., учитывая известную кровожадность Сталина, в «40 тысяч расстрелянных полководцев». Хотя уже в конце 1980-х было достоверно известно, что за контрреволюционные преступления тогда осудили 3572 военнослужащих, из которых 210 было расстреляно.
Интересными представляются выводы А. Елисеева. Он обозначил следующие тезисы: нельзя считать Сталина инициатором массовых политических репрессий тех лет; «большой террор» стал результатом внутрипартийной борьбы между различными политическими группами, каждая из которых настаивала на физическом истреблении противников; Сталин до последнего противился террору, пытаясь сдержать его размах и минимизировать потери; 1937 год ударил в первую очередь не по народу, а по партийной верхушке и новой советской аристократии. По мнению А. Елисеева, в 1930-е годы существовали минимум четыре партийные группы, по-разному видевшие судьбы политического развития СССР: левые консерваторы, национал-большевики, социал-демократы, левые милитаристы. За каждой из группировок стоял свой социально-политический проект, каждая опиралась на определенный социальный слой, который видела главенствующим.
Левые консерваторы состояли из регионалов (С. Косиор, В. Чубарь, Р. Эйхе и др.) и технократов (С. Орджоникидзе, Г.Л. Пятаков), стремившихся упрочить власть в регионах и укрепить свои ведомственные позиции. Они выступали как против внутриполитических преобразований, угрожавших их политической стабильности, так и против активной внешней политики, которая бы обернулась очередным витком централизации власти и утратой ими практически неограниченных полномочий. Левые консерваторы опирались на партийный аппарат.
Национал-большевики, представленные немногочисленными, но спаянными сторонниками Сталина, выступали за реальную демократизацию общества в преддверии мировой войны, за свободные и альтернативные выборы, за приоритет государственной власти над партийной. В международных отношениях они стремилась лавировать между демократическими странами и гитлеровской Германией, не подчиняясь Западу, но и не провоцируя его на конфликт. Для них характерен отход от идеологем марксизма и возведение идеи построения мощного национального государства в разряд главной. Своей опорой они считали государственный аппарат.
Социал-демократы, возглавляемые Бухариным, Рыковым, Томским, стремились «вернуть марксизм к его гуманистическим основам» и отказаться от национальной политики сталинцев, что позволило бы создать широкое международное антинацистское движение. Это группа, по сведениям А. Елисеева имела поддержку среди некоторых руководителей НКВД (Г. Ягода) и интеллигенции (М.А. Горький, В.И. Вернадский). Левые милитаристы, представленные группой М. Тухачевского, выступали за развязывание масштабной, революционной по своему характеру войны, и подчинению всей общественной жизни и государственных интересов этой задаче.
Помимо этого, А. Елисеев отмечает следующие факторы политической жизни второй половины 1930-х годов: мощное влияние Троцкого из-за границы на умонастроения ведущих политиков; превращение НКВД в самостоятельную силу, преследующую свои интересы; противостояние «англоманов» и «франкоманов» против «германофилов»; сложная система личных связей на высшем уровне. На этом пестром фоне происходили многочисленные перестановки сил, вспыхивали конфликты и быстро перестраивались союзы и блоки. Многие историки, по мнению автора, заворожены мнимым всемогуществом Сталина. Однако он далеко не всегда мог руководить политическими процессами, оставался заложником своего ближайшего окружения, нередко занимавшего иную позицию, и часто шел на уступки, но при первой возможности мастерски использовал противоречия между «сподвижниками» в своих целях.
К 1937-1938 годам внутрипартийная борьба достигла своего пика, форма, в которую она вылилась - террор, - была вызвана тем, что для лидеров революции наиболее приемлемым методом решения всех проблем оставались репрессии. Инициаторами же репрессий выступили, прежде всего, регионалы, оказавшиеся перед угрозой лишения своих постов или урезания своих властных полномочий.
Итоги доскональной работы Л. Наумова удивляют своей глубиной: он не только рассмотрел изменения в руководстве НКВД, но и определил его непростые отношения с различными группами в высшем партийном и государственном руководстве, проследил превращение органов безопасности в самодостаточного и неуправляемого игрока внутриполитической жизни конца 1930-х годов.
Прежде всего, Л. Наумов признает, что реальная власть Сталина была меньшей, чем кажется, и он «во многом зависел от расстановки сил в верхах, и сам был во власти страха перед потенциальными и реальными заговорами». Но именно Сталин, по мнению исследователя, начал цепочку событий, приведших к массовым репрессиям, когда в 1936 году устранил остатки «левых» и «правых», которые хотя и скрытно, но продолжали действовать. Эти действия против старых революционеров и героев Гражданской войны вызвали скрытое сопротивление в верхах и средних слоях партии, в том числе и среди соратников самого Сталина (А. Енукидзе, С. Орджоникидзе). Тогда возникла мысль об изменении состава ЦК при помощи новых процессов, хотя первоначально речь шла только устранение «ненадежных». В результате в первой половине 1937 года во внутренней политике советского руководства произошел переворот - переход к репрессиям как инструменту борьбы внутри правящего слоя, переворот, закрепленный февральско-мартовским пленумом ЦК ВКП(б). Новый курс потребовал изменений и в руководстве НКВД, что стало возможным благодаря групповому, «клановому» противостоянию в этом органе. Чекистские кланы были однотипными по социальному и национальному составу, образовательному уровню, политическому прошлому и различались лишь по предшествующей службе, свойству.
С замены руководства НКВД начинается «большая чистка», которая уже весной 1937 года охватила высший командный состав РККА, замешанный в «заговоре Тухачевского». Эти события толкнули Сталина «к неадекватным решениям о качественном изменении состава ЦК», к быстрой и решительной ротации высшего руководства. Подобное решение привело к обострению широкомасштабного группового конфликта, зревшего, по мнению Л. Наумова, «с самого 1917 года». В этих условиях правящая группировка отказывается от политики «примирения», основой которой была Конституция 1936 года и предстоящие выборы в Советы, и переходит к массовым операциям как инструменту управления страной. Определяющую роль в таком повороте сыграло региональное руководство, потерявшее в условиях обострения политической борьбы уверенность в своих силах.
ЦК ВКП(б) практически не контролировал деятельность спецслужб, которые, выполняя первоначальное задание центра по смене руководства высшего и среднего звена, сами стали ставить перед собой новые задачи. Так, были проведены национальные операции, а затем «кулацкая операция», явившаяся, по мнению автора, стихийной реакцией регионального руководства на угрозы, которые возникали в связи с реализацией новой Конституции и могли исходить от тех социальных групп общества, которые не могли до конца принять социалистических преобразований.
Стоит отметить, что авторы рассмотренных выше книг не претендуют на исчерпывающее освещение причин и механизма репрессий, ссылаясь на недостаток источников, наличие множества неясных ещё сюжетов. Они не охватывают таких важных аспектов проблемы, как психологическая расположенность к репрессиям не только руководства, но и общества в целом, или незаконный характер деятельности органов безопасности.
Тем не менее, мы получаем от них интересную разгадку 1937 года, этого символа массовых репрессий. Он стал закономерным и практически неизбежным итогом внутриполитического развития советского государства и общества, которые возникли на волне революции и осознанно пытались преодолеть ее тяжелейшие последствия. Созидание новой государственности и социально-экономической модели проходило в режиме постоянного противоборства разных групп в высшем руководстве страны, отражавших интересы различных социальных слоев, кланов, и ведомств. Настойчивые попытки сталинской группы упрочить свои позиции и реализовать проект «примирения» власти с обществом, натерпевшимся в конце 20-х - начале 30-х годов, нарушили это хрупкое равновесие, вызвали скрытое, но ощутимое сопротивление других групп, прежде всего регионального и ведомственного руководства. В этих условиях центр, сам оказавшийся под угрозой смещения, фактически утратил контроль над деятельностью органов безопасности, которые стали проводить уже свою политику, направленную на расширение репрессий. И только существенная перестановка сил внутри сталинской группировки и в целом в верхах позволила к лету 1938 года выправить положение в стране и остановить вал массовых репрессий.
При тоталитарном режиме политическая юстиция являются частью юридической системы, специально созданной или используемой для подавления политических противников путем применения правовых и противоправных средств. В 30-е гг. политическая юстиция отнюдь не сводилась к деятельности органов государственной безопасности, многие из подразделений которых не имели к ней никакого отношения. В то же время она охватывала значительную часть других учреждений, ведавших уголовным или административным судопроизводством.
Систему политической юстиции в тоталитарных государствах отличают следующие сходные черты: обособление норм материального и процессуального права; использование специфических репрессивных форм ("особые совещания", "тройки", "специальные коллегии" и пр.); автономизация политической юстиции, вплоть до создания самостоятельного аппарата; прямая подчиненность верховным органам политической власти; чрезвычайный режим секретности.
Пенитенциарные учреждения Советского государства в 30-е годы были сосредоточены в ведомстве НКВД и выполняли две основные задачи: карательную и экономическую. Новый этап в истории пенитенциарной системы Советского государства открывает Постановление СНК СССР от 7 апреля 1930 г. об утверждении «Положения об исправительно-трудовых лагерях» (ИТЛ). Перед пенитенциарной системой была поставлена новая задача, заключавшаяся в оказании помощи государству в возрождении разрушенной экономики.
В 1930 г. при Совете Труда и Обороны был учрежден так называемый Особый комитет по сооружению Беломоро-Балтийского водного пути. В апреле 1932 г. заместитель председателя Объединенного Главного Политического Управления (ОГПУ) Ягода и заместитель прокурора Верховного суда СССР Катаньян утвердили «Положение об особых правах начальника ГУЛАГа тов. Рапопорта на строительстве Беломоро-Балтийского водного пути, выполняемого силами заключенных».
В 1931 г. было утверждено Временное положение о зачете рабочих дней, заключенным, содержащимся в ИТЛ. Зачет по первой категории труда устанавливался из расчета четыре дня срока за три дня работы, по второй - пять дней срока за четыре дня работы. Исправительно-трудовые учреждения были включены в народно-хозяйственный план.
Создание ГУЛАГа преследовало целью создание эффективной системы для проведения форсированной индустриализации. В 1936-1937 гг. создаются управления специализированных лагерей в составе ГУЛАГа, задачей которых было решение различных хозяйственных задач. Экономические цели продолжают оставаться приоритетными в данный период советской исправительно-трудовой политики. В НКВД была создана система секретных научно-исследовательских центров, где велись наиболее важные оборонные исследования.
июля 1939 г. Приказом НКВД СССР «Об отмене практики зачета рабочих дней и условно-досрочного освобождения» в целях максимального использования рабочей силы заключенных на строительстве и производстве была отменена система досрочного освобождения заключенных.
На март 1940 г. в системе ГУЛАГа было три лагеря, 425 ИТК, 50 колоний для несовершеннолетних. Общее число заключенных на 1 января 1940 г. составило 1659992 человека.
Деятельность ГУЛАГа охватывала 17 отраслей народного хозяйства.
Объем товарной продукции составлял 2659,5 млн. рублей.
массовый репрессия тоталитарный политический