ПОСВЯЩАЕТСЯ
Сильным женщинам, которые приобрели свои доспехи, всю свою жизнь сражаясь за уважение, восхищение и любовь, достойные своего величия.
***
И Аннет, которая заставляет меня чувствовать себя любимым и поддерживаемым каждый божий день. Спасибо, что принесла столько света в мою жизнь. Я никогда не смогу описать, как сильно я тебя люблю.
***
Ничто нельзя любить или ненавидеть, если это сначала не понять.
— Леонардо да Винчи
ПРЕДИСЛОВИЕ
Консультируясь с экспертом по правовым вопросам для этой книги, я взяла на себя определенную творческую вольность в отношении истории, чтобы она развивалась так, как я бы хотела. Все неточности — мои собственные, и надеюсь, что вам понравится эта история такой, какая она есть
Сегодня мафия — это вполне реальная сущность. Хотя их плодовитое присутствие уменьшилось в 21 веке, то есть только потому, что они научились на своих ошибках в 80-х и стали умнее. Теперь они не провоцируют публично, и большинство их схем перешло в цифровую форму. Это правда, что некоторые из ведущих преступных кланов мафии действуют во многом как компании из списка Fortune 500, и за одну операцию они получают многомиллионные доходы. Хотя мафия остается популярным образцом в СМИ, на удивление мало известно о ее современных действиях, и существует много неправды, увековеченной самими организациями, чтобы создать своего рода культ личности вокруг них. Я провела серьезное исследование этой истории в надежде сделать ее настолько достоверной, насколько это возможно, но следует отметить, что это законченное художественное произведение.
ПЛЕЙЛИСТ
Glory — Dermott Kennedy
To Build A Home — The Cinematic Orchestra, Patrick Watson
the broken hearts club — gnash
You Should Know Where I’m Coming From — BANKS
Who Are You — SVRCINA
Power — Ruben
One Time — Marian Hill
Doll Parts — Hole
Who Are You, Really? — Mikkey Ekko»
On An Evening In Roma — Dean Martin
Buona Sera — Louis Prima
Rolling In The Deep — Adele
Riva — Ruelle
Neurosis — Oliver Riot
Play With Fire — Sam Tinneszfeat. Yacht Money
A Little Wicked — Valerie Broussard
Accetto Miracoli — Tiziano Ferro
Phobia Orgasma — Oliver Riot
Love Is A Bitch — Two Feet
Dollhouse — Melanie Martinez
The Other Side — Ruelle
Lies In The Dark — Tove Lo
Hollow — Belle Mt.
Call Out My Name — The Weeknd
Ivory Black — Oliver Riot
Woozy — Glass Animals, Jean Deaux
What Other People Say — Sam Fischer, Demi Lavato
Love And War — Fleurie
Can’t Help Falling In Love — Tommee Profitt, Broke
Not Afraid Anymore — Halsey
Feeling Good — Michael Buble
Rescue My Heart — Liz Longley
Deep End — Fouchee
We Must Be Killers — MikkyEkko
Never Be Like You — Flume, Kai
Down — MarianHill
АННОТАЦИЯ
Я — злодейка своей собственной истории...
Брошенная своим женихом.
Разочарование для своей семьи.
Меня преследуют детские травмы.
Я прошла через многое, что решила отключить чувства.
Пока не встретила свою пару.
Самый известный мафиози 21-ого века Данте Сальваторе был безумно страстным, однозначно плохим и слишком опасным. Он был всем, что я ненавидела, и все же я оказалась его адвокатом в крупнейшем уголовном процессе десятилетия.
Я была настолько сосредоточена на победе и достижении заслуженного успеха, что не замечала, как великолепный черноглазый мужчина влияет на меня, пока не стало слишком поздно. Мое ледяное сердце находилось в опасной близости к его пламени, и теперь я не позволила бы Данте погибнуть без борьбы со всем, что во мне было.
Даже если бы новая жизнь с ним означала потерю прежней жизни и всего, что, как мне казалось, было мне дорого.
Глава 1
Елена
Все началось с телефонного звонка.
— Елена, — вздохнула в трубку моя сестра и лучшая подруга Козима, ее голос заикался, как неработающий двигатель. — Ты мне нужна.
Я до сих пор могу вспомнить ощущение в груди, когда я услышала эти слова. Сердце сжалось, как зарождающийся бутон, и расцвело, когда я наслаждалась возможностью наконец-то отплатить сестре за ее годы самопожертвования и поддержки нашей семьи, за меня.
— Всё, что угодно, — немедленно пообещала я, клятвенно поклявшись ей кровью.
Это было до того, как я поняла, зачем я ей понадобилась.
Или точнее, для кого я понадобилась.
Если бы я знала об этом тогда, то подумала бы, могла ли искренняя тревога в голосе моей любимой сестры склонить меня к тому, чтобы я взялась за это дело.
Я была адвокатом по уголовным делам, но я взяла за правило не представлять интересы тех, кто связан с организованной преступности несмотря на то, что «Филдс, Хардинг и Гриффит», одна из ведущих фирм в городе, была относительно печально известна своим списком довольно сомнительных клиентов.
Включая Каморру Нью-Йорка.
И капо, Данте Сальваторе.
Который только что попал на первую полосу «Нью-Йорк Таймс »из - за того, что был арестован по подозрению по трём статьям закона РИКО, включая, но не ограничиваясь, убийстве.
(примечание: «Закон RICO – Закон о коррумпированных и находящихся под влиянием рэкетиров организациях»)
Металлический гул открывающихся механизмов отвлек меня от опасений, и охранник указал мне следовать за ним в маленькую камеру, где я собиралась встретиться со своим будущим клиентом.
Только я уже встречала его раньше.
Однажды.
До сих пор помню его огромное мускулистое тело, склонившееся над больничной койкой Козимы, смуглое лицо и оливково-черные глаза, предупредившие меня о присутствии мужчины с юга Италии. Выражение этого лица, рельеф костей на его упрямом квадратном подбородке с ямочками и грубо очерченные скулы, натянутые от напряжения, говорили о чем-то более страшном.
Мафиози.
Я понятия не имела, почему такой мужчина оказался у постели моей сестры, его лицо было скорчено от острого страдания, но мне это не понравилось, и я не поверила ему.
Мы уехали из Неаполя, чтобы находиться подальше от таких мужчин.
Несмотря на то, что Козима очнулась от комы и поклялась, что Данте ее друг, я все равно загнала здоровяка в дорогом костюме в углу коридора, моя рука крепко сжимала его помятую рубашку.
— Если я узнаю, что ты имеешь какое-то отношение к тому, что ее подстрелили, — шептала я и шипела на человека, который мог легко раздавить меня голыми руками. — Я застрелю тебя.
А Данте?
Человек, известный в криминальных кругах как дьявол Нью-Йорка?
У него хватило наглости запрокинуть голову назад и разразиться совершенно неуместным смехом в коридоре реанимационного отделения больницы.
И вот я снова собиралась встретиться с ним лицом к лицу.
Не как его заклятый враг, хотя я все еще хотела свалить его на угли за то, что он вовлек Козиму в какие-либо незаконные и опасные дела.
А как его адвокат.
Я глубоко вздохнула и, расправив плечи, последовала за охранником в холодную, плохо освещенную камеру столичного исправительного учреждения.
Данте Сальваторе сидел за металлическим столом, его мощные ноги были прикованы к полу, а руки связаны и упирались в стальную поверхность.Он казался необычно непринужденным в неподходящем по размеру зеленом комбинезоне охотника в камере, которая казалась почти уморительно маленькой по сравнению с его значительной массой. Как будто неудобный металлический стул был его троном, а эта сырая камера приемным залом.
— Ах, — сказал он низким смешанным акцентом, в котором одновременно слышались британский, американский и итальянский языки.— Елена Ломбарди. Я должен был догадаться, что она пришлет тебя.
— Действительно? — я холодно приподняла бровь, скользя в комнату, и стук моих Лабутенов эхом разнесся по стенам. — Тогда, полагаю, я больше удивлена, увидев себя здесь, чем вас.
Я старалась не смотреть ему в лицо, когда он одарил меня обольстительной улыбкой, боясь, что увижу пятна, словно я смотрю на солнце. Неудивительно, что раньше человеку с таким красивым лицом и телом, как у него сходило с рук убийство. Я была уверена, что он способен выпутаться из любых ситуаций.
Что ж, он обнаружит, что я невосприимчива к его обаянию.
На самом деле, после последнего года жизни с разбитым сердцем у меня вообще не осталось иммунитета к мужчинам.
Я вытащила планшет из сумочки Прада, затем скрестила ноги под столом, готовая делать записи.
— Вы знаете, почему вы здесь? — начала я самым крутым и профессиональным голосом, на который только была способна.
В моем тоне не осталось и следа моей родины. Я вырезала, вымыла и отбелила чужеродность в голосе, чтобы любой, кто впервые встретил меня, никогда не догадался, что я не американка по происхождению. Так мне нравилось больше. И с моими необычными темно-рыжими волосами я тоже не выглядела типичной итальянкой.
Данте откинулся на спинку стула и дважды стукнул костяшками пальцев по столу, со скучающим видом изучая наручники.
— Кажется, было какое-то упоминание об убийстве.
Я боролась с желанием фыркнуть от его дерзости.
— Да, мистер Сальваторе. Насколько я понимаю, они арестовали вас по подозрению в убийстве, рэкете и мошенничестве в соответствии с федеральным законом РИКО. — затем, как если бы разговаривала с идиотом, потому что я не была уверена, что он понимает всю серьезность своего положения: — Это очень серьезные обвинения, которые могут грозить вам от двадцати пяти лет до пожизненного заключения за решеткой.
Данте моргнул, глядя на меня своими блестящими черными глазами с длинными ресницами, слегка постукивая толстыми пальцами по столу. На одном пальце у него было кольцо — толстая серебряная полоса с украшенным гербом посередине. Оно не должно было быть привлекательным, каким бы безвкусным оно ни было, но оно только и привлекало внимание к этим мощным рукам, мускулам на его ладонях, венам, проходящим по верхушкам предплечий, выглядывающих из-под комбинезона.
Во рту пересохло, вспыхнуло раздражение. Я не из тех женщин, которые находят что-то настолько неотесанное привлекательным.
Руки, убивающие людей, коротко напомнила я себе, а затем пристально посмотрела через его правое плечо, чтобы мои необузданные мысли не вырвались наружу.
— Если меня признают виновным, — мягко согласился он, хотя его напряженный взгляд скрывал напускное уныние. — Но Козима уже говорила мне, что вы очень хорошо делаете свою работу. Хотите сказать, что не сможете оправдать меня?
Я взглянула на него, изогнутая бровь, слишком красные губы — насмешка полумесяца.
— Как вы знаете, я не буду вести ваше дело. Мне двадцать семь лет, и я работаю ассистентом четвертый год.
— Солдатом, — пробормотал он. — Не капо.
— Пожалуйста, не связывайте меня даже образно с мафией, — холодно заявила я. — Я юрист, стоящий на правой стороне закона.
Его губы дернулись, его наглость действовала мне на нервы.
— И все же у вас нет сомнений в том, что вы представляете человека не на той стороне?
— Обычно нет. Хотя обычно я стараюсь держаться подальше от организованной преступности. Но когда моя сестра просит меня сделать что-то для нее, я передвину небо и землю, чтобы сделать это. Даже если это идет вразрез с моими собственными моральными принципами.
Я смотрела, как пляшут его глаза, и удивлялась его способности находить удовольствие в подразнивании меня, когда он находился в таком месте и в таком положении. Мне захотелось его встряхнуть. Неужели он не понимал, что за его действия были последствия?
Вопреки распространенному мнению, быть красивым и богатым это не повод для освобождения из тюрьмы.
— А вы думаете, что закон и мораль одно и то же, Елена?
То, как он произнес мое имя, было неприличным: долгое, медленное размытие гласных и щелканье его языка на согласной.
Закон — это разум, свободный от страсти, цитировала я. Слова Аристотеля всегда находили у меня отклик. Не только в юридической профессии, но и на протяжении всей жизни. Если я могла понять причину чего-то, я уменьшала его власть над моими эмоциями, освобождаясь от этого.
Если у меня была философия, так это она.
— Неужели так коротко и сухо? — Данте спорил, как если бы мы подшучивали над эспрессо на какой-то площади, наслаждаясь двухчасовым обедом в нашей родной стране.
Я заколебалась, чувствуя ловушку, но меня отвлекло жужжащее раздражение, которое я ощущала под кожей.
— Обычно.
— Суд над мальчиками из Скоттсборо? — тут же возразил он, медленно отодвигаясь назад, прежде чем перегнуться через стол. Он находился достаточно близко, чтобы я могла почувствовать его аромат, что-то острое и терпкое, как нагретые на солнце цитрусы. — Те мальчики, которые годами сидели в тюрьме за то, что были черными? Аманда Нокс? Газета Лос-Анджелес Таймс утверждает, что процент несправедливых обвинительных приговоров составляет от двух до десяти процентов. Но вы абсолютно верите в закон?
Я заговорила, скривив губы.
— Не будьте смешным. Закон практикуется людьми, которые никогда не бывают непогрешимыми. Надеяться на то, что ошибок будет ноль, глупо. Вы не кажетесь мне глупцом.
Данте лишь изогнул густую правую бровь.
— Вы видите вещи в черно-белом цвете, — предположил он, разочарование слышалось в его тоне.
Он откинулся на стул, как сдутый воздушный шар, и, как ни странно, я почувствовала, что провалила какой-то тест.
Он неправ, но что-то в его поведении заставило меня подтвердить его худшие убеждения обо мне. Уменя имелась дурная привычка оправдывать худшие предположения людей и рубить с плеча только потому, что мои чувства были задеты тем, что они так мало обо мне думали.
Мой терапевт назвал это «самосбывающимся пророчеством».
Я называла это инстинктом выживания.
Поэтому я лишь надменно вздернула подбородок и посмотрела вниз.
— Я полагаю, что нет.
— Черно-белое и красное, — сказал он, подмигнув.
— Мистер Сальваторе, — фыркнула я. — Вы не можете быть таким равнодушным, каким кажетесь. Это конфиденциальная встреча, поэтому не нужно изображать передо мной невинность, и, честно говоря, я предпочла бы прямоту. Если вы сможете справиться с этим.
— Ох, мисс Ломбарди, — протянул он, высмеивая мои формальности, хотя мы были практически незнакомцами, а он был моим клиентом. — Я самый честный человек, которого вы когда-либо встречали.
— Почему мне так тяжело в это поверить?
Медленно моргнув, он провел рукой по своей щетинистой челюсти.
— Потому что вы не видите меня в цвете. Вы видите то, что хотите видеть.
— Вы говорите мне, что невиновны по этим обвинениям? — надавила я.
Он склонил подбородок.
— Я не убивал Джузеппе ди Карло.
— О, и я полагаю, вы не знаете, чьих рук это дело? — спросила я слащавым голосом.
Внезапно он показался мне усталым, его крупные кости напряглись, когда он слегка наклонился и вздохнул.
— Это был долгий день, мисс Ломбарди. Мисс Горбани уже сообщила мне, что завтра мне предъявят обвинения. Почему бы нам не перейти к тому, зачем вы проделали весь этот путь сюда, чтобы посмотреть на меня, как на животное в зоопарке.
Я вздрогнула.
— Прошу прощения?
— Вы приехали посмотреть, какого монстра ваша сестра взяла себе в качестве питомца. Что ж, вот и я. Надеюсь, я оправдал весь этот кошмарный ажиотаж.
Я смотрела на него сузившимися глазами, изучая широкий лоб, покрытый морщинами, и упрямое, почти изможденное выражение его румяных губ. Было легко попасть в расставленную ловушку, купиться на так искусно созданный им мираж, говоривший, что он плохой человек со злыми намерениями и не более того.
Но я знала о Данте Сальваторе больше, чем кто-либо другой.
Я знала, что этот мафиози имел честь родиться вторым сыном герцога Грейторна, и поэтому он получил образование в лучших школах Англии и в детстве общался с более изощренными преступниками, чем сейчас в Каморре. Я знала, что его отец убил его мать, и задавалась вопросом, может ли такая преступность передаваться по наследству, и в то же время, мое сердце болело за молодого человека, которым он был, когда потерял обоих своих родителей по-разному в результате одного и того же преступления.
Я знала, что моя сестра называла его братом своего сердца. Она клялась всем и вся, что он был одним из самых верных и любящих мужчин, которых она когда-либо знала. Что он умрет за нее.
Такая яростная преданность находила во мне отклик.
Большинство девушек могли мечтать о белых свадьбах и очаровательных принцах, но с годами я осознала всю тщетность этих сахарных мечтаний.
Все, что я ценила сейчас, чего желала сейчас, это непоколебимая преданность.
И я должна была отдать должное этому человеку, даже если хотела ненавидеть его за то, что он олицетворял всех злодеев, с которыми я сталкивалась в детстве.
— Все монстры когда-то были людьми, — наконец признала я, тяжело сглатывая, потому что, возможно, то же самое можно было сказать обо мне. — Это ваш выбор, мистер Сальваторе, кем вы хотите быть после того, как я помогу вам выбраться из этого затруднительного положения.
Он удобно устроился на стуле и широко раскинул руки, звякнув наручниками.
— Быть может, после всего этого вы поймете, что вам не нужно выбирать между одним или другим. Подобно доктору Джекилу и мистеру Хайду, мы можем претендовать на обе стороны.
(примечание: Доктор Генри Джекил и его альтернативная личность, мистер Эдвард Хайдявляются центральными персонажами Роберта Льюиса Стивенсона «Странное дело доктора Джекила и мистера Хайда»).
— И посмотрите, как это обернулось для него, — парировала я.
Улыбка Данте была ленивой и злобной, он поглаживал концом одного пальца свою нижнюю губу взад и вперед, как гипнотический маятник.
— Вот это будет игра.
— Игра?
— Обычно людей так легко развратить. Думаю, вы можете оказаться проблемой.
Меня охватили гнев и легкая тошнота. Я не была продажной. Я могла признать, что во мне много плохого. Когда меня обижали, у меня становился злобный характер, и я держала обиду до скончания веков, у меня не было таланта заводить друзей, и я не умела принимать критику или поддразнивания.
Но я знала, что хорошо, а что нет.
— Я не играю, мистер Сальваторе, — сообщила я ему, мои слова звякнули о металлический стол, как кубики льда, когда я встала и собрала свои вещи. — Это дело не против вас. Я знаю, что вы провели большую часть своей жизни на вершине пищевой цепочки, но нет более крупного хищника, чем правительство Соединенных Штатов. Они и раньше тратили миллионы на расследование и судебное преследование по делам мафии, и не сомневаюсь, что они сделают это снова. Так почему бы вам не перестать сосредотачиваться на мне и не начать думать о том, как вы собираешься обмануть судью и присяжных, заставив их поверить, что вы меньше, чем злодей.
Он хранил молчание, его чернильные глаза были внимательными и бездонными, пока они следили, как я продвигаюсь к дверям, где я вызвала охрану, чтобы меня выпустили. И только когда вихрь металлических засовов закрутился, двери с содроганием распахнулись, его слова понеслись за мной, как засушливый дым.
— Вы смотрите слишком много фильмов, Елена. В реальной жизни злодей всегда побеждает, потому что мы готовы на всё ради успеха. — он остановился, как и я в дверном проеме. — Думаю, вы кое-что об этом знаете.
Дрожь пробежала по моему позвоночнику, как пальцы по клавишам пианино, исполняя диссонирующую мелодию, очень похожую на зловещую музыку к одному из тех фильмов, о которых он говорил.
Глава 2
Елена
Он не должен был так выделяться в темноте, но опять же, именно там процветают такие монстры, как он, так что, возможно, в этом имеется смысл.
Рассвет только заигрывал с чернильной ночью, тусклый свет, наполовину скрытый плотным скоплением зданий, загораживающих горизонт, и искусственным освещением, вырезающим фигуры в салоне лимузина, когда мы проезжали по почти пустым улицам Мидтауна.
Блоки цветного света кружились над лицом Данте Сальваторе, как в детском калейдоскопе, освещая его смелые черты по несколько секунд за раз, превращая его прекрасный облик в нечто похожее на головоломку для моего слишком аналитического мозга, чтобы исследовать и удивляться.
По правде говоря, он действительно был слишком красив, чтобы быть мафиози.
Я знала мафиози. Я выросла среди них, когда они кружились вокруг моей семьи, как падаль, на месте ужасной бойни. Мой отец заключил с ними контракт на столько лет, сколько я себя помнила. Мое детство определялось присутствием итальянской Каморры в нашей жизни.
Я знала, что это невысокие мужчины с наполеоновскими комплексами, маленькими глазами, похожими на блестящие черные бусинки, на вялых, дряблых лицах, опухших от чрезмерного увлечения всякого рода излишествами.
Это были уродливые люди в уродливых упаковках, которых легко было идентифицировать и пометить как мусор, которым они и были.
Но этот человек?
Самый печально известный мафиози 21-ого века в то время, когда большинство американцев считали мафию мертвым и вымершим существом, ну, он был совершенно другим зверем.
Он был слишком высок, обтянут мускулами, которые должны были сделать его медлительным и жестким, но вместо этого придавали грацию и постоянную угрозу дикой кошки. Он был так же несочетаем, как человек, идущий по бетонным джунглям Нью-Йорка, больше и опаснее остальных, хотя на нем были самые изысканные костюмы и самые дорогие дизайнерские бренды.
Кого он думал одурачить таким овечьим обличьем, я понятия не имела.
Всем должно было быть очевидно, что Данте волк.
— Ты ничего не говоришь для женщины с красноречивыми глазами, — сказал он, отвлекая меня от размышлений.
На мгновение мне стало стыдно, что он заметил, что я смотрю, но затем я вспомнила, что часть моей работы заключалась в его изучении, поэтому я удобно устроилась за своей профессиональной маской.
Моя улыбка была натянутой.
— Знать мои мысли — это привилегия, которой я не делюсь с незнакомцами.
— Мисс Ломбарди, — вскоре отчитала меня мой босс, один из партнеров моей юридической фирмы и соруководитель по делу, Яра Горбани, но Данте только рассмеялся.
Звук пронесся по автомобилю, как крещендо (примечание: крещендо — музыкальный термин, обозначающий постепенное увеличение силы звука) в начале джазовой песни, каждая нота являлась построенным блоком, ведущим к чему-то более богатому и яркому.
Это был тревожно приятный звук, издаваемый убийцей.
— Прошу извинить мисс Ломбарди, мистер Сальваторе. Она всего лишь ассистирует четвертый год, и мы считаем, что она готова к той ответственности, которую возложит на нее это дело, — сказала Яра, с присущей ей манерой мягко произносить язвительные оскорбления. — Полагаю, мы обе будем разочарованы, если это окажется неправдой.
Я не позволила ни единому движению выдать, насколько сильно эти слова сковали мне горло. За эти годы я на собственном горьком опыте убедилась, что люди без колебаний безжалостно нападают на любую кажущуюся слабость.
И я не сомневалась, что капо мафиозной семьи Сальваторе в Нью-Йорке будет использовать все, что сможет найти, даже в своей собственной команде юристов.
Он наблюдал за мной из своего небольшого кресла, откинувшись на спинку черного кожаного сиденья, его сильные бедра неловко расставлены, одна рука потирает густую щетину на подбородке.
Мы посоветовали ему быть чисто выбритым.
Мы также послали к нему курьера с одеждой, которую он мог надеть на предъявление обвинения, потому что восприятие в таких случаях было всем.
Конечно, на нем ее не было.
Вместо этого его крупная фигура была полностью одета в черное, от кончиков его мокасин Берлути до идеально скроенного блейзера, облегавшего его широкие плечи. На его шее поблескивала серебряная цепь, на которой, я думала, мог быть крест или кулон святого, но этого было недостаточно, чтобы спасти его общий вид.
Он выглядел преступником, исполненным злых намерений и достаточно красивым, чтобы соблазнить папу Римского на грех.
Не тот вид, который мы хотели видеть у мужчины, обвиняемого по трем пунктам Закона РИКО.
Рэкет.
Незаконные азартные игры.
И убийство.
Сидя во всем черном, окутанный тенями, он выглядел как криминальный авторитет, в чем его обвиняли.
— Тогда пенни за твои мысли, — предложил он.
Его голос был странным, итальянские, британские и американские акценты смешивались в тоне, создавая нечто совершенно уникальное и до странности привлекательное. Я сказала себе, что именно эта странная смесь личностей — итальянский гедонист, британская сдержанная загадочность и дерзкое американское высокомерие — в одном мужчине заинтриговали меня, а не почти ошеломляющий вид такого прекрасного тела, презрительно растянувшегося на коже.
Я прищурилась, глядя на него, и поправила портфель на коленях, чувствуя, как вспотели ладони от жесткой бумаги.
— Может, вы не готовы их услышать, — холодно возразила я, приподняв бровь. — Некоторые люди лучше воспринимают критику, когда она исходит не от незнакомца.
На этот раз Яра не отчитала меня, вероятно, потому что дымный смешок Данте вновь заполнил салон и лишил ее возможности сделать это.
Но также, может быть, потому что Данте до сихпор был непростым клиентом.
Он отвергал наши предложения, игнорировал разумные идеи и казался почти по-детски легко отвлекался от серьезности своего затруднительного положения.
Словно обвинение в убийстве было достаточно забавным всякий раз, когда он поддавался его присутствию в своей жизни.
Если бы ему нравилось мое общество, это могло бы означать, что в будущем он был бы более... уступчивым. Тогда я решила, что даже если бы это не пришло в голову Яре, я сама бы предложила ей это после предъявления обвинения.
Я не сомневалась, что заинтриговала его своими взаимоотношениями с его лучшей подругой, которая также приходилась мне сестрой, но я была юристом, поэтому использовала все, что было в моем арсенале ради преимущества.
— Ты не очень похожа на свою сестру.
Это было заявление, а не вопросом, и это заставило меня стиснуть зубы, чтобы не поддаться порыву укусить его.
Он не должен был этого говорить.
Конечно, я сообщила о своей связи с клиентом до того, как сделала заявку на включение в его команду юристов, поэтому Яра не была удивлена этим комментарием.
Но не это заставило раздражение вспыхнуть зудящим, болезненным пламенем у меня на затылке.
Несмотря на то, что я глубоко любила ее, я боялась любого сравнения с моей младшей сестрой.
КозимаЛомбарди международная супермодель, замужем за великолепным британским аристократом, в душе была столь же прекрасна, как и внешне.
В битве сравнения с Кози проиграет любой.
Тем не менее, я ненавидела проигрывать.
И я проигрывала эту войну с тех пор, как она родилась.
Любимица моего отца, возможно, молча и моей матери и, конечно же, других моих братьев и сестер.
Козима была золотым ребенком, а я белой вороной.
Я был первенцем, но наименее любимой и самой неудачливой.
При этой мысли мои амбиции захлестнули меня, как адреналин, напомнив, что было поставлено на карту, когда я взялась за это дело.
Если мы выиграем этот процесс вопреки всему, это может возвысить мою карьеру до того величия, которого юрист мог бы достичь только в Большом Яблоке (примечание: «Большое яблоко» ( англ. «TheBigApple») — самое известное прозвищеНью-Йорка ).
Я хотела этого.
Не из-за денег или даже власти, хотя и то, и другое возбуждало меня больше, чем когда-либо возбуждало большинство мужчин.
Нет.
Я хотел это ради статуса.
Мой психотерапевт сказал мне, что у того, что у меня было, есть название яростное стремление к совершенству, которое отмечало всю мою жизнь.
Kodawari — японское слово, обозначающее неустанное стремление к совершенству.
Я не столько хотела быть совершенной — я знала достаточно, чтобы понимать, что это невозможно — как я хотела казаться совершенной.
Однажды я уже была близка к этому.
Всего лишь год назад у меня была работа в одной из пяти ведущих юридических фирм города и роскошный особняк с моим женихом, красивым и успешным мужчиной.
Мы собирались пожениться, усыновить ребенка.
Усыновить, потому что жизнь посчитала нужным нанести мне еще один трагический удар и рано лишить меня фертильности.
Тем не менее, это была бы идеальная жизнь.
Мой Дэниел Синклер и я.
После той жизни, в которой я родилась и мучительно пережила в Неаполе, я заслужила это.
Почему-то теперь особняк из коричневого камня был значительно менее красивым, когда я была единственной, кто жил в этом беспорядочном большом месте. Каким-то образом работа стала менее удовлетворительной без моего компаньона, который поддерживал меня в моем продвижении по карьерной лестнице в профессии юриста.
И все из-за одного человека.
Проще говоря, проклятие всей моей жизни.
Другая моя сестра, Жизель.
Ярость пронизывала внутренности, пылая знакомым путем, который всегда проходил через мой организм, уничтожая все остальное, пока я не превращалась в выжженную землю, неспособную питать какие-либо другие эмоции.
— Елена? — голос Данте вернул меня назад. — Мой комментарий был просто наблюдением, а не оскорблением. Прошу прощения, если я оскорбил вас.
Я отбросила все мысли небрежным взмахом руки и улыбнулась, зная, что, несмотря на все усилия, на моем лице она была натянутой и слабой.
— Пожалуйста, зовите меня мисс Ломбарди. Козима моя сестра, но она также и моя лучшая подруга. В моих глазах любое сравнение с ней комплимент, — беззаботно объяснила я. — Но сейчас это не относится к делу, мистер Сальваторе. Сейчас важен тот факт, что вам предъявлены обвинения по трем статьям закона РИКО, и сегодня мы боремся за то, чтобы освободить вас под залог. Они станут утверждать, что вы рискуете сбежать и что с вашими подпольными связями вы можете легко найти способ покинуть страну. Это наш единственный шанс уберечь вас от тюрьмы до тех пор, пока вас не будут судить и не признают виновным. Вам действительно следовало бы прислушаться к нашему совету и одеться чуть более святым и чуть менее грешным.
Безупречная улыбка расплылась по его лицу, прищурив глаза и предупредив меня о том, что за его румяными губами скрывались квадратные белые зубы.
Меня раздражало, что я нахожу его таким привлекательным.
Нет, было нечто большее.
Это было похоже на богохульство после клятвы, которую я дала, чтобы избегать красивых мужчин из-за того, что мой жених оставил меня. Кощунственно, что я когда-нибудь найду мафиози, когда-то мучивших меня в юности, пусть даже немного желанным.
— Как мужчине ростом сто девяносто пять сантиметров и весом сто килограмм, похожего на итальянца, был ли у меня когда-нибудь шанс предстать в каком-либо свете в меньшей степени, чем сейчас? По моему опыту, опаснее полагаться на невежество человека, чем играть на его желаниях. Мир, мисс Ломбарди, хочет, чтобыя был их злодеем. И я дам им того, в кого они действительно смогут вонзить зубы. — он завершил свою аккуратную речь подмигиванием.
На этот раз, к моему большому удивлению, Яра тихонько усмехнулась.
— Конечно, я должна была знать, что вы захотите сыграть на этом.
Он торжественно склонил голову, но в его чернильно-темных глазах было озорство.
— Вы полагаете, что публика любит плохих парней больше, чем хороших, — возразила я. Моя работа заключалась в том, чтобы смотреть на всё с двух сторон, но еще и потому, что я всегда была склонна играть адвоката дьявола. — Вы ожидаете, что публика поприветствует убийцу?
Его глаза сузились, челюсть сжалась, когда он снова изучал меня в течение одного долгого бесконечного момента.
— Я ожидаю, что публика влюбится в антигероя. Это будет не в первый раз, и уж точно не в последний. — он наклонился вперед, его тело было таким большим, что казалось, он занимал весь лимузин. Я ощущала его аромат, что-то яркое и резкое, переходящее в сладкое тепло, как лимоны, согретые итальянским солнцем. — Можешь ли сказать мне, Елена, что тебя никогда не привлекал плохой парень?
Я приподняла бровь, глядя на него.
За двадцать семь лет жизни у меня было всего двое любовников.
Кристофер и ДэниельСинклер.
Первый был больше, чем «плохим парнем». Он был хуже, чем грязь, соскобленная с подошвы моей обуви.
А Даниэль?
Он был совершенен или настолько близок к этому, насколько это возможно на земле.
Плохие парни с их запачканными сигаретами зубами, отсутствием правильной дикции и обилием ругательств, грубыми руками и животными порывами?
Мой единственный интерес к ним состоял в том, чтобы посадить их за решетку, где им и место.
Так почему я оказалась в этом лимузине по пути на оглашение обвинительного заключения одному из самых печально известных преступников в Нью-Йорке?
Потому что моя сестра, такая самая великолепная сестра, которую я любила и которой завидовала всю жизнь, умоляла меня взяться за дело.
Козима была одним из немногих людей, которых я любила до глубины души. Одна из двух людей, включая мою мать, которые когда-либо поддерживали меня и любили, несмотря на мои очевидные недостатки.
Конечно, я бы сделала это для нее.
Несмотря на то, что впервые в моей карьере я знала, что представляю кого-то, кто, без тени сомнения, виновен в этом преступлении и, возможно, во многих других.
Как по команде, в боковое окно постучали.
Моя голова повернулась в сторону, и я увидела бездомного мужчину возле лимузина, в котором мы пережидали красный свет. Он был плотно закутан в потертые слои одежды, защищающие от городской прохлады поздней осени, и что-то в его предвкушающей манере казалось странным.
Я наблюдала, как он указал на свою вывеску — Замерзший и голодный, пожалуйста, помогите» — и открыл рот, чтобы сказать что-то Яре, когда голос Данте пронесся по воздуху, как кнут.
— Езжай! — рявкнул он. — Сейчас же.
Но за рулём был мистер Янко, человек, который вел машину исключительно для фирмы, с разумными манерами и осторожной вежливостью.
Он только моргнул в зеркало заднего вида на Данте.
К тому времени было уже слишком поздно.
Бездомный уронил самодельную вывеску, вцепившись рукой в слои одежды, доставая длинное ружье, ствол которого он прижал к окну.
Я успела только ахнуть, прежде чем он выстрелил.
Треск.
Пуля разбила стекло, но я не почувствовала ни острых краев, ни удара металлического снаряда, впивающегося в мою плоть.
Вместо этого я ахнула, потому что воздух из легких вытеснил вес большого и невероятно тяжелого итальянца, прижавшего меня к сиденью.
Я приподняла лицо, открыла рот, в глазах пересохло и покалывало от шока. Данте поймал мой взгляд, его собственные раскаленные углём глаза были чёрными и такими же горячими.
На мгновение, всего одно, я почувствовала, как его гнев прошёл сквозь меня, как нечто осязаемое, что-то пьянящее и одурманивающее, как лучший виски или лучшее итальянское вино.
Затем он крикнул:
— Cazzo! (перевод. с итал. «Блять»), езжай, мужик! СЕЙЧАС!
С визгом шин мистер Янко завел двигатель и погнал нас вперед на перекресток, несмотря на красный свет.
Сзади нас раздался еще один выстрел, на этот раз с грохотом впечатавшийсяв багажник лимузина.
Данте еще сильнее обвился вокруг нас с Ярой, защищая массивным телом. Окутанная теплым ароматом цитруса и ноток перца, прижатая к его непоколебимой груди, я почти чувствовала себя в безопасности, несмотря на стрелявшего в нас безумца.
Он оставался в таком положении еще несколько мгновений, пока мы не скрылись с места происшествия, мчась по улицам, как северо-восточная буря.
Когда он, наконец, отстранился, то быстро осмотрел Яру и перевел взгляд на меня. Одна большая рука коснулась моего лица, и я невольно вздрогнула.
Я никогда не видела таких рук, таких больших, таких грубых, которые, несомненно, метафорически покрытых красным цветом