Милюков Павел Николаевич (1859-1943) – русский историк, философ и общественный деятель. Один из основателей партии кадетов (1905 г.). Министр иностранных дел во Временном правительстве (март-апрель 1917 г.). Основные работы: «Разложение славянофильства. Данилевский, Леонтьев, Вл. Соловьев» (1893 г.); «Очерки по истории русской культуры» (1896-1903 гг.). Общественно-политическим идеалом Милюкова была идея европейски организованного правового государства парламентского типа.
Точкой перехода от идейных споров между западниками и славянофилами о необходимости модернизации страны к практическим реформам стало поражение России в Крымской компании. Это был своего рода «момент истины», который позволил многим избавиться от иллюзий в оценке реального положения России. Ее устарелый парусный флот мало что мог противопоставить вошедшим в Черное море английским и французским паровым военным кораблям. Рационально организованная и вооруженная современным оружием западная армия достаточно легко одолела русское войско. Это поражение наглядно показало степень отсталости России. В результате заключения в 1856 г. в Париже унизительного мирного договора России было запрещено держать флот на Черном море, она утратила дунайские земли. Международному престижу страны был нанесен колоссальный урон, рухнула вера в национально-государственную исключительность страны, в правильность ее внутренней политики, исходившей из принципа «Запад нам не указ». Все это заставило вступившего на престол Александра II приступить к либеральным реформам, которые должны были привести Россию в западный мир.
Россия вступила на путь капиталистической модернизации после освобождения крестьян и других великих реформ 1860-х годов. В результате широкие слои народа получили возможность экономической активности, нарастали темпы развития промышленности и формирования институтов рыночной экономики. Как и в Западной Европе индустриальный капитализм в России стимулировался и сопровождался бурным строительством железных дорог (к 1900 г. их было построено около 50 тыс. км.). По темпам прироста внутреннего валового продукта Россия в 1880-90-е гг. была в лидерах мировой экономики.
Но были и значительные трудности модернизации. Проблемой была судьба села, поскольку даже к концу XIX в. Россия оставалась крестьянской страной. В 1897 г. в России прошла первая хорошо организованная перепись населения. Из 125 млн. жителей почти 100 млн. были крестьянами и только 2,5 млн. рабочими. Также важным отличием России была слабость инфраструктуры, необходимой для преобразований. На Западе такой инфрастуктурой выступало прежде всего городское хозяйство. В России города складывались не как центры ремесла и торговли, а как прежде всего опорные пункты власти. Это коренное отличие европейской истории от русской отмечал экономист М.И. Туган-Барановский: «Средневековый город, цеховое ремесло были почвой, из которой выросла вся цивилизация Запада, весь этот в высшей степени своеобразный общественный уклад, который поднял человечество на небывалую культурную высоту. Город создал новый общественный класс, которому суждено было занять первенствующее место в общественной жизни Запада — буржуазию. Достигнув экономического преобладания буржуазия стала и политически господствующей силой и вместе носительницей культуры и знания. Историческое развитие России шло совершенно иным путем. Россия не проходила стадии городского хозяйства, не знала цеховой организации промышленности — и в этом заключается самое принципиальное, самое глубокое отличие ее от Запада, отличие, из которого проистекали, как естественное последствие, все остальные. Не зная городского хозяйственного строя, Россия не знала и той своеобразной промышленной культуры, которая явилась отправной точкой дальнейшей хозяйственной истории Запада».
***
Рассмотрим теперь идейное оправдание модернизации России, которое было выработано наиболее влиятельной ветвью западничества начала ХХ века, связанного с возникшей после 1905 г. Партия народной свободы (конституционные демократы). Целью либералов-кадетов было преобразование России в цивилизованное демократическое государство, создание условий для развития личности и формирования гражданского общества. П.Н. Милюков и другие лидеры этой партии стремились предложить прогрессивную и привлекательную программу переустройства общества, что, по их мнению, требовало не только показать желательность, но и обосновать необходимость и возможность развития России по пути развитых европейских государств. Они полагали, что в передовых странах Запада модернизация уже в основном осуществлена, а политические цели либерализма во многом достигнуты. Поэтому основной вопрос состоял в том, возможно ли в России проведение реформ по европейскому типу и использование для этого выработанных на Западе механизмов. Это, в свою очередь, влекло необходимость исторической идентификации России, определения ее места во всемирно-историческом процессе. Задача эта облегчалась тем, что среди лидеров кадетов П.Н. Милюков был историком и философом, учеными-историками были и другие видные члены этой партии.
В результате им удалось разработать новый вариант «западничества», более обоснованный, чем классическое русское западничество середины XIX в. С последним либеральных западников начала XX в. объединяли идеи о давней включенности России в контекст европейской истории; отрицание свойственной славянофилам идеи особого русского пути, убежденность в необходимости развития страны по западному пути. Вместе с тем в отличие от традиционного западничества они признавали значительную степень своеобразия российской истории.
В основу их идей легли принцип европеизма и позитивистская методология. Наиболее важными вопросами, на которые нужно было найти ответы, были следующие:
· является ли история различных стран и цивилизаций общемировым историческим процессом, не исключающим локальное своеобразие, или она суть совокупность замкнутых и не связанных между собой «культурно-исторических типов»?
· складывается ли при локально-своеобразном историческом развитии страны некий «архетип» как что-то застывшее, относительно постоянное при всех изменениях общества и культуры, как некая неподвижная «национальная идея»?
· насколько история и культура России является замкнутой, своеобразной?
Основным фоном всех этих вопросов была сформировавшаяся в то время в основных чертах теория замкнутых локальных цивилизаций. В России эта теория развивалась поздними славянофилами Н.Я. Данилевским и К.Н. Леонтьевым, в работах которых можно найти последовательное неприятие идеи исторического универсализма и фронтальную критику западной «либеральной» цивилизации. В книге «Россия и Европа» (1869) Данилевский критикует европоцентризм и отстаивает идею множественности путей исторического развития, принципиально не сводимого ни к какой единой, общеобязательной для всех стран и народов исторической «магистрали». Реально в истории реализуется многообразие «культурно-исторических типов развития». При этом «начала цивилизации», по мнению Данилевского, «не передаются от одного культурно-исторического типа другому», т.е. эти типы замкнуты в своем развитии. Эта схема применялась и к русской истории, поскольку она входит в формирующийся на собственных началах «русско-cлавянский культурно-исторический тип». Критика европоцентризма и осознание своеобразия других цивилизаций нарастала в то время и в западной философии и исторической науке, хотя в ясном виде это оформилось позднее в работах О. Шпенглера.
Что же противопоставляли русские западники этому комплексу идей? Они соглашались с тем, что старая идея закономерности и порядка развития всего человечества как единой системы сменяется мыслью о закономерности и порядке развития отдельных народов. Естественной единицей истории Милюков считает не всемирно-историческую эпоху, а каждый «национальный организм». Недостатком всемирно-исторической точки зрения объявляется европоцентризм, выделение группы стран, осуществляющих прогресс и «устранение из схемы всего остального человечества». В действительности, «в пределах каждого периода существует множество национальностей, из которых каждая живет своей отдельной жизнью» [ Милюков 1902, с. 272]. В этом Милюков отчасти согласен с Данилевским.
Однако отказаться совсем от всемирно-исторической точки зрения Милюков и его сторонники не могли, поскольку это вело к теории замкнутых цивилизаций и признанию уникальности русской истории. А это противоречило их основной установке – необходимости модернизации России по западному пути. Поэтому Милюков доказывает, что «национальные организмы» не следует признавать «неподвижными, неизменными «типами». В каждом из них есть «черты, сходные с эволюцией других организмов» [ Милюков 1993, с. 47]. Существование сходных ступеней экономического и политического развития делает границы между отдельными типами проходимыми, и нет фатальной, как утверждал Данилевский, «непередаваемости» цивилизаций.
Наряду с этим, утверждает Милюков, можно говорить о самобытности каждой из западноевропейских стран: «очевидно, что и западноевропейские государства отделены друг от друга той же пропастью, и очевидно, что, несмотря на разделяющую их пропасть «коренных различий», ничто человеческое им не чуждо, как не может быть оно чуждо и России» [ Милюков 1905, с. 128]. Аналогичные аргументы выдвигал А.А. Кизеветтер: «Разве несомненная принадлежность Англии к миру европейской культуры препятствует тому, что на всем складе английской жизни в ее историческом развитии всегда лежал и будет лежать резко выраженный отпечаток национальной самобытности? Разве Франция, Германия, Италия, Скандинавия и проч., и проч. не отличаются друг от друга на путях своего культурного развития определенными чертами национального своеобразия?». Поэтому своеобразие России не является основанием для исключения ее из европейского мира. На этом основании любую европейскую страну нельзя было бы признать Европой. Единство европейской культуры не исключает местного своеобразия, а своеобразие России не достигает такой степени, которая не позволила бы причислить ее к европейской цивилизации. В целом в проблеме многовариантности исторического развития историки-либералы последовательно обосновывали представление о России не как о замкнутом образовании, а как части мирового, в том числе и европейского исторического процессов, обусловленного местными особенностями.
Другой, не менее важно проблемой для них был вопрос о существовании «национального духа», «национальной идеи» - неких неизменных признаков нации, фатально предопределяющие ее развитие. В соответствии со своей общей идейной и методологической установкой либералы считали ненаучной метафизикой допущение подобных сущностей искони заправляющих судьбами народа и выражающих его «историческую миссию». В этом они усматривали у сторонников русской самобытности прямые заимствования у Гегеля. От него заимствовалось, по выражению Кареева, «представление об историческом знании как об априорном, что подменяло изучение реального прошлого, изучением процессов, происходящих в недрах Мирового Духа». Поэтому либералы критиковали идеи славянофилов о том, что каждый народ - носитель «данных наперед», «безусловных, и в то же время все обусловливающих», субстанциональных начал. Из этих идей получается, писал Милюков, что «вся история народа только и состоит в том, что его коренной исконный «дух» находит себе свою форму…каждый народ прикован к своим исконным «началам» и не может от них оторваться - как не может отделаться от своего «духа» [ Милюков 1997, с. 441].
Для верного истолкования скрытой за этой метафизикой реальных явлений необходимо освобождение от «туманных метафизических построений» и переход на более твердую почву реалистического истолкования народной жизни. В этом плане, по Милюкову, нужно не спекулировать о сущности «национального духа», а изучать реальные процессы развития «национальности».Последняя же является не неким застывшим субстратом, а продуктом исторического процесса, исторической категорией и достаточно поздним явлением общественной эволюции. П.Н. Милюков понимал нацию как культурный феномен, возникающий на основе общности языка, национальной психологии, религии и истории народа. Отсюда у него вытекало представление о национальном характере как о последствии исторической жизни, которая сама зависит от массы разнородных причин. Будучи таким производным, вторичным историческим явлением, национальный тип, сложившись, может оказывать влияние на исторический процесс. Но влияние это, главным образом, задерживающее, как и все унаследованное от прошлого.
Состояние общества как «национального организма» зависит, таким образом, не от национальной идеи, понимаемой в неком вневременном платоновском смысле, а от реальных условий, в которых протекала история страны и развитие ее культуры.
Рассмотрим теперь ответ либералов на вопрос о степени своеобразия и замкнутости российской цивилизации. Здесь они сформулировали основные принципы и закономерности взаимоотношения России с окружающими, прежде всего европейскими странами. Главным содержанием этих взаимоотношений либералы считали заимствования. Причем заимствование - не есть черта исключительно российской истории. Западники обращали внимание на то, что и по Западной Европе проходили «волны» испанофильства, франкофильства, англомании. Заимствование - свойство любого народа во все времена. При этом заимствуются в основном внешние элементы, которые затем приспосабливаются к местным нуждам. Главный импульс заимствования исходит не от «донора», а от «реципиента», является «результатом потребностей внутреннего развития».
Теория заимствования последовательно проводится в работах П.Н. Милюкова. Он постоянно отстаивает тезис о том, что история России, не только не является замкнутой, но в значительной степени определяется не внутренними, а внешними причинами: культурными, экономическими и военными отношениями с соседними государствами. Духовная жизнь страны также формируется под сильным влиянием сначала византийской, затем западноевропейской культуры. Вместе с тем процессы заимствования не являются простым переносом чужих образцов и достижений. Они связаны с реализацией вырабатываемых на местной почве начал. Для иллюстрации этого механизма Милюков прибегает к аналогии с фотографической печатью: «Картина была… готова до своего «проявления» в растворе. Но всякий фотограф знает, что не только необходим «проявитель» для обнаружения картины, но что до известной степени можно повлиять на распределение света и теней на картине, видоизменяя состав раствора. Иностранное влияние обыкновенно играет роль такого «проявителя» созданной историей картины - данного национального типа» [ Милюков 1994, с. 95]. Таким образом, процесс заимствования является средством реализации самобытного начала, в ходе заимствования иностранные достижения видоизменяются так, что становятся органичной частью местной культуры.
Процессы заимствования, по Милюкову, облегчаются также тем, что он называет «невыраженностью», «элементарностью» российского национального типа. «Определение того, что надо считать русским народным характером, до сих пор остается спорным. Если исключить из этого определения, во-первых, общечеловеческие черты, монополизированные национальным самолюбием, во-вторых, те черты, которые принадлежат не нации вообще, а только известной ступени ее развития, в-третьих, наконец, те, которые приданы народному характеру любовью или ненавистью, или воображением писателей, трактовавших об этом предмете, то специфических и общепризнанных черт останется очень немного» [ Милюков 1994, с. 14-15]. Русские - это «народ, на который культура не наложила еще резкого отпечатка, народ со всевозможными и богатыми задатками, но в элементарном, зародышевом виде, и с преобладанием… первобытных добродетелей и пороков». В этом Милюков (как когда-то и Чаадаев) видит не только недостаток, но и определенное преимущество, поскольку российское общество - менее детерминированное, у него больше вариантов развития.
Движение в сторону Запада либералы усматривали и в экономической истории России. Правда, развитие промышленности по-разному происходило в Европе и России. В отличие от Западной Европы, - полагал Милюков, - в России мануфактура искусственно создавалась правительством, которое руководствовалось собственными нуждами, решая проблемы обороны. Другим стимулом развития промышленности была заимствованная европейская теория меркантилизма. Мануфактура не развивалась органически из цехового домашнего производства под влиянием потребности населения, а механически была перенесена с Запада. При этом в стране не было предпринимателей, свободных капиталов, развитого рынка сбыта и свободных рабочих рук. При такой ситуации эта форма могла держаться только искусственными средствами и благодаря усиленному государственному покровительству. Причем, это покровительство имело и отрицательную сторону. «Поднявшись в ряд с помещиком, фабрикант и заводчик перенесли на свою фабрику и завод порядки, царившие в крепостной деревне».
Процесс ускорился в XIX в, когда быстро усложняется общественная структура, осуществляется переход к буржуазному развитию. Преодолевается «наследство предшествующего столетия»: господство натурального хозяйства, привилегированность землевладельческого дворянства, полицейское государство. Реформы 60-70-х гг. XIX в. подстегнули этот процесс. После отменены крепостного права рост капитализма в России пошел быстрыми шагами, развивался торговый обмен и обрабатывающая промышленность, а в зависимости от этого увеличивалась и доля фабрично-заводского населения. Дворянство же стало все более замыкаться в себе и выражать оппозицию новым чертам социально-экономической жизни страны.
Искусственный характер размещения промышленности постепенно сменяется естественно и рационально обусловленным: промышленные центры перемещаются в регионы, где сосредоточено сырье и имеется дешевое топливо, и где она имеет больше возможностей конкурировать с иностранной промышленностью. Кустарные промыслы, еще в первой половине XIX в., занимавшие первенствующее положение, теперь отодвинуты на второй план капиталистическим производством.
Такой, по мнению либералов, входила Россия в ХХ век. Это была быстро модернизирующаяся страна. Причем, эта модернизация проходила в соответствии с общими социально-экономическими тенденциями, что сближало экономическое развитие России с западноевропейским. Многочисленные «реликтовые наслоения» делали этот процесс нелегким. Однако их существование не стало роковым препятствием к осуществлению преобразований, российская специфика не стала препятствием перехода от традиционного к индустриальному производству.
В начале ХХ в. либералы из партии кадетов считали, что перед страной стоят следующие основные задачи. Страна должна сокращать отставание от развитых стран Запада на пути индустриального развития. Необходимо формирование среднего класса, упрочение его экономической мощи и политического влияния. Требуется подведение экономической базы под систему социальных реформ, рассчитанных на повышение материального благосостояния основной массы населения. На основании западного опыта
нужна реформа системы институтов представительной и исполнительной власти и достижение политической стабильности.
Милюков П.Н. Очерки истории русской культуры. Т. 1. М., 1993.
Милюков П.Н. Очерки по истории русской культуры. Т. 2. Ч. 1. М., 1994.
Милюков П.Н. Разложение славянофильства // Милюков П.Н. Из истории русской интеллигенции. СПб., 1902.
Милюков П.Н. Случайные заметки (Новый вариант славянофильской доктрины» // Русское богатство, 1905. № 6.
Милюков П.Н. «Исконные начала» и «требования жизни» в русском государственном строе // В поисках своего пути: Россия между Европой и Азией. М., 1997.