ЭХО-ЭХО
Этой странной зимой мне не видно ни сути, ни края,
Просто тихо иду по забытому скользкому льду.
Эхо-эхо давно про меня все слова повторяет:
Никогда, никогда никуда, никуда не дойду.
Кто со мной говорит? Не хочу отвечать и не буду.
Но молчит пустота и молчу опустевшая я.
Так и эху откуда бы взяться? Откуда? Откуда?
Заостряется суть и совсем источились края.
Солнце — язва небес. Посмотри, посмотри, как зияет.
Я по льду прохожу и теряю, теряю свой вес.
Мне давно говорят: «Погоди, не дойти бы до края!..»
Но я, кажется, здесь. Но я, кажется, кажется, здесь.
КАРАНТИНКА
Есть магия в отсутствии движенья,
Особенно — движения вперёд.
Когда тошнит от самовыраженья,
Когда ты словно слился с «позади»,
Пригрев, как змейку, время на груди,
Помазан не елеем (это йод)
На царствие квартиры. Видишь сны.
Там коридоры, будто бы миры,
Конечно же, перед тобой простёрты,
И очень кстати, раз они протёрты,
До слепоты от хлорной белизны.
В ПОРЯДКЕ
Словно тени змеиные вены мои голубые.
Снег по точкам и чёрточкам душу до слякоти выел.
И бурлящее солнце во мне превратилось в осколок сетчатки.
Всё живое в порядке,
в порядке,
в порядке,
в порядке.
Я люблю всё живое и мёртвое, что же поделать.
И когда покидает меня это мягкое, талое тело,
Вспоминаю намётки и галки, какие черкала в тетрадке.
Всё умершее тоже
в порядке,
в порядке,
в порядке.
А когда всё тетрадное мне повелит уходить, —
Поплыву в белый сон, как в медово-молочную сыть,
И отброшу на шесть с половиной часов якоря.
Всё вчерашнее снова
в порядке,
в порядке,
в поря...
ЧТОБЫБЫЛО ТЕМНО
Я хочу, чтобы было темно,
Но сломался намедни карниз.
Солнце падает на спину вниз.
На диван, сквозь большое окно.
В одиночестве есть своя ночь,
Как и в жречестве есть своя речь.
Но приходится Солнце стеречь.
Каждый угол теперь оторочен
Золотистым, пожаристым, рыжим.
Отойди от него - так оно
Превратит мою воду в вино,
И останется ржаво-бесстыжим.
Одиноч-одиноч-одиночество!
Не признание и не пророчество,
Но воззвание, но возмоление!
Солнце! Солнце! Возьми моё зрение!
Не увидеть тебя, не коснуться,
А навеки, на счастье проснуться!
.
.
.
Но слова оказались не те —
В темноте.
В темноте.
В темноте.
СЧИТАЛКА
двадцать два пальца назад был сад
пятьдесят или сорок взмахов ресниц назад
был ад
и град
я бы и рад
не считать но
шесть разряженных суток назад
темно
только скалится старый фасад
пять балконов и сорок окон назад
нахлобучив
засучив рукава по самые тучи
полторашку дешёвого пива назад
был снегопад
нежеланный и мокрый
и почему-то колючий
МОЙ ВЕТЕР СЛОМАЛСЯ
Мой ветер сломался, сломался мой ветер,
И этим мой маленький мир обесцветил.
Тяжёлое солнце летит на меня
И хочет мой сломанный ветер отнять.
Спасаюсь от солнца под детской кроваткой,
Платком отбиваюсь и тонкой тетрадкой,
Качается полдень в солёной тени.
Мой ветер сломался, чини не чини.
И РЕЧЬ МОЯ…
И речь моя становится картечью.
Уйди подальше. Вдруг не попадёт:
Слова сольются так, что не увлечься.
Из звонкой "я" исчезнет алый йот.
Мой голос растеряет весь металл,
Ударность гласных станет музыкальной.
Прислушайся: почти что перестал
Звенеть у барной стойки твой бокал, но
Я не молчу. Шепчу. Не подходи.
Смотри на руки - мелкой дрожью бьёт,
И облик мой так первозданно дик,
И речь моя, как острое копьё.
ПОРЫЖЕТЬ
По ступенькам проноситься,
Как заря и как пожар!
Чтоб от счастья задрожать,
Хохотать и веселиться!
От всего, всему, всерьёз!
Чтобы искры от волос!
Чтобы ярость! Чтобы медь! -
Порыжеть бы, порыжеть!
ВЕСНА
Когда асфальт снимает снег, как джинсы,
Испачканные всякой ерундой,
И лопаются ледяные линзы,
В миг обращаясь талою водой, —
Я трепещу: подошвы башмаков
Цепляются к шершавому асфальту!
Мне не грозит очередное сальто
И нет нужды искать себе коньков,
Лыж, снегоступов, праздничных саней,
Чтоб без труда дойти до магазина.
Дорога, за зиму обросшая рутиной,
Помолодела на сто десять дней.
ОТ ПОРОГА ДО ОКНА И ОБРАТНО
пробуждается морось
и хворь
и весеннее солнце
не готово войти
в мои сонные
мутные
окна
—
я пытаюсь
пытаюсь
зайти
за печальный порог
но
|
но дрожит как стекло
мой надломленный
треснутый
голос
—
я хриплю
и во сне
говорят
задыхаюсь от кашля
|
я не верю
я знаю
во сне
я хожу по воде
—
как мне жаль
я же знаю
у снов есть особый предел
|
и уснёт
под моими босыми ногами
весь лёд
по весне.
СТИХИ САМОУБИЙЦ
Я слушаю стихи самоубийц.
Мой взгляд бежит повдоль многоэтажки.
Весенний ветер лезет под рубашку
И тянет, чтобы я упала ниц.
Но я держусь. Я наполняюсь словом,
Я наполняюсь звуком, словно током.
Я вызреваю. Наливаюсь соком.
Срастаюсь с небом, с крышей, с этим домом.
И вас тянул туда весенний ветер,
Ведь это он за жизнь и смерть в ответе?
Шаг на рассвете в первобытных страх.
Предчувствие — победа (или крах?).
Но что есть дух, когда отринут прах?
ЯЗЫКОВОЕ ТЕЛО – ЭТО ХРАМ
— Языковое тело – это храм.
Остерегайся, всяк сюда входящий,
Быть неуместным и ненастоящим.
Входи сюда по собственным следам.
Вноси сюда и первобытный мелос,
И плачи на сверхновом и чудном.
Языковое тело – это дом,
Так не теряй естественность и смелость.
Но помни, что суда не миновать
За скверну, глупость, наглость, глумовство.
Тьма поразит собою естество,
Беды не избежать, не рассчитать…
…Тепла Солунь и солоны страницы
У первых переводов бытия.
Чернильные песчинки, перья птицы
(а позже литеры чугунного литья
и даже тонкий пластик между точек,
но не тогда) дадут нам первосвет
Во дни непрекращающейся ночи.
Таков был знак, таков был и завет.
Но только если тьма читать захочет.
СЕМНАДЦАТЫЙ ВЕК
я в возрасте семнадцатого века
мне очень страшно посмотреть вперёд
история идёт и воду льёт
а позади... а позади Сенека
Катулл и Еврипид и Эпикур
зачем мне революции и стоны
межклассовые вечные препоны
и размышленья малолетних дур
о том чего они и знать не могут
и не узнают. Господи, прости!..
[но бога нет меня не провести
он не дошёл я подвернула ногу
в семнадцатом немыслимом веку
на третьем поясе
в седьмом кругу].
АНАСТАСИЯ
Не таи от меня моего начала,
Как когда в темноте я одна молчала,
Намочила волосы и сказала:
Я давно позабыла, как воскресала.
Я давно позабыла, как воскресала:
Снег летел, словно искры изпод кресала,
И в окно разбивался, как волны в скалы.
Было солнце, но этого было мало.
Потрясало смущённую душу пламя.
Что же будет с ними и что же с нами?
Снег вернулся, как кто-то чужой с вокзала.
Я давно позабыла, как воскресала.
Погасила свечку и на пол села,
Ощутила лёгкость души и тела,
Заплела косу и совсем исчезла,
А потом умерла. А потом воскресла.