Термин «гуманитарные науки» возник в XVII–XVIII вв. Тогда понятие «гуманитарный» относилось к образованному человеку, обладающему познаниями почти во всех областях.
Со второй половины ХIХ в. началось активное обсуждение проблем познания в гуманитарных науках, которые возникли позже наук естественных. Речь идет о таких науках, как история, социология, психология, литературоведение, искусствознание и др. Именно в это время была проведена резкая грань между миром природы и миром духовной деятельности человека, а следовательно, между естественными и гуманитарными науками.
Согласно Дильтею (1833–1911), объектом «наук о духе» является человек, его творения и история. Естественные же науки не могут объяснить факты сознания, чувство свободы, волю, идеи мыслителя в их целостности. Их объект – природа, внешний опыт, опосредованная реальность, где главным методом познания является объяснение, связанное с конструирующей деятельностью рассудка.
В отличие от них, «науки о духе» имеют дело с непосредственной реальностью, с жизнью души, «психологическим единством» жизни, которые могут только пониматься, «переживаться» внутренним опытом. В этих науках конечную цель познания представляет не только общее, но и единичное, в них происходит своеобразный сплав фактов и ценностей.
Следовательно, по Дильтею, в «науках о духе» осуществляется единство рационального и эмоционального типов знания и познания.
Объект социально-гуманитарного знания также является более подвижным, менее «точным», определенным и в некотором роде даже субъективным, по сравнению с объектами естественных наук.
Предметом социально-гуманитарного познания является не объект (в смысле природы), а совокупность субъектов. Это – рукотворная, «вторая» природа. Поскольку в предмет социально-гуманитарного познания всегда включен человек, постольку иногда говорят не только о субъект-объектных отношениях, а о субъект-субъектных. При анализе общества следует иметь в виду, что оно одновременно является и объектом, и субъектом познания. Синергетика показала, что в неустойчивых состояниях социальной среды действия отдельного человека могут оказать существенное влияние на макросоциальные процессы.
|
|
Кроме того, социально-гуманитарное познание сильнее, чем естественно-научное, зависит от личностных, субъективных предпосылок исследователя.
Социально-гуманитарные науки в своем предмете акцент делают на индивидуальном, уникальном, но на основе общего, закономерного. М. Вебер называл это культурно значимой индивидуальной действительностью. В социальном познании с необходимостью присутствуют иррациональные (неконцептуализируемые) компоненты, поскольку оно часто ориентировано на индивидуальное, уникальное. Поэтому его полностью невозможно рационализировать, унифицировать.
Социально-гуманитарные науки часто упрекают в недостаточной теоретичности, отсутствии законов (общего), описательности. Конечно, законов, подобных, например, законам классической механики, в этих науках нет. Но это не означает, что в социально-гуманитарных науках нет законов, как чего-то общего, инвариантного, существенного, объективного. Многие мыслители таким общим и т.п. полагают ценности. Именно ценностно-смысловые ориентиры позволяют, по их мнению, проинтерпретировать и понять действия, поступки людей.
|
|
По отношению к социально-гуманитарным наукам до сих пор существует некоторый скепсис, особенно со стороны представителей естествознания, часть которых вообще отказывает в праве называться наукой этому виду знания. Наука, мол, предполагает прежде всего формулировку точных законов, использование научных методов и развитой методологии научного исследования, как, например, в физике, биологии и т.п. А поскольку всего этого в социо-гуманитарном знании еще нет, постольку якобы это знание еще не доросло до статуса научного. Отсюда следует несколько возможных путей решения данной проблемы. Один из них предлагает строить социо-гуманитарные науки и их методологию путем простого переноса соответствующих идей и идеалов из естествознания (позитивизм и др.), игнорируя тем самым специфику социо-гуманитарного. Такой редукционизм имеет давнюю историю, и его печальные плоды хорошо известны.
Противоположная точка зрения старается противопоставить эти науки «точным», естественным наукам, всячески подчеркивая и даже абсолютизируя специфику социально-гуманитарного. Хрестоматийным примером стали концепции Виндельбанда и Риккерта.
Естественные науки, по Виндельбанду, своей целью ставят поиск законов, нахождение общего, неизменного, повторяющегося, используя номотетическое (греч. nomos – закон) мышление. Науки о духе акцент делают на единичном, однократном, событийном, отдельных исторических фактах, применяя идиографическое мышление. В этом смысле естественные науки, согласно Виндельбанду, противоположны «историческим наукам». Естествознание, по его мнению, равнодушно «ко всему преходящему», его интересует «вечно неизменное и пребывающее; не изменчивое как таковое ищет оно, а только неизменную форму изменения». Естественные науки «из сияющего красками мира чувств» создают систему абстрактных понятий, в которых и за которыми они хотят постигнуть «сущность вещей, мир атомов, бесцветный и беззвучный, лишенный земного запаха чувственных качеств». А между тем, «всякий человеческий интерес и всякая оценка, все, имеющее значение для человека, относится к единичному и однократному… На единичности, на несравнимости предмета покоятся все наши чувства ценности».
|
|
Справедливости ради следует сказать, что Виндельбанд делает оговорку, – эта методологическая противоположность имеет место только в отношении приемов познания, а не его содержания. Может быть так, что один и тот же предмет служит объектом исследования и номотетического, и идиографического типа, способа познания, например язык, который имеет определенные законы своего функционирования и в то же время может быть единичным, преходящим явлением в человеческой культуре.
В свою очередь, Риккерт утверждал, что естественные науки пользуются генерализирующим методом образования понятий, а науки о культуре – индивидуализирующим. Например, история, пишет он, «не может пользоваться генерализирующим методом, ибо последний игнорирует единичное как таковое и, отвлекаясь от всего индивидуального, ведет к прямой логической противоположности тому, к чему стремится история».
Генерализирующие науки, по Риккерту, отвлекаются от всех ценностей, кроме логических. В итоге науки были разделены философом на: 1) номотетические и генерализирующие («чистые» естественные науки); 2) номотетические и индивидуализирующие, или квазиисторические, науки о природе (геология, эволюционная биология); 3) идиографические и генерализирующие, или квазинаучные исторические дисциплины (социология, экономика, юриспруденция); 4) идиографические и индивидуализирующие, история в собственном смысле слова.
Таким образом, выходило, что у наук о культуре выделялись методы: идиографический, индивидуализирующий, понимающий, а у естественных – номотетический, генерализирующий, объясняющий.
Однако об отдельном событии вообще ничего нельзя сказать, если не использовать общие понятия и не учитывать систему общих отношений. В настоящее время историки в своих исследованиях опираются на результаты социологии, экономической науки, математики и т.д.
Проще говоря, историческая наука трактуется Риккертом как оценочная и индивидуализирующая, хотя не отрицается наличие генерализаций, поскольку история нуждается в общих понятиях («государство», «революция» и т.п.). Но общие понятия здесь являются лишь вспомогательными средствами. Их задача – дать конкретное, полное описание уникального исторического явления. Философ, по сути, отвергал исторические законы, сводя их к так называемым «формулам ценности». Понятие закона и понятие исторического развития, по мнению Риккерта, несовместимы, так как закон есть повторяющееся, неизменное, а развитие предполагает возникновение нового, ранее не существовавшего. Поэтому историческая наука и наука, занятая поиском законов, кардинально отличны, утверждал Риккерт.
Между тем сегодня все наоборот. В.В. Ильин, говоря о современной науке, констатирует, что современная, «постклассическая наука буквально пронизана пафосом “становления”, нужно очень хотеть, чтобы не замечать восприимчивости естествознания к историко-эволюционным принципам и идеям».
Итак, в самом широком смысле предметом социально-гуманитарного познания является сфера человеческой деятельности, социальная реальность, которая этой деятельностью воспроизводится и не существует помимо нее (как, например, природная реальность). В этой сфере существует своеобразное переплетение объективных социальных законов и субъективных, индивидуальных целей, интересов, мотивов поведения людей. Она более сложна, быстрее подвержена изменению, развитию, чем живая и неживая природа.
Почему произошло резкое противопоставление разных типов наук? Дело в том, что на рубеже XIX–XX вв. было осознано, что кроме природы есть еще особая реальность – общество, культура, человек. Последние не сводятся к вещной, природной (физической, биологической и т.п.) составляющей, не являются частью природной реальности. Отсюда, реакция на позитивистский редукционизм, поиск адекватных новому объекту методов исследования, нередко приводившая к их абсолютизации, противопоставлению методам, объектам естественных наук. Мы бы сказали, что это трудность становления, роста новой гуманитарной парадигмы, процесс ее самоосмысления. Собственно, такая же картина наблюдалась в науках о природе, когда, например, с помощью механических законов пытались понять, объяснить отнюдь не механические явления (электричество, магнетизм и др.).
По словам В.Г. Борзенкова, Дильтей, Виндельбанд, Риккерт, частично Вебер старались «защитить и обосновать право пользоваться при НАУЧНОМ объяснении “человеческого мира”…такими понятиями, как смысл, намерение, цель, ценность и пр. И это в условиях, когда почти повсеместным было убеждение, что все успехи галилеевской и постгалилеевской науки были обусловлены как раз устранением этих понятий из словаря естественно-научных теорий и объяснений».
То есть, эти мыслители отстаивали право на самостоятельность социально-гуманитарных наук.
Представители же логического позитивизма (М. Шлик, О. Нейрат, Р. Карнап и др.), выступая за «единую науку», не допускали мысли о какой-либо их «автономии».
Не так давно существовало разделение гуманитарных наук и наук социальных, общественных. Например, историю иногда относили к социальным наукам, полностью лишая ее «гуманитарного аспекта», что, с нашей точки зрения, противоречит философско-методологическим традициям. Ведь подлинной истории не может быть вне личностного, смыслового, ценностного и мотивационного аспектов деятельности людей. «Гуманитарное знание имеет объектом изучения индивидуальную деятельность исторических личностей, их мотивы, взгляды, ценностные установки, произведения, биографии, иными словами, анализ духовной жизни в ее личностном аспекте».
Поэтому историю более правильно считать социально-гуманитарной наукой. Да и все остальные так называемые общественные, социальные науки, если они учитывают в своих концепциях момент субъективности, неповторимый личностный фактор, не могут не быть гуманитарными: «Там, где представитель обществознания – историк, юрист, философ и т.д., – пишет В.В. Ильин, – апеллирует к социально-политическим сущностям (факты, законы, зависимости общественно-исторического процесса), он выступает преимущественно как обществовед. Там, где он апеллирует к “миру человека” (мотивационные, ценностно-смысловые параметры, аспекты “фона личности”), он выступает прежде всего как гуманитарный… Учет общественно-закономерного в исторической теории делает ее объективной, учет индивидуально-личностного делает ее человеческой. Как видно, – заключает автор, – обществоведческое и гуманитарное взаимопроникаемы: без закономерного (общего) история выродилась бы в субъективизм; без личностного (особенного) она стала бы вульгаризованной в духе экономизма».
Ничего удивительного в этом нет. Живя в обществе, человек так или иначе подчиняется его законам, определенным правилам, зависимостям, которые он старается учитывать в жизнедеятельности (объективный момент). Одновременно конкретный человек не есть какая-то обезличенная сущность, «носитель» социального. Любой человек – неповторимая индивидуальность, личность, со своими желаниями, целями, мотивами, надеждами, разочарованиями (субъективный момент). В реальной человеческой деятельности субъективные и объективные моменты спаяны, переплетены, проявляются, выступают друг через друга. Часто трудно (если вообще возможно) сказать, где кончается общественное, социальное, объективное в поведении конкретного человека и начинается личностное, индивидуальное, субъективное.
В.А. Лекторский пишет: «Теперь уже ясно, что не существует принципиальной разницы между науками о человеке (или гуманитарными дисциплинами) и социальными науками. В недавнем прошлом считалось, что первые имеют дело с интерпретацией текстов, а вторые изучают механизмы функционирования и развития социальных структур и институтов. Сегодня все более популярным становится другое понимание: социальные институты – это констелляции и производители смыслов человеческих действий (“фабрики смыслов”). Возникли интерпретативная социология и антропология, культурная психология, герменевтика используется в исторических исследованиях».