Тени в море
Г.Мак‑Кормик, Т.Аллен, У.Янг
Тени в море
Глава 1
Тени нападают
Он бежал по пляжу, устремляясь навстречу прохладному, манящему к себе морю. Только сегодня – 1 июля 1916 года – он приехал в Бич‑Хейвен, курортный город в Нью‑Джерси, и сейчас, буквально через несколько минут после приезда, уже был у кромки прибоя.
Чарльзу Вэн‑Сэнту недавно исполнилось двадцать три года, и жизнь расстилалась перед ним такая же манящая, волнующая и необъятная, как море. На ее горизонте, так же как у миллионов его ровесников, висело одно темное облако – война. Горизонт, окаймлявший море перед ним, был безоблачен.
Позади, на берегу, стали появляться нарядно одетые люди. Скоро его отец и сестры тоже будут здесь. Они придут, как только кончат разбирать чемоданы и как следует устроятся в своих апартаментах, выходящих окнами на море. Где им было поспеть за Чарльзом. Само время не могло поспеть за ним! Путешествие из Филадельфии, где он жил, до Лонг‑Бич‑Айленд – узкой полоски земли, усеянной курортами, как близнецы похожими на Бич‑Хейвен, – тянулось, казалось ему, целую вечность. В переполненном поезде было невыносимо душно. Наконец путь окончен. Чарльз пулей влетел в оставленный для них номер, натянул купальный костюм, накинул халат и бегом кинулся на пляж. Ныряя, он слышал, как кто‑то на берегу напевал: «У моря, у моря, у дивного моря...» Море и правда было чудесным в тот день.
Чарльз был хорошим пловцом. Рассекая воду мощными ударами, он плыл прямо в открытое море. Отплыв на девяносто метров, он остановился: хватит для первого раза. Он повернул обратно и, лениво взмахивая руками, неохотно поплыл к берегу, наслаждаясь покоем и одиночеством и стараясь продлить свое свидание с морем. Но одиночество это было обманчивым.
По его пятам, уверенно разрезая волны, неслась серая тень, увенчанная черным плавником. Ее увидели с берега. Раздались крики, но Вэн‑Сэнт их не слышал. Затем все смолкло – безмолвно, неподвижно люди, будто завороженные, следили, как уменьшается расстояние между Вэн‑Сэнтом и преследующим его врагом. А юноша, словно испытывая их терпение, плыл так же медленно, все еще не зная, что он – участник смертельной игры, где на карту поставлена его жизнь.
Он был почти у самого берега, когда вода вокруг него вспенилась и по ней поплыли красные пузыри. В этот момент Александр Отт, бывший участник олимпийских игр в составе сборной США по плаванию, кинулся в воду. Никогда еще ему не приходилось плыть так быстро. Когда Отт достиг красного пятна, которое все шире расплывалось по воде, серая тень угрожающе метнулась к нему, затем стрелой унеслась в открытое море.
Отту удалось вытащить Вэн‑Сэнта на берег. Обе его ноги были буквально разодраны в клочья. В ту же ночь он умер от шока и потери крови.
Серая тень исчезла так же незаметно, как и появилась. Случай этот не вызвал особой паники. Никто не помнил, чтобы раньше акулы нападали на пловцов. Возможно, такие вещи и случались где‑нибудь в южных морях или у берегов Австралии, но в Нью‑Джерси – никогда! Знатоки утверждали, что и во всем мире не было ни одного абсолютно достоверного случая нападения акулы на человека.
Правда, за три года до того, в августе 1913 года, один рыбак поймал акулу в Спринг‑Лейк, в семидесяти километрах от Бич‑Хейвен. Когда брюхо акулы вспороли, в ее желудке обнаружили ногу женщины в светло‑коричневой туфельке и трикотажном чулке. Но эта ужасная находка, подобно многим другим, о которых с незапамятных времен рассказывали моряки и рыболовы, тут же получила объяснение: да, возможно, акулы и пожирают трупы, но они никогда не нападут на живого человека.
* * *
6 июля 1916 года, через пять дней после того, как погиб Вэн‑Сэнт, более пятисот человек прогуливалось по пляжу курорта Спринг‑Лейк. Время перешло за полдень, начался отлив. В воде было сравнительно мало людей. У самого берега, обдавая друг друга брызгами, плескались дети.
Спринг‑Лейк был одним из модных курортов, где собиралось высшее общество; жизнь текла здесь по великосветским канонам. Но море демократично, и в воде коридорный гостиницы ничем не хуже миллионера. Возможно, именно по этой причине Чарльз Брудер любил море. Чарльз был коридорным в гостинице «Эссекс и Сассекс» и все свободное время проводил на море. Молодой – ему только что исполнилось двадцать восемь лет, – с привлекательной внешностью, он пользовался симпатией всех, кто его знал.
6 июля Брудер был свободен всю вторую половину дня и, несмотря на отлив, решил поплавать. Он шел через буруны, кивая и улыбаясь знакомым. Когда вода дошла ему до пояса, Чарльз нырнул и поплыл в морс. Скоро он был за буйками. Джордж Уайт и Крис Андерсен, дежурившие в тот день на спасательной станции, не окликнули его, так как всем было известно, что Чарльз Брудер – прекрасный пловец.
Внезапно воздух задрожал от пронзительного женского крика. Инстинктивно Уайт и Андерсен обернулись в сторону моря. Брудер исчез.
– Он перевернулся, – кричала женщина, – мужчина в красном каноэ перевернулся!
Не успел смолкнуть ее крик, как Уайт и Андерсен уже бежали к лодке. Они знали: то, что увидели их глаза, – не перевернутое каноэ, так как красное пятно все продолжало увеличиваться в размерах. Вот посреди него на один миг появилось искаженное болью и ужасом лицо Брудера и взметнулась его окровавленная рука. Лодка подплыла к нему. Уайт, сидящий на носу, наклонился вперед и протянул Брудеру весло. Каким‑то чудом тому удалось ухватиться за него. Они подтянули Чарльза к лодке. Лицо его было белым как мел, глаза закрыты.
– Акула... на меня напала акула... откусила мне ноги! – еле слышно прошептал он и потерял сознание.
Уайт втащил в лодку его странно легкое тело.
Когда лодка подошла к берегу, Брудер был уже мертв. Врач, вызванный, чтобы ему помочь, приводил в чувство потерявших сознание женщин. В «Эссексе и Сассексе» дежурный телефонист обзванивал все курорты побережья. Через десять минут на протяжении сорока километров в воде не осталось ни одного купающегося.
Но неужели Брудер действительно погиб от зубов акулы? Неужели эти людоеды подкрадываются к самому побережью Нью‑Джерси? И владельцы гостиниц, и отдыхающие равно жаждали услышать, что это невозможно. С замиранием сердца ждали они заключения Уильяма Грея Шоффлера, главного хирурга национальной гвардии Нью‑Джерси. Он осмотрел Брудера через пятнадцать минут после того, как его вытащили из моря.
«Нет ни малейшего сомнения, – писал Шоффлер в своем отчете, – что увечье нанесено акулой‑людоедом. Правая нога Брудера разорвана, и между коленом и лодыжкой перекушена кость. Нет правой ступни, а также нижней части большой берцовой и малой берцовой костей. С ноги примерно от колена сорвано все мясо. Над левым коленом глубокая рана, доходящая до кости. На правой стороне живота, снизу, вырван кусок мяса величиной с кулак».
В тот же вечер моторки с установленными на них прожекторами, вышли в море в погоню за акулой. Но все поиски были тщетны. Для того, чтобы обезопасить пляжи от акул, муниципальные власти Спринг‑Лейк организовали патрулирование прибрежных вод специально нанятыми вооруженными людьми в лодках.
– Я уверен, что не позже чем через два, самое большее три дня пляжи будут в безопасности, – заявил член муниципалитета Д. Хилл. Но ни одна акула не была поймана или убита. После смерти Брудера возле Спринг‑Лейк ни одной акулы даже не видели.
* * *
Если вы будете искать на карте городок Мэтавон (штат Нью‑Джерси), вы не найдете его среди приморских городов. Он расположен в четырех километрах от Раритан‑Бей, залива, который переходит в Лоуер‑Бей – ворота в порт Нью‑Йорка. Единственная ниточка, связывающая Мэтавон с заливом, очень тонка. Это впадающая в Раритан‑Бей извилистая речушка, Мэтавон‑Крик, которую и рекой‑то можно назвать лишь во время прилива: во время отлива она совсем мелеет.
Летом 1916 года, так же как и в предыдущие годы, мэтавонские мальчишки проводили все свое свободное время на Мэтавон‑Крик. Самым любимым местом для купания была старая пристань, куда в незапамятные времена приставал буксир, приходивший к городку вместе с приливом и уходивший со следующим приливом, увозя на рынки Нью‑Йорка продукцию местных фермеров. Пристань давным‑давно развалилась, и от нее осталось лишь около десятка свай, которые торчали на небольшом расстоянии друг от друга неподалеку от края полуразрушенной дамбы. Нырять с дамбы и свай казалось мальчишкам слишком простым делом, они предпочитали играть в пятнашки, перепрыгивая со сваи на сваю.
Однажды в начале июля 1916 года Ренни (сокращенное от Ренсселер) Кэртон, четырнадцати лет, играл в пятнашки на старой пристани. Чтобы его не запятнали, он нырнул в речку. В тот момент, когда его голова и плечи погрузились в мутную воду, он почувствовал, как что‑то шершавое, вроде грубой наждачной бумаги, полоснуло его по животу. Он вынырнул на поверхность и быстро поплыл к дамбе. Взобравшись на сваю и перепрыгнув оттуда на пристань, он увидел, что весь его живот покрыт глубокими царапинами, из которых сочится кровь.
– Не ныряйте больше! – закричал он товарищам. – Там что‑то есть. А вдруг это акула!
На его слова никто не обратил внимания, более того, уже через несколько минут он сам забыл о своем предупреждении и снова нырнул в речку. Он спешил домой. Переплыть на другой берег было куда быстрее, чем идти до ближайшего моста.
11 июля в нескольких километрах к востоку от устья Мэтавон‑Крик рыбак Херман Тарноу поймал недалеко от берега трехметровую акулу. Но и на это не обратили особого внимания.
Утром 12 июля капитан Томас Котрелл, бывший моряк, владелец моторной лодки «Скад», шел по новому подъемному мосту, который пересекал Мэтавон‑Крик примерно в двух с половиной километрах вниз по течению от пристани. Прошло одиннадцать дней с тех пор, как погиб Чарльз Вэн‑Сэнт в Бич‑Хейвен в ста пятнадцати километрах от Мэтавона, и шесть дней с тех пор, как умер Чарльз Брудер в Спринг‑Лейк в сорока километрах от Мэтавона. И вот теперь, в этот жаркий ясный день, капитан Котрелл, идя по мосту, увидел в воде темно‑серую тень, промелькнувшую в волнах поднимавшегося прилива. Эта тень тут же исчезла, но капитан был уверен, что глаза не обманули его. Он позвал двух рабочих, стоявших на мосту. Они тоже видели тень. Рабочие тут же позвонили Джону Малсону, начальнику мэтавонской полиции. Тем временем капитан Котрелл поспешил в центр города, до которого было с километр, чтобы остановить детей, целыми группами направлявшихся купаться. Несколько раз он прошел из конца в конец короткую Главную улицу, где всегда толпилось много народа, предупреждая об опасности хозяев многочисленных лавок и покупателей, но ответом ему был лишь смех. Подумать только – акула в мелкой речушке, которая в самом широком месте не превышает одиннадцати метров. Капитан Котрелл снова отправился к Мэтавон‑Крик.
Одна из дверей, в которую заглянул капитан Котрелл во время своей безрезультатной прогулки по Главной улице, вела в «Химчистку», только недавно открытую Стэнли Фишером, белокурым гигантом двадцати четырех лет, пользовавшимся большой популярностью в Мэтавоне. Отец Стэнли, Уотсон Фишер, провел на море большую часть жизни и достиг звания коммодора. Незадолго до того он ушел в отставку и был теперь одним из видных граждан городка. Если он и мечтал о том, чтобы его сын стал моряком, он таил эти мечты про себя. И все же многие жители говорили, что это просто стыд и срам – такой большой, сильный парень занимается химчисткой вместо того, чтобы, как его отец, бороздить моря и океаны.
12 июля был знойный, удушливый день. На лесопильном заводе Андерсена, где работал со своим отцом Лестер Стилуэлл, жара казалась особенно невыносимой. К двум часам Лестер забил последний гвоздь в последний ящик – дело, в котором он достиг большой сноровки, – и, поскольку ему было всего двенадцать лет, его отпустили домой. Он помахал рукой отцу, стрелой выскочил из душной лесопилки и вместе с товарищами – Джонсоном Картаном, Фрэнком Клоувзом, Альбертом О'Хара и Чарльзом Вэн‑Брантом – побежал к старой пристани. Скоро они уже плескались в реке. Большинство, подобно Лестеру, обходилось без купального костюма.
Альберт О'Хара был почти у самого берега и хотел уже выходить из воды, когда Лестер крикнул:
– Ребята, смотрите, как я держусь!
Альберт обернулся. Лестер был таким худым, что держаться на воде ему было труднее, чем остальным ребятам. В этот миг что‑то жесткое и скользкое ударило Альберта по правой ноге. Он взглянул в воду – перед ним мелькнул хвост огромной рыбы. Чарльз Вэн‑Брант, который тоже еще был в воде, также заметил ее. Это была самая большая и самая черная рыба из всех рыб, каких он видел в своей жизни, и она неслась прямо на Лестера Стилуэлла. Лестер отчаянно закричал. Большая рыба кинулась на него, внезапно изогнувшись в тот миг, когда наносила удар, и показала белое брюхо и сверкающие белые зубы. И Чарльз понял – ужас этой минуты он не забыл до конца своих дней, – что перед ним акула. Через секунду она сомкнула пасть вокруг тела Лестера и утащила его в глубину. Воды Мэтавон‑Крик окрасились в красный цвет. У Лестера не было ни времени, ни сил, чтобы закричать во второй раз.
Друзья Лестера и все остальные мальчишки, плававшие в реке поблизости, поспешно выбрались на берег. Одни из них помчались на фабрику Фишера, которая была неподалеку, и позвали рабочих. Другие наперегонки побежали по крутой и пыльной проселочной дороге к центру городка. Там, где совсем недавно проходил капитан Котрелл, теперь царила паника и бегали голые ревущие мальчишки. Те из них, кто видел акулу, кричали:
– Акула! Акула! Лестера сожрала акула!
Другие звали:
– Лестер! Лестер!
Никто толком не знал, в чем дело. Кто‑то крикнул, что Лестера, «мальчишку, у которого бывают припадки», опять «схватило» и он тонет. В городке наверняка было известно только одно: с кем‑то из мальчиков у реки приключилась беда. И вот все – мужчины, женщины, дети – бросились туда ему на помощь. Среди них был и Стэнли Фишер, который только на минутку забежал в комнату за лавкой, чтобы надеть купальный костюм.
– Вспомните, что говорил капитан Котрелл! – прокричала учительница Мэри Андерсон, когда Фишер пробегал мимо нее. – Возможно, это акула.
– Акула? Здесь? – спросил Фишер, приостанавливаясь. Рядом с Мэри Андерсон он казался неправдоподобно огромным. – Не может быть, – сказал он, немного помолчав, затем, словно отвечая на свои собственные сомнения, добавил: – А, все равно. Надо же вызволить мальчишку.
Повернувшись к своему рассыльному, восьмилетнему Джонни Смиту, стоявшему поблизости, он сказал:
– Присмотри за лавкой, пока я не вернусь.
И со всех ног пустился к речке.
Сын коммодора Фишера взял на себя командование спасательной операцией на Мэтавон‑Крик. Его штаб‑квартирой была старая пристань, его врагом – акула. Человек двести горожан, в том числе родители Лестера, выстроились на пристани и на берегу. Нескольких человек Фишер отправил на лодках искать баграми тело Лестера. Кто‑то приволок рулон проволочной сетки. Фишер приказал нескольким парням сесть в лодку и перегородить сеткой, к которой вместо якорей прикрепили камни, речку ниже по течению, там, где русло было шире шести метров. Фишер знал, что прямо напротив пристани, неподалеку от противоположного берега, есть яма, и решил, что именно там и скрывается акула с телом мальчика. План Фишера заключался в том, чтобы выгнать акулу туда, где русло было перегорожено сеткой. Но сетка, поставленная в спешке кое‑как, не полностью перекрывала проход.
Когда это ненадежное сооружение было завершено, Фишер прыгнул в речку и поплыл к противоположному берегу. В воде уже находилось несколько человек, которые ныряли на дно, стараясь отыскать в речном иле тело мальчика. Среди них был пятидесятилетний Артур Смит, плотник по профессии и охотник по призванию. Его дочь кричала ему с берега:
– Па, вернись! Па, вылезай!
В его возрасте дело это было ему не по силам. Но он продолжал нырять, бросая вызов смерти, которая плавала вокруг и в конце концов коснулась его. Много лет спустя Артур Смит, полуслепой и почти совсем глухой девяностопятилстний старик, будет сидеть сгорбившись на крыльце старого дома на берегу Мэтавон‑Крик, безразличный ко всему окружающему. Но упоминание о том дне заставит его вскочить с кресла и припомнить во всех подробностях момент, когда акула скользнула мимо него, содрав ему с ноги кожу[1]. В девяносто пять лет у него все еще были рубцы от этой раны, что может подтвердить один из авторов этой книги.
Смит видел, как Фишер поднял руки, наполовину выпрыгнул из воды и, сделав два сильных взмаха, пошел на глубину.
В этот самый момент к месту происшествия прибыл на моторной лодке Артур Вэн‑Баскирк, местный агент сыскной полиции. Он не успел еще сойти с лодки на берег, как заметил, что у противоположного берега реки вода вдруг заволновалась. Волнение тут же улеглось, и по воде стало расплываться красное пятно. Оно становилось все шире и шире. Вэн‑Баскирк приказал человеку, бывшему с ним в лодке, завести мотор, а сам принялся кормовым веслом подгонять лодку к красному пятну, посредине которого вдруг появился Стэнли Фишер.
Лицо Фишера было повернуто к противоположному от пристани берегу, и оцепеневшая толпа видела только его широкие плечи и спину. Вода в том месте доходила ему всего лишь до пояса, и можно было разглядеть, что он скорчился и, казалось, стоит на одной ноге. Лодка подошла вплотную к Фишеру, и Вэн‑Баскирк увидел, что он обеими руками сжимает свою окровавленную правую ногу – вернее, то, что от нее осталось. Еще секунда – и он упал бы лицом в воду, но тут Вэн‑Баскирк протянул руки и подхватил его под мышки. Однако втащить Фишера в лодку не удалось. Они поспешили выбраться с мелководья. В тот миг, когда лодка повернула и направилась к пристани, вся толпа вздохнула, как один человек. Теперь они ясно увидели Фишера – это жуткое украшение на носу лодки. Почти все его тело поднималось над поверхностью воды, и можно было разглядеть нанесенную ему страшную рану. От паха до колена с правой ноги было содрано все мясо. Несколько женщин упали в обморок.
Лодка подошла почти вплотную к пристани, и тут по толпе снова прокатился стон, так как Фишер чуть не упал в воду. Взглянув на его ногу – голую кость, вдоль которой шли глубокие неровные зазубрины, – Вэн‑Баскирк увидел, что из разодранной артерии хлещет кровь. На палубе неподалеку валялся кусок веревки, и он решил одной рукой наложить Фишеру жгут. И вот, пытаясь дотянуться до веревки, он чуть не выпустил Фишера. Но тут десятки рук протянулись с пристани и подхватили его. Фишер все еще был в сознании. Его осторожно положили на самодельные носилки и понесли на железнодорожную станцию в полукилометре от Мэтавон‑Крик. Каждый шаг по крутому берегу и неровной дороге пронзал его жгучей болью. Милосердное забытье было рядом, но Фишер, казалось, боролся с ним изо всех сил. Ему очень нужно было что‑то сказать.
На станции его поместили в товарный вагон и стали ждать поезда. Нашли врача, но единственное, что он мог сделать, – это немного приостановить кровотечение. Прошло около трех часов, пока показался пятичасовой поезд из Лонг‑Бранч, и ему был дан сигнал остановиться. И даже в поезде Фишер старался не потерять сознание. Умер он только около восьми часов вечера, когда его вкатили в операционную монмаусской мемориальной больницы. Но перед смертью он все же сказал то, что ему так хотелось сказать: он нашел тело Лестера Стилуэлла на дне Мэтавон‑Крик и вырвал его из пасти акулы.
Еще когда Фишер лежал на станции, ожидая пятичасового поезда и своей смерти, несколько человек купили в магазине Эшера Вули динамит, чтобы убить акулу, которая, как они полагали, оставалась возле старой пристани. Все лодки были вытащены на берег. Но в тот момент, когда собирались поджечь запальный шнур, ниже по течению показалась моторная лодка. На руле сидел мэтавонский адвокат Джекоб Леффертс. На дне лодки лежал незнакомый мальчик. Его правая нога была обмотана пропитанными кровью тряпками.
– Его схватила акула, – крикнул Леффертс, подводя лодку к пристани. Мальчика перенесли в машину и на полной скорости отвезли в Нью‑Брунсвик в больницу святого Петра.
Сперва мальчик не хотел называть свое имя. Он боялся, что мать рассердится на него. Но скоро выяснилось, что зовут его Джозеф Данн и что ему четырнадцать лет. Вместе со своим старшим братом Майклом и несколькими другими мальчиками он купался в километре от Мэтавона, возле Кипорта. Кто‑то прибежал на пристань кирпичного завода, около которой они плавали, и рассказал об акуле. Мальчики быстро поплыли к берегу. Джозеф Данн, младший из всех, последним выходил из воды. Когда он стал подниматься по лестнице, что‑то похожее на огромные ножницы схватило его правую ногу («Я почувствовал, как акула заглатывает мою ногу, – рассказывал он позднее, – я уверен, она могла бы проглотить меня целиком».)
Джозеф закричал, и товарищи подбежали к лестнице. Свободной ногой Джозеф изо всех сил бил по воде. Майкл Данн и еще два мальчика схватили его и стали тянуть к себе, не обращая внимания на то, что зубы акулы сдирают ему с ноги кожу и мясо. В этом состязании ставкой была жизнь. Кто кого?.. С минуту акула продолжала тащить мальчика вниз, затем вдруг отпустила его и... растворилась в воде. Джозеф был свободен. Третью жертву акулы (все три – на протяжении одного часа) удалось вырвать из пасти смерти.
Всю ночь и все утро, при свете фонарей, а затем при первых проблесках зари, Мэтавон‑Крик был полем битвы. Взрыв за взрывом сотрясал воздух, фонтаны воды вздымались в небо. Сотни людей, вооруженных косами, вилами и старыми гарпунами, снятыми со стен гостиных, запрудили берега, в ход пошли ружья и пистолеты. Когда начался отлив, реку стали прочесывать вброд, держа наготове ножи и даже молотки. Это была настоящая оргия мщения.
Скоро Мэтавон‑Крик во всех направлениях был перегорожен рыболовными сетями и проволочной сеткой. Городок заполонили репортеры и фотокорреспонденты. Снова взрывали динамитные шашки – на этот раз двойную порцию ради операторов кинохроники. В мэтавонских магазинах кончились все взрывчатые вещества и патроны.
– Поймали! – закричал один человек, затем другой... третий... Сообщения прибывали вместе с приливом: в западню попалась одна акула, две, три, четыре... Но с отливом сообщения изменились: одна акула, две, три, четыре... все акулы ускользнули из западни.
Поймана акула была только через шесть дней, и поймал ее не кто иной, как капитан Котрелл. Он поднимался по Мэтавон‑Крик на своей моторке вместе с зятем, Ричардом Ли, и в 370 метрах от залива, неподалеку от моста, с которого он впервые заметил смертоносную тень, увидел, как в волнах появился спинной плавник и сразу исчез. Котрелл и Ли тут же спустили в воду несколько метров сети с грузилами по нижнему краю и пробочными поплавками по верхнему. Сеть выгнулась дугой, так как начался отлив и вода стала спадать. Оба конца сети были закреплены в лодке. Искусно лавируя, капитан ухитрился зажать акулу между сетью и моторкой. Акула отчаянно сопротивлялась, но люди сантиметр за сантиметром вытягивали сеть, которой суждено было стать саваном акулы.
Используя корпус моторки как наковальню, Котрелл раз за разом бил акулу по голове огромной деревянной колотушкой. Убедившись, что акула наконец мертва, Котрелл вытащил ее на берег. Она весила сто четыре килограмма и была длиной в два с лишним метра. Он выставил ее на обозрение в сарае, где держал снасти, и там перебывали все жители Мэтавона и Кипорта от мала до велика. Они согласны были стоять в очереди и платить по десять центов за вход, лишь бы увидеть «грозу Мэтавон‑Крик».
* * *
Но поимка предполагаемого убийцы не положила конца рассказам, которые ходили по всему восточному побережью США от Флориды до Род‑Айлснда. Буквально каждый прибывавший в Нью‑Йорк корабль привозил с собой новую порцию этих рассказов. Число акул, которых якобы видели возле Файер‑Айленда и Лонг‑Айленда, возросло до нескольких сотен. Были созданы вооруженные отряды, которые должны были выследить этих акул.
Теории о причинах их появления множились с не меньшей быстротой, чем акулы. Говорили, что бомбардировки в Северном море заставили акул пересечь Атлантический океан в поисках тихого местечка. Что акулы стали нападать на людей, так как были лишены своего обычного рациона – отбросов с пассажирских кораблей, изгнанных с моря другими акулами – германскими подводными лодками. Мировая война дала начало и еще одной теории: акулы якобы изменили свое меню, потому что реки выносили в море множество трупов, и акулы могли теперь всласть наедаться мертвечиной. Один из писак, подвизавшихся в «Нью‑Йорк таймс», не поленился произвести подсчет и утверждал, что более двенадцати с половиной тысяч жертв войны нашли свою могилу в утробе акул.
Логика и разум не устояли перед паникой. Какая‑то женщина заявила, что видела акулу у пляжа в Ойстер‑Бей на Лонг‑Айленде и потребовала у Рузвельта, чтобы он немедленно принял меры. Пловец на длинные дистанции предложил проплыть по всей нью‑йоркской гавани... в проволочной корзине. В «Нью‑Йорк таймс» лучшая американская пловчиха Аннет Келлерман давала пловцам совет нырять под акулу, если она набросится на них. «Так как акула кидается на вас, перевернувшись кверху брюхом, – объясняла она, – у вас есть шанс спастись, если расстояние до берега или другого безопасного места не очень велико». На первой полосе одной из газет девица из кордебалета сообщала потрясающую новость: ей удалось избежать зубов акулы, исполнив перед ней импровизацию из пируэтов и хлопков. Люди‑акулы наживались на «специальных плавательных курсах», обучая людей тому, как перехитрить акул. Говорили даже, что акулы – вовсе не акулы, а черепахи.
И вдруг, так же неожиданно и необъяснимо, как они появились, акулы исчезли и снова стали всего лишь тенями в море.
Почему?
Почему за двенадцать дней произошло пять нападений на людей почти в одном и том же месте, причем там, где раньше акулы вообще не появлялись?
Почему?
После того, как паникеры и болтуны оставили сцену, вперед выступили ученые‑специалисты. У ученых был довольно растерянный вид.
Исследовав все случаи нападений акул на человека, доктора Никольс, Марфи и Льюкас – три специалиста по акулам – попытались дать им свое объяснение. "Единственное, чем я могу объяснить неожиданное появление акул, – говорил доктор Льюкас, – это тем, что 1916 год – «акулий год». В соответствии с этой «теорией» Никольс и Марфи писали следующее: «Вполне вероятно, что этим летом акулы появились здесь в небывалом ранее количестве и что мы имеем дело с необычайно крупной миграцией акул, которую можно сравнить со спорадическим переселением червей, медуз, кузнечиков или леммингов – переселением, источником которого служит перепроизводство и прочие еще мало изученные нами природные факторы».
Кроме теории «акульего года» было выдвинуто предположение, что к берегам акул пригнал голод. Из‑за нехватки обычной пищи акулы стали рыскать вдоль берегов в поисках новой добычи, и пять раз жертвами оказались люди.
* * *
В жаркий августовский полдень 1960 года, через сорок четыре года после появления акул у берегов Нью‑Джерси, Джон Бродер, двадцатичетырехлетний бухгалтер, и Джин Филармо, его двадцатидвухлетняя невеста, рука об руку вошли в волны прибоя на пляже Си‑Гирта (Нью‑Джерси) не более чем в трех километрах от Спринг‑Лейк, где задолго до того был убит Чарльз Брудер.
Зайдя в воду по пояс, Джон и Джин ждали девятого вала, который вынес бы их на берег. К ним подкатила сверкающая, покрытая пеной волна, но Джон стал ждать следующей, еще большей. Когда волна катила мимо них, Джону показалось, что в ней что‑то темнеет. Он подумал: «Что бы это могло быть?»
И тут что‑то – то самое темное «что‑то» – обрушилось на него сзади и схватило за правую ногу. Бродер стал бить это «что‑то» свободной левой ногой, но безрезультатно. Его левая нога ударяла по чему‑то твердому и колючему. Он изогнулся и ударил черную громаду левой рукой. Поверхность, которой коснулась его рука, была такой неровной, что он сильно рассек себе пальцы. Вода вокруг него окрасилась в красный цвет, и он увидел, как всплывают наверх клочья мяса, содранного с его правой ноги.
Следующая волна накрыла Бродера с головой, и он потерял сознание. Мисс Филармо поставила его на ноги и стала звать на помощь. Три человека подбежали к ним и помогли ей вынести Джона на берег. Норман Портер, в прошлом майор военного флота, схватив у служащего спасательной станции кожаный пояс, наложил на бедро Бродера жгут.
Икра его правой ноги висела на нескольких лоскутках кожи. Одна кость была раздроблена, на другой – глубокие трещины. К тому времени, как он был доставлен в больницу – всего через несколько минут после того, как его вытащили на берег, – он потерял более четырех литров крови. Через восемь дней ему ампутировали правую ногу у колена. Но ему повезло. Он остался жив после нападения акулы.
То, что произошло с Джоном Бродером в I960 году; то, что ранее произошло с Чарльзом Вэн‑Сэнтом, Чарльзом Брудером, Лестером Стилуэллом, Стэнли Фишером и Джозефом Данном; то, что происходило в течение долгих лет до того со многими (хотя, сравнительно с общим числом купающихся, не так уж многими) людьми, может произойти в любой день, в любую ночь, в любом море с жарким и умеренным климатом, так как во всех них обитают акулы. Кроме того, существует много рек и по крайней мере одно озеро с пресной водой, где это также может случиться!
Да, случается это не часто. Говорят, что шансы пасть жертвой акулы равны шансам пасть жертвой молнии. На самом же деле люди гораздо чаще умирают от удара молнии, чем от нападения акулы. Считается, например, что в водах Австралии акул больше, чем где бы то ни было. Однако с 1919 года там зафиксировано всего около сто случаев нападения акулы на человека – меньше чем три случая за год.
На каждого пострадавшего от акулы приходится около тридцати миллионов человек, пострадавших, самое большее, от перегрева на солнце. Из тех, кто в последние годы наслаждался отдыхом во Флориде, лишь один из пяти миллионов купающихся подвергался нападению акул.
Но статистика не может ни умерить страха, вызванного видом грозного спинного плавника или просто зловещей тенью, мелькнувшей в воде, ни остановить панику, которая охватывает все побережье после одного‑единственного случая нападения на человека.
* * *
В море обитает много опасных существ, но одно из них внушает людям самый большой страх. Это – акула!
Страх перед акулой уходит корнями в глубь доисторических времен; сказания об ужасных столкновениях между человеком и акулой мы находим в устном творчестве многих народов. В те эпохи, которые нашли свое отражение в истории, мы также встречаемся с акулой Греческий поэт Леонид Тарентский рассказывает нам о Тарсисе, ловце губок, на которого напала акула и оторвала ему всю нижнюю часть тела. Товарищи втащили Тарсиса в лодку и отвезли на берег, так что он был, как замечает поэт, похоронен «и в морской пучине, и в тверди земной».
С того времени, как европейцы вышли в открытое море, они привозили домой рассказы о «жестоких, прожорливых тибуронах» – чудовищах, пожирающих людей. Это были акулы. Однако скептики, никогда не покидавшие суши, сомневались в достоверности этих рассказов, и чем более повседневным делом становились морские путешествия, тем сильнее были эти сомнения. В начале нашего века скептики утверждали, что нет достаточных доказательств того, что акулы действительно нападают на человека.
В 1916 году, после первого нападения в Нью‑Джерси, скептики были несколько смущены, но все еще крепко стояли на своих позициях. Даже после того как одно за другим были совершены все пять нападений, признанные знатоки акул не соглашались с тем, что акула ни с того ни с сего может наброситься на человека и сожрать его. Части человеческого тела, которые время от времени обнаруживают в брюхе акул, доказывают только то, говорили они, что акулы питаются падалью... Это было и остается весьма веским аргументом.
Такой большой авторитет, как Уильям Биб, известный исследователь подводного мира, тоже посмеивался над историями о нападениях акул.
Биб, спускаясь в батисфере на дно океана, видел через иллюминаторы множество акул. Он наблюдал за ними с близкого расстояния и в сравнительно мелких местах, когда на нем не было ничего, кроме купального костюма и маски для ныряния. Ни одна из них не причинила ему вреда. В тропиках, говорил он, ему довелось беседовать с людьми, которые часто сталкиваются с акулами. И у него не сложилось впечатления, что акулы действительно едят людей.
Когда произносят свое веское слово знатоки подводного царства вроде Биба, даже такая реальность, как пять нью‑джерсийских нападений, не может устоять перед нашим нежеланием открыто посмотреть правде в глаза.
Когда признанные авторитеты утверждают, будто акул вовсе нечего бояться, они просто говорят людям то, что тем хочется услышать, а не то, что есть на самом деле. «Где фактические доказательства того, что акулы действительно нападают на людей? – говорят они. – На чем мы основываемся, кроме басен, которые нам рассказывают моряки?»
Действительно, фиксирование случаев нападения акул на людей началось только в 1935 году, когда Е. Милби Буртон, директор Чарлстонского музея (Южная Каролина), писал: «Достаточно достоверных свидетельств того, что акулы нападают на людей, купающихся у побережья Атлантического океана к северу от Флориды, немного... Однако за последнее десятилетие мы имеем несколько случаев жестоких нападений на человека, подлинность которых установлена».
Буртон изучал истории болезни, беседовал с пострадавшими и с врачами, которые их пользовали.
Первое нападение, документированное Буртоном, произошло 16 июля 1933 года возле Фолли‑Айленд, расположенного неподалеку от чарлстонской гавани. Мисс Эмма Мэггинсон стояла в волнах прибоя. Вода доходила ей примерно до пояса. Вместе с ней был ее младший брат, и когда что‑то ущипнуло ее за ногу, она подумала, что он в шутку хочет ее напугать.
Но через секунду она почувствовала, что ее правую ногу зажало словно в тисках, и вода вокруг окрасилась кровью. С большим трудом она выбралась на берег и была тут же отвезена в больницу, где ей наложили тридцать швов на раны, нанесенные зубами акулы.
Пять дней спустя Дрейтон Хейсти, пятнадцати лет, купался у северного конца Моррис‑Айленд в устье чарлстонской гавани. Нападение на мисс Мэггинсон и почти одновременная поимка детеныша акулы длиной два с половиной метра заставили всех держаться настороже. Поэтому, когда Дрейтону показалось, что он видит спинной плавник акулы неподалеку от берега, у которого он купался, мальчик оцепенел от страха. Но тут же решил, что принял за плавник небольшую волну.
Однако на всякий случай он поплыл к берегу и сел шагах в шести от него, там, где вначале постепенно спускавшееся дно начинало круто уходить вниз. Вода едва доходила ему до пояса.
– Я был уверен, – говорил он потом, – что в таком мелком месте я буду в безопасности.
Прошло несколько минут, и вдруг...
– Вода забурлила, затем я ощутил толчок, который тут же «взбодрил» меня. Что‑то сдавило мне правую ногу. От боли у меня потемнело в глазах. Я почувствовал, как что‑то с силой, не уступающей силе лошади, тащит меня в глубину. Я взглянул вниз и среди пены и брызг увидел голову огромной акулы. Вцепившись мне в колено, она дергала меня за ногу, как щенок, который старается вырвать у хозяина палку. Инстинктивно я стал лягать ее другой ногой,