ВЕТХИЙ ЗАВЕТ
Общность с литературой Древнего Востока: вавилонской, древнеегипетской, древнеиранской.
Особый тип библейской идеологии – монотеизм. Отличие мировоззренческих основ древнегреческой и древнееврейской литературы: сопоставление жертвоприношений Авраама с древнегреческим эпосом
Реферат студентки
110 группы
дневного отделения
Бородиной О. А.
Москва 2017
Содержание
Литература Ветхого Завета
1. Общность с литературой Древнего Востока: вавилонской, древнеегипетской, древнеиранской
2. Особый тип библейской идеологии – монотеизм. Отличие мировоззренческих основ древнегреческой и древнееврейской литературы: сопоставление жертвоприношений Авраама с древнегреческим эпосом
Особый тип библейской идеологии – монотеизм. Отличие мировоззренческих основ древнегреческой и древнееврейской литературы: сопоставление жертвоприношений Авраама с древнегреческим эпосом
Переплетение многообразных связей с древними культурными традициями Египта и Месопотамии, Ханаана и Финикии позволило древнееврейской литературе выработать и развить совершенно особый тип идеологии, принципиально отличный от мифологических систем других народов, и в некоторых отношениях им противоположный.
Панорама духовной жизни Древнего Ближнего Востока являет собой приближения, подступы, подходы к монотеизму – к вере в единого и «духовного» Бога как Творца и повелителя стихий, стоящего недостижимо высоко над миром природы. Самый яркий пример – религиозная реформа Аменхотепа IV (Эхнатона) в Египте. Данный факт стоит в ряду других, менее заметных фактов.
Но только в древнееврейской культуре, молодой и не очень богатой традициями по сравнению с великими древними культурами из её окружения, после всех подступов и подходов произошел отчётливый переход к монотеизму. И там, и тут наблюдаются известные противоречия, внутренние конфликты, но для других ближневосточных культур они связаны с действием не очень последовательных монотеистических тенденций в недрах достаточно жизнеспособного политеизма, для древнееврейской культуры — с действием стойких, но фрагментарных пережитков бытового политеизма на фоне постепенно освобождающегося от них монотеизма.
Необходимо видеть в неизбежной пестроте жизненных фактов принципиальное, качественное различие. Инициатива Эхнатона, вступавшая в противоречие со всем строем древнеегипетской культуры, пришла к неизбежному краху и осталась плодотворным, но кратковременным эпизодом.
Каждый поворот древнееврейской истории – это подъём государства во времена Давида и Соломона и связанная с ним централизация культа, военная угроза VII в. до н. э. и идеологическая консолидация, которая выразилась в реформе Иосии, крушение независимости в VI в. до н. э. и функциональное замещение политико-патриотических ценностей религиозными. Это прямо или косвенно работало на поступательное углубление необратимо утвердившегося монотеистического принципа.
Перейден был важный рубеж, и пути назад не было. Монотеистический принцип оказывал неизбежное воздействие на коренной склад воображения, на общий характер литературной топики. Если каждый языческий бог Египта, Вавилона, Ассирии, Угарита, Финикии или Греции имел ярко расцвеченную народной фантазией историю своего происхождения, своих деяний и страданий, то у библейского бога, наоборот, ничего подобного нет и по самой сути этого образа быть не может. Яхве нечего рассказывать, кроме того, что он сотворил мир и человека, а затем вступил со своими творениями в Драматические перипетии союза и спора. Это единственная в своем роде, черта, обнаруживающая качественный рубеж между мифологической традицией и новой религиозной идеологией. Только с течением времени абсолютная единственность Яхве разъясняется в доктринах пророков и книжников с отчетливостью догмата, но уже на ранних этапах бог этот не сопоставим и не соединим с другими богами. Это не глава патриархальной большой семьи, вовлеченный в сложные родовые отношения с себе подобными, как рисует Зевcа греческий эпос, у Яхве нет себе подобных, и это делает личностно мотивированным его пристальное и ревнивое внимание к человеку.
Так понятые отношения человека и бога – новая ступень в становлении человеческого самосознания. Лицом к лицу с таким образом бога человек острее схватывал свои собственные черты как черты личности, противостоящей со своей волей всему строю мирового целого.
Общность с литературой Древнего Востока: вавилонской, древнеегипетской, древнеиранской
Путём привлечения внешних данных н анализа самого текста уточнены исторические условия, в которых возникали, а позднее подвергались редакциям библейские книги. Выявлена преемственность этих книг по отношению к другим древневосточным литературным культурам – древнеегипетской; шумеро-аккадской, угарнтской. древиеиранской и другим.
Наряду с этим установлены типологические черты, сближающие Библию с иными древневосточными текстами, в особенности теми, которые сохранились в более или менее кодифицированном виде. Так, уже сама трёхчастная структура ветхозаветного канона отражает принцип традиционалистской циклизации: каждая последующая стадия литературного развития представляется комментированием памятников предыдущей стадии, апеллируя к их авторитету. Например, история усвоения заповедей Пятикнижия с прямыми ссылками на «Книгу Моисееву» излагается в «Книге Неемии», входящей в цикл Писания. Ряд книг третьего цикла («Псалмы», «Екклезиаст», «Книга притчей Соломоновых», «Песнь песней») связывается с именами царей Давида и Соломона — главных персонажей в хрониках второго цикла. «Плач Иеремии» из цикла Писания приписан тому самому Иеремии, проповеди которого вошли в цикл «Пророки». С подобным «комментарийным традиционализмом» мы встречаемся в истории индийской и китайской литературных культур.
И ещё одна черта сближает древнееврейскую литературу с другими древними литературами Востока – это проходящее через памятники разных эпох и жанров противоборство, а подчас и сложное переплетение двух тенденций: религиозно-племенной исключительности и общечеловеческой широты.
Непримиримая вражда к «чужакам» и к «иноверцам», понимание своего бога как этнического бога, ненавидящего иные народы, готовность утверждать славу этого бога огнем и мечом достаточно отчетливо проявляется, например, в «Книге Иисуса Навина». Напротив, бог пророка Амоса любит каждый, народ, и «чужаки» имеют не меньше прав на его милость, чем «свои». Исайя в пору кровавых войн говорит о вечном мире между людьми и призывает «перековать мечи на орала». В «Книге пророка Ионы» изображено, как пророк, ненавидящий город врагов, оказывается посрамлен своим богом, которому дороги, не только люди, но даже домашние животные в каждом городе. Если «Книга Ездры» сурово осуждает браки между людьми разных племен, то «Книга Руфь» делает именно такой брак предметом прочувствованного восхваления.