Небо хмурилось, грохотал гром, а дождь все никак не начинался. Лера шла вдоль витрин, одетая в длинный серебристый плащ и черные сапоги на шпильках. Ее спутник семенил чуть впереди и поминутно заглядывал ей в лицо. Она останавливалась возле красивых вещей, и он останавливался: вздыхал, засовывал руки в карманы белой куртки, снова и снова смотрел преданно и печально, но возражать против таких остановок не смел.
– Я ведь тебя люблю, Лер! – воскликнул парень, когда девушка отошла от очередной витрины, где за стеклом на стульях сидели разодетые в вечерние платья манекены.
Она даже на него не посмотрела, лишь обронила:
– Люби.
– Тебе все равно?
Девушка пожала плечиком.
– Скажем так: от твоей любви мне ни холодно, ни жарко.
Он схватил ее за руку и попытался обнять, но Лера не далась.
– Да как же станет жарко, если ты ничего не позволяешь! – возмутился парень.
Она брезгливо сморщилась.
– Господи, Дима… Выдави ты наконец на подбородке прыщи!
Парень покраснел и выпустил ее руку.
– Да ведь говорят, давить нельзя… – стыдливо прошептал он.
Лера подняла глаза к небу.
– Минздрав тоже много чего говорит, а слушает его кто‑нибудь? Вот именно!
Дима потупился.
– Так ты из‑за прыщей, значит…
Девушка отмахнулась.
– Ой, оставь. Если бы прыщи были твоим единственным недостатком, я бы сама отвела тебя в косметический салон! А так… Ты ужасный зануда, и хорош уже мне докучать!
– Лер, а я ведь могу стать другим… – Дима шел рядом приставным шагом и выглядел более чем просто жалким.
– Ну стань, тогда и посмотрим. – Она подарила ему мимолетную улыбку, а потом снова занялась изучением витрин.
– Я должен уйти, да? – спустя пару минут спросил парень.
Лера задумчиво созерцала манекен, облаченный в коротенькую приталенную курточку розового цвета, и ухажеру не отвечала.
– Так мне надо уйти или…
Девушка раздраженно обернулась.
– Вот видишь! К прыщам и занудству прибавь еще килограмм тупости. Тебе час назад стоило уйти!
– Тогда я пойду. – Дима протянул руку для прощания, но Лера проигнорировала его жест и прошла мимо.
– Пока, Лер! – крикнул парень. – Завтра увидимся, я позвоню тебе!
«Отстой», – подумала девушка. Но размышлять о надоедливом однокласснике долго ей не пришлось – она увидела в витрине оранжевый плащ, точь‑в‑точь какой искала уже давно.
В магазине собралось девиц пять, и все как назло столпились возле вожделенного плащика. Они щупали его, переговаривались с довольной ажиотажем продавщицей и задумчиво покачивали головами.
Лера не полезла в толпу, а сделала проще – остановилась возле другого плаща, нежно‑сиреневого, с огромными пуговицами.
– Какое чудо! – нарочно громко воскликнула она и сделала вид, что ищет взглядом продавщицу. – Девушка, сколько стоит этот плащ?
Продавщица подошла, сообщила цену и принялась расхваливать фирму, пошив, восторгаться пуговицами и жеманничать в надежде продать уродливую тряпку.
Интерес к оранжевому плащу поугас, девицы метнулись к новой цели, а Лера незаметно проскользнула мимо них и вцепилась в нужную ей вещь. Она уже хотела снять плащ с манекена, чтобы отправиться в примерочную, но что‑то мешало. Оказалось, одну девушку ее трюк не убедил, она по‑прежнему стояла позади манекена и тоже держалась за плащ.
Лера потянула сильнее, но девица не отпускала.
– Я его беру, – еле сдерживая злость, сказала Лера.
– Не выйдет, – отозвалась девица. – Его беру я!
– Посмотрим… – Лера подозвала продавщицу. – Девушка, я покупаю этот плащ!
Из‑за манекена высунулась рыжая голова.
– Я пришла раньше, и плащ покупаю я!
Продавщица растерянно развела руками.
– У нас все вещи эксклюзивны, второго такого нет. Но есть другие, красивые, качественные…
– Мне нужен этот! – хором ответили девушки.
Лера взглянула на соперницу, и брови ее взлетели кверху.
– Ты‑ы?!
Одноклассница тоже посмотрела на нее, точно впервые увидела, и неопределенно хмыкнула.
– Как там тебя? – нарочито небрежно спросила Лера. – Оля, кажется?
– Кажется.
– Послушай‑ка меня, Олечка… Плащ покупаю я, а ты себе подыщи что‑нибудь другое, – она окинула соперницу надменным взглядом, – что‑нибудь попроще.
– Мне и этот в самый раз, – возразила Оля.
Продавщица тактично кашлянула.
– Ну, вы тут решайте, кто покупает, а я подойду попозже.
За окном пророкотал гром, и мелькнула ослепляющая молния, по стеклу витрины монотонными молоточками застучали капли.
Лера решительно потянула на себя плащ. Уступать она не собиралась, ей хватило сегодня облома, который устроил Филипп. При мысли о бесцеремонном юноше она ощутила новый прилив ярости. «Да как он посмел? Ну, попадись он мне теперь, чертов кидала!»
Филипп позвонил ей утром на сотовый и предложил встретиться в кафе. Она два часа наводила марафет, а он просто‑напросто не явился. И даже не позвонил, чтобы отменить свидание! У нее в голове не укладывалось: зачем ему было узнавать через знакомых номер ее телефона, назначать встречу, а потом взять и не прийти.
«Ну погоди, милый! Ты еще ответишь за свое сегодняшнее „фи“, заплатишь за каждую минуту моего бесполезного ожидания! Уж ты меня запомнишь на всю оставшуюся жизнь!»
– Я тебе не уступлю, – вывел Леру из задумчивости голос Оли.
Девушка подняла глаза к потолку.
– Олечка, ты кое‑чего не догоняешь, как я погляжу…
– Я не уступлю тебе только потому, что ты вся из себя такая крутая!
– Милочка, крутыми бывают яйца, а еще горные склоны. Будь любезна, выбирай слова!
– Даже не подумаю! – Оля подбоченилась, длинные рыжие косички скатились по плечам и закачались, как маятники.
– Я все понимаю, – с наигранным сочувствием улыбнулась Лера. – Ты ведь страшненькая и надеешься, что плащик поможет тебе стать хоть чуточку красивее, но поверь мне – чуда не произойдет! Таким, как ты, нужно просто смириться и тихонько жить…
Ее слова не возымели эффекта, одноклассница не выглядела сломленной. Глаза Оли по‑прежнему блестели, в них не было ни намека на слезы. А голос, когда она заговорила, даже не дрожал:
– Ты слишком высокого о себе мнения, Лера. Да и красота бывает разной.
– Ну да, ну да, – усмехнулась Лера, – уродины любят себя этим утешать! Красота она и есть красота, и не нужно путать ее с добротой, справедливостью и прочими качествами, придуманными для дурнушек!
Оля посмотрела на нее с неподдельной жалостью.
– Ты, наверное, очень одинока.
– Ой, меня сейчас стошнит! – заявила Лера. – Я не нуждаюсь в психотерапии!
Одноклассница, точно не слыша ее, продолжила:
– Ты неплохая девчонка, как мне кажется, но тебе не хватает выдержки. Ты слишком импульсивна, а для лидера, которым ты хочешь казаться, это не лучшее качество.
Лера глядела во все глаза на новенькую, в памяти ее неожиданно всплыли слова подруги: «Не такая она простушка…» Марина ткнула пальцем в небо, а попала прямо в яблочко. «Вот, значит, как… – подумала девушка, – тихой сапой в дамки метит, рыжая… Не выйдет!»
– Я куплю плащ, чего бы мне это ни стоило, – грозно предупредила Лера. – Даже если придется засучить рукава и вмазать по твоему наглому личику!
Оля недоверчиво рассмеялась.
– Тебе придется очень постараться… а то ведь можешь и промахнуться!
Лера бросила задумчивый взгляд в окно, где ветер гнул деревья чуть ли не до земли, а прохожие бежали, спасаясь от дождя. И решительно шагнула к нахальной девчонке, чтобы наконец объяснить, кто станет обладательницей красивого оранжевого плащика.
Глава 6
Перед судом
Чавканье мокрых кленовых листьев под кроссовками усыпляло. От каждого дуновенья ветра с деревьев со звоном летел холодный дождь. Капли падали на лицо, волосы, стекали за шиворот и приятно холодили кожу. Денис медленно брел, огибая огромные, серые, как небо, лужи. В ушах его звучали обрывки стихов:
Закружилась листва золотая
В розоватой воде на пруду,
Словно бабочек легкая стая
С замираньем летит на звезду…[1]
На белом небе все тусклей
Златится горная лампада,
И в доцветании аллей
Дрожат зигзаги листопада.
Кружатся нежные листы
И не хотят коснуться праха
О, неужели это ты,
Все то же наше чувство страха?..[2]
Люблю тебя я, сумрак предосенний,
Закатных вечеров торжественный разлив,
Играет ветерок, и тих, и сиротлив,
Листвою прибережных ив…[3]
Он знал множество стихов и поэм, они прилипали к нему намертво, стоило лишь раз прочесть. Рифмы преследовали его, шелестели в голове и рвались наружу, ввысь, в багряную листву, чтобы зашуршать там в унисон с ветром.
Денис остановился, под ноги ему упал алый листок, покрытый бисером капель. Юноша нагнулся и осторожно, лишь бы не стряхнуть паутинчатый узор, поднял лист. Повеяло холодом, капли на бугристой кожице задрожали, сорвались с мест и, точно наперегонки, заскользили к толстому стеблю.
Он уж хотел бросить листок на землю, как увидел вдалеке оранжевое пятнышко. Сомнений быть не могло – девушка в желтых резиновых сапогах пожаловала, как обычно, вовремя. Нет, даже раньше на десять минут. Денис в предвкушении встречи с рыжей острячкой улыбнулся.
Эту самодовольную девицу он увидел впервые в начале сентября. Она бодро шла по аллее, покачивая головой в такт музыке из плеера, но неожиданно выдернула наушники, когда его увидела. Он сперва подумал, что они знакомы и девчонка сейчас напомнит свое имя, но рыжая наградила его гневным взглядом, словно он в чем‑то перед ней провинился, и с гордо поднятой головой прошла мимо. Сколько Денис ни напрягал память, вспомнить не мог, когда же успел оскорбить красотку в резиновых сапогах. А вскоре стало понятно, что девушке нужен не он, а всего лишь скамейка. Против ожидания, его это не рассмешило, а разозлило.
– Тоже мне, пуп земли… не с тем тягаться вздумала… – пробормотал Денис, неспешно направляясь навстречу девчонке в оранжевом плаще. – Гордая девочка Оля, ох, черпнешь ты со мною горя…
Ему стало весело. Рыжая отталкивалась своим зонтиком, как лыжник, который при спуске с горы потерял одну палку.
«Забавная, – подумал он. И тут же себя одернул: – Стервозная и самовлюбленная!»
Девушка сегодня, на удивление, не торопилась занять скамейку.
«Боится, – злорадно отметил про себя Денис, поглаживая шероховатый кленовый листок. – Трусиха к тому же!»
К скамейке они подошли одновременно и остановились.
– Ну что, успел покрасить? – насмешливо посмотрела на него девушка.
Он хмыкнул.
– Не по моей части.
Оля оперлась на зонт.
– Что же ты не садишься?
– Только после дамы!
Рыжая пренебрежительно фыркнула.
– С каких пор?
– Да вот с тех самых!
Девушка медлила. Денис видел, с каким сомнением она оглядывает скамейку и как нервно барабанит тонкими пальчиками по крючковатой ручке зонта.
«Ну же, ну же, – мысленно шептал он, – давай, садись…»
Голубые глаза с огненными точечками вокруг зрачков воззрились на него. Денис ощутил, как екнуло сердце и глухо заколотилось: тук… тук… тук… – нехотя, словно давным‑давно позабыло, каково это, стучать не просто потому, что надо, а с умыслом – с великим значением.
«Этого еще не хватало», – с опаской поглядывая на девушку, подумал он.
– Ну что ж, – заявила Оля, – раз ты решил сегодня быть милым и уступить даме скамейку, может, проявишь еще капельку благородства и оставишь меня в одиночестве?
– Очень даже может быть! – ответил он в ее манере.
Девушка подошла к скамейке, провела по ней ладошкой – проверила, нет ли свежей краски, – и осторожно уселась. Уголки ее губ чуть‑чуть приподнялись, она поерзала и только открыла рот, чтобы что‑то сказать, как заботливо подпиленные рейки издали характерный треск. Доски под девчонкой разломились и сложились, как захлопнувшаяся книга, с двух сторон ударив рыжую по голове. С оглушительным визгом она провалилась в дыру и теперь бешено болтала в воздухе ногами.
Когда пару часов назад Денис орудовал пилой, то даже представить не мог, как эффектно провалится наглая девица. Оля конкретно застряла, ноги в желтых сапогах, облепленных листьями, мельтешили, слово куда‑то бежали, а сама она – недавно такая гордая и самоуверенная, – кряхтела и стонала. Лицо девушки покраснело, руки были прижаты к бокам, как крылышки у курицы‑гриль, волосы упали на глаза.
А ему так хотелось посмотреть, не плачет ли она, убедиться, что рыжую сломать сложнее, чем рейки! В голове назойливо крутились строки из стихотворения:
Что же ты потупилась в смущении?
Погляди, как прежде, на меня,
Вот какой ты стала – в униженье,
В резком, неподкупном свете дня![4]
Денис сделал шаг к девушке и протянул ей руку с алым кленовым листком. Она сдула с лица волосы, наградила его свирепым, абсолютно сухим взглядом и попыталась вцепиться в протянутую руку. Но он не позволил – всего лишь вложил в ее пальцы листок и снова отошел, точно хотел еще немного полюбоваться проделанной работой.
Оля перестала барахтаться, сообразив, видимо, что помогать ей парень не намерен, и напустила на себя плохо сыгранное спокойствие. Денис видел: о подлинном смирении тут и речи быть не могло, чего только стоил ее колючий взгляд. Золотистые точечки вокруг зрачков как будто стали острее – этакие маленькие пики, губы плотно сомкнулись. Она его ненавидела, а он задыхался от сумасшедшего сердцебиения.
– Теперь, пожалуй, я проявлю капельку благородства, – пробормотал с улыбкой Денис, – и оставлю тебя в одиночестве.
Он огляделся, нашел взглядом длинную, обгрызанную собакой палку, поднял ее и размашисто написал на земле:
Счёт 2:1
Глава 7
Кровавая шутка
Учительница приветливо улыбнулась:
– Здравствуйте, мальчики!
– Ну, давай же… – шепнул Глеб.
Артур, получив от друга ощутимый толчок под ребра, сделал шаг по направлению к физичке, которая терпеливо дожидалась, пока старшеклассники ответят на ее приветствие.
– Екатерина Валерьевна… – начал парень, когда заметил, что училка уже собирается уйти.
– Да, Артур? Ты, наверно, принес исправленную контрольную…
Она не закончила фразу, потому что юноша в два прыжка оказался рядом, заключил ее в объятия и смачно поцеловал. Но не успел даже опомниться, как щеку обожгла звонкая пощечина.
– К директору, Карасев! – сквозь зубы прошипела молоденькая учительница.
– Я…
Екатерина Валерьевна затравленно огляделась и наткнулась взглядом на прислонившегося к стене Глеба. В полутемной рекреации больше никого не было.
– А ты… – начала сердито физичка, но сразу же осеклась.
Глеб шаловливо улыбнулся, показал ей сотовый телефон и нажал на кнопочку. Послышался громкий шлепок от пощечины, а потом ее слова: «К директору, Карасев!»
– Видео, – виновато пожал плечами Глеб. И совсем тихо прибавил: – Отменного качества.
Учительница какое‑то время молчала, а потом обернулась к Артуру и заговорила совсем другим тоном:
– Ну и зачем ты это сделал, скажи мне? Не отворачивайся, Артур, объяснись, пожалуйста!
Поддержка друга приободрила Артура, и он нагло оглядел учительницу с ног до головы. Парень наклонялся то вправо, то влево, точно никак не мог решить, какой ракурс нравится ему больше.
– Я без ума от твоих глаз! – выдохнул он, устремив взгляд туда, где поблескивал маленький золотой крестик. Затем отступил, взмахнул рукой, точно хотел шлепнуть учительницу по мягкому месту, но ладонь чуть‑чуть недонес и прижал к своей щеке. – Позвони мне, детка!
Учительница, покраснев, воскликнула:
– Я позвоню твоему отцу, Карасев!
Друзья рассмеялись.
– Не выйдет! – ухмыльнулся Артур. – Батя в загранке.
– Тогда матери!
Он сделал испуганные глаза:
– Екатерина Валерьевна, вы ведь не серьезно? Моя дорогая мамочка на восьмом месяце беременности, вы же не хотите ее волновать, правда? А вдруг ребеночек, мой братишка, родится с отклонениями?
Физичка ничего не ответила и застучала каблучками к своему кабинету.
– Беременна? На восьмом месяце? Братишка? – вскричал Глеб, когда учительница скрылась, и удивленно захлопал своими телячьими глазами. – Ты чё? У тебя ведь нет мамаши!
– Ой, я тя умоляю, – хохотнул Артур, – не напоминай!
Глеб тоже захохотал, а когда отсмеялся, бросил:
– Ну, даешь, старик! С меня канистра бензина!
– Заметано, – улыбнулся Артур и посмотрел на часы. – Ща алгебра. Косим?
– А то!
Прозвенел звонок, друзья вышли из школы. Во дворе на перилах сидели пацаны из параллельных одиннадцатых, а на лестнице стояли девчонки.
– О, глянь! – встрепенулся Глеб. – Вон ту, сивую, в клетчатой длинной юбке, видишь?
– Ну, вижу, и что?
– Костяна Рябого помнишь? Так вот, он с ней встречался.
– Ну и?
– Говорит, по киношкам водил, по кафешкам, впрягался за нее перед пацанами… А она ему, знаешь, что?
– Что?
– Говорит, я невеста Господа.
Артур вскинул брови.
– Хм…
– Как она тебе? – полюбопытствовал друг.
– Параллельна.
– А ты ей, кажется, нравишься.
– Надеюсь, ты не думаешь, что меня хоть на секунду может заинтересовать невеста Господа? Что с ней делать прикажешь, молиться вместе, что ли?
Глеб улыбнулся:
– Давай пари?
– Давай! – кивнул Артур. – Я окручу невесту Господа, а ты прямо сейчас подойдешь к девчонке Гришки Носова и скажешь во всеуслышание, чтоб она больше не смела оставлять у тебя дома свои трусики. Идет?
– Носов меня убьет, – пробормотал друг, опасливо поглядывая на крупного боксера, который, точно нахохлившийся воробей, восседал на перилах.
– Как хочешь…
Глеб махнул рукой:
– Ладно, идет!
Артур потер руки.
– Ну, начинай!
Друг вальяжной походочкой направился к группе девушек, как будто в его планы входило попросить зажигалку или узнать время.
Девицы заметили его и перестали болтать.
– Что тебе, Ростиков? – спросила самая высокая.
Глеб обвел девушек пристальным взглядом и громко сказал:
– Да так, ничего. Просто хотел попросить Кудрину больше не забывать у меня дома свои труселя!
Валя Кудрина распахнула без того огромные черные глаза, ее пухлая нижняя губа задрожала.
– Что ты такое говоришь, Глеб? – прошептала девчонка. – Тебя ведь так зовут?
Артур заметил, что друг спасовал: плечи опустились, глаза принялись искать угол. А с перил уже сорвался боксер, готовый постоять за свою подружку увесистыми кулаками. Он подлетел к Глебу и сильно толкнул его.
– Ты чего там вякнул?!
Валя попыталась остановить защитника – схватила под руку.
– Гриша, не нужно, он глупость сказал. Я уверена, он уже сожалеет.
– Щас он у меня пожалеет! – бесновался боксер.
Артур скатился по перилам и встал возле друга.
– Ну чё, – еще больше разозлился Гриша, – Карась, и ты хочешь по морде получить?
– Парни, ну хватит, – снова вмешалась Валя.
– Карась, еще раз повторяю: отойди, а то тебя заденет! – рявкнул боксер.
– Да ничего, – улыбнулся Артур. – Кстати…
– Арт, забей, – взмолился друг.
– Кстати, – никак не хотел уняться Артур, – я тут был в клубе одном…
Валя издала тихий стон:
– Да прекратите вы!
– И что? – заинтересовался Гриша. – Был, и что?
– Да то! Я тискал твою подружку! – Он с ухмылкой посмотрел на бордовую от стыда Валю. – Так дело было, лапонька?
– Не правда! – пролепетала девушка. – Я… мы…
Кулак Гриши врезался в нос Артура – хлынула кровь. Тогда боксер схватил за шкирку Глеба, но ему не врезал, а надавал пощечин и отшвырнул от себя, как котенка.
Валя попыталась взять возлюбленного за руку, но тот оттолкнул ее:
– Так вот какая ты! А я‑то…
– Гриша…
Девчонка расплакалась, а парень круто развернулся и пошел прочь. Другие пацаны последовали за ним.
Артур с разбитым носом и Глеб остались в девичьей компании.
Валя не позволила подругам утешать себя, размазывая слезы по лицу, она подошла к Артуру.
– Ну зачем ты? Зачем?!
Он не ответил.
Валя с горестно опущенной головой пошла назад в школу, подружки потянулись следом. Только одна девушка задержалась, та самая – сивая невеста Господа. Она протянула Артуру белый платок.
– Вот, возьми, а то кровь…
Он приложил платок к носу и кивнул:
– С меня причитается.
Девушка грустно покачала головой.
– Спасибо, не нужно.
Когда ребята остались одни, Глеб озадаченно посмотрел на друга и спросил:
– Арт, а действительно – зачем?
Артур сморкнулся кровью и присел на еще зеленый газон.
– А чего они такие счастливые ходят?
Друг не нашел, что ответить, поэтому присел рядом и стал отряхивать с джинсов пыль.
– Я себя таким дураком почувствовал, когда она на меня посмотрела… – неожиданно признался он. – Не стоило нам так… Тупая шутка!
Артур потрогал переносицу, чтобы удостовериться, не сломана ли, и возразил:
– Шутка как шутка. Да и поверь, ответь она тебе в том же духе, вы бы еще долго так стояли и шутили.
– Да нет же, Арт, – рассердился друг, – не со всякой можно вот так шутить!
– Угу, – поморщился от боли Артур, – только с той, кто позволит.
Глеб задумчиво положил взлохмаченную голову на колено.
– Иногда я начинаю думать, что ты ненавидишь весь свет.
Артур резко поднялся.
– А я иногда начинаю думать, что ты слишком много думаешь! – Он швырнул окровавленный платок на землю. – Бывай!
Глава 8