Столованье-пированье у князя идет вполпира, гости сидят вполпьяна. Один князь Владимир столь- но-киевский печален, нерадостен. По столовой горнице он похаживает, пословечно государь выговаривает: — Избыл я заботу-печаль о любимой племяннице Забаве Путятичне и теперь еще одна беда-невзгода приключилася: требует хан Бахтияр Бахтиярович дань великую за двенадцать лет, в том грамоты-записи промеж нас были написаны. Грозится хан войной идти, коль дань не дам. Вот и надобно послов послать к Бахтияру Бахтияровичу, отвезти дани-выходы: двенадцать лебедей, двенадцать кречетов да и грамоту повинную, а дань сама по себе. Вот и думаю, кого мне послами послать?
Тут все гости за столами приумолкли. Большой хоронится за среднего, средний хоронится за меньшего, а от меньшего и ответа нет. Потом поднялся ближний боярин:
— Ты позволь мне, князь, слово вымолвить.
— Говори, боярин, мы послушаем, — отвечал ему Владимир-князь.
И боярин стал сказывать:
— Ехать в ханскую землю — служба немалая, и лучше некого послать, как Добрыню Никитича да Василья Казимировича, а в помощники послать Ивана Дубровича. Ведомо им, как в послах ходить, и знают, как с ханом разговор вести.
И тут Владимир-князь стольно-киевский наливал три чары зелена вина, не малые чары — в полтора ведра, разводил вино медами стоялыми.
Перву чару подносил Добрыне Никитичу, другую чару — Василью Казимировичу, а третью чару — Ивану Дубровичу. Все три богатыря вставали на резвы ноги, принимали чару одной рукой, выпивали за единый дух, низко князю поклонились, и все трое промолвили:
— Твою службу мы справим, князь, поедем в землю ханскую, отдадим твою грамоту повинную, двенадцать лебедей в дар, двенадцать кречетов и дани-выходы за двенадцать лет Бахтияру Бахтияровичу.
|
Подавал князь Владимир послам грамоту повинную и велел подать в дар Бахтияру Бахтияровичу двенадцать лебедей, двенадцать кречетов, а потом насыпал короб чистого серебра, другой короб — красного золота, третий короб — скатного жемчуга: дани хану за двенадцать лет.
С тем садились послы на добрых коней и поехали в землю ханскую. Они день едут по красному солнышку, в ночь едут по светлому месяцу. День за днем, словно дождь дождит, неделя за неделей, как река бежит, а добры молодцы вперед подвигаются.
И вот приехали они в землю ханскую, на широкий двор к Бахтияру Бахтияровичу.
Слезали с добрых коней. Молодой Добрыня Никитич на пяту двери поразмахивал, и входили они в ханские палаты белокаменные. Там крест клали по-писаному, а поклоны вели по-ученому, на все на четыре стороны низко кланялись, самому хану во особицу.
Хан у добрых молодцев стал выспрашивать:
— Вы откуда, дородные добрые молодцы? Из каких городов, вы каких родов и как вас звать- величать?
Ответ держали добрые молодцы:
— Мы приехали из города из Киева, от славного от князя от Владимира. Привезли тебе дани- выходы за двенадцать лет.
Тут и подали хану грамоту повинную, подали двенадцать лебедей в дар, двенадцать кречетов. Потом подали короб чиста серебра, другой короб красна золота да третий короб скатного жемчуга. После этого посадил Бахтияр Бахтиярович послов за дубовый стол, кормил-потчевал, поил и стал выспрашивать:
— Есть ли у вас на святой Руси у славного князя у Владимира, кто играет в шахматы, в дорогие тавлеи золоченые? Играет ли кто в шашки- шахматы?
|
Проговорил в ответ Добрыня Никитич:
— Я могу с тобой, хан, в шашки-шахматы поиграть, в дорогие тавлеи золоченые.
Приносили доски шахматные, и стали Добрыня с ханом с клетки в клетку переступывать. Добрыня раз ступил и другой ступил, а на третий хану и ход закрыл.
Говорит Бахтияр Бахтиярович:
— Ай, горазд же ты, добрый молодец, в шашки-тавлеи играть. До тебя с кем ни играл, всех обыгрывал. Под другую игру я залог кладу: два короба чиста серебра, два короба красна золота да два короба скатного жемчуга.
Отвечал ему Добрыня Никитич:
— Мое дело дорожное, нет при мне бессчетной золотой казны, нет ни чистого серебра, ни красного золота, нет и скатного жемчуга. Разве что поставлю в заклад я свою буйну голову.
Вот хан раз ступил — не д осту пи л, другой раз ступил — переступил, а на третий раз Добрыня ему и ход закрыл, он повыиграл залогу Бахтияро- ву: два короба чистого серебра, два короба красного золота да два короба скатного жемчуга.
Горячился хан, раззадорился, он поставил велик залог: платить дани-выходы князю Владимиру за двенадцать лет с половиною. И в третий раз залог Добрыня выиграл. Велик проигрыш, хан проиграл да и обиделся. Говорит он таковы слова:
— Славные богатыри, послы Владимира! Кто из вас горазд из лука стрелять, чтоб пропустить калёну стрелу по острию по ножовому, чтоб пополам стрела раздвоилася да попала бы стрела во кольцо серебряное и обе половины стрелы были весом равны.
И двенадцать дюжих богатырей принесли самолучший ханский лук.
|
Молодой Добрыня Никитич берет тот тугой лук разрывчатый, стал калёну стрелу накладывать, тетиву стал Добрыня натягивать, тетива порвалась, как гнилая нить, а лук приломался, рассыпался. Проговорил молоденький Добрынюшка:
— Ай же ты, Бахтияр Бахтиярович, то дрянное лучишко, негодное!
И сказал Ивану Дубровичу:
— Ты ступай-ка, мой крестовый брат, на широкий двор, принеси мой дорожный лук, что ко правому стремени притороченный.
Отстегнул Иван Дубрович лук от правого от стремени и понес тот лук в палату белокаменную. А к луку были пристроены гусельцы звонкие — не для красы, а потехи ради молодецкой. И вот несет Иванушка лук, на гусельцах наигрывает. Все басурмане заслушались, эдакого дива век у них не было…
Берет Добрыня свой тугой лук, становится супротив колечка серебряного, и три раза он стрелял по острию ножовому, двоил стрелу калёну надвое и попадал три раза в кольцо серебряное.
Принимался тут стрелять Бахтияр Бахтиярович. Первый раз он стрелил — недострелил, другой раз стрелил — перестрелил и третий раз стрелил, да в кольцо не попал.
Это хану не в любовь пришло, не полюбилося. И задумал он нехорошее: извести, порешить послов киевских, всех трех богатырей. А сам заговорил ласково:
— Не пожелает ли кто из вас, славные богатыри, послы Владимировы, побороться-потешиться с нашими борцами, своей силы поотведати?
Не успели Василий Казимирович да Иван Дубрович и слова вымолвить, как молоденький Добрынюшка епанчу* снимал, расправлял плечи могучие и вышел на широкий двор. Там встречал его богатырь-боец. Росту богатырь страшенного, в плечах косая сажень, голова как пивной котел, а за тем богатырем бойцов многое множество. По двору стали они похаживать, стали молодого Добрынюшку поталкивать. А Добрыня их отталкивал, попинывал да от себя откидывал. Тут страшенный богатырь ухватил Добрыню за белы руки, да недолго они боролись, силой мерялись — силен Добрыня был, ухватистый… Кинул-бросил он богатыря на сыру землю, только гул пошел, земля дрогнула. Ужаснулись сперва бойцы, поспешили, а потом всем скопом на Добрыню накинулись, и борьба-потеха тут боем- дракой сменилася. С криком да с оружием на Добрыню навалилися.
А Добрыня безоружный был, первую сотню раскидал, распинал, а за теми целая тысяча.
Выхватил он тележную ось и принялся той осью недругов потчевать. На подмогу ему выскочил из палат Иван Дубрович, и стали они вдвоем недругов бить-колотить. Где пройдут богатыри — там улица, а в сторону свернут — переулочек.
Лежмя лежат недруги, не ойкают.
Руки-ноги у хана затряслись, как увидел он это побоище. Кое-как выполз-вышел на широкий двор и взмолился, стал упрашивать:
— Славные русские богатыри! Вы оставьте моих бойцов, не губите их! А я дам князю Владимиру грамоту повинную, закажу внукам и правнукам с русскими не биться, не ратиться и буду дани-выходы платить веки вечные!
Зазывал послов-богатырей в палаты белокаменные, угощал там яствами сахарными да питьями медвяными. После того написал Бахтияр Бахтиярович князю Владимиру грамоту повинную: веки вечные на Русь войной не ходить, с русскими не биться, не ратиться и платить дани-выходы во веки веков. Потом насыпал воз чистого серебра, другой воз насыпал красного золота, а третий воз насыпал скатного жемчуга да в дар Владимиру посылал двенадцать лебедей, двенадцать кречетов и с великой почестью послов проводил. Сам выходил на широкий двор и вслед богатырям низко кланялся.
А русские могучие богатыри Добрыня Никитич, Василий Казимирович да Иван Дубрович садились на добрых коней и отъехали от двора Бахтияра Бахтияровича, а вслед за ними гнали три воза с бессчетной казной да с дарами князю Владимиру.
День за днем, как дождь дождит, неделя за неделей, как река бежит, а богатыри-послы вперед подвигаются. Они едут с утра день до вечера, красного солнышка до заката. Когда резвые кони отощают и сами добрые молодцы притомятся, приустанут, ставят шатры белополотняные, коней повыкормят, сами отдохнут, поедят-попьют и опять путь-дорогу коротают. Широкими полями едут, через быстрые реки переправляются — и вот приехали в стольный Киев-град.
Заезжали на княжеский просторный двор да слезали тут со добрых коней, потом Добрыня Никитич, Василий Казимирович да Иванушка Дубрович входили в палаты княженецкие, они крест клали по-ученому, поклоны вели по-писаному: на все четыре стороны низко кланялись, а князю Владимиру со княгиней во особицу, и говорили таковы слова:
— Ой ты гой еси, князь Владимир стольно- киевский! Побывали мы в ханской Орде, твою службу там справили. Велел хан Бахтияр тебе кланяться. — И тут подали князю Владимиру ханскую грамоту повинную.
Садился князь Владимир на дубовую скамью и читал ту грамоту. Потом вскочил на резвы ноги, стал по палате похаживать, кудри русые стал поглаживать, ручкой правою стал помахивать и воз- говорил светло-радостно:
— Ай же, славные русские богатыри! Ведь в грамоте ханской просит Бахтияр Бахтиярович мира на веки вечные, и еще там прописано: будет- де он платить дани-выходы нам век по веку. Вот как преславно вы мое посольство там справили!
Тут Добрыня Никитич, Василий Казимирович да Иван Дубрович подавали князю Бахтияров дар: двенадцать лебедей, двенадцать кречетов и великую дань — воз чистого серебра, воз красного золота да воз скатного жемчуга.
И завел князь Владимир на радостях почестей пир во славу Добрыни Никитича, Василья Казимировича да Ивана Дубровича.
А на том Добрыне Никитичу и славу поют.