А был ли змий? Загадочные места «Повести о Петре и Февронии Муромских»

О том, что свя­тые Петр и Фев­ро­ния Му­ром­ские яв­ля­ют­ся по­кро­ви­те­ля­ми се­мьи и су­пру­же­ства, а день их па­мя­ти объ­яв­лен фе­де­раль­ным празд­ни­ком се­мьи, люб­ви и вер­но­сти, из­вест­но по­чти каж­до­му жи­те­лю Рос­сии. И это не мо­жет не ра­до­вать. Но с тех пор, как был уста­нов­лен осо­бый празд­ник в их честь и по­чи­та­ние Пет­ра и Фев­ро­нии при­об­ре­ло ши­ро­кий раз­мах, не смол­ка­ют спо­ры во­круг их имен. Боль­ше все­го недо­уме­ний и во­про­сов вы­зы­ва­ет не их ка­но­ни­че­ское жи­тие, вклю­чен­ное в Че­тьи-Ми­неи свя­ти­те­ля Ди­мит­рия Ро­стов­ско­го, а зна­ме­ни­тая «По­весть о Пет­ре и Фев­ро­нии Му­ром­ских». Од­ни счи­та­ют ее един­ствен­ным и без­ого­во­роч­ным ис­точ­ни­ком све­де­ний о бла­го­вер­ных кня­зьях, дру­гие – вы­мыс­лом и кра­си­вой ле­ген­дой, не име­ю­щей ни­че­го об­ще­го с их ре­аль­ной био­гра­фи­ей. Да­вай­те по­про­бу­ем разо­брать­ся, та­ким ли ле­ген­дар­ным и фольк­лор­ным яв­ля­ет­ся этот за­ме­ча­тель­ный па­мят­ник рус­ской пись­мен­но­сти. Кста­ти го­во­ря, да­же со­вер­шен­но свет­ские ис­сле­до­ва­те­ли счи­та­ют «По­весть…» од­ним из луч­ших об­раз­цов древ­не­рус­ско­го твор­че­ства, вер­ши­ной оте­че­ствен­ной ли­те­ра­ту­ры XVI ве­ка.

Сие ска­за­ние есть тво­ре­ние со­бор­но­го свя­щен­ни­ка Ер­мо­лая-Ераз­ма, на­пи­сан­ное им по за­ка­зу мит­ро­по­ли­та Ма­ка­рия по­сле ка­но­ни­за­ции свя­тых бла­го­вер­ных Пет­ра и Фев­ро­нии на Мос­ков­ском Со­бо­ре 1547 го­да. Од­на­ко мит­ро­по­лит Ма­ка­рий не стал вклю­чать дан­ное про­из­ве­де­ние в свои зна­ме­ни­тые Ве­ли­кие Че­тьи-Ми­неи. Ви­ди­мо, он счел ее не со­всем под­хо­дя­щей по сти­лю и со­дер­жа­нию к при­выч­но­му агио­гра­фи­че­ско­му жан­ру.

На­сколь­ко мы мо­жем до­ве­рять «По­ве­сти о Пет­ре и Фев­ро­нии»? Де­ло в том, что отец Ер­мо­лай во­все не был ка­ким-то ска­зи­те­лем, под­ви­за­ю­щим­ся в ху­до­же­ствен­но-ли­те­ра­тур­ном жан­ре. Он был вы­да­ю­щим­ся бо­го­сло­вом, пи­са­те­лем, пуб­ли­ци­стом, че­ло­ве­ком вы­со­ко­об­ра­зо­ван­ным. На тот мо­мент он уже на­пи­сал зна­чи­тель­ное ко­ли­че­ство про­из­ве­де­ний, по­это­му свя­ти­тель Ма­ка­рий, сам весь­ма уче­ный муж, и по­ру­чил ему со­ста­вить жи­тие му­ром­ских чу­до­твор­цев. В том, что он, ко­неч­но же, не сам вы­ду­мал дан­ное ска­за­ние, но лишь об­ра­бо­тал су­ще­ству­ю­щие пре­да­ния о бла­го­вер­ных Пет­ре и Фев­ро­нии, не со­мне­ва­ют­ся да­же са­мые жест­кие кри­ти­ки «По­ве­сти…». К со­жа­ле­нию, Ер­мо­лай-Еразм, ви­ди­мо, дей­стви­тель­но опи­рал­ся в сво­их ис­сле­до­ва­ни­ях толь­ко на уст­ные на­род­ные пре­да­ния о му­ром­ском кня­зе и его су­пру­ге. Но так ли да­ле­ко он ушел от ле­то­пи­сей, и мож­но ли счи­тать «По­весть о Пет­ре и Фев­ро­нии» дей­стви­тель­ным ис­точ­ни­ком све­де­ний об их жиз­ни?

Де­ло в том, что на­род­ное по­чи­та­ние и сви­де­тель­ства о жиз­ни и чу­де­сах свя­тых яв­ля­ют­ся и по­ныне очень се­рьез­ным ис­точ­ни­ком при со­став­ле­нии жи­тий ка­но­ни­зи­ро­ван­ных свя­тых. А в XVI ве­ке и, ко­неч­но, в бо­лее ран­ний пе­ри­од уст­ное твор­че­ство бы­ло са­мым глав­ным ис­точ­ни­ком ин­фор­ма­ции. Царь Иван Ва­си­лье­вич Гроз­ный ре­шил про­ве­сти ка­но­ни­за­цию бла­го­вер­ных Пет­ра и Фев­ро­нии, но из­вест­но, что на­род­ное по­чи­та­ние этих свя­тых на­ча­лось еще за­дол­го до их цер­ков­но­го про­слав­ле­ния. Для со­ста­ви­те­ля жи­тий свя­тых на­род­ные уст­ные рас­ска­зы, пре­да­ния о жиз­ни по­движ­ни­ков бла­го­че­стия та­кой же ис­точ­ник, как и ле­то­пи­си. О мно­гих свя­тых мы узна­ём по­чти ис­клю­чи­тель­но из их жи­тий, дру­гих пись­мен­ных ис­точ­ни­ков про­сто не со­хра­ни­лось.

Жи­тия свя­тых – это осо­бый жанр, очень близ­кий к ли­те­ра­тур­но­му. Так, свя­ти­тель Ди­мит­рий Ро­стов­ский вклю­ча­ет в свой мно­го­том­ный сбор­ник жи­тия му­че­ни­ков, на­пи­сан­ные на ос­но­ва­нии му­че­ни­че­ских ак­тов, ко­то­рые ве­лись в Рим­ской им­пе­рии, но мы ви­дим, что вме­сте с тем в эти жиз­не­опи­са­ния вклю­че­ны так­же мно­го­чис­лен­ные диа­ло­ги и по­дроб­но­сти, ко­то­рые ни­как не мог­ли со­дер­жать­ся в су­хих су­деб­ных до­ку­мен­тах.

За­слу­га свя­щен­ни­ка Ер­мо­лая в том, что он бе­реж­но со­брал все, на его взгляд, до­сто­вер­ные ска­за­ния и пре­да­ния о свя­тых Пет­ре и Фев­ро­нии и, от­ре­дак­ти­ро­вав их, до­нес до чи­та­те­ля. Имен­но бла­го­да­ря ему мы име­ем не толь­ко ле­то­пис­ные дан­ные о них, но и со­хра­нен­ные уст­ные све­де­ния о свя­той му­ром­ской че­те. И за это ему боль­шое спа­си­бо от бла­го­дар­ных по­том­ков. Ошиб­ка же это­го древ­не­го пи­са­те­ля в том, что он не со­еди­нил уст­ные пре­да­ния с дан­ны­ми ле­то­пис­ных ис­то­ри­че­ских до­ку­мен­тов.

Кро­ме весь­ма крат­ко­го ка­но­ни­че­ско­го жи­тия, вклю­чен­но­го в Ми­неи свя­ти­те­ля Ди­мит­рия, кро­ме дру­гих бо­лее позд­них, но ку­да бо­лее пол­ных жи­тий и непо­сред­ствен­но са­мой «По­ве­сти…» Ер­мо­лая-Ераз­ма есть еще од­но жи­тие Пет­ра и Фев­ро­нии. На мой взгляд, оно яв­ля­ет­ся са­мым объ­ек­тив­ным и ис­то­ри­че­ски вы­ве­рен­ным ис­точ­ни­ком. Это жиз­не­опи­са­ние со­став­ле­но свя­ти­те­лем Фила­ре­том (Гу­милев­ским), бле­стя­щим бо­го­сло­вом, очень ав­то­ри­тет­ным ис­то­ри­ком XIX ве­ка, и вклю­че­но им в кни­гу «Из­бран­ные жи­тия свя­тых». Чем для нас осо­бен­но це­нен труд свя­ти­те­ля Фила­ре­та? Он, как про­фес­сио­наль­ный ис­то­рик, опи­ра­ет­ся на ис­то­ри­че­ские ис­точ­ни­ки: рус­ские ле­то­пи­си (Ни­ко­нов­скую, ле­то­пи­си Пе­ре­слав­ля Суз­даль­ско­го и дру­гие), ро­до­слов­ную Му­ром­ских кня­зей, ис­то­рию Ря­зан­ско­го и Му­ром­ско­го кня­жеств, «Про­лог», со­чи­не­ния ис­то­ри­ков Та­ти­ще­ва и Ка­рам­зи­на. По­это­му его жи­тие мож­но на­звать са­мым до­сто­вер­ным с ис­то­ри­че­ской точ­ки зре­ния.

Но вер­нем­ся к «По­ве­сти…» Ер­мо­лая. То, что это про­из­ве­де­ние яв­ля­ет­ся так­же ис­точ­ни­ком све­де­ний о жиз­ни лю­би­мей­ших рус­ских свя­тых, несо­мнен­но, ведь да­же свя­ти­тель Фила­рет (Гу­милев­ский), несмот­ря на то, что под­хо­дит к «По­ве­сти…» кри­ти­че­ски, все же ши­ро­ко ис­поль­зу­ет ее при на­пи­са­нии сво­ей вер­сии жи­тия. Он кор­рек­ти­ру­ет неко­то­рые ме­ста и уби­ра­ет все, с его точ­ки зре­ния, лиш­нее.

Но по­ра уже об­ра­тить­ся к са­мой «По­ве­сти о Пет­ре и Фев­ро­нии». Очень ин­те­рес­но бу­дет разо­брать­ся в том, что в этом ска­за­нии мож­но при­знать вполне до­сто­вер­ным с ду­хов­ной и агио­гра­фи­че­ской то­чек зре­ния, а что вы­зы­ва­ет со­мне­ния. Про­ве­рить неко­то­рые со­бы­тия и мо­мен­ты с ис­то­ри­че­ской точ­ки зре­ния не пред­став­ля­ет­ся воз­мож­ным за дав­но­стью лет и недо­стат­ком до­ку­мен­таль­ных ис­точ­ни­ков. Но раз «По­весть…» так проч­но во­шла в наш пра­во­слав­ный оби­ход и поль­зу­ет­ся та­кой из­вест­но­стью и ува­же­ни­ем у цер­ков­но­го на­ро­да, мы не мо­жем не при­зна­вать за ней пра­ва быть ис­точ­ни­ком све­де­ний о зем­ной жиз­ни небес­ных по­кро­ви­те­лей бра­ка. По­смот­рим же, ка­кие за­га­доч­ные ме­ста сра­зу бро­са­ют­ся в гла­за в Ер­мо­ла­ев­ской «По­ве­сти…».

Кня­же­ские име­на

В «По­ве­сти о Пет­ре и Фев­ро­нии» му­ром­ские кня­зья име­ют кре­щаль­ные име­на Петр и Фев­ро­ния, а в кон­це жиз­ни при­ни­ма­ют мо­на­ше­ство с име­на­ми Да­вид и Ев­фро­си­ния. Это, ко­неч­но, яв­ная ошиб­ка. Со­глас­но ле­то­пи­сям и ро­до­сло­ви­ям му­ром­ских кня­зей, в Му­ро­ме с 1205 по 1228 год пра­ви­ла кня­же­ская че­та Да­вид Юрье­вич и его су­пру­га кня­ги­ня Ев­фро­си­нья. Свя­ти­тель Фила­рет (Гу­милев­ский), опи­ра­ясь на «Ро­до­слов­ную кни­гу кня­зей и дво­рян рос­сий­ских и вы­ез­жих» и дру­гие ис­точ­ни­ки, пи­шет: «Ко­гда князь и кня­ги­ня до­стиг­ли глу­бо­кой ста­ро­сти, то в од­но вре­мя об­лек­лись в ино­че­ское оде­я­ние, один с име­нем Пет­ра, дру­гая с име­нем Фев­ро­нии». В при­ме­ча­ни­ях к сво­е­му тру­ду свя­ти­тель Фила­рет го­во­рит, что в «По­ве­сти…» мир­ские име­на свя­тых пе­ре­пу­та­ны с мо­на­ше­ски­ми и что ошиб­ка эта пе­ре­шла и в пе­чат­ный «Пол­ный ме­ся­це­слов».

По­че­му отец Ер­мо­лай до­пу­стил эту неточ­ность? Не све­рив­шись с ле­то­пи­сью, он бо­лее до­ве­рил­ся уст­ным рас­ска­зам, ко­то­рые не смог­ли упом­нить точ­но­го име­ни кня­зей. В на­ро­де они бы­ли бо­лее из­вест­ны как Петр и Фев­ро­ния, вот на­род­ное со­зна­ние и ре­ши­ло, что та­кие име­на свя­тые име­ли до мо­на­ше­ства. Ду­маю, что ошиб­ка эта до­воль­но про­сти­тель­на, осо­бен­но для древ­не­рус­ско­го че­ло­ве­ка. Ведь на Ру­си мно­гие лю­ди, а кня­зья в осо­бен­но­сти, име­ли ино­гда по несколь­ку имен. На­при­мер, свя­той кре­сти­тель Ру­си рав­ноап­о­столь­ный Вла­ди­мир про­слав­лен со сво­им сла­вян­ским име­нем, а его кре­щаль­ное имя – Ва­си­лий – из­вест­но да­ле­ко не всем. Бы­ли кня­зья, ко­то­рые во­шли в ис­то­рию под двой­ным име­нем, к при­ме­ру стар­ший внук Вла­ди­ми­ра Мо­но­ма­ха свя­той бла­го­вер­ный князь Все­во­лод Мсти­сла­вич, ко­то­ро­го ча­сто на­зы­ва­ют Все­во­лод-Гав­ри­ил.

Во­об­ще го­во­ря, ес­ли свя­той при­ни­ма­ет по­стриг, то, как пра­ви­ло, мы про­слав­ля­ем его уже с мо­на­ше­ским име­нем (хо­тя ис­клю­че­ния из это­го пра­ви­ла то­же встре­ча­ют­ся). Мы мо­лим­ся пре­по­доб­но­му Сер­гию Ра­до­неж­ско­му, а не Вар­фо­ло­мею, свя­то­му Се­ра­фи­му Са­ров­ско­му, а не Про­хо­ру Мош­ни­ну. Так, ду­маю, и на­род­ное по­чи­та­ние, ко­то­рое на­ча­лось еще за­дол­го до ка­но­ни­за­ции XVI ве­ка, вос­при­ня­ло имен­но мо­на­ше­ские име­на му­ром­ских пра­вед­ни­ков.

Еще од­но кня­же­ское имя вы­зы­ва­ет во­прос в «По­ве­сти о Пет­ре и Фев­ро­нии». Со­глас­но ей в Му­ро­ме до кня­зя Пет­ра (Да­ви­да) кня­жил его брат Па­вел. Ле­то­пис­ные ис­точ­ни­ки, дей­стви­тель­но, го­во­рят о том, что князь Да­вид при­нял му­ром­ский пре­стол по смер­ти сво­е­го стар­ше­го бра­та, ко­то­ро­го очень ува­жал. Но там он на­зван не Пав­лом, а Вла­ди­ми­ром. Что тут мож­но ска­зать? Ско­рее все­го, мы здесь опять стал­ки­ва­ем­ся с кня­же­ским обы­ча­ем да­вать и ис­поль­зо­вать в оби­хо­де сра­зу несколь­ко имен. Имя Вла­ди­мир – чи­сто сла­вян­ское, зна­чит «вла­де­ю­щий ми­ром». Ви­ди­мо, при рож­де­нии ему бы­ло да­но имен­но это, из­вест­ное и слав­ное на Ру­си имя. А при кре­ще­нии он при­нял уже вто­рое, в честь сво­е­го небес­но­го по­кро­ви­те­ля апо­сто­ла Пав­ла.

Кры­ла­тый змей

Из «По­ве­сти…» мы узна­ём, что у кня­зя Пав­ла (Вла­ди­ми­ра) бы­ла су­пру­га. И вот «диа­вол, ис­по­кон ве­ку нена­ви­дя­щий бла­го че­ло­ве­че­ско­го ро­да, по­слал жене кня­зя на блуд­ное де­ло зло­го кры­ла­то­го змея» (здесь и да­лее «По­весть…» ци­ти­ру­ет­ся в рус­ском пе­ре­во­де. – прот. П.Г.). Этот змей по­че­му-то ви­дит­ся неко­то­рым ис­сле­до­ва­те­лям са­мым фан­та­сти­че­ским и нере­аль­ным пер­со­на­жем дан­но­го ска­за­ния. Скеп­ти­че­ски на­стро­ен­ные, они тут же на­чи­на­ют ви­деть здесь сказ­ки об Ог­нен­ном змии и про­во­дить па­рал­ле­ли с ка­ки­ми-то уже со­всем не сла­вян­ски­ми ми­фа­ми.

Змей, упо­мя­ну­тый в «По­ве­сти…», ко­неч­но же, про­сто некий вир­ту­аль­ный мо­рок, ли­чи­на, при­ни­ма­е­мая на се­бя вра­гом ро­да че­ло­ве­че­ско­го, ко­то­ро­го Свя­щен­ное Пи­са­ние на­зы­ва­ет «ве­ли­кий дра­кон, древ­ний змий…» (Откр.12:9). Диа­вол, как из­вест­но, пад­ший ан­гел, бес­плот­ный дух, но он мо­жет при­ни­мать вид лю­бо­го оду­шев­лен­но­го су­ще­ства или неоду­шев­лен­но­го пред­ме­та. В древ­ние вре­ме­на диа­вол лю­бил яв­лять­ся на­шим пред­кам (да и дру­гим на­ро­дам то­же) в ви­де чу­до­вищ­но­го, ча­сто ог­не­ды­ша­ще­го яще­ра. По­это­му-то в бы­ли­нах так и рас­про­стра­нен об­раз змея, дра­ко­на, с тре­мя го­ло­ва­ми или с од­ной.

Это чу­ди­ще в пред­став­ле­нии лю­дей про­шло­го бы­ло оли­це­тво­ре­ни­ем зла, нечи­стой си­лы. Неда­ром ле­шие, ру­сал­ки, все­воз­мож­ные баб­ки-еж­ки, змеи-го­ры­ны­чи, про­чие ог­нен­ные змеи крат­ко име­но­ва­лись нечи­стью – как пред­ста­ви­те­ли ин­фер­наль­но­го ми­ра. И для че­ло­ве­ка древ­но­сти весь этот мир был та­кой же ре­аль­но­стью, как для нас пол­тер­гейст и про­чие по­ту­сто­рон­ние па­ра­нор­маль­ные, тем­ные яв­ле­ния.

Итак, нечи­стый дух в ви­де змия при­ле­та­ет к су­пруж­ни­це кня­зя и со­вер­ша­ет с ней блуд. Что это не про­сто ка­кая-то реп­ти­лия, а тем­ная ду­хов­ная сущ­ность, вид­но из то­го, что змий яв­ля­ет­ся в двух об­ли­чи­ях: как ящер и как че­ло­век. Он при­ни­ма­ет об­лик кня­зя Пав­ла. При­том змей ско­ро на­столь­ко об­наг­лел, что уже не скры­ва­ет пе­ред кня­ги­ней сво­е­го мерз­ко­го ви­да, но при дру­гих в це­лях кон­спи­ра­ции яв­ля­ет­ся в ви­де кня­зя. «А по­сто­рон­ним лю­дям ка­за­лось, что это сам князь с же­ною сво­ею си­дит». На­ко­нец кня­ги­ня не вы­дер­жи­ва­ет и рас­ска­зы­ва­ет всё му­жу. Тот со­ве­ту­ет жене хит­ро­стью вы­ве­дать у змия, что мо­жет по­слу­жить при­чи­ной его смер­ти. В ми­ну­ту от­кро­вен­но­сти зло­дей про­бол­тал­ся, что «смерть мне суж­де­на от Пет­ро­ва пле­ча, от Аг­ри­ко­ва ме­ча».

Па­вел де­лит­ся сво­им го­рем с род­ным бра­том, Пет­ром. Через неко­то­рое вре­мя то­му во вре­мя мо­лит­вы яв­ля­ет­ся некий от­рок (ви­ди­мо, ан­гел) и ука­зы­ва­ет в рас­се­лине сте­ны ал­та­ря церк­ви Воз­дви­жен­ско­го мо­на­сты­ря ме­сто, где спря­тан меч. Петр бе­рет Аг­ри­ко­во ору­жие, на­хо­дит удоб­ное вре­мя, вры­ва­ет­ся в по­кои кня­ги­ни и уби­ва­ет ко­вар­но­го змея. Но пе­ред тем как уда­лить­ся к се­бе в пре­ис­под­нюю, змей обрыз­гал кня­зя Пет­ра сво­ей кро­вью. Князь тя­же­ло за­боле­ва­ет: на всем его те­ле по­яв­ля­ют­ся яз­вы.

Да­вай­те по­ка оста­но­вим­ся на этом мо­мен­те и по­раз­мыс­лим над тем, мог­ла ли та­кая ис­то­рия про­изой­ти в дей­стви­тель­но­сти. Ес­ли немно­го аб­стра­ги­ро­вать­ся от несо­мнен­но эпи­че­ско­го, по­э­ти­че­ско­го опи­са­ния чу­да со зме­ем, ко­то­рое да­ет нам «По­весть…», мы не ви­дим в дан­ном эпи­зо­де с точ­ки зре­ния агио­гра­фии и ду­хов­но­го опы­та Церк­ви ни­че­го ми­фо­ло­ги­че­ско­го. Же­на кня­зя, ви­ди­мо, по­дол­гу на­хо­ди­лась в раз­лу­ке со сво­им су­пру­гом. Кня­зья то­гда все вре­мя во­е­ва­ли и, от­прав­ля­ясь в про­дол­жи­тель­ные по­хо­ды, на­дол­го остав­ля­ли сво­их жен од­них.

Вос­поль­зо­вав­шись этим, диа­вол под­бра­сы­ва­ет ей ис­ку­ше­ние блуд­ной по­хо­тью. Враг все­гда сна­ча­ла на­хо­дит в че­ло­ве­ке сла­бое зве­но, чтобы про­бить брешь в его ду­ше и да­лее по­гу­бить, пле­нив ка­кой-ни­будь стра­стью. В дан­ном слу­чае он, ви­ди­мо, вос­поль­зо­вал­ся тос­кой по му­жу и свя­зан­ны­ми с ней блуд­ны­ми меч­та­ни­я­ми. Овла­дев умом жен­щи­ны, он пе­ре­хо­дит к вир­ту­аль­но­му блу­ду с ней, так как мо­жет при­ни­мать вид не толь­ко змея, но и ее за­кон­но­го су­пру­га. И хо­тя в «По­ве­сти…» го­во­рит­ся, что «змей си­лой овла­дел ею», но та­кое вра­же­ское воз­дей­ствие не мо­жет про­изой­ти без то­го, чтобы че­ло­век сам не под­дал­ся на ис­ку­ше­ние. Как та­кое мог­ло про­изой­ти? Мо­жет ли диа­вол, бес­те­лес­ный дух, со­вер­шать по­доб­ные блуд­ные дей­ствия? Да, диа­вол не име­ет пло­ти, но он мо­жет втор­гать­ся в наш ма­те­ри­аль­ный мир и со­вер­шать здесь некие дей­ствия. Он мо­жет да­же на­но­сить ре­аль­ные по­бои лю­дям, что опи­са­но во мно­гих жи­ти­ях, мо­жет пре­вра­тить­ся в ко­ня и пе­ре­не­сти че­ло­ве­ка на огром­ные рас­сто­я­ния, как об этом рас­ска­зы­ва­ет­ся в жи­тии свя­ти­те­ля Иоан­на Нов­го­род­ско­го, спо­со­бен и на мно­гое дру­гое. Неуже­ли са­та­на, мно­гие ты­ся­че­ле­тия упраж­ня­ю­щий­ся в об­мане и зле, глу­пее че­ло­ве­ка? Сей­час, ко­гда совре­мен­ные тех­но­ло­гии поз­во­ля­ют со­зда­вать ил­лю­зию пол­но­го при­сут­ствия, нас не мо­гут удив­лять по­доб­ные фо­ку­сы. На­при­мер, филь­мы в фор­ма­те 4DX, ко­гда ты, си­дя в крес­ле ки­но­те­ат­ра, по­лу­ча­ешь со­вер­шен­но ре­аль­ное ощу­ще­ние то­го, что на­хо­дишь­ся в гу­ще со­бы­тий, про­ис­хо­дя­щих на экране. Раз­лич­ные трех­мер­ные мо­де­ли с пол­ным эф­фек­том при­сут­ствия са­та­на на­учил­ся со­зда­вать уже дав­но.

Эпи­зод со­блаз­не­ния кня­ги­ни зми­ем со­дер­жит несколь­ко очень важ­ных мо­мен­тов, ука­зы­ва­ю­щих на ре­аль­ность дан­но­го со­бы­тия. Та­кое, как го­во­рит­ся, на­роч­но не при­ду­ма­ешь. Де­ло в том, что опыт Церк­ви и свя­то­оте­че­ская ли­те­ра­ту­ра сви­де­тель­ству­ет: диа­вол, со­блаз­няя лю­дей, мо­жет яв­лять­ся в че­ло­ве­че­ском об­ли­чии и со­вер­шать с ни­ми по­чти ре­аль­ные блуд­ные дей­ствия. Блуд­ный де­мон мо­жет при­ни­мать вид как муж­чи­ны, так и жен­щи­ны. Как при­мер мож­но при­ве­сти слу­чай, опи­сан­ный в «Лав­са­и­ке» – про­из­ве­де­нии V ве­ка, по­вест­ву­ю­щем о жиз­ни свя­тых по­движ­ни­ков. Вот что рас­ска­зы­ва­ет ав­ва Па­хо­мий: «Враг при­нял вид эфи­оп­ской де­ви­цы, ко­то­рую я ви­дел в мо­ло­до­сти, ко­гда она ле­том со­би­ра­ла со­ло­му. Мне пред­ста­ви­лось, что она си­дит у ме­ня, и до то­го де­мон до­вел ме­ня, что я ду­мал, буд­то уже со­гре­шил с ней. В ис­ступ­ле­нии я дал ей по­ще­чи­ну, и она ис­чез­ла. По­верь мне, два го­да не мог я стер­петь нестер­пи­мо­го зло­во­ния от сво­ей ру­ки».

Ин­те­рес­но, что пред­став­ле­ние об ог­нен­ном змии – нечи­стом ду­хе, ко­то­рый спо­со­бен при­ни­мать то вид дра­ко­на, то об­лик че­ло­ве­ка и со­блаз­нять жен­щин на блуд, – мы дей­стви­тель­но на­хо­дим в древ­них во­сточ­но­сла­вян­ских ле­ген­дах. Со­глас­но им, змий яв­ля­ет­ся тем жен­щи­нам, ко­то­рые на­ру­ша­ли за­прет силь­но го­ре­вать по умер­ше­му или тос­ко­вать по на­хо­дя­ще­му­ся в от­луч­ке му­жу. Змий так­же по­лу­чал до­ступ к жен­щине, по­те­ряв­шей невин­ность до бра­ка. Ко­неч­но, кто-то мо­жет на­звать эти ле­ген­ды пе­ре­жит­ка­ми язы­че­ства. Но де­мо­ны очень ча­сто яв­ля­лись на­шим пред­кам в тех об­ра­зах, ко­то­рые бы­ли из­вест­ны еще с язы­че­ских вре­мен.

В за­пад­ной хри­сти­ан­ской де­мо­но­ло­гии де­мон блу­да, ис­ку­ша­ю­щий жен­щин, на­зы­вал­ся ин­ку­бом. Ес­ли бес, на­про­тив, при­ни­мал вид жен­щи­ны, его име­но­ва­ли сук­ку­бом. Кста­ти, в сред­не­ве­ко­вых ка­то­ли­че­ских трак­та­тах го­во­рит­ся, что де­мон ин­куб кро­ме че­ло­ве­че­ско­го об­ли­чия так­же при­ни­ма­ет вид коз­ла, со­ба­ки, оле­ня, бы­ка, змеи и дру­гих жи­вот­ных.

Но при­ве­ду два при­ме­ра уже не из сред­не­ве­ко­вья, а из на­шей, совре­мен­ной ре­аль­но­сти. Од­на моя зна­ко­мая, жен­щи­на сред­не­го воз­рас­та, по­те­ря­ла му­жа. Через неко­то­рое вре­мя по­сле смер­ти су­пру­га она рас­ска­за­ла мне, что муж стал при­хо­дить к ней и да­же ло­жить­ся с ней на по­стель. Вдо­ва эта бы­ла че­ло­ве­ком цер­ков­ным, ча­сто ис­по­ве­до­ва­лась и при­ча­ща­лась. Но у нее про­изо­шло ка­кое-то бе­сов­ское по­мра­че­ние. Она вро­де бы пре­крас­но по­ни­ма­ла, что при­хо­дя­щий к ней во­все не ее по­кой­ный су­пруг. Тем бо­лее что да­лее она рас­ска­за­ла мне со­всем уж жут­кие ве­щи. По­ве­да­ла о том, что этот мни­мый муж мо­жет по­том пре­вра­тить­ся в пса с го­ря­щи­ми гла­за­ми и, вско­чив на пе­ри­ла бал­ко­на, спрыг­нуть вниз. Но ви­дя на­яву все эти кош­ма­ры, осо­зна­вая умом, что тво­рит­ся что-то нелад­ное, она со­всем не ис­пы­ты­ва­ла стра­ха, бо­лее то­го – ее как буд­то за­вле­ка­ли все эти ви­де­ния.

Дру­гая ис­то­рия. Од­на по­жи­лая да­ма по­про­си­ла ме­ня освя­тить квар­ти­ру. Ее су­пруг скон­чал­ся неза­дол­го до это­го. При­дя к ней до­мой, я уви­дел, что че­ло­век она не слиш­ком цер­ков­ный, и по­это­му спро­сил: «По­че­му вы ре­ши­ли освя­тить свое жи­ли­ще?» И она при­зна­лась, что муж по­сле смер­ти стал яв­лять­ся ей: «За­хо­жу в ком­на­ту, а он вот в этом крес­ле си­дит. Бы­ва­ет, что по­про­сит что-ни­будь ему при­го­то­вить, на­при­мер рыб­ки по­жа­рить». «Но стран­ное де­ло, – до­ба­ви­ла она, – но­ги у него ка­кие-то не та­кие, не как у лю­дей, а как у ло­ша­ди, шер­стью по­кры­ты и с ко­пы­та­ми». Ска­жу чест­но, по­сле всех этих от­кро­ве­ний у ме­ня по спине про­шел очень ощу­ти­мый хо­ло­док. Но, са­мое уди­ви­тель­ное, жен­щи­на рас­ска­зы­ва­ла все эти ужа­сы со­вер­шен­но спо­кой­ным го­ло­сом, как нечто уже при­выч­ное для нее. Од­на­ко, сла­ва Бо­гу, она по­чув­ство­ва­ла опас­ность по­доб­ных яв­ле­ний и по­про­си­ла свя­щен­ни­ка освя­тить квар­ти­ру.

Дол­жен за­ме­тить, что и пер­вая зна­ко­мая мне жен­щи­на, и вто­рая на­хо­ди­лись на тот мо­мент в здра­вом уме и трез­вой па­мя­ти. Все ви­ден­ное ими ни­как не мог­ло быть бо­лез­нен­ной гал­лю­ци­на­ци­ей. Для се­бя я от­ме­тил ин­те­рес­ную де­таль: лю­ди, об­ща­ясь с де­мо­ном, при­ни­мав­шим вид их му­жа, не ис­пы­ты­ва­ли стра­ха. Хо­тя, несо­мнен­но, осо­зна­ва­ли ненор­маль­ность все­го про­ис­хо­дя­ще­го. За­меть­те: в «По­ве­сти о Пет­ре и Фев­ро­нии» же­на кня­зя Пав­ла то­же не ис­пы­ты­ва­ет осо­бо­го стра­ха, несмот­ря на то, что пре­крас­но осо­зна­ёт, кто яв­ля­ет­ся ей и со­блаз­ня­ет на блуд. Помни­те, змей уже на­столь­ко взял власть над несчаст­ной кня­ги­ней, что не скры­вал­ся пе­ред ней, яв­ля­ясь в сво­ем са­та­нин­ском об­ли­чии? Она спо­кой­но бе­се­ду­ет с ним, чтобы узнать, чем мож­но его одо­леть. Зна­ко­мым мне жен­щи­нам де­мон так­же яв­лял­ся, по­чти не та­ясь, то пре­вра­ща­ясь в пса с ог­нен­ны­ми гла­за­ми, то по­ка­зы­вая свои ко­пы­та. Эта­кий «смех са­та­ны». Пле­нив че­ло­ве­ка, диа­вол уже не пря­чет­ся, а от­кро­вен­но глу­мит­ся над сво­ей жерт­вой. В мо­мент это­го бе­сов­ско­го пле­на да­же за­ло­жен­ный в нас от Бо­га страх, ин­стинкт са­мо­со­хра­не­ния от­клю­ча­ют­ся. Так что пусть каж­дый ре­шит для се­бя сам, яв­ля­ет­ся ли прав­до­по­доб­ной ис­то­рия про со­блаз­не­ние кня­ги­ни зми­ем или нет. Лич­но я в этой ис­то­рии ни­че­го ска­зоч­но­го не ви­жу. Ес­ли по­чи­тать жи­тия уже неод­но­крат­но упо­мя­ну­то­го свя­ти­те­ля Ди­мит­рия Ро­стов­ско­го, то там мы мо­жем най­ти не ме­нее чу­дес­ные яв­ле­ния по­ту­сто­рон­не­го ми­ра.

Те­перь немно­го о та­ин­ствен­ном «Аг­ри­ко­ве ме­че» и о том, как мог Петр убить с по­мо­щью ка­ко­го-то ме­ча бес­плот­но­го и бес­смерт­но­го тем­но­го ду­ха. На­до ска­зать, что свя­ти­тель Фила­рет (Гу­милев­ский) счи­тал эпи­зод с Аг­ри­ко­вым ме­чом «вы­мыс­лом на­род­но­го во­об­ра­же­ния», так как этот меч упо­мя­нут так­же в из­вест­ной бы­лине о Доб­рыне. Ви­ди­мо, по этой же при­чине свя­ти­тель про­яв­ля­ет осто­рож­ность и не вклю­ча­ет ис­то­рию со зми­ем в жи­тие, со­став­лен­ное им. Од­на­ко про то, что змий то­же ска­зоч­ный пер­со­наж и вы­мы­сел, он ни­че­го не пи­шет.

О том, что ис­то­рия о про­ти­во­бор­стве бла­го­вер­но­го Пет­ра со зми­ем яв­ля­ет­ся неотъ­ем­ле­мой ча­стью жиз­не­опи­са­ния свя­тых му­ром­ских чу­до­твор­цев, го­во­рит еще один факт. В служ­бе свя­тым Пет­ру и Фев­ро­нии 25 июня (8 июля по но­во­му сти­лю) неод­но­крат­но упо­ми­на­ет­ся факт по­бе­ды бла­го­вер­но­го Пет­ра над зми­ем. На­при­мер, во вто­ром тро­па­ре тре­тьей пес­ни ка­но­на на утре­ни: «Яко­же ино­гда змия убив, ко­неч­но­му без­ве­стию пре­дал еси, та­ко и ныне оте­че­ство бо­рю­щих по­бе­ди, треб­ла­женне, да тя про­слав­ля­ем». Лю­бо­му про­све­щен­но­му цер­ков­но­му че­ло­ве­ку из­вест­но, что бо­го­слу­жеб­ные, ли­тур­ги­че­ские тек­сты – это часть Свя­щен­но­го Пре­да­ния. В от­ли­чие от про­те­стан­тов, мы, пра­во­слав­ные, име­ем твер­дым ос­но­ва­ни­ем не толь­ко Свя­щен­ное Пи­са­ние, но и Свя­щен­ное Пре­да­ние. Что в него вхо­дит? Ка­но­ны и пра­ви­ла апо­сто­лов и свя­тых Со­бо­ров, тво­ре­ния свя­тых от­цов, жи­тия свя­тых и ли­тур­ги­че­ское пре­да­ние, бо­го­слу­жеб­ные тек­сты. Раз Цер­ковь со­чла нуж­ным по­чти сра­зу по­сле ка­но­ни­за­ции вклю­чить в текст служ­бы свя­тым Пет­ру и Фев­ро­нии эпи­зод про змия, зна­чит, так то­му и быть – это часть цер­ков­но­го пра­во­слав­но­го Пре­да­ния.

Но как быть с «Аг­ри­ко­вым ме­чом»? При всем мо­ем огром­ном ува­же­нии к свя­ти­те­лю Фила­ре­ту все же поз­во­лю се­бе с ним не со­гла­сить­ся. То, что та­кой же меч упо­мя­нут в бы­лине о Доб­рыне, ров­ным сче­том ни­че­го не зна­чит. В бы­ли­нах неред­ко упо­ми­на­лись со­вер­шен­но ре­аль­ные ис­то­ри­че­ские де­я­те­ли и со­бы­тия. Са­мый зна­ме­ни­тый ге­рой оте­че­ствен­ных бы­лин Илья Му­ро­мец су­ще­ство­вал в дей­стви­тель­но­сти, и неко­то­рые ска­за­ния о нем име­ют ис­то­ри­че­скую ос­но­ву. Хо­тя, ко­неч­но, в боль­шин­стве из них ма­ло об­ще­го с его ре­аль­ной жиз­нью. Да­же бо­га­ты­ря Доб­ры­ню ино­гда отож­деств­ля­ют с во­е­во­дой Доб­ры­ней, дя­дей свя­то­го кня­зя Вла­ди­ми­ра.

Что та­кое «Аг­ри­ков меч», ни­кто тол­ком не зна­ет. Ско­рее все­го это про­сто сим­вол ду­хов­ной си­лы, ко­то­рая да­ет­ся по­сле мо­лит­вы кня­зю Пет­ру для по­бе­ды над зми­ем. Мо­жет быть, этот меч дей­стви­тель­но при­над­ле­жал ка­ко­му-то неве­до­мо­му свя­то­му че­ло­ве­ку. Что же, для нас не сек­рет, что не толь­ко мо­щи свя­тых, но и их лич­ные ве­щи на­де­ле­ны осо­бой ду­хов­ной энер­ги­ей, си­лой Бо­жи­ей и через них Гос­подь тво­рит чу­де­са и да­ру­ет по­бе­ду над вра­га­ми.

Бес­те­лес­ный дух и те­лес­ная бо­лезнь

Те­перь о том, мог ли Петр убить диа­во­ла ме­чом. Да, в «По­ве­сти…» ска­за­но, что змий умер от ме­ча Пет­ра. Но, как уже бы­ло упо­мя­ну­то вна­ча­ле, со­чи­не­ние сие яв­ля­ет­ся по­э­ти­че­ским, ли­те­ра­тур­ным про­из­ве­де­ни­ем. Ко­неч­но, де­мон бес­смер­тен, но по­бе­дить его, сде­лать без­опас­ным, ото­гнать от че­ло­ве­ка и от­пра­вить об­рат­но к «от­цу лжи» вполне воз­мож­но. И то­му есть мас­са при­ме­ров.

Мо­гут ли пред­ста­ви­те­ли раз­ных ми­ров – ду­хов­но­го и ма­те­ри­аль­но­го – сра­жать­ся друг с дру­гом? Да, мо­гут. И са­мый из­вест­ный при­мер – это чу­до ве­ли­ко­му­че­ни­ка Ге­ор­гия о змии. Прав­да, там мы ви­дим зер­каль­ную си­ту­а­цию: свя­той Ге­ор­гий уже по­сле сво­ей кон­чи­ны яв­ля­ет­ся, чтобы спа­сти дочь ца­ря от страш­но­го яще­ра, ко­то­ро­му при­но­си­ли че­ло­ве­че­ские жерт­вы. И эта чу­до­вищ­ная реп­ти­лия, су­дя по все­му, име­ла не ин­фер­наль­ное, а вполне зем­ное про­ис­хож­де­ние. Неко­то­рые ис­сле­до­ва­те­ли счи­та­ют его од­ним из со­хра­нив­ших­ся ди­но­зав­ров. Мы зна­ем, что свя­той Ге­ор­гий прон­зил змия ко­пьем, по­сле че­го ве­ли­ко­му­че­ник при­ка­зал от­ве­сти змия в го­род, где он был по­ка­зан жи­те­лям и обез­глав­лен ме­чом то­го же Ге­ор­гия.

Во вре­мя бит­вы змий на­но­сит Пет­ру ра­ны: там, ку­да по­па­ла его кровь, по­яв­ля­ют­ся яз­вы, от ко­то­рых князь ис­пы­ты­ва­ет тяж­кие стра­да­ния, – его по­ра­жа­ет бо­лезнь, по­доб­ная про­ка­зе. Воз­мож­но ли это? Мо­жет ли бес­плот­ный дух на­не­сти урон пло­ти? Еще как мо­жет! И «то­му в ис­то­рии мы тьму при­ме­ров слы­шим». Сам апо­стол Па­вел го­во­рит: «Да­но мне жа­ло в плоть, ан­гел са­та­ны, удру­чать ме­ня, чтобы я не пре­воз­но­сил­ся» (2Кор.12:7). Од­на­жды диа­вол так во­ору­жил­ся на пре­по­доб­но­го Ан­то­ния Ве­ли­ко­го и под­верг его та­ким ужас­ным по­бо­ям, что он дол­го ле­жал по­сле это­го без дви­же­ния, не в си­лах ска­зать ни сло­ва. Сам он го­во­рил, что при­чи­нен­ные ему му­че­ния пре­вос­хо­ди­ли все че­ло­ве­че­ские стра­да­ния. Свя­то­го Епи­фа­ния Кипр­ско­го де­мо­ны из­би­ва­ли в те­че­ние де­ся­ти дней. В жи­ти­ях свя­тых мы ча­сто чи­та­ем про тя­же­лые по­след­ствия бе­сов­ских воз­дей­ствий. По по­пуще­нию Бо­жию бе­сы мо­гут на­не­сти че­ло­ве­ку не толь­ко ду­хов­ные, но те­лес­ные ра­ны и яз­вы.

Часть 2

Благоверные князья Петр и
Феврония Муромские

Про­дол­жим изу­че­ние «По­ве­сти о Пет­ре и Фев­ро­нии Му­ром­ских» и от схват­ки кня­зя со зми­ем пе­рей­дем к са­мо­му глав­но­му мо­мен­ту это­го па­мят­ни­ка – зна­ком­ству бу­ду­щих бла­го­вер­ных су­пру­гов. Эта встре­ча Пет­ра (Да­ви­да) и Фев­ро­нии (Ев­фро­си­нии) так­же не да­ет по­коя кри­ти­кам «По­ве­сти…».

Итак, мы пом­ним, что Петр тя­же­ло за­боле­ва­ет. Он смог одо­леть вра­га, но, по по­пуще­нию Бо­жию, де­мон на­но­сит ему те­лес­ные яз­вы, ко­то­рые рас­про­стра­ни­лись по все­му те­лу стру­пья­ми на­по­до­бие про­ка­зы.

Князь ис­кал по­мо­щи у мно­гих вра­чей, но ни­кто не смог его ис­це­лить. Услы­шав, что в Ря­зан­ской зем­ле мно­го хо­ро­ших вра­че­ва­те­лей, му­ром­ский пра­ви­тель ве­лит вез­ти его ту­да. В по­ис­ках ле­ка­рей один из кня­же­ских слуг (от­ро­ков) за­брел в се­ло Лас­ко­во и за­шел в дом неко­е­го «дре­во­ла­за», то есть со­би­ра­те­ля ди­ко­го ме­да. Здесь он встре­тил необыч­ную де­вуш­ку: она тка­ла холст, а у ее ног ска­кал за­яц. От­рок сна­ча­ла не вос­при­нял ее все­рьез и ска­зал, что хо­чет по­бе­се­до­вать с хо­зя­е­ва­ми до­ма. Де­ви­ца, ви­дя та­кое к се­бе от­но­ше­ние, не да­ла пря­мых от­ве­тов – го­во­ри­ла с го­стем за­гад­ка­ми. То­го по­ра­зи­ла ее муд­рость, и он на­ко­нец рас­ска­зал о том, что по­слан в Ря­зан­ский край, чтобы най­ти вра­ча для сво­е­го за­болев­ше­го гос­по­ди­на.

Фев­ро­ния (я бу­ду на­зы­вать и кня­зя, и кня­ги­ню их об­ще­при­ня­ты­ми жи­тий­ны­ми име­на­ми) от­ве­ча­ла от­ро­ку: «Ес­ли бы кто-ни­будь взял тво­е­го кня­зя се­бе, тот мог бы вы­ле­чить его». (В дру­гом пе­ре­во­де «По­ве­сти…» ска­за­но не «взял», а «по­тре­бо­вал», что бли­же к древ­не­рус­ско­му пер­во­ис­точ­ни­ку.) «Что это ты го­во­ришь?! – вскри­чал от­рок. – Кто мо­жет взять мо­е­го кня­зя се­бе? Ес­ли кто вы­ле­чит его, то­го князь бо­га­то на­гра­дит. Но на­зо­ви мне имя вра­ча то­го, кто он и где дом его». Она же от­ве­ти­ла: «При­ве­ди кня­зя тво­е­го сю­да. Ес­ли бу­дет он чи­сто­сер­деч­ным и сми­рен­ным в сло­вах сво­их, то бу­дет здо­ров».

«Юно­ша быст­ро воз­вра­тил­ся к кня­зю сво­е­му и по­дроб­но рас­ска­зал ему о всем, что ви­дел и что слы­шал. Бла­го­вер­ный же князь Петр по­ве­лел: «Ве­зи­те ме­ня ту­да, где эта де­ви­ца». И при­вез­ли его в тот дом, где жи­ла де­вуш­ка. И по­слал он од­но­го из слуг сво­их, чтобы тот спро­сил: «Ска­жи мне, де­ви­ца, кто хо­чет ме­ня вы­ле­чить? Пусть вы­ле­чит и по­лу­чит бо­га­тую на­гра­ду». Она же без оби­ня­ков от­ве­ти­ла: «Я хо­чу его вы­ле­чить, но на­гра­ды ни­ка­кой от него не тре­бую. Вот к нему сло­во мое: ес­ли я не ста­ну су­пру­гой ему, то не по­до­ба­ет мне и ле­чить его». И вер­нул­ся че­ло­век тот и пе­ре­дал кня­зю сво­е­му, что ска­за­ла ему де­вуш­ка.

Князь же Петр с пре­не­бре­же­ни­ем от­нес­ся к сло­вам ее и по­ду­мал: «Ну как это мож­но – кня­зю дочь дре­во­ла­за взять се­бе в же­ны!» И по­слал к ней, мол­вив: «Ска­жи­те ей – пусть ле­чит, как уме­ет. Ес­ли вы­ле­чит, возь­му ее се­бе в же­ны»».

Так опи­сы­ва­ет предыс­то­рию ис­це­ле­ния кня­зя «По­весть о Пет­ре и Фев­ро­нии».

Да­вай­те по­раз­мыс­лим над за­гад­ка­ми Фев­ро­нии и над ее не ме­нее за­га­доч­ны­ми сло­ва­ми о спо­со­бе вра­че­ва­ния бо­ля­ще­го кня­зя.

За­гад­ки муд­рой де­вы

Святая Феврония и заяц.
Клеймо

Я не бу­ду при­во­дить до­слов­но весь­ма ин­те­рес­ные и по­э­тич­ные за­гад­ки муд­рой де­ви­цы; ду­маю, каж­до­му ин­те­ре­су­ю­ще­му­ся нуж­но озна­ко­мить­ся с ни­ми в са­мом тек­сте «По­ве­сти…». На­ша за­да­ча дру­гая: по­нять, что в ве­ли­ком па­мят­ни­ке древ­не­рус­ской пись­мен­но­сти яв­ля­ет­ся несо­мнен­ным ис­то­ри­че­ским фак­том, что мож­но при­знать вполне до­сто­вер­ным, а что – от­не­сти к фольк­лор­но­му эле­мен­ту. Так вот, мно­гим ис­сле­до­ва­те­лям имен­но за­гад­ки Фев­ро­нии ка­жут­ся од­ной их наи­бо­лее фольк­лор­ных, ска­зоч­ных со­став­ля­ю­щих «По­ве­сти». Дей­стви­тель­но, тут чув­ству­ет­ся яв­ная пе­ре­клич­ка с на­род­ным уст­ным твор­че­ством: с по­го­вор­ка­ми, по­сло­ви­ца­ми, за­гад­ка­ми, ко­то­рые мы в изоби­лии на­хо­дим в рус­ских сказ­ках и бы­ли­нах. Но важ­но по­нять, яв­ля­ют­ся ли сло­ва де­ви­цы Фев­ро­нии «фольк­ло­ром», или же бу­ду­щая кня­ги­ня про­сто ак­тив­но ис­поль­зу­ет об­раз­ное на­род­ное сло­во в сво­ей ре­чи.

Нач­нем с то­го, что жизнь древ­не­рус­ско­го кре­стья­ни­на XIII ве­ка бы­ла про­сто неот­де­ли­ма от все­го, что мы сей­час на­зы­ва­ем фольк­ло­ром. До­суг мо­ло­дые кре­стьян­ские де­вуш­ки про­во­ди­ли в пе­нии пе­сен, рас­ска­зы­ва­нии ска­зок, за­га­ды­ва­нии за­га­док. Рус­ские лю­ди пе­ли про­тяж­ные, ска­зоч­ные пес­ни и во вре­мя ра­бо­ты. Да­же клас­си­че­ская ли­те­ра­ту­ра XIX ве­ка по­сто­ян­но вла­га­ет в уста жи­те­лей де­рев­ни по­го­вор­ки, по­сло­ви­цы, при­ба­ут­ки. Фев­ро­ния, ко­неч­но же, бы­ла очень хо­ро­шо зна­ко­ма со всем этим. От­сю­да и ее ма­не­ра по­сто­ян­но ис­поль­зо­вать в ре­чи по­сло­ви­цы, прит­чи и за­гад­ки, мно­гие из ко­то­рых нам из­вест­ны и по дру­гим фольк­лор­ным ис­точ­ни­кам.

Вто­рой мо­мент: Фев­ро­ния не про­стая де­ви­ца. Она че­ло­век не от ми­ра се­го, ес­ли хо­ти­те – немнож­ко юро­ди­вая. Ее по­ве­де­ние неор­ди­нар­но. Да­же то, что она дер­жит в гор­ни­це лес­но­го жи­те­ля – зай­ца, необыч­но. Но нам все это не уди­ви­тель­но: свя­тые лю­ди ча­сто ве­ли се­бя стран­но, непри­выч­но для окру­жа­ю­щих, и их сло­ва име­ли под­час та­ин­ствен­ный, за­га­доч­ный смысл, ко­то­рый от­кры­вал­ся поз­же. Кста­ти, и при­ру­чен­ный Фев­ро­ни­ей за­яц не дол­жен вы­зы­вать осо­бо­го удив­ле­ния, ведь мно­гие свя­тые лю­ди, жи­вя в гар­мо­нии с при­ро­дой, дру­жи­ли с ди­ки­ми зве­ря­ми. Вспом­ним, как пре­по­доб­ный Сер­гий Ра­до­неж­ский и ба­тюш­ка Се­ра­фим Са­ров­ский кор­ми­ли хле­бом мед­ве­дей, а свя­той Ге­ра­сим Иор­дан­ский при­ру­чил льва и да­же во­зил на нем во­ду для оби­те­ли.

При­вер­жен­ность к фольк­ло­ру бы­ла свой­ствен­на не од­ной толь­ко свя­той Фев­ро­нии. Неко­то­рые на­ши рус­ские по­движ­ни­ки так­же чрез­вы­чай­но его лю­би­ли. Оп­тин­ский ста­рец Ам­вро­сий в пись­мах к раз­ным лю­дям не толь­ко по­сто­ян­но ис­поль­зо­вал кры­ла­тые вы­ра­же­ния рус­ско­го язы­ка, но и сам при­ду­мы­вал по­го­вор­ки и по­сло­ви­цы. Свя­ти­тель Фе­о­фан За­твор­ник так­же ча­сто при­бе­га­ет в сво­их по­уче­ни­ях к на­род­ным фра­зео­ло­гиз­мам.

Свя­тая Фев­ро­ния бы­ла пло­тью от пло­ти про­сто­го рус­ско­го на­ро­да, и в том, что она хо­ро­шо зна­ла уст­ное на­род­ное твор­че­ство и лю­би­ла его, нет ни­че­го уди­ви­тель­но­го.

При­нуж­де­ние к бра­ку или зна­ние во­ли Бо­жи­ей?

Раскаяние князя Петра
Муромского

Но бо­лее слож­ной за­гад­кой яв­ля­ют­ся не ино­ска­за­ния, ко­то­ры­ми го­во­рит с кня­же­ским от­ро­ком Фев­ро­ния, а ее сло­ва о том, что вы­ле­чить кня­зя мо­жет толь­ко тот, кто возь­мет или да­же по­тре­бу­ет кня­зя се­бе. Ко­неч­но же, речь здесь идет не про­сто о том, чтобы врач взял боль­но­го в свой дом и ле­чил его, так ска­зать, ста­ци­о­нар­но. Это и так под­ра­зу­ме­ва­лось, ведь в «По­ве­сти…» го­во­рит­ся, что князь был уже на­столь­ко слаб, что не мог си­деть на коне: его при­вез­ли в Ря­зан­ские зем­ли на под­во­де. К то­му же в тек­сте ска­за­но не «к се­бе», а «се­бе». Нет, здесь все го­раз­до глуб­же.

Мне очень близ­ко объ­яс­не­ние этих слов пре­муд­рой де­ви­цы, ко­то­рое да­ет из­вест­ный фило­лог, ис­сле­до­ва­тель древ­не­рус­ской пись­мен­но­сти Ан­на Ар­хан­гель­ская. По ее мыс­ли, Фев­ро­ния го­во­рит этим ино­ска­за­ни­ем: «Ис­це­ле­ние – это вме­ша­тель­ство в чу­жой ор­га­низм. «Ес­ли я ему не же­на, то как я мо­гу его ле­чить?» Она же не про­фес­сио­наль­ный ле­карь». Дей­стви­тель­но, ни­где не ска­за­но, что Фев­ро­ния за­ни­ма­лась це­ли­тель­ством. Кня­же­ский по­сла­нец на­брел на ее жи­ли­ще, как ему ка­жет­ся, слу­чай­но. Он про­сто хо­чет спро­сить до­ро­гу к из­вест­ным в этой окру­ге вра­чам. И со­вер­шен­но непра­вы те, кто ви­дит в Фев­ро­нии ка­кую-то прак­ти­ку­ю­щую на­род­ну