КЛАДОИСКАТЕЛИ
Записки ученика 5-го класса Виктора Березкина
Нас ругает сам директор
До 5-го класса мы с моим другом Петькой Барановым кое-как дотянули, а в нынешнем году чуть не с первого дня посыпались на нас двойки.
Евдокия Ивановна, учительница математики, то и дело принимается нас ругать:
- Березкин и Баранов, встаньте! Мало того, что вы опять уроков не сделали, вы и в классе не слушаете, только болтаете друг с другом да вертитесь по сторонам. Не стыдно вам?
Мы с Петькой стоим, головы повесим, вроде бы нам стыдно. На самом же деле, все, что Евдокия Ивановна говорит, у нас в одно ухо влетает, в другое вылетает.
Пионервожатая Нюра Алексеева тоже зудит, как надоедливый комар:
- Лентяи! Опять по двойке схватили, весь класс назад тянете. Совести у вас нет.
- Мы не лентяи, и совесть у нас есть, - огрызаемся мы с Петькой. - Просто мы ничего понять не можем, непонятная она, эта математика. Мы не виноваты.
- Не понимаете - останьтесь после уроков на дополнительные занятия, Евдокия Ивановна вам объяснит.
Мы с Петькой переглядываемся. Наверное, у него мелькают те же мысли, что и у меня:
«Еще чего! Тут уроки-то еле высидишь, насилу звонка дождешься, не то что на какие-то дополнительные занятия оставаться! Нет уж…»
Но ничего этого мы Нюре, конечно, не говорим. Все равно она нас не поймет: сама-то она отличница, в 8-м классе учится.
Валя Васильчикова - она у нас председатель совета отряда- каждый день к нам пристает, прямо житья от нее нет:
- Витя! Петя! Почему опять примеры не решили? Почему задачу не решили?
- Не смогли.
- Пробовали решить? - недоверчиво спрашивает Валя.
- А то как же! - отвечаю я. - Три часа бились, все равно с ответом не сошлось.
Вру, конечно. Мы и задачника не открывали. Что толку его открывать? Все равно не решим, нечего и время зря тратить, лучше пойти погулять.
Валя не отстает:
- Чего ж ко мне не пришли? Решили бы вместе.
Это уж точно: Валя любой пример, любую задачку решит. Вот голова у человека, даже удивительно!
Только пусть она не дожидается, что мы с Петькой к ней пойдем, мол, помоги нам, дуракам. Не дождется! Лучше двойку получить, не так обидно. А что ругают нас, так мы к этому уж привыкли.
Но вот однажды в середине октября наша классная руководительница Алевтина Игнатьевна говорит нам с Петькой:
- Просто не знаю, что с вами делать. Все учителя на вас жалуются. По математике одни двойки, по остальным предметам еле-еле плететесь. Вот, полюбуйтесь. - Она стала перелистывать классный журнал: -История - тройки, география - тройки, русский язык, удмуртский язык - то же самое. Я вас спрашиваю: что это за учеба? До каких пор будет продолжаться это безобразие? Нет, видно, придется взяться за вас как следует.
И взялась.
На большой перемене в класс заглянула Нюра Алексеева:
- Баранов! Березкин! К директору!
Струхнули мы с Петькой, правду сказать, порядком. Директор у нас строгий, в очках, ребята его как огня боятся.
Делать нечего, раз вызывают - надо идти.
Стоим мы под дверью кабинета, смотрим на табличку «Директор», а у самих поджилки от страха дрожат: что-то теперь с нами будет?
Я говорю Петьке:
- Иди ты первый.
Петька мне:
- Сам иди, хитрый какой…
Вдруг дверь отворилась, и на пороге - сам директор! Так и сверлит нас глазами. Стекла у него в очках толстые, каким-то зеленоватым цветом отливают.
Мы с Петькой обомлели.
- Здравствуйте, Михаил Дмитриевич, - говорим и сами себя не слышим.
- Здр-равствуйте, здр-равствуйте, - отвечает директор. - Чего под дверью топчетесь? Пр-рошу! - показывает он рукой на свой кабинет.
Вошли мы с Петькой, Михаил Дмитриевич дверь поплотнее прикрыл, не спеша прошел к своему столу, сел в кресло и стал молча разглядывать нас через свои очки.
Мы стоим перед ним, а рады бы сквозь землю провалиться.
Время идет, директор смотрит на нас и молчит. Тихо так в кабинете, даже в ушах звенит. Мы с Петькой переминаемся с ноги на ногу, головы, само собой, вниз опущены.
Вдруг слышим, директор спрашивает ласковым голосом:
- Ну-с… Как учимся, соколики? Каковы успехи по математике? По другим предметам? Много ли пятерок получили? А?
Мы - ни слова в ответ. Я на какой-то сучок в полу уставился, глаз не отвожу. Куда Петька смотрит, не знаю, слышу только, как он сопит у меня над ухом.
Тут директор встал, обеими руками в стол уперся и заговорил совсем другим голосом - у меня мурашки по спине побежали.
- Лоботрясы! Долго ли вы еще намерены школу позорить? Вы что - дети малые? Почему учителя должны с вами нянчиться? Хватит! Пусть вами займутся ваши родители. Завтра придете в школу с родителями. Ясно?
Я кивнул. И Петька кивнул.
- Все. Можете идти.
Два раза повторять ему не пришлось. Мы с Петькой кинулись к выходу, в дверях чуть с ног друг друга не сшибли.
После уроков вышли мы из школы, бредем рядышком по деревне, и свет нам не мил. Вон как дело повернулось! Учителя - что? Учителя поругают и отстанут, а с отцом другой разговор будет. Он и так время от времени показывает мне широкий солдатский ремень. Хотя не бил ни разу, только стращал. Но ведь и директор еще ни разу не вызывал отца в школу. Вдруг теперь возьмет да и выпорет? Только представить - и то плакать хочется.
Поглядел я на Петьку, он тоже нос рукавом утирает. И у него в избе ремень на стене висит.
Идем мы по улице, еле ноги волочим, ботинками пыль загребаем.
- Что будем делать? - спрашиваю я.
- Не знаю, - отвечает Петька.
Что-то не тянет нас домой. Мы, не сговариваясь, свернули в проулок, спустились к реке.
Летом мы ходили этим проулком на рыбалку. Вода в нашей речке чистая, прозрачная. Сейчас она потемнела и кажется тяжелой, как свинец. Если бы не сухие листья, медленно плывущие по воде, можно было бы подумать, что она стоит неподвижно.
Небо над головой по-осеннему темное, земля почернела, кругом тоскливо и неприютно. Деревья на берегу стоят голые, лишь несколько ржаво-желтых листьев дрожат на ветках, как будто боятся оторваться от родного дерева. Прибрежные ивы все лето купали в теплой воде свои зеленые ветки, а теперь едва окунут в реку голые прутья, как тут же поднимут их, словно отдернут, видно, холодна водичка…
Хорошо хоть, дождя нет, погода стоит ветреная, но сухая.
Мы с Петькой сгребли в кучу опавшие листья, сели. Сидим, смотрим на воду.
Только ведь сиди не сиди, а когда-нибудь придется встать и идти домой.
Я посмотрел на реку, на скошенное ржаное поле, на облетевший лес.
Леса обступили нашу деревню со всех сторон.
«Как хорошо в лесу летом: грибы, ягоды, птицы поют, - думал я. - Да и теперь, наверное, неплохо: ни тебе уроков, ни учителей. Никто тебя не ругает, никто не вызывает в школу родителей. Эх, уйти бы сейчас в лес подальше, хоть на денек забыть обо всех невзгодах».
И тут Петька вдруг сказал, как будто подслушал, о чем я думаю:
- Витька, давай убежим!
Я даже вздрогнул. Спрашиваю:
- Куда ты убежишь?
- Куда? В лес убежим, вот куда! А что? Построим шалаш, будем жить.
- Зима скоро, - напомнил я.
- Чудак! Мы же не насовсем убежим, на неделю только. Представляешь, как все всполошатся? И дома, и в школе. А вернемся, все обрадуются, что мы живы-здоровы, тогда уж не станут нас ругать за какие-то двойки.
- Правильно, Петька! - обрадовался я. - Это ты здорово придумал. Утром встанем пораньше - и в лес. Только надо еды взять на всю неделю.
- Чего возьмем?
- Во-первых, хлеба.
- По две буханки хватит?
- Хватит.
- Хлеб купим завтра в магазине.
- У нас недавно мясо коптили, - вспомнил я. - Я мяса возьму.
- А у нас есть свиное сало. Что еще? Думай, Витька, чтоб ничего не забыть.
- Соль. Спички, - перечислял я.
- Одеться надо потеплее, - сказал Петька. - Ночи теперь холодные.
Мы стали оживленно обсуждать нашу будущую вольную жизнь в лесу. От подавленного настроения не осталось и следа. На прощание я сказал:
- Завтра в восемь встречаемся у магазина. Договорились?
- Договорились. Смотри не проспи.
- Не бойся, не просплю. Пока!
Мы разошлись по домам.
За обедом я хлебал суп, не чувствуя вкуса, не глядя в тарелку. Мне не терпелось начать подготовку к побегу.
Мама покачала головой:
- Куда ты так торопишься? Ешь, как голодная собака. Смотри, рубашку закапал. Не спеши, набегаешься еще со своим Петькой по улице, успеешь. Только гулянье на уме. Нет того, чтобы уроки как следует сделать. Год только начался, а уже полон дневник двоек. Вконец ты, Виктор, разболтался. Гляди, доберется до тебя отец…
Мама еще долго что-то говорила в том же духе, но я не особенно прислушивался.
«Ладно, ладно, ругай, - думал я про себя. - Завтра спохватишься, да поздно будет. Вот тогда пожалеешь, что ругала меня, поплачешь…»
Тут у меня екнуло сердце. Так жалко стало маму, чуть сам не заплакал. А может, не убегать никуда? Вечером придет с работы отец, я прямо подойду к нему и скажу: «Так, мол, и так, директор велел тебе в школу прийти». И будь что будет! Ох нет, что-то не хочется… Да и с Петькой договорились, поздно отступать.
Пообедав, я пробрался в чулан. Открыл кадку, где у нас хранилось копченое мясо, взял несколько кусков, завернул в белую тряпку и выбежал во двор.
Во дворе под навесом были сложены бревна. Я спрятал сверток между бревен и как ни в чем не бывало вернулся в избу.
Дождавшись, когда мама ушла за водой, я достал с кухонной полки банку с солью, отсыпал немного в бумажку. Поискал на полке спички, но не нашел. Пришлось взять коробок, лежавший на шестке у печки.
Все готово! Теперь нужно сделать вид, что учишь уроки. Я уселся за стол, разложил тетради и учебники и стал думать о завтрашнем дне.
Когда стемнело и подошло время ставить самовар, мама сказала из кухни:
- Куда это спички запропастились? Только сегодня положила новый коробок - и нету. Витя, ты не брал спички?
- Нет, - отвечаю, - зачем они мне?
- Как корова языком слизнула, - ворчит мама. - И как нарочно в запасе ни одного коробка нет. Сынок, посмотри у отца в кармане пиджака, нет ли там.
К счастью, в кармане пиджака спички нашлись.
Вечером я лег спать пораньше, но мне не спалось. На разные лады представлял я себе наше с Петькой житье в лесу, пока, наконец, не заснул.
Побег
Утром проснулся чуть свет. Сел завтракать - кусок в горло не лезет. Я отодвинул тарелку и стал одеваться.
Мама выглянула из кухни:
- Ты чего это собрался спозаранку? И не поел путем. На пожар, что ли?
Я отвел глаза в сторону, чтобы не встретиться с мамой взглядом.
- Мы… Я… Нам сегодня велели пораньше в школу прийти, - наконец, пробормотал я и, схватив портфель, выскочил за дверь.
В сенях я вытряхнул из портфеля тетради и учебники, запихал их в темном углу под лавку.
Выйдя во двор, я прошмыгнул мимо кухонного окна под навес. Сунул руку между бревен - пусто!
Гляжу, рядом с бревнами валяется на земле белая тряпка, а наш Тузик смотрит на меня умильными глазами и с довольным видом облизывается своим длинным красным языком.
Ох и разозлился я! Пнул Тузика в бок и закричал:
- Шайтан тебя забери! Нам с Петькой этого мяса на всю неделю хватило бы, а ты за один раз слопал, бессовестный!
Тузик обиженно заскулил и спрятался в свою конуру, а я, помахивая пустым портфелем, побежал к магазину.
Петька ждал меня у входа.
- Все взял? - спросил он.
- Соль и спички. А мясо Тузик сожрал. - Я рассказал про свою неудачу.
- Эх ты, уж не мог спрятать как следует, - упрекнул меня Петька. - Ну да ладно, у меня сала большой кусок, обойдемся без мяса. Хлеба купим - и айда.
Деньги у нас с Петькой были. Родители дают нам раз в неделю на кино, но мы никогда не покупаем билетов. Идем в клуб задолго до начала сеанса и прячемся под сценой. А когда в зале тушат свет, мы вылезаем и садимся на свободные места, а если их нет, так прямо на пол впереди первого ряда. На сэкономленные деньги мы покупаем конфеты.
Купили мы с Петькой по две буханки хлеба, и у меня еще осталось 50 копеек.
- Куплю конфет, - решил я.
- Давай, - обрадовался Петька. - Мяса нет, так хоть конфеты будут.
Продавщица взвесила мне полкило подушечек, и мы вышли из магазина.
На улице нам встретился дядя Никита.
Дядя Никита - пасечник и живет в лесу на пасеке. Сегодня, наверное, пришел к дочери в гости, а может, в магазин купить чего-нибудь.
Мы поздоровались.
- В школу, сыночки? - спросил старик.
- В школу, дядя Никита, а то куда же! - бодро ответил Петька.
- Ну-ну, дело хорошее, - улыбнулся дядя Никита.
За околицей мы свернули к реке.
- Вот так по реке и пойдем, - сказал Петька, - а то еще заблудимся в лесу. И шалаш поставим на берегу, без воды не проживешь.
Мы отошли недалеко от деревни, как вдруг Петька остановился и хлопнул себя ладонью по лбу:
- Ну и дураки же мы с тобой, Витька! Собирались-собирались, а котелок не взяли. В чем будем чай кипятить?
Я почесал в затылке:
- Правда… И картошки надо было взять. Сварили бы… А то целую неделю без горячего.
- Картошка - что! - возразил Петька. - Мы сейчас через картофельное поле пойдем, оно хоть и убрано, но, если покопаться хорошенько, можно еще картошки найти. И варить картошку котелок не нужен, ее в золе пекут. А вот чай…
- Может, вернуться за котелком? - предложил я.
Петька покачал головой:
- Нельзя. В школе уроки, наверное, уже начались, мать сразу неладное заподозрит. Ладно, обойдемся без котелка, будем пить холодную воду.
Мы двинулись дальше. Поравнялись с колхозной фермой. От нее до леса рукой подать.
Тут Петька снова остановился и показал пальцем на частокол, окружавший ферму. На кольях, донышком кверху сушилось несколько ведер.
- Давай возьмем одно, - предложил Петька.
Я испугался:
- Ты что? Украсть?
Петька беспечно махнул рукой:
- Семь бед - один ответ. И потом - мы же вернем через неделю. А нам ведро знаешь как пригодится? Без горячего чая в лесу плохо, особенно вечером.
У нас же все равно чая нет.
- Ну и что? Заварим веточки смородины - вкуснее всякого чая. Ну как - возьмем?
- Придется взять, - согласился я. - Только боязно: вдруг увидят?
- Да кто увидит-то? Доярки сейчас стойла чистят. Дед Спиридон в своей сторожке небось последний сон досматривает… Ты тут постой, я сам все сделаю. В случае чего - свистни. На, подержи мой портфель.
Петька побежал к ферме, остановился у частокола и стал чего-то высматривать. Что это он? Может, выбирает ведро получше? Вот чудак! Хватал бы первое попавшееся - и давай бог ноги… Смотрю, Петька подкрался к избушке, в которой отдыхают доярки, заглянул в окно, метнулся к двери. Через минуту выскочил обратно. В одной руке у него было небольшое ведерко, в другой - две эмалированные кружки.
Подбежав ко мне, Петька сказал, с трудом переводя дыхание:
- Вот… Вот и все. Хорошо, догадался еще пару кружек прихватить. Какой толк от ведра, если нет кружек: горячий чай прямо из ведра пить не станешь. Зато теперь - полный порядок. Идем скорее, пока не хватились.
На картофельном поле мы накопали полное ведро картошки.
Петька смеется:
- Ну, теперь с голоду не умрем! Недаром говорят, что картошка - второй хлеб. А у нас и хлеб, и картошка. Ох и люблю же я печеную картошку. А ты?
- Кто ж ее не любит?
Так, весело болтая, хохоча и дурачась, вошли мы в лес.
Шли, шли, устали. Ведро с картошкой, хотя мы несли его попеременно, становилось все тяжелее и тяжелее. Даже портфель с хлебом и конфетами стал оттягивать руку.
- Давай отдохнем, - предложил я. - Да и живот уже подвело.
Мы уселись на пожухлую траву, отрезали по куску хлеба. Петька достал сала. Поев, зачерпнули воды из реки, напились.
Петька опрокинулся на спину, подложил руки под голову. Лежит и блаженно улыбается:
- Хорошо! Все время так бы жил…
- Нас, наверное, уже хватились, - сказал я.
- Нет, рано еще: дома думают, что мы в школе, а учителя - что дома. Заболели или еще что-нибудь, мало ли… Вечером хватятся. Пусть, так им и надо. А то заладили: «Почему урока не выучил?» да «Как не стыдно!». Кто только выдумал эту математику на нашу голову! Вот, например, история - совсем другое дело. Особенно когда учитель рассказывает - интересно, вроде бы сказку слушаешь. Историю я даже, можно сказать, люблю. И географию тоже…
Я перебил Петьку, спросив не без ехидства:
- Чего ж тогда у тебя и по географии и по истории сплошь одни тройки, если ты так уж шибко их любишь?
- Во всем виновата математика. Все равно из-за нее буду двоечником, так нет смысла и по остальным предметам стараться.
- Это точно, - подтвердил я. - Вот у меня последняя двойка по географии оттого вышла, что я…
- Хватит! - оборвал меня Петька и рывком поднялся с земли. - Что это мы вдруг ни с того ни с сего завели про двойки да про тройки? Про них и вспоминать-то неохота, только настроение портить… Отдохнули - пора в путь.
И снова мы шли берегом, повторяя все изгибы реки.
Наконец, я сказал:
- Слушай, Петька, сейчас дни короткие, не заметим, как стемнеет. Надо загодя шалаш поставить, валежнику для костра собрать. Давай тут остановимся.
Петька огляделся кругом.
- Место неподходящее, - решил он. - Низина. Вон на тот пригорок поднимемся - там остановимся.
Вскоре за деревьями показался просвет.
- Поляна, - сказал Петька. - На ней и поставим шалаш. Место глухое, дикое, для нас подходящее.
Мы вылезли из кустов - и остолбенели.
На краю поляны притулилась к лесу изба. Рядом правильными рядами стояли пчелиные ульи.
- Постой-постой, - растерянно проговорил Петька. - Так ведь это… Это же колхозная пасека!
Я рассмеялся:
- «Место глухое, дикое»!.. - передразнил я Петьку. - Пришли, называется! К дяде Никите в гости.
Мы подошли к избе. На дверях висел замок, но даже издали было заметно, что он не замкнут, а просто так висит на петлях, показывая, что хозяина нет дома.
- Дяди Никиты нету дома, - раздумчиво произнес Петька. - Если бы он просто в магазин ушел, он бы уже вернулся: это мы с тобой вместе с речкой петляли, а по прямой дороге от деревни до пасеки не так далеко.
- Ну и что? - нетерпеливо спросил я.
- А то, что дядя Никита, похоже, остался на денек у дочери. Так что давай не станем сегодня строить шалаш, а заночуем на пасеке. Завтра встанем пораньше, уйдем подальше, тогда уж и шалаш поставим. Согласен?
Я очень устал и был на все согласен.
Мы сняли замок и вошли в избу.
В избе прибрано, печь вытоплена. Чисто, тепло и вкусно пахнет медом.
Петька потянул носом:
- Хорошо бы медку поесть.
Долго искать не пришлось. Заглянули в кухонный шкафчик, а там - полная миска меда.
- Давай ее на стол, - весело командует Петька. - Тащи сюда ложки.
Сели мы с Петькой друг против друга за стол, стали черпать мед ложками, будто кашу. Съели всю миску дочиста.
Петька хохочет-заливается:
- Ха-ха-ха! Завтра дядя Никита придет, то-то удивится. Скажет: «Кто это мой мед съел? Не иначе медведь ко мне в избу забрался! Ах он, разбойник эдакий!» Ха-ха-ха! А мы с тобой в это время будем уже далеко-далеко отсюда.
После меда нам ужасно захотелось спать. Мы легли рядком на кровать, укрылись старым тулупом дяди Никиты и сразу же заснули.
Дядя Никита рассказывает про клад
Проснулись мы от скрипа двери и чьих-то тяжелых шагов в сенях.
- Дядя Никита пришел! - встрепенулся Петька.
В окнах стояла вечерняя мгла.
Я спрыгнул с постели.
- А ты говорил, он сегодня не вернется, - упрекнул я Петьку. - Что теперь делать?
Петька вздохнул:
- Что ж теперь поделаешь? Попались…
Стоим оба возле кровати, смотрим на дверь.
Дядя Никита вошел, удивился:
- О-о, у меня тут, оказывается, гости! То-то, гляжу, замок из петель вынут.
Мы с Петькой улыбаемся через силу, киваем молча, мол, гости, гости…
- Коли в гости пришли, надо вас медком угостить, - сказал дядя Никита.
Но тут он увидел пустую миску посреди стола и легонько усмехнулся.
Мы покраснели, забормотали:
- Так мы… Мы уже…
- Поели меду…
Старик поднял косматую бровь:
- Поели? Вот как? Ну что ж, правильно! Зачем в чужом доме стесняться, верно?
Что тут скажешь? Стоим, молчим.
Старик спрашивает:
- Так вы ко мне нарочно медку поесть пришли или еще куда путь держите, а?
- Мы… Гм… Мы…
- Ладно, не врите ничего. Я и сам знаю: убежали. В деревне переполох, все с ног сбились, вас ищут. Чего сбежали-то? Или обидел вас кто?
У меня с языка сорвалось, сам не знаю как:
- Нам учиться неохота!
- Учиться неохота? - удивленно переспросил дядя Никита. - Вот те раз! Когда я был маленьким, мне страсть как хотелось учиться, да отцу нужен был работник, вот и не пришлось мне в школу ходить. Вас же работать никто не заставляет. Вон какую школу для вас выстроили. Учителя из города ради вас приехали. А вам, оказывается, учиться нет охоты. Чудно, да и только!
- А зачем нас ругают? - пробурчал Петька.
Старик развел руками:
- Что же, хвалить вас, что ли, за лень вашу? - Он помолчал немного, потом сказал: - Родители ваши небось с ума сходят: на дворе-то уж темно. Ну ладно, сейчас отдохну маленько и отведу вас домой.
- Мы не хотим, - сказал я.
- Мы не пойдем, - сказал Петька.
Но старый пасечник так посмотрел на нас, что мы враз прикусили языки. Стало ясно, что придется нам как миленьким идти домой. Не удался наш побег…
Между тем дядя Никита поставил самовар.
- Попьем чайку на дорожку, - сказал он.
Он уселся на лавку, достал кисет и трубку, закурил.
- Эх вы, беглецы, - улыбаясь в бороду, сказал он. - Хорошо, что ко мне завернули, а то ушли бы за Очеев овраг, там вас не скоро бы сыскали. Пришлось бы людей с работы снимать - лес прочесывать. Сами посудите: разве это дело?
Я решил перевести разговор на другое:
- Дядя Никита, а почему овраг называют Очеевым?
- Жил в прежние времена в нашей деревне один богатей, - стал рассказывать старик. - Звали его Кайсы Очей. Дом у него был полная чаша. Несколько лошадей держал, коров пять или шесть голов, а уж овец, уток, гусей да кур - не счесть. Амбары у него ломились от зерна и муки, каменная кладовая была полнехонька сала и масла и всякого другого добра. У Кайсы Очея было три сына, но на все полевые и другие крестьянские работы он нанимал батраков. И бедные соседи постоянно гнули спину на богатого Кайсы Очея, но никогда не вылезали у него из долгов. К концу жизни скопил богач много золота, да жаден был до того, что даже родным сыновьям не захотел оставить свое богатство. Как пришло время ему помирать, ушел он в лес и несколько дней прожил в пещере на крутом склоне оврага.
- Мы видели эту пещеру, - сказал я. - С классом в прошлом году ходили в Очеев овраг на экскурсию. Только учительница ничего нам про Кайсы Очея не рассказывала.
- Учительница приезжая, она про него, поди, знать не знает, - сказал пасечник. - А я от наших деревенских эту историю не раз слыхал.
Петька дернул меня за рукав:
- Не перебивай, Витька! Что дальше-то было, дядя Никита? Ушел богач в лес…
- Дальше было вот что. Богач ушел в лес не с пустыми руками, а прихватил с собой все свое золото. Зарыл он его где-то или в дупло дерева спрятал - не знаю. Только люди говорят, что, когда сыновья отыскали в той пещере отца да привели домой, был он шибко болен. Несколько дней пролежал старик без памяти, бредил все время, а в бреду одни и те же слова повторял: «В овраге… Большая ель… Пусть лежит…» Так и помер. С тех пор стали тот овраг называть Очеевым.
- А клад? - спросил я.
- Нашли тот клад? - спросил Петька.
Дядя Никита покачал головой:
- Где ж его найдешь? За Очеевым оврагом глухой лес на десятки верст тянется. Много в том лесу растет больших елей. Под какой из них клад спрятан - никто не знает.
- Вот бы найти этот клад! - воскликнул Петька.
- Хорошо бы, - согласился я.
Старик хитро прищурился:
- На что он вам? Ну, нашли бы вы Очеево золото, что бы стали с ним делать?
Петька даже руками всплеснул:
- Что с золотом делать? Ну… Это…
Я пришел Петьке на помощь:
- Отдали бы государству, а нам в награду дали бы много-много денег.
- А много денег вам на что? - продолжал допытываться дядя Никита.
- На деньги что хочешь можно купить.
- Например?
- Мало ли! Одежду, еду всякую, конфеты…
Старик насмешливо улыбнулся:
- Ах вы, бедные: разутые-раздетые ходите, голодом вас родители морят.
Я почувствовал, что краснею. Гляжу, и Петьке стало не по себе от этих слов.
- Да нет же, дядя Никита, это так, шутка, - сказал я. - Мы бы отдали золото задаром, а от награды отказались бы. Правда, Петька?
- Правда, - нехотя ответил Петька.
- Вот это другой разговор, - улыбнулся дядя Никита. - А то: «Деньги, деньги…» Рано вам об них говорить. Запомните крепко, ребята: не в деньгах счастье. Ума бы вам набраться, он любых сокровищ дороже… Глядите-ка, покуда мы разговаривали, самовар поспел. Давайте пить чай да собираться в обратный путь.
Настроение у нас с Петькой сразу упало. Как хорошо было сидеть в избушке пасечника, как интересно рассказывал он про клад… Как не хочется возвращаться в деревню!
Но делать нечего, наскоро похлебали мы чаю, прихватили свои портфели, казенное ведро и поплелись за дядей Никитой.
Что было потом
Что было потом, неохота и рассказывать, потому что ничего хорошего не было.
Сначала мне попало дома.
Оказывается, и мои, и Петькины родители побывали в школе, поговорили и с классной руководительницей, и с самим директором.
Отец, правда, не ругал меня, только сказал:
- Стыдно мне, что вырастил такого сына!
После этого он ушел из избы, хлопнув дверью. Уж лучше бы отругал! Зато мама пилила меня весь вечер, несколько раз принималась плакать.
А на другой день нам досталось в школе.
После уроков устроили классное собрание. Классная руководительница Алевтина Игнатьевна, и пионервожатая Нюра Алексеева, и председатель совета отряда Валя Васильчикова на этот раз стыдили нас не только за плохие отметки, но и за побег и за украденные на ферме ведро и кружки.
В общем, пришлось нам с Петькой попотеть на этом собрании.
Всего неприятнее было то, что ребята, даже девчонки смотрели на нас насмешливо, шушукались и переглядывались.
Когда выходили из школы, Митька Пупыдов оскалил свой большущий рот:
- Эх вы, беглецы! И сбежать-то как следует не сумели… Только насмешили всех…
- Как дам по шее! - замахнулся Петька.
Пупыдов не стал дожидаться по шее, кубарем скатился с крыльца - и в калитку.
Мы с Петькой отошли в дальний угол школьного двора, привалились спинами к забору и стали обсуждать, как быть дальше.
- Собрание - это еще что! - сказал Петька. - Небось в стенгазете протащат, тогда вся школа станет над нами смеяться. Малыши проходу не дадут.
- Давай опять убежим, - предложил я.
- Давай! Только теперь мы все по-умному сделаем. Главное, чтоб нас не нашли. Когда сами захотим, тогда и вернемся. Никто тогда не станет над нами смеяться, Митька Пупыдов не скажет, что мы не сумели сбежать. Сумеем! Правда, Витька?
- Правда. И знаешь что, незачем нам строить шалаш. Лучше мы отыщем в Очеевом овраге пещеру, в ней и станем жить. Тогда нам ни дождь, ни холод не страшны. Хоть всю осень в лесу проживем. Верно?
- Верно. Только надо одеться потеплее, - напомнил Петька. - И не забыть взять котелок, кружки, ложки, соль, спички. Кстати, надо свечей прихватить, в пещере темно.
- Может, книг прихватим? - спросил я. - От нечего делать почитали бы иногда.
- Только этого не хватало! - возмутился Петька. - Никаких книг, они мне в школе надоели. Да и некогда нам с тобой будет с книгами рассиживаться. Мы будем охотиться. Чего ты улыбаешься? Будем охотиться - на зайцев, на белок.
- Ружья нет.
- И не надо! Мы лук сделаем. Ты прихвати из дома бечевку, а у нас есть гладкие плашки, из них можно стрел нащепать… И другое дело у нас с тобой будет: станем искать клад Кайсы Очея. Вдруг да посчастливится! Поищем?
В Конечно! Ведь богач говорил в бреду, что зарыл клад под большой елью. Уйти очень далеко от пещеры, в которой жил, он не мог: старый был и больной. А неподалеку от пещеры мы каждую елку обследуем.
- Может, от той елки и пня давно не осталось, - возразил Петька.
- Что сейчас об этом толковать, там видно будет. Когда уйдем, завтра?
- Нет, надо на той неделе, чтобы успеть все как следует подготовить.
- Тогда - в понедельник.
В это время по ту сторону забора раздался какой-то шорох. Мы с Петькой настороженно переглянулись.
- Наверное, кошка, - сказал Петька.
Я подтянулся на руках, глянул через забор.
За углом соседнего дома мелькнула чья-то спина.
Мне показалось, что это был Митька Пупыдов.
Очеев овраг
Наступил понедельник.
Утром, только начало светать, я встал, быстро оделся и за дверь. Мама, хлопотавшая у печки, даже не слышала, как я ушел.
На огороде из-под кучи старой картофельной ботвы я достал припрятанный с вечера туго набитый рюкзак, вскинул его на спину и спустился на зады, к реке.
Петька, ссутулившись под своим рюкзаком, ждал на берегу.
- Пошли, - коротко бросил он и зашагал вдоль реки.
Вырядился Петька по-зимнему: полушубок, меховая шапка-ушанка, кирзовые сапоги.
- Ты что, зимовать в лесу собрался? - засмеялся я.
Сам я был одет в короткое старенькое пальтецо, обут в ботинки, на голове - фуражка.
- Погоди смеяться, - сказал Петька. - Как затрясешься ночью от холода, будет не до смеха.
- Ничего, у костра авось не замерзну.
До избушки пасечника шли молча. На этот раз обошли пасеку стороной и вскоре очутились в глубоком овраге.
- Очеев овраг, - сказал Петька. - Пришли. Теперь можно и подкрепиться.
- Давай лучше сперва пещеру найдем, тогда и поедим, - предложил я. - Смотри-ка, по дну оврага ручей бежит, значит, где-то бьет ключ.
- Вот и хорошо, тогда нам и река не нужна, будем пить родниковую воду, - сказал Петька, развязывая рюкзак. - Пещеру мы, может, еще не скоро найдем, а я уже есть хочу.
- Ну ладно, я ведь тоже есть хочу.
Мы поели хлеба, запили его холодной водой.
- Хороша родниковая водичка! - похвалил Петька.
- Хороша! - Я зачерпнул вторую кружку. - Чистая, холодная - аж зубы ломит.
Чем дальше мы шли по дну оврага, тем темней становилось вокруг: росшие по склонам старые сосны и ели заслоняли небо.
Иногда наш путь преграждали густые заросли орешника, кусты смородины. То и дело приходилось продираться сквозь густой малинник.
Мы прошли не больше двух-трех километров, но выбились из сил.
Но вот один склон оврага стал более пологим. Зато другой склон сделался еще круче, образуя почти отвесную стену.
Я пригляделся и узнал место, куда мы в прошлом году ходили на экскурсию.
- Где-то тут должна быть пещера, - с уверенностью сказал я. - А вон и родничок в камнях пробивается…
Пещеру с первого взгляда и не заметишь: вход в нее прикрывают два больших валуна.
Петька опустился на колени, сунув голову в темное отверстие.
- Страшно, - прошептал он, - вдруг там какой-нибудь хищный зверь живет? Как выскочит!
- Надо проверить, - так же тихо ответил я. - Брось туда камень.
Петька бросил в пещеру камень, но в ответ не раздалось ни звука.
Осмелев, Петька полез было в пещеру, но тут же попятился.
- Темно, ничего не видно.
Он достал из рюкзака свечу и спички.
С зажженной свечой в руке Петька пролез вперед, я, опустившись на четвереньки, - за ним.
Потолок в пещере оказался высоким, и мы встали в полный рост.
В пещере
Пещера была довольно большой. Стены и потолок из песчаника, на полу - мелкая галька и песок. У входа мы заметили окаменевший бугорок золы.
- Может, еще Кайсы Очей костер жег? - высказал я предположение.
Петька нагнулся со свечой, чтобы получше рассмотреть золу, и вдруг воскликнул:
- Витька! Смотри: следы!
- Чьи? Звериные?
- Нет. Похоже, человек в сапогах сюда заходил.
- Кайсы Очей?
- Вряд ли… Сколько лет прошло, не могли следы так долго сохраниться. Отпечаток четкий. Кто-то недавно был.
- Ну и пусть. Нам-то что? Теперь разбойников нет, бояться некого. Давай лучше к ночи готовиться: постель сделаем, дров побольше запасем.
На лесистом склоне оврага мы насобирали валежника, кучей сложили у входа в пещеру - на всю ночь топлива хватит.
Маленьким топориком нарубили зеленых еловых лап, настелили у стены пещеры толстым слоем - что твоя перина!
Когда стало смеркаться, у самого входа в пещеру разложили костер. Освещенная ярким огнем, пещера стала уютнее, и настроение у нас сразу поднялось.
Мы долго сидели у костра, кипятили чай, пекли картошку.
Таинственно и глухо шумел лес, вокруг стояла непроглядная тьма, а у костра было совсем не страшно. Мы не спеша поужинали, попили чаю, поговорили о всякой всячине.
Наконец, мы оба стали зевать.
- Спать будем по очереди, - сказал Петька. - Один спит, другой следит за костром.
Кинули жребий. Первому дежурить у костра выпало мне.
Петька, не мешкая, завалился на еловую постель, поднял воротник полушубка, натянул поглубже шапку - один нос торчит наружу.
- Смотри не засни, - строго предупредил он.
- А когда тебя будить? - спросил я. - Часов-то у нас нет.
Но Петька и тут нашелся:
- Сосчитай до десяти тысяч и буди. А потом я буду считать до десяти тысяч.
- Ладно, спи давай.
Не успел я сосчитать и до сотни, как Петька уже засопел. До тысячи я досчитал, как положено, а потом вспомнил о доме - и сбился со счета. Начал считать снова, и опять какая-то мысль перебила счет.
Тогда я бросил считать. Сижу, подкидываю сучки в огонь, толстой палкой подгребаю угли. Чувствую, голова делается тяжелой, веки слипаются.
«Наверное, уже досчитал бы до десяти тысяч», - решил я и принялся будить Петьку.
А он знай себе причмокивает губами, бормочет что-то сквозь сон и только ворочается с боку на бок. Насилу я его растолкал.
Сел, глаза трет:
- Чего тебе?
- Вставай, теперь моя очередь спать, а ты огонь стереги.
- Ладно, - промычал Петька сонным голосом и пересел к костру.
Я улегся на его место и тут же заснул.
Не знаю, долго или нет я спал. Проснулся от холода. Смотрю: костер погас, только несколько головешек дымится. У костра, уткнувшись головой в колени, спит Петька.
Я в сердцах сунул ему кулаком под бок. Он вздрогнул, открыл глаза:
- Ты чего дерешься?
- А ты чего спишь? Дежурный, называется! Костер-то упустил. Я окоченел совсем…
Но разве Петька когда признает себя виноватым? Он же еще на меня и накинулся:
- Говорил тебе: одевайся теплее. Не послушался! Я-то вот не мерзну!
Он накидал на горячие угли засохшей хвои и валежника, подул, изо всех сил раздувая щеки. Вскоре костер запылал с новой силой.
Петька подбросил в огонь толстых сучьев, сверху положил трухлявый пень.
- Теперь долго не прогорит, - сказал он. - Давай вместе ляжем, теплее будет.
Мы улеглись рядышком и вскоре заснули.
Находка
Спать рядом с Петькой оказалось сущим мучением: он брыкался во сне, размахивал руками, то и дело спихивая меня с подстилки.
Наконец, я не выдержал и решил устроиться отдельно. Выдернул из-под Петьки - он и не проснулся - несколько еловых лап, перетащил их к другой стене. Вернулся, чтобы взять еще охапку веток помельче.
Вдруг, когда я шагнул на середину пещеры, у меня под каблуком что-то щелкнуло. Я вздрогнул от неожиданности. Нагнулся, пошарил на полу и поднял круглую жестяную банку.
Я подошел к костру, к свету, попробовал открыть банку, но крышка не поддалась.
- Петька! - позвал я. - Петька, да проснись же ты!
Петька вскочил:
- А? Что?
- Петька, смотри, что я нашел.
Сон у Петьки как рукой сняло.
- Нашел? - спросил он ясным голосом. - Что нашел? Да говори скорее!
- Банку.
- С золотом?
- Да нет, какое там золото! Банка из-под гуталина.
Петька рассердился:
- Чего ж ты тогда людям спать не даешь? Разорался: «Нашел! Нашел!» Невидаль какая - банка из-под гуталина… Подбрось-ка в костер.
Он снова улегся и повернулся носом к стене.
- Петька, ничего-то ты не соображаешь! Сам подумай: как могла попасть сюда эта банка? Никто в лесу сапог не чистит. А вдруг в ней какое-нибудь п