( Китайская цивилизация в глобализирующемся мире. По материалам конференции.В 2-х тт. / Отв. ред. – В.Г. Хорос. – М.: ИМЭМО РАН, Том I.–М.: ИМЭМО РАН, 2014. – С. 60-65. )
С глубокой древности Китай воплощает высшие проявления цивилизационной самобытности. Несмотря на усиливаемые глобализацией центростремительные тенденции во всех сферах общественной жизни, и в современном мире его отличия от других стран настолько велики и очевидны, что он по-прежнему служит образцом своеобразия. В первую очередь это восприятие связано с высоким уровнем его духовной культуры, которая, в отличие от многих других критериев развития, прежде всего материальных, убедительно показывает, что европейский образ жизни и социальной организации не единственный на планете, в мире существуют и другие центры человеческой культуры, основу которых составляют иные ценности и представления. Идентичность Китая связывается не только с уникальным языком и письменностью, с яркими традициями материальной и духовной культуры, но и с непрерывной государственностью и практически неизменными принципами общественного устройства, что подтверждает представление о возможности жизнеспособной и действенной альтернативы западной модели социального бытия. Из проявляющегося в языке, культуре и искусстве особого мировосприятия выросли китайские традиции мироустройства, которые и позволяют Китаю в отличие от большинства других стран мира сразу и безоговорочно восприниматься как особая социокультурная и историческая общность – цивилизация. Цивилизация – одно из наиболее общих понятий исторического развития, которое должно согласованно описывать множество явлений социальной жизни, не вступая в противоречие ни с одним из них. Именно этим, на мой взгляд, объясняется то, что общепризнанного определения цивилизации до сих пор не существует. Часто оно смешивается с другим, близким по смыслу понятием «культура», у которого также нет четкого, однозначного определения. Одни и те же черты и свойства относятся и к культуре, и к цивилизации. Нередко эти понятия вообще используются как синонимы. Например, «цивилизованность», безусловно, означает достаточно высокий уровень культуры, а не что-то другое. Чем чаще используются эти понятия, тем более расплывчатым становится их содержание. Вместе с тем существует одно качественное ограничение, смысловая граница, за которую понятие цивилизации не выходит. Цивилизация – единственное понятие высокого уровня абстракции, которое применяется исключительно к социальной форме материи. В отличие от культуры, которая применяется и к предшествующему уровню развития – биологической форме организации материи. Понятие «цивилизация» воплощает, таким образом, самые яркие и характерные черты социального, то фундаментальное, что выделяет человека из окружающего мира. Анализ цивилизации, конечно, должен начинаться с культуры, потому что культура исторически, эволюционно первична. Начиная с животного мира, культура – это всегда выделение из окружающей среды и самоограничение. Но это такой вид ограничения, который ведет к экспоненциальному росту многообразия. Многообразие, таким образом, выступает количественным проявлением или количественной характеристикой развития. Культура в биологическом смысле – это культура первичного звена, клетки или, для сложных организмов, вида. Важнейшее свойство культуры –воспроизводство. Человек появился как биологический вид (или биологическая культура), но в результате мутации (революционных, пока необъяснимых изменений, отличительной чертой которых была высокая скорость) у него стали нарастать не только биологические отличия, но и иные, которые мы сейчас называем социальными. Человек не просто выделился из окружающего мира, как это делали до него все живые организмы, он выделился из животного мира, открыв новое пространство для многообразия. Что позволило ему это сделать? Согласно наиболее распространенным представлениям, человека создал труд. Воплотившееся в нем деятельностное, агрессивное отношение к внешнему миру было нацелено не на непосредственное потребление окружающей среды, как у животных, а на преобразование, создание «второй», искусственной, максимально комфортной для человека природы. Это предопределило фундаментальное положение материальной культуры в структуре человеческого общества, определяющей степень развития уровнем и глубиной преобразования окружающей среды. Такое преобразование внешнего мира получило название экономика (в переводе с греческого –домоустроение, обустройство собственного жилища). Это одна точка зрения, господствующая до сих пор. В зависимости от способа преобразования внешнего мира (способа производства) выделяют земледельческие, кочевые, индустриальные, постиндустриальные или информационные цивилизации. В соответствии с другой точкой зрения, главным отличием человеческого общества от животного мира стали нормы поведения. Человек выделился из природы не потому, что создал собственный материальный мир и получил автономность от природы, а потому что приобрел новые характеристики, связанные с жизнью в коллективе. Отделение от внешнего мира произошло не только по линии материальной культуры, внутри общества также пролегли разграничительные линии, структурно выделившие его из природы. Согласно этим представлениям, фундамент человеческой культуры заложила нравственность. История приобрела характер эволюции нравственных принципов, которые создали социальный мир и человеческую культуру в современном виде. Первые развитые формы нравственности и этические концепции были связаны с религией, ставшей первым целостным воплощением духовной культуры. Поэтому и сегодня цивилизационное многообразие часто связывается с религиозным. На ранних этапах развития именно религия играла ведущую роль в определении цивилизационной идентичности. Двойственная природа генезиса человечества навечно сохранилась во взаимном влиянии двух культур, а также противоречивом единстве личного и коллективного в развитии общества.
В результате, общество приобрело два измерения или две формы реализации – материальную и духовную культуру. При этом обнаружилось четкое разграничение их функций, контекстно связанное с генезисом человека. Материальная культура стала инструментом преобразования мира, динамизма и развития. Духовная культура, в первую очередь лежащие в ее основе нравственные принципы, стала фактором подержания внутренней стабильности, придания социальному организму устойчивых форм. Критериями развития двух культур стали соответственно динамизм и стабильность, оппозиционные по своим характеристикам. На разных этапах ведущая роль попеременно закреплялась за одной из них. На протяжении большей части известной истории ведущая роль сохранялась за духовной культурой, свойственной, по нашим сегодняшним представлениям, традиционному, зависимому от природы обществу, для которого даже простое поддержание жизнедеятельности было большой победой. Начиная с Нового времени, быстрое развитие науки и техники в Европе изменило приоритеты и акценты. Главным критерием развития стал высокий уровень материальной культуры, которая в силу ускоряющегося прогресса постоянно увеличивала разрыв между странами и народами, определив на столетия основной дискурс исторического движения. Появление единых критериев прервало естественно-исторический ход истории отдельных регионов и положило начало качественно новому типу развития – модернизации или, чтобы подчеркнуть ее отличие от естественно-исторического процесса в Европе, догоняющей модернизации. Вне зависимости от того, что мы берем за основу – материальную или духовную культуру, степень развития человеческого общества определяется мерой его отличия от естественной природы, от животного мира, а не степенью приближенности к некой нормативной культуре. В этом отношении цивилизованность как показатель приближенности к иной культуре, как правило, западной, не может служить бесспорным критерием прогресса. Следует особо подчеркнуть, что, несмотря на огромное отставание древних цивилизаций по уровню материальной культуры от современных, им никогда не отказывалось в праве называться цивилизациями. Культура в привычном, социальном смысле, став основной единицей измерения, вызвала появление нового класса закономерностей – социальных, а многообразие культурных практик привело к вариативности социальных законов, вышедших за пределы биологических и обогатившихся собственными характеристиками. Однако возникший человеческий мир был крайне уязвим. Не все социумы выживали, вместе с ними исчезала их уникальная культура –как духовная, так и материальная. Угрозу для его существования представляла уже не только природная среда, но и конкурирующие социумы. Возникла качественно новая ситуация – конкуренция культур, не только борьба с природой, но и с себе подобными, что потребовало новых форм социальной организации, интегрировавшей материальные и духовные составляющие в единое целое. Мир появился из хаоса и, чтобы сохраниться и не впасть в хаос снова, должен был найти стабильные формы существования. Прочное сочетание материальной и духовной культур мог обеспечить только единый консолидирующий центр, способный осуществлять перераспределение ресурсов из одной сферы в другую и поддерживать согласованное развитие при переходе из одного состояния в другое. Политическая организация общества смогла предложить высшую форму социальной стабильности. Именно поэтому считается, что политическое выросло из этического. Но политика смогла приобрести несвойственный этике динамизм.
Таким образом, в самом общем виде цивилизация – это способ существования и воспроизводства культуры в последовательном и параллельном состоянии. (Например, античная, средневековая и новоевропейская, предыдущие являются основой для последующих, но и сами продолжают существовать в определенных сферах.) Из этого следует другое важнейшее ее качество. Цивилизация – это основной субъект исторического развития, потому что она существует дольше других исторических субъектов и соответственно влияние ее на исторический процесс значительно больше. Для Европейской цивилизации главным способом существования была экономика. Формационная теория описала конкретно-исторические формы воспроизводства Западной цивилизации, в основе которой лежали дискретность, агрессивность и рациональность, воплотившиеся в свободном рынке как механизме регулирования отношений отдельных товаропроизводителей и демократии как инструменте согласования интересов индивидов. С началом европейской экспансии все другие цивилизации стали сравниваться с ее уровнем экономического и материально-технического развития, которым, естественно, находились европейские эквиваленты в способах производства, а затем и политических механизмах. Однако возможна и другая форма бытия, в основе которой лежит не материальное производство и экспансия, а культурные ограничения и нравственное совершенствование. В зависимости от того, что изначально было положено в основу, цивилизации избрали разные траектории развития. Благоприятные природные условия уже на ранних стадиях генезиса способствовали формированию в Китае общества, ориентированного на поиск свободных ниш в окружающем мире, определив его пассивный по отношению к окружающей среде характер. Восточный человек встраивался в природу экстенсивно, повторяя логику животного мира, постоянно приспосабливающегося к внешней среде, которая продолжала оставаться колыбелью цивилизации. Доминирование природных факторов над мотивационными создало атмосферу, в которой природа воспринималась как источник жизни, а человеческое вмешательство – как угроза. Взаимоотношения с окружающим миром обосновывались стремлением восстановить природную гармонию, нарушенную самим актом появления человека. Поскольку любой материальный прогресс был для китайцев, прежде всего, нарушением природной предначертанности, потенциально фатальным по своим последствиям, то и позитивное утверждение идентичности должно было лежать в иной сфере – в нравственном совершенствовании. Идея гармонии с природой нашла свое продолжение в общественных отношениях. Ни классов, ни разделения властей в Китае не сложилось. На протяжении целых эпох соотношение основных производственных факторов –земли и населения –препятствовало утверждению частной собственности как общественной ценности в западном понимании. Неизбежная в любом социуме частная инициатива не становилась устойчивым социальным признаком и не приводила к формированию особых общественных групп. Семейные, иерархичные по природе отношения регулировались подчинением младших старшим, воплотившимся в принципе «сыновней почтительности» (сяо). Семья, а не классы и частная собственность, оставалась важнейшим общественным институтом. Вследствие высокой степени этнокультурной гомогенности населения главной функцией того, что в западной традиции принято называть «государством», стало регулирование внутренних отношений, а не выстраивание отношений с внешним миром. Государство развивалось из семьи для регулирования усложнившихся, но неотчужденных отношений, поэтому и средства социального регулирования сохранили неотчужденный характер. Коллективизм оставался естественным состоянием, не порожденным защитными силами общественного организма против энтропии, родовая власть и в условиях централизованного государства гарантировала материальное благополучие, а собственность не приобрела самостоятельной роли и особых социальных функций. Родовая организация, помноженная на этническую гомогенность населения, препятствовала появлению классов и разложению общины. Конфуцианские этические нормы выступали естественным инструментом решения всех социальных проблем, предполагавших сосуществование, а не борьбу. Латентность внутренних противоречий привела к тому, что историческое развитие в Китае характеризовалось преемственностью и накоплением, а не отрицанием и разрушением. Постоянство определило неприспособленность Китайской цивилизации к взрывным изменениям, ориентировав на постепенность. Социальные потрясения, сопровождавшиеся насилием, сменялись восстановлением существовавшего порядка с непринципиальными для его сущности изменениями. Не были сформированы механизмы адаптации к кардинальным переменам, которые воспринимались как разрушение; наоборот, развитие получили инструменты реконструкции и восстановления. Общественный прогресс имел другое измерение, в котором бесспорным был приоритет нравственных норм. Непрерывность культурной традиции обусловила идеализацию прошлого, интровертность культуры. Нравственные нормы регулировали общественную практику не столько через поступки, регулируемые формальным законом (кодифицированным уже в эпоху первых централизованных империй), сколько через внутренний мир и мысли. В отличие от европейской античности, где положение человека стало определяться правом, в Китае оно не перестало обусловливаться принадлежностью к родственным коллективам и долгом перед семьей и общиной. Высшим критерием справедливости были отношения «сыновней почтительности», предок –высшей ценностью, а выполнение долга –святой обязанностью. Поэтому «долг» и «справедливость» в Китае тождественны и обозначаются одним иероглифом, в то время как в европейском обществе справедливость ассоциируется с идеализированным равенством. Ответственность власти-управления была перманентной и не требовала разделения властей, как и демократических форм решения общественных противоречий, а, следовательно, и демократической организации политического процесса. Одним из наиболее важных следствий такого типа управления стала экзаменационная система, призванная, в частности, ставить барьер нарушению нравственных принципов. Бюрократия и экзаменационная система обеспечивали относительную стабильность общественно-политического процесса и создавали особую среду для профессионального роста государственных чиновников, существенно ограничивающую возможности для личного соперничества. Оформленная таким образом родовая и личная мотивация препятствовала зарождению политического сознания экономически обособлявшихся слоев населения, которые так и не сложились в классы. Потенциальные угрозы, способные сломать сложившуюся культурную матрицу, отторгались внутренне сбалансированной культурной традицией. Китайская империя ассимилировала даже завоевателей, предлагая им более совершенный, нежели существовавший у них, тип патриархальных отношений. Отсутствие внешних причин к разрушению предопределило экстенсивный характер воспроизводства общественных отношений, сопровождавшийся, постоянным ростом населения и демографической инерции. Все это тысячелетиями предопределяло отсутствие в Китае видимых социально-политических изменений. Главными чертами Китайской цивилизации стали преемственность, гармония, коллективизм. Именно они породили ее главный вопрос: «Как?» Как использовать или повторить то, что уже существует в природе, и при этом не разрушить гармонию природно-социального космоса? Эта традиция запечатлена и в терпимости традиционных китайских религий, и в гуманности конфуцианских этических норм. Неотчужденность общественных отношений привела к тому, что в Китае правил человек, а не закон