Павел Орлов
Главное доказательство
Текст предоставлен правообладателем https://www.litres.ru/pages/biblio_book/?art=178768
«Главное доказательство / П. Орлов»: АСТ; СПб.: Астрель‑СПб; М., СПб.; 2008
ISBN 978‑5‑9725‑1377‑2
Аннотация
В своей квартире убит коммерсант.
На двери комнаты, где найден труп, обнаружен окровавленный отпечаток пальца. По этому отпечатку милиция легко устанавливает и арестовывает подозреваемого. Им оказывается человек, который много лет назад сидел в тюрьме – причем попал туда не без помощи убитого.
Казалось бы, все просто, и дело можно передавать в суд.
Однако подполковник питерского РУОПа Павел Орлов полагает, что все намного сложнее…
Павел Орлов
Главное доказательство
Моему другу – эксперту‑криминалисту, подполковнику милиции Дмитрию Короткову, чья беспощадная критика и профессиональные консультации очень помогли мне в работе над этой книгой.
Павел Орлов
Глава 1
Ad impossibilia nemo obligator.
Никто не обязан делать невозможное (лат).
– Алло, это Павел?
Ну, это с какой стороны посмотреть. Кому – да, Павел, кому – Павлуша, кому – и вовсе Павлин, а кому – извините! – и Павел Николаевич.
– С кем имею честь?
Смею вас уверить, что я получил достаточное воспитание и прекрасно осведомлен, что отвечать вопросом на вопрос неприлично – тем более даме.
Но в данном случае налицо три смягчающих вину обстоятельства.
Во‑первых, голос этой дамы мне незнаком. Во‑вторых, номер ее телефона почему‑то засекречен. А в‑третьих, за годы службы в славных правоохранительных органах нашей бесподобной страны я привык несколько настороженно относиться к звонкам от незнакомых людей. Особенно на мобильный телефон, номер которого посторонним не даю без особой на то надобности.
– Ты меня, конечно, не узнал. Это Людмила Шохман… Ой, то есть – прости, пожалуйста, – конечно же, Нечайкина! Шохман я – по мужу…
Нечайкина?… Какая еще Нечай. О, господи!
– Привет, Люда!!! Какими судьбами?!
В нашем классе Людочка Нечайкина была классической серой мышкой, никогда и ничем среди подружек не выделявшейся. Ну, разве что математическими способностями. Нила Григорьевна – математичка наша – на нее чуть ли не молилась. Еще бы: хоть и в специализированной, но все же сугубо гуманитарной школе – и такое сокровище. Но я, к точным наукам любви никогда не испытывавший, и не вспомнил бы, наверное, эту девчонку, особенно по прошествии более чем двадцати лет, если бы не Ленка Мильченко – моя школьная любовь. Вернее, в те годы – пока еще симпатия. Люда сидела с ней за одной партой, что определенным образом накладывало отпечаток и на наши отношения.
Однажды, классе в пятом, на уроке рисования я, пытаясь в очередной раз обратить на себя внимание Леночки, периодически постреливал в нее жеваной промокашкой из трубочки от механического карандаша. Знакомо?… Ну, еще бы. Глупо?… А вот не скажите! Это сейчас сие глупостью кажется, а тогда у меня просто не было выбора. Традиционное дергание за косички отпадает – Ленка всегда носила короткие волосы, да и сидел я на соседнем ряду – не дотянешься. Портфелем по голове хлопнуть? На перемене или после занятий – пожалуйста, а вот на уроке, пусть даже это и не французский, а всего лишь рисование, деяние оное чревато неприятными последствиями – школа все же элитная. Ну, и как прикажете в такой ситуации перед девчонкой выпендриваться? Вот и приходилось прибегать к нетривиальным методам.
Словом, дождавшись очередного удобного случая, когда Афанасий Иванович отвернулся к доске, показывая, как правильно рисовать конус, я тут же произвел очередной плев… то есть выстрел. Но именно в этот момент Ленка наклонилась, доставая что‑то из стоявшего возле парты портфеля, и жевка, пущенная, в общем‑то, в верном направлении, угодила точно в глаз ее соседке, повернувшейся посмотреть, что там подруга делает. Плюнул я, надо признаться, от души.
Людочка испуганно ойкнула и, прикрыв пострадавший глаз ладонью, опрометью выскочила из класса.
– Кретин! – обернувшись ко мне, прошипела Ленка и бросилась вслед за подругой.
Афоня, поглощенный конусом, ничего не заметил.
– Все, к завучу побежала. – бесстрастно констатировал мой закадычный дружок и сосед по парте Димка Дворников. – Теперь тебе влетит!
Но пугать меня в тот момент особой нужды не было – я и без Димки был ни жив ни мертв от страха. И засуетился.
Первым делом избавился от улики: трубочка мгновенно вылетела в открытое окно – дело было весной [1]. Затем – урок. Быстро вытащив из портфеля альбом для рисования, я реквизировал у соседа карандаш, в считанные секунды изобразил на листе идеальнейший конус и принялся аккуратно затушевывать одну из его сторон, придавая геометрической фигуре видимый объем.
К чести девчонок должен сказать, что жаловаться они никому не стали. Правда, староста наша, Наташка Барановская, меня все же заложила. Не из вредности – действительно принципиальная была, с самого первого класса. Родилась, можно сказать, старостой. И, когда классная руководительница Елена Леонардовна, которую мы на свой манер прозвали Леопардовной, на большой перемене вызвала всех нас к себе, в мыслях я уже «намыливал веревку». Но Нечайкина вдруг заявила, что никто ее не обижал, и что она сама об парту ударилась, когда в портфель за карандашом полезла. Нечаянно. При этом девчонка опустила взгляд в пол и покраснела так, что при свете ее щечек можно было бы печатать фотографии. Ленка покосилась на подругу с нескрываемым удивлением, однако опровергать сказанное ею не стала.
Леопардовна же – это я теперь понимаю – все прекрасно видела. Но «разбора полетов» учинять не стала, а, с трудом сдержав улыбку, лишь заметила:
– Осторожнее надо быть. Ладно, идите. Орлов, а ты попроси маму сегодня после работы непременно позвонить мне домой.
Вот те раз! А ведь уже, казалось, индульгенцию в руках держал. День был испорчен, и даже физрук, чей урок был последним, не мог понять, почему один из его любимцев, всегда такой резвый, во время разминки еле волочит ноги по залу.
Дома я весь вечер просидел в своем углу тихо, как нашкодивший кот. Сделал все уроки «от и до», даже ненавистную математику, и лишь уже почти перед сном, будто вдруг вспомнив, сознался:
– Мам, тебя Леоп. Елена Леонардовна просила позвонить.
– А что ты опять натворил?
– Ничего я не натворил…
Мама недоверчиво хмыкнула и вышла в коридор к телефону – мы тогда еще в коммуналке жили. Я тут же метнулся к двери – подслушивать, успев на ходу показать сестре язык в ответ на ее укоризненное покачивание головой.
Каково же было мое удивление, когда из отдельных фраз стало понятно, что речь идет вовсе не о дневном инциденте, а об организации какой‑то экскурсии в Русский музей – мама там до сих пор работает. Про Лю‑дочкин же синяк – ни слова. Верите – если бы Леопардовна меня прямо там, при девчонках, отругала и замечание в дневнике накатала – педагогический эффект был бы гораздо меньшим. А так. Пай‑мальчиком я, разумеется, не стал, но понял вдруг нехитрую истину: девочка – она, как ни странно, тоже человек. И даже больше. Впрочем, понимание последнего пришло несколько позже.
Что касается Люды и Лены, то со мной ни та, ни другая не разговаривали почти два месяца – аж до конца учебного года. А через пару лет, после восьмого класса, Нечайкина и вовсе ушла от нас в специализированную физико‑математическую школу, и я о ней с тех пор больше ничего не слышал.
И тут вдруг.
– Извини, Пашенька, я не буду тратить время на ритуальные фразы. – В голосе женщины, кроме обычного радостного возбуждения, сопровождающего разговор старых знакомых, давно не видевших друг друга, слышатся еще и тревожные нотки. – Мне Лена твой телефон дала. Кстати, просила заодно поинтересоваться, куда ты пропал и почему ей не звонишь.
Вот это номер! То она ни с того ни с сего заявляет: «Извини, но нам не надо больше встречаться…», а то вдруг интересуется, почему я ей не звоню. Причем через подругу. А сама что – телефоном пользоваться разучилась? И вообще: какие могут быть выяснения отношений, если один из нас двоих – замужем? Кто именно, подсказывать не буду – пусть читатель попробует догадаться самостоятельно.
– Служба, Люд. – Я уже замечал как‑то, что есть такое понятие: ложь во экономию времени. – Ты‑то как, какими судьбами?
– Видишь ли, мне бы хотелось с тобой переговорить. Ты ведь в милиции работаешь, следователем?
– В ней, родимой, но не следователем. Опер я.
– Опер? А это как?
– Как в гареме. Знаешь, что когда‑нибудь тебя… э‑э‑э. вызовут, но не знаешь, когда именно, а посему находишься в постоянном ожидании. Долго объяснять.
– А в каком отделении?
– Не в отделении. РУОП – слышала такую аббревиатуру?
– Да, что‑то знакомое. Это районное управление?
Удивительный народ эти женщины. Они могут долго‑долго и со всеми возможными подробностями расспрашивать вас о совершенно ненужных и несущественных, в принципе, вещах, с тем чтобы, удовлетворив любопытство, через мгновение выбросить полученную информацию из головы. Причем навсегда, поскольку все равно в этом не разбираются.
– Люд, мы и по городу работаем, и по окрестностям. Ты лучше скажи, что там у тебя стряслось, и тогда решим, как я смогу тебе помочь.
– Вообще‑то это не телефонный разговор. Ты не мог бы назначить время и место – я подъеду, куда скажешь. Лучше сегодня, и чем скорее, тем лучше.
– Я все еще в отпуске, дома сижу, так что относительно свободен. Если хочешь, можем встретиться прямо сейчас. Тебе у какого метро удобнее?
– Без разницы – я на машине.
Нечайкина – и на машине?! Ни за что бы не подумал. Это как Майк Тайсон в роли Одетты в «Лебедином озере». Или наоборот: Волочкова – на ринге. Впрочем, я ведь говорил: прошло уже больше двадцати лет…
– Ты кинотеатр «Слава» знаешь? – интересуюсь я после секундного раздумья.
– Не кинотеатр – казино. Конечно, знаю, Пашенька! Мы живем как раз недалеко – на Московском проспекте, и я пока дома… Вот что: давай минут через пятнадцать там и встретимся, у лестницы перед главным входом. У меня темно‑вишневая «БМВ», «семерка», и номер соответствующий – три семерки. Договорились?
Ого! Она не просто за рулем – а еще и на седьмой «бомбе», да к тому же еще и с непростыми номерами. В технике как таковой я вообще‑то не силен, но в машинах кое‑что понимаю и примерно представляю, сколько такой агрегат сегодня может стоить. И счастливый номер «777» вам просто так в ГИБДД не выдадут – лишь из‑под полы, и тоже за немалые денежки. И, опять же, про «Славу» знает. Я сам, хоть живу рядом, а с тех пор, как киношку прикрыли, внутри так ни разу и не был. Когда наши однажды там спецоперацию проводили, то мне в ней участвовать не довелось. В конторе не принято светить сотрудников вблизи мест проживания. А тут так уверенно: «Не кинотеатр – казино»… Правда, ее нынешняя фамилия в какой‑то степени проясняет ситуацию, но все же… Вот тебе и «серенькая мышка»!
Интересно, кстати, зачем этой серенькой мышке вдруг «свой» милиционер понадобился? Судя по «упаковке» и манере вести беседу, Людмила сейчас – в бизнесе, и раскрутилась неплохо. А поскольку бизнес у нас чистым не бывает по определению, то и без заморочек обычно не обходится. Задолжал кто‑то и не отдает?… Так это хозяева обычно без госструктур решают. Проще, дешевле и эффективней. Проблемы с налоговой?… Ну, так тут скорее грамотный бухгалтер нужен, чем грамотный милиционер. Или ту же машину возьми поскромнее, и за счет разницы все вопросы закроешь. А, может, и личное что‑то… Между прочим, пару лет назад именно Ленка Мильченко приводила ко мне свою подругу – правда, институтскую. Чем этот визит закончился – читатель, надеюсь, помнит [2].
– Ну, здравствуй еще раз!
– Привет!
Я настолько ошарашен, что просто не могу найти подходящих слов. И ошарашен, и восхищен одновременно. Рядом со мной за рулем шикарного авто сидит… Женщина. Да‑да, именно так – с заглавной буквы: Женщина. Весь ее облик дышит добротностью – уж извините за не совсем подходящий термин, но по‑иному сказать трудно. Именно добротностью! Добротностью и ухоженностью. Неброская, но явно дорогая одежда, превосходный макияж, элегантная прическа, очки в тонкой позолоченной оправе, великолепные духи – аромат не резкий, но обволакивает мгновенно, сумочка из натуральной кожи. «Расскажите миру, как вы добились успеха».
– Ты потрясающе выглядишь!
Этого можно было и не говорить. Все написано у меня на физиономии, и Людмиле трудно скрыть свое удовольствие от произведенного ею впечатления. Женщина слегка улыбнулась и на мгновение чуть смущенно опустила глаза.
– Ты тоже, Пашенька. Внешне здорово возмужал, выправка чувствуется. А внутри, наверное, все такой же мальчишка. Или нет?
– Хотелось бы надеяться.
– И мне. Трудно было бы представить тебя эдаким солидным дядечкой с большим животом и круглой лысиной. Живопись‑то не бросил?
– Я – нет. Это она меня бросила… Люд, у тебя не очень много времени, так что давай лучше приступим к делу.
– Да, минут сорок – не больше… Постой, а ты откуда знаешь, что у меня времени не так много?!
– Работа такая. Ты же сама по телефону сказала, что «пока дома». Раз «пока» – стало быть, какие‑то дела вскоре предстоят.
Люда снова расплывается в улыбке.
– Надо же! Прямо как в кино про Шерлока Холмса – все просто. Да, ты прав! Дочь надо забирать с танцев. Мы могли бы заехать куда‑нибудь в ресторан, но – увы… Не возражаешь, если мы поговорим прямо здесь, в машине?
– В такой машине даже уютнее, чем в ином ресторане.
– Да, я ее из‑за салона и взяла. Ты, если хочешь, то кури, пожалуйста! А я тем временем попробую рассказать.
Я достаю из кармана пачку «Далласа», небрежным движением – будто проделывал это уже сотни раз – выдвигаю расположенный на передней панели кармашек пепельницы, щелкаю зажигалкой и выжидательно смотрю на Людмилу.
Нечайкина недаром слыла способным математиком – аналитический склад ума сказался и здесь. Ее рассказ, достаточно эмоциональный по сути, был в то же время относительно краток, точен и почти лишен той массы ненужных подробностей, на которые женщины обычно обращают гораздо больше внимания, чем на само существо вопроса. Но все же это говорила женщина.
Его зовут Сергей… Сергей Власов.
Он появился в их фирме около года назад – высокий светловолосый мужчина, неплохо сложенный, хотя и несколько сутулый. От него просто‑таки веяло какой‑то таинственной скрытой силой. Но главное – глаза. Такие глаза обычно притягивают женщин: в них одновременно и сказано многое, и не сказано ничего. Глаза человека, немало видевшего и познавшего. Глаза, одновременно и манящие, и пугающие. Глаза – загадка.
Незнакомец вошел в кабинет мужа как раз, когда там была Людмила. И, увидев его, она почему‑то уже в тот момент подумала. даже нет – не подумала, а поняла, что они станут любовниками.
– Понимаешь, Пашенька, мне не хочется сейчас вдаваться в подробности своей семейной жизни. Женя – это муж мой – очень хороший человек, и внешне у нас – превосходные отношения, крепкая семья, но. Все это только внешне. А фактически мы уже довольно долго живем вместе, под одной крышей, исключительно из‑за дочери. Ей всего десять – я поздно родила. У нас с Евгением был однажды откровенный разговор, и… Словом, мы договорились не вмешиваться в личную жизнь друг друга, но на людях обязаны соблюдать известные правила приличия, поскольку вращаемся в определенных кругах. Тебе, наверное, трудно будет это понять, но среди наших друзей есть достаточно известные бизнесмены, политики. Ой, прости, пожалуйста, я совсем не имела в виду. Не хотела тебя обидеть!
– Напротив! Вот если бы ты заподозрила меня в принадлежности к упомянутым «определенным» кругам – я бы обиделся.
Моя реплика тоже прозвучала не очень‑то корректно – я сообразил это уже после того, как ее произнес. Но Людмила не обратила на нее внимания. Или сделала вид, что не обратила.
Муж специально нанял Власова в качестве шофера для своей супруги. Точнее говоря, шофера и телохранителя, но вторая его ипостась для самой Людмилы некоторое время оставалась тайной. Естественно, что женщину не могло не удивить – и, в определенной степени, не насторожить – то обстоятельство, что водитель постоянно ходит за ней по пятам, провожая до самых дверей, куда бы они ни поехали, и неизменно у тех же дверей встречает, сколько бы она ни отсутствовала.
– Ты что – хочешь выяснить, есть ли у меня любовник? – как‑то полушутя‑полусерьезно спросила она Евгения.
– Не говори глупости – тебе это не идет. Сергей за тобой не следит, а охраняет тебя.
– Охраняет?! А что – на меня готовится покушение?
– Меньше знаешь – крепче спишь! – Муж произнес эту шутливую фразу отнюдь не шутливым тоном, и Люде на мгновение даже вдруг стало немного не по себе. – Не волнуйся, ради бога, ничего тебе не угрожает. Наличие охраны еще не означает возможность покушения. Скажем так: у этой медали есть и другая сторона. Надеюсь, что тебе это не доставляет особых неудобств, да и мне, честно говоря, гораздо спокойнее, когда ты едешь в машине в качестве пассажира, а не за рулем. И раз уж мы об этом заговорили. Завтра – пятница, но ты с утра в офис не приезжаешь. Ты едешь на дачу.
– Что значит «не приезжаешь»? Какая дача?! А как же дела, как же Кристина – ей в шко.
– Делами я займусь сам, а Кристину в школу отведет моя мама – я с ней уже договорился. Ну, а Сергей завтра прямо из дома отвезет тебя на дачу к Казакевичам.
– Зачем к Казакевичам? – Нечайкина удивилась еще больше. – Если это так необходимо, то у нас есть своя дача. Что мешает поехать туда?
– Если тебе не следует оставаться в городе, то на собственную дачу ехать тем более неразумно.
– Но почему именно к Казакевичам? Ты же знаешь, что я их недолюбливаю, да и они меня тоже.
– Юра с Галей сейчас в Тайланде, так что можешь по этому поводу не беспокоиться. Ты поедешь на дачу к Казакевичам, и постарайся не делать глупостей. Слушайся Сергея во всем. Он останется с тобой – ему даны соответствующие инструкции. Вернетесь вы оттуда утром в понедельник.
Противный холодок снова пробежал у Людмилы по спине.
– Женя, ты мне что‑то не договариваешь?
– Не думаю, что тебе так уж необходимо знать все детали. И не переживай понапрасну – это всего лишь три дня. В понедельник я тебя жду здесь, в офисе, к десяти часам – как обычно. Еще раз повторяю: во всем полагайся на Сергея и слушайся его беспрекословно.
Шохман поднялся с кресла, подошел к окну и, глядя на бегущий по проспекту поток машин, вдруг поинтересовался:
– Ты, между прочим, знаешь, что он сидел?
– Сидел?! А… за что?
– Неважно. Можно даже сказать, что за правое дело. В любом случае, его мне рекомендовали серьезные люди, так что не бери в голову. Ну, все! Ты извини – мне некогда. Вечером не забудь собрать все, что тебе может потребоваться. Я сегодня вернусь очень поздно, будить тебя не буду, так что мы, скорее всего, до понедельника не увидимся. А Сергей заедет за тобой домой завтра ровно в девять утра…
– Прости, что я тебя перебиваю! А за что Власов срок отбывал – ты не знаешь?
– Совсем упустила из виду, что разговариваю с милиционером, – чуть улыбнулась женщина. – Знаю, конечно. Мы до этого дойдем чуть позже, ладно? Мне просто легче будет рассказывать все по порядку.
Эта пятница и изменила в корне Людмилину жизнь.
Кто знает, какие потаенные силы ведают людскими душами, и почему, проведя вместе вечером у камина каких‑то пару часов, два доселе чужих и, по большому счету, далеких друг от друга человека вдруг начинают ощущать, что знакомы чуть ли не целую вечность, а потом, чуть позже, неожиданно для себя понимают, что отныне не смогут существовать порознь?…
Они проснулись в одной постели. Угрызений совести, изменив мужу впервые в жизни, Люда не испытывала. Напротив, проснувшись и увидев рядом Сергея, она вдруг ощутила прилив какого‑то необъяснимого, неземного счастья. Счастья оттого, что просыпается рядом с любимым. Счастья оттого, что он есть. Счастья оттого, что у них впереди еще двое суток – целых сорок восемь часов! – вдвоем. Только вдвоем.
Эти сорок восемь часов пролетели как один миг, но вместили, кажется, целую жизнь. Люда с Сергеем практически не выходили на улицу – стояла середина ноября, и было уже довольно прохладно. Взявшись за руки, как дошколята, они бродили по большому, но уютному загородному дому, пекли в камине картошку, напрочь позабыв про лежащие в багажнике автомашины деликатесы, радостно смеялись по всяким пустякам, занимались любовью и разговаривали, разговаривали, разговаривали.
Сергей рассказал свою историю. Он в прошлом – спортсмен, играл в гандбол. Парень считался перспективным: высок, атлетично сложен, быстр, с мощным броском. В команде был лучшим левым краем. В свое время даже в юношескую сборную страны приглашали и всерьез пророчили большое будущее. Но дальше пророчеств дело не пошло – на сборах Власов получил серьезную травму, и с мечтами о большом спорте пришлось расстаться. Довольно банальная история, в общем – сколько их, таких же…
Правда, со спортом как таковым Сергей не порвал. Он стал тренировать подростковые группы, параллельно заканчивая институт физкультуры, куда поступил еще до травмы. Женился на своей сокурснице. С детьми, правда, решили повременить. Сначала надо обустроиться. Да и Оксана не планировала пока со спортом расставаться – она играла в хоккей на траве. Так и жили…
И вот однажды летом Власовы возвращались из гостей. Суббота, десять вечера – самое «пьяное» время. Сергей вообще пил немного, но в тот вечер употребил основательно. Как‑никак у друга сын родился. Жили недалеко, поэтому домой пошли пешком – хотелось, к тому же, проветриться. Уже почти дошли, как вдруг из‑под арки «сталинки», в которые тогда еще только начинала съезжаться нарождающаяся «элита», вышел – а вернее говоря, практически вывалился – мужчина лет сорока пяти. Он был изрядно навеселе, да и к тому же слишком занят разговором по мобильному телефону – технике тогда еще совсем диковинной – дабы обращать внимание на то, что происходит вокруг. Толкнув супругу Сергея, этот тип даже не остановился, продолжая что‑то обсуждать, громко при этом гогоча.
– А поосторожнее нельзя? – схватил его за плечо Власов.
Мужчина замер и, буркнув в трубку «Погоди секунду!», с нескрываемым удивлением уставился на Сергея:
– Это ты мне? А в чем проблема?
– Проблема в том, что надо смотреть, куда прешь! Ты что – трамвай, чтобы тебе дорогу уступали?
– Ты своей б**ди скажи, чтобы она под ногами не путалась. А мне, если еще раз.
Что «еще раз» – так и осталось невыясненным.
В исторических фильмах подобные сцены выглядят довольно романтично: оскорбление, честь дамы, вызов, секунданты, дуэль. А в наш прагматичный век все решается намного проще. Власов тут же от души врезал хаму по роже. Удар у кандидата в мастера спорта получился отменным: противник отлетел метра на три и грохнулся на асфальт, стукнувшись при этом головой об угол поребрика, огораживающего газон. Сергей сделал пару шагов по направлению к мужчине, ожидая, что тот вскочит на ноги и бросится в драку, но вдруг увидел, что тот лежит абсолютно неподвижно, а по поребрику из‑под его затылка медленно стекает густая бурая жидкость.
Супруги и не думали никуда убегать. Напротив, пока Оксана оказывала первую помощь своему недавнему обидчику, муж из автомата позвонил в «скорую». Но прежде подъехала милиция – ее вызвал кто‑то из жильцов дома, наблюдавших сцену в окно. Прибывшему наряду Власов объяснил все, как было, они вместе дождались врачей, а потом его увезли в отделение.
Суд состоялся довольно скоро – Сергей получил восемь лет. Дело в том, что потерпевший, ударившись при падении, получил довольно серьезные повреждения головного мозга и навсегда остался инвалидом. У него резко упало зрение и почти полностью отнялись ноги. Сам Власов ничего отрицать или как‑либо выкручиваться не стал – просто рассказал все, как было, и на следствии, и на суде. А вот факты.
Свидетельница – женщина, ожидавшая с прогулки шестнадцатилетнюю дочь и поэтому не отходившая от окна, – видела, как мужчина, который поменьше, – ну, тот, что из арки вышел, сказал что‑то другому – тому, что с женщиной шел. А тот в ответ, ни слова не говоря, сразу этого ударил.
А еще в ходе экспертизы в крови обвиняемого алкоголь обнаружили, причем изрядную дозу. Власову‑то по жизни от нее вреда не было, но промилле – есть промилле, и масса тела со спортивным разрядом здесь в учет не идут. Потерпевший тоже нетрезв был, но это не оправдание. Да и родной его брат, работавший где‑то во властных структурах и имевший соответствующие связи, не пожалел усилий и денег.
Словом – восемь лет. Жена ждать Сергея не стала…
– Друзья, правда, его все это время поддерживали, – вздохнула Людмила. – Передачи посылали, письма писали. После освобождения первое время помогали, как могли, поскольку на нормальную работу было не устроиться. А потом Сергей пришел к нам. Кто‑то из его бывших сокурсников, кажется, совместный бизнес с Женей ведет, или что‑то в этом роде – они и устроили. Но это все предыстория. А сама история началась десять дней назад, когда Сережу неожиданно арестовали. Арестовали за убийство.
– Убийство?!
– Мы все были в шоке – особенно муж. Сережа ведь потом его возить начал, поручения некоторые выполнял, и никогда к нему никаких нареканий не было. Наоборот, Женя его очень ценил. Сначала думали, что ошибка, ерунда какая‑то, но потом оказалось, что все очень серьезно. Убит был тот самый человек, из‑за которого Сергей тогда оказался в тюрьме. Как сказали, ему ножом горло перерезали. И самое страшное, что.
– Погоди‑ка! – перебиваю я. – Ты сама говорила, что Власов у вас появился около года тому назад, а до этого еще где‑то пытался работать. Получается, что он откинул. в смысле, освободился, чуть ли не два года назад. Что ж это получается: Сергей столько времени терпеливо ждал, а потом вдруг решил отомстить?
– Сейчас расскажу – не торопись.
Еще весной – то есть почти за полгода до случившегося – Шохман попросил Сергея отвезти деньги своему партнеру по бизнесу. Власов к тому времени работал уже непосредственно с патроном. Отдельно шеф предупредил, что сумма весьма солидная, так что надо быть предельно внимательным и осторожным. Передав дипломат адресату, Власов должен был немедленно сообщить об этом патрону на мобильный телефон. Впрочем, этот инструктаж носил достаточно формальный характер, ибо подобные поручения шефа Сергей уже выполнял, прекрасно знал, что от него требуется, и потому пользовался у Евгения Наумовича полным доверием.
Шохман передал ему дипломат с деньгами и назвал адрес и фамилию человека, которому следует их доставить. Услышанное заставило Власова вздрогнуть: неужели?! Но и фамилия совпадает, улица та же, и номер дома похож. Сергей сам в этом районе жил раньше, так что ошибиться не мог.
Да, это оказался именно он – Алексей Викторович Глебов.
– Значит, твой муж с этим человеком бизнес вел? И давно?
– Точно не могу сказать. Но это еще задолго до того, как Сережа у нас.
– А сколько в этом дипломате было? – снова перебиваю я Людмилу.
– Это важно? – удивленно приподнимает брови та.
– Да.
– Порядка трехсот тысяч, – произносит женщина после секундного колебания. – Долларов, разумеется. Только, Пашенька, это.
– Я не налоговый инспектор. Продолжай, пожалуйста!
Времени прошло много, и образ жизни прикованного к инвалидной коляске человека не может не отразиться на внешности, но все же Власов его узнал практически сразу. И тот тоже узнал Сергея. И тоже практически сразу.
Однако чересчур эмоциональной встреча старых знакомых не стала. Гость просто протянул Глебову дипломат и сказал:
– Вот – от Евгения Наумовича.
– Я понял, – прищурился хозяин квартиры. – Занятно получается. Ты, стало быть, у Женьки теперь работаешь?
– Да, – кивнул Власов и, видимо, испытывая чувство неловкости, неожиданно ляпнул: – Вы меня простите за то. Ну.
– Да ладно – забыли! Я ведь тогда сам все это начал. Так что каждый свое получил. Ну что, давай, может, мировую выпьем?
– Я за рулем.
– А я тебе минералки тогда налью. Идет? Сергей послушно кивнул. Глебов ловко подрулил на кресле к бару, достал оттуда бутылку «Наполеона» и два стакана. Затем открыл соседнюю дверцу – это оказался встроенный холодильник – и взял с полки бутылку «Боржоми».
– Давайте я. – засуетился было Власов, но хозяин отрицательно покачал головой.
– Нет, ты мой гость. Да и нехитрое это дело.
Придерживая одной рукой стоявшие на коленях бутылки и стаканы, он подъехал к журнальному столику и, ловко откупорив коньяк и воду, разлил напитки по стаканам.
– Давно освободился?
– Больше года.
– Да, бежит время. Ну, как говорится, кто старое помянет.
Сергей вежливо сделал пару глотков, а Глебов выпил коньяк залпом. Затем последовал короткий, ничего не значащий разговор, и гость, по‑прежнему испытывавший некоторую неловкость, с облегчением удалился, сославшись на дела.
– Мне Сережа все это сам рассказал, в тот же вечер. Понимаешь, Пашенька, я ведь его глаза при этом видела. Не было в них злобы – дочерью своей поклясться готова. Не стал бы он мстить этому человеку – тем более, что тот и так уже жестоко наказан. Незачем это… Сергей очень сильный человек и не поднял бы руку на того, кто заведомо слабее. И потом: он ведь к тому инвалиду по поручению моего мужа после еще раза три или четыре ездил, и всегда все было нормально. Знаешь, вот мелочь, наверное, а все же. Сережа газированную воду очень любит. Шутит даже: «Я, – говорит, – минеральный алкоголик». Так Глебов это заметил и всегда его, как ни приедет, минеральной водой угощал. Между прочим, Сергей и в тот самый день там был.
– В тот день? Ты имеешь в виду, когда Глебова убили?!
– Это было днем, – чуть ли не испуганно поясняет Людмила. – А убийство, как мне следователь сказал, вечером произошло. А в тот день все было как обычно. У них никаких стычек не было никогда – наоборот: Сережа каждый раз себя неловко чувствовал. Не мог он убить, понимаешь? Не мог…
– Послушай, Люд, но за что‑то Сергея все‑таки арестовали. Одного подозрения для этого недостаточно – поверь мне. Работать бы по нему начали – это естественно, поскольку мотив преступления налицо, но «приземлить» без конкретных фактов… На это никто бы санкцию не дал.
– Да, ты прав – все значительно сложнее. – Нечайкина вздыхает. – Там отпечаток пальца Сережи‑ного остался.
– А что тут сложного? – удивленно приподнимаю я брови. – Ты же сама говоришь, что он же бывал в этой квартире несколько раз, в том числе и в тот самый день – незадолго до убийства. Причем бывал по работе – это может подтвердить твой муж. Вот тебе и пальцы в квартире.
– Мы тоже так поначалу решили. Но ведь и это еще не все. Оказалось, что это не простой отпечаток, а кровавый. Ну, то есть, кровью оставлен. На двери. Причем кровью убитого.
Вот те на… Если так, то тут уж я не знаю, что сказать. Да с такой уликой на суд выходить можно, даже если против подозреваемого больше вообще ничего нет. И что же после этого Людмила от меня хочет?
– Самое страшное, Пашенька, что я‑то точно знаю: Сережа не виноват. Тот вечер – это третьего сентября было – мы провели вместе. Понимаешь, тогда Кристина приболела. Они накануне – первого сентября – с классом в парк ездили, отмечали начало учебного года. Ну, а там и побегали, и подурачились, и мороженого похватали. На второй день дочка затемпературила и пока у моей мамы оставалась. А Женя сказал, что у него какая‑то важная встреча за городом, и он вернется домой очень поздно – не раньше полуночи. Вот мы и решили с Сережей побыть вдвоем подольше. В четверть седьмого встретились неподалеку от офиса и поехали к нему. А там уж пробыли точно до одиннадцати. Я тогда еще на часы посмотрела и говорю: «Ой, уже одиннадцать почти! Пора…» Пока оделись, пока вниз спустились, пока доехали. Так что как перед богом могу поклясться, но.
– Что – «но»?
– Видишь ли… Не знаю, как объяснить… Материально я относительно независима, поскольку у меня свой бизнес. Но это чисто формально. Если. – Нечайкина снова запнулась. – Прости, я уже говорила, что не могу всего тебе рассказать. В общем, о наших с Сережей отношениях никто в фирме знать не должен. Если это станет известно Жене, то на моей жизни можно ставить крест.
Я хотел было возразить, но женщина мягко сжала мне руку.
– Понимаю, что ты сейчас думаешь. Что ради сохранения собственного благополучия я смолчу и тем самым совершу подлость, погубив Сергея. Нет, Пашенька, это не так. Если бы я знала, что мои слова помогут, то не стала бы молчать. Я ведь следователю все рассказала, но он. он мне просто не поверил! «Вы, говорит, дамочка, мужика своего выгораживаете. Подумайте хорошенько, а то ведь и вас смогут привлечь – за дачу ложных показаний.» Но даже и это все – ерунда. Плохо другое. Этот же следователь потом – уже через три дня после нашего разговора – снова вызвал меня и дал почитать Сережины показания. Он категорически отрицает, что был тогда со мной, и что вообще мы в близких отношениях состоим. Не хочет портить мне жизнь.
И здесь Нечайкина все же срывается. Я терпеть не могу женских слез, но, прежде чем успеваю сообразить, что в таких случаях приличествует говорить, Людмила берет себя в руки. Она осторожно промаки‑вает глаза платочком, тихонько сморкается и, достав из сумочки пудреницу, привычными движениями несколькими мазками быстро приводит лицо в порядок.
– Извини меня, пожалуйста! Знаешь, как трудно это все выносить. На работе еще как‑то отвлекаюсь, да там и нельзя волю эмоциям давать, а когда остаюсь одна. Сергей ведь гордый. У него комната есть в коммуналке, так мы только там и встречались. Я небольшую квартирку сняла, для нас специально, а он туда категорически отказался приходить. «Нет, – говорит, – и все! Я что – бездомный? Хочешь – переезжай ко мне насовсем…» Правильно в известном фильме сказали: не любите вы, мужики, когда женщина больше вашего зарабатывает.
Да, не любят этого мужики! Особенно в государстве, где шлюха за одну ночь имеет больше, чем врач и учитель вместе взятые – за месяц. Бессильны здесь мужики. Тут либо смириться надобно, либо снова за рогатину – и на Смольный! Или лучше уж сразу – на Кремль.
– Сережа мне не раз говорил: «Бросай все, и давай жить по‑человечески. Крыша над головой у нас есть, руки есть – на жизнь заработаем. Дочь твоя моей дочерью станет.» Только, Пашенька, это ведь все на словах красиво звучит да в женских романах. А в жизни. – Людмила невесело усмехается. – Вот ты сейчас видишь перед собой классическую успешную женщину: уверенную в себе, эффектную, ухоженную. И многие так считают. Да оно так и есть. Но только одна я знаю, чего мне все это стоит – и морально, и материально. Массажный кабинет, бассейн, солярий, шейпинг, визажист, косметолог, кремы, маски, маникюр. Вам, мужчинам, этого не понять.
– Ну, почему? Есть определенная категория мужчин, которые в этих вопросах очень даже неплохо разбираются.
Нечайкина уголками рта обозначает улыбку, как бы показывая, что поняла мой юмор. Но глаза ее при этом остаются полными печали, и мне вдруг становится страшно неловко за эту неуместную попытку пошутить – тем более, довольно глупо. Глупо и пошло.
– Вот и Сергей привык всегда видеть меня именно такой. Но если бы мне пришлось, как он того хотел, уйти из мира, в котором я живу сейчас, то сказка бы очень быстро закончилась. Прекрасная принцесса – может и не в одночасье, но довольно скоро – превратилась бы в Золушку. Вы, мужчины, ведь глазами любите. А не будет у меня ни массажистки, ни косметолога, ни шейпинга