С эпохой Просвещения связано и появление эстетики как самостоятельного раздела философии. В переводе с греческого слово “эстетика”(αἰσθητικός – айстетикос) означает чувственность, разумное чувствование, нечто относящееся к чувственному восприятию человека. В свою очередь, αἰσθητικός произошло от αἰσθάνομαι (эстануме), что обозначает “я воспринимаю, чувствую, ощущаю”.
Сфера эстетического соприкасается, но не отождествляется с такими сферами деятельности человека, как логическая, этическая, гедонистическая (сродни физиологичекой). Предмет эстетического созерцания становится таковым только в присутствии эстетического субъекта. И наоборот. Этим отличается логический предмет и субъект от эстетического.
Эстетическая сфера человеческих отношений не является областью знаний или убеждений. Это сфера мнений, отношений вкуса, что сближает эстетическое с гедонистическим. Понятие вкуса, его наличия или отсутствия предполагает культуру восприятия впечатлений, культуру их эмоциональной рефлéксии. К сфере эстетического принадлежат такие переживания, которые вызывают кáтарсис[1] (смеховые, трагические, идиллические и др.), т.е очищение от аффектов (страстей, возбужденного состояния). Иначе говоря, эстетическое отношение представляет эмоциональную рефлéксию, т.е. переживание переживаний (впечатлений, воспоминаний, эмоциональных реакций).
Эстетическое переживание – это переживание сквозь одушевляющую призму культуры, культурного, эстетического опыта. Так, например, эротическое, тем более порнографическое отношение к обнаженному телу или его изображению является аффектом – переживанием первичным, инстинктивным. А вот переживание картин мастеров эпохи Возрождения принято считать вторичным, одухотворенным переживанием, вызывающим катарсис (катарсис – это не эротический аффект, и вовсе не оргазм). Произведения искусства оказывают на человека эстетическое воздействие.
В научный обиход понятие «эстетика» было введено в середине 18 века немецким философом Александром Баумгартеном. В его работах разных лет этот термин обозначал стратегии, способы изучения чувственного познания через искусство, сферу человеческих эмоций.
По мнению А. Баумгартена, эстетическое знание включает в себя несколько разделов: о красоте в вещах и мышлении, о законах искусства, об эстетических знаках. Позже сфера охвата эстетики выходит за пределы произведений искусства, и распространяется на природу, на человеческие взаимоотношения.
Теоретическое обоснование эстетика получает в трудах Гегеля. В его работах эстетика превращается в философию искусства, которое, по Гегелю, является одной из трех ступеней Абсолютного Духа, наряду с религией и философией. В конечном итоге, понятие эстетики становится многозначным. Но главное при любом толковании эстетики, в данном понятии сохраняется связь с его этимоном. Когда говорят об эстетике, то прежде всего имеют в виду чувственным отношение субъекта к объекту, созерцание, оценку субъектом некоего объекта (который вовсе не обязательно принадлежит сфере искусства). В обиходном употреблении понятие эстетики вообще редуцируется до понимания простоты и красоты в искусстве, в поведении, общении.
Итак, этетика представляет собой самостоятельную дисциплину в системе философских знаний, иначе говоря, это самостоятельный раздел философии. И в таком статусе ее называют эксплицитной эстетикой. Но, разумеется, не она сама по себе – предмет нашего изучения. Нас будет интересовать то, что называют имплицитной эстетик ой, т.е. эстетическим опытом, который преломился, нашел отражение внутри филологии. Иначе говоря, сложившиеся в науке представления о природе художественного текста, художественного слова, о взаимоотношениях автора текста, его адресата и самим текстом.
Отметим, что на необходимость различать эстетику эксплицитную и имплицитную указывает современный философ, специалист в области эстетики, автор учебника по эстетике Виктор Владимирович Бычков. Имплицитная эстетика, по Бычкову, полутеоретическое свободное осмысление эстетического опыта внутри других дисциплин. В нашем случае дисциплин филологических.
Таковы в самых общих чертах основные методологические предпосылки и научно-исторические факторы формирования социально-гуманитарного знания. Они позволяют понять как причины крушения на рубеже XVIII-XIX веков аристотелевского поэтико-риторического учения, так и причины возникновения особой гуманитарной отрасли – науки о литературе, а в ее рамках – компаративных исследований.
В этом аспекте, думаю, понятно, почему актуализация эстетической проблематики способствовала формированию литературоведения как специальной научной области знания во второй половине 18 в. – начало 19 века. В предшествующие же более, чем 2 тысячелетия безраздельно господствовали нормативные и лет «Риторика» и «Поэтика» Аристотеля. И если в 18 – нач. 19 вв. риторики и поэтики еще создаются, то в 19 веке они начинают представлять лишь школьный или даже сугубо музейный интерес.
Итак, в чем принципиальное отличие «Поэтик» от науки литературоведения. Поэтика характеризуется телеологической (целевой) направленностью, носит нормативно-предписывающий характер, она прагматична, то есть имеет практическую направленность. По сути – это свод практических предписаний. Соответственно литературоведение не телеологично, не не нормативно, не прагматично. Литературоведение (теория словесности) не устанавливает правила, не учит писателей правильно сочинять произведения, но познает законы и поэтому выступает по отношению к литературе как метаязык описания. В фокусе внимания литературоведения как правильные, так и неправильные тексты. Если поэтика фиксирует в литературном произведении только такие компоненты, которые могут непосредственно осознаваться, то литературоведение (теория словесности) решительно отказывается от практической функции и обычно стремится описать глубинные уровни литературы, которые чаще всего не осознаются автором
Методологические принципы литературоведения, которые сложились в эпоху романтизма и настойчиво заявляли о себе в первой трети XIX века, породили больше вопросов, нежели приемлемых для всех ответов и поставили перед наукой о литературе целый ряд проблем, явившихся важнейшим стимулом развития литературоведения вплоть до нашего времени. В числе этих проблем и вопросы об аналогиях, межлитературных связях, о едином мировом литературном процессе.
Этот процесс был отмечен Г. Гердером, а затем И. В. Гёте, заявившем в 1827: «Сейчас мы вступаем в эпоху мировой литературы, и каждый должен теперь содействовать тому, чтобы ускорить появление этой эпохи» (цит. по кн.: Эккерман И. П., Разговоры с Гёте, М. – Л., 1934, с. 348).