Будет и того, что болезнь указана, а как ее излечить — это уж Бог знает!
М.Ю.Лермонтов
…Независимо от пола и возраста, этот человек предпочитает в одежде блеклые цвета. Или черное. Часто просит прощения, испытывая страстную потребность чувствовать себя виноватым. Создаётся впечатление, что постоянное чувство вины — оправдание его бытия. Ещё бы, ведь он грешник, ergo, виновен от рождения. Он испытывает радость в положенный момент и в положенное время. Чаще всего—сосредоточенную грусть. На душе у него всегда пасмурно, 0/+1, моросящий дождь. Радость, веселье, вдохновение — редкие гость в его мире, ибо мир создан для страдания и искупления грехов — даже тех, способ совершения которых ему неведом, но он уверен, что имеет их, просто потому что живёт. Никогда не спрашивайте его, что он чувствует в данный момент — испугается: потому что единственно допустимое чувство — «глубокого покаяния», читай, гипертрофированного чувства вины. Никогда не предлагайте ему на выбор чай или кофе — «зависнет» надолго или кинется звонить за советом«авторитетному лицу»: как благословят... Женщинатакого типа может выйти замуж за человека, который не будет с ней считаться вообще, ни с ее достоинством, ни с еепотребностями и чувствами.Зато онабудет очень хорошо чувствовать потребности мужа, где-то угодит, где-то смолчит.И правда, в мире, созданном для страдания, свои желания иметь и выражать открыто «не благословляется». Кстати, насчёт «авторитетных лиц»: наш герой благоговеет перед ними — и боится до дрожи. Упаси вас Бог усомниться в «авторитетности» такого лица: ваше мнение будет воспринято как личное оскорбление, не иначе.Мнение, советы, поручения «авторитетных людей» считаются незыблемыми, обязательными к исполнению и единственно истинными. И даже если собственная жизнь и личные отношения нашего героя будут продолжать разрушаться благодаря этим советам и поручениям, он вряд ли заметит: не велика для него эта ценность — собственная жизнь.
При всём при этом вам вряд ли удастся объяснить ему, чего хотите вы или уладить неизбежные при любых отношениях противоречия: совершенно не умея конфликтовать, ваш собеседник вас попросту не услышит (для него непонятно, что такое собственные чувства и собственные желания) и поскорее уйдёт от темы. Его основной принцип — «лишь бы не было войны». Наш герой никогда не попросит о помощи: он просто не умеет это делать. Наверняка вы слыхали от друзей и коллег: «ну что я буду беспокоить своими проблемами других людей?». Однако, если вам плохо — этот человек, как правило, окажется рядом и будет усердно работать «утирателем соплей», исчезнув в тот самый момент, когда вам станет хорошо. С этого момента вы ему просто не интересны. Не забывайте, мир создан для страдания. И искупления, конечно. И — самое главное: наш герой жить не может без правил, предписаний, советов и канонов. Он предельно законо-каноно-послушен, до смерти боится что-либо нарушить и преступить, поскольку себе, своим чувствам и желаниям не доверяет совершенно и не умеет их распознавать и оценивать, а всякого рода правила для него — как якорь «в житейском бурном море».
Вы уже наверняка распознали в нашем герое типичного среднестатистического православного и успели обидеться, а лучше возмутиться. Надеюсь, что это так, потому что через возмущение наш внутренний мир говорит: «не согласен!», «не хочу быть таким!». То, что не хотите — это здорово, а вот обидеться вы поторопились: перед вами — собирательный портрет человека из деструктивной семьи, собранный мной по книгам Москаленко, Клауда, М. Битти и других маститых психотерапевтов, изучающих проблему созависимости. Но, увы, прослеживается поразительное сходство с нашей православной реальностью!
И вот над этим неприятным совпадением я и предлагаю поразмыслить — с той единственной целью, чтобы в жизни каждого из нас это ПОРАЗИТЕЛЬНОЕ СХОДСТВО превратилось в РАЗИТЕЛЬНОЕ ОТЛИЧИЕ.
Для начала — простейший вопрос: а как вообще человек доходит до жизни такой, что вдруг ему становится надобен Бог? Вот не было, не было — и на тебе! И здесь спешу «обрадовать» рьяных православных миссионеров: вы тут совершенно ни при чём. «Отмиссионерить» и «катехизнуть», как теперь модно говорить, — это в нашем деле далеко не главное, поскольку тот, кто не испытывает желания верить в Бога, проповедь послушает, но не услышит. А тому, кто испытывает такое желание, проповеди уже не нужны. Человек приходит в Церковь не под влиянием чьих-либо лекций или проповедей. Его приводит туда какая-то трещина в собственной судьбе, зловещая пауза в личной истории—болезнь, смерть близких, неразрешимые привычным способом внутренние противоречия, душевный кризис. «Почему?», «Как это со мной произошло?», «Как мне теперь жить?» — именно эти вопросы толкают человека внутрь церковной ограды, а не проблемы исхождения Святого Духа и не страстное желание узнать, какому святому и для чего ставить свечку Но очень часто в храмах в ответ на свою живую боль человек получает не «путь, и истину, и жизнь, а этакую магию спасения: «читай такие-то молитвы, ходи в храм по таким-то дням, исполняй такие-то правила — и будет тебе счастье, и долголетен будешь на земле». Посмотрите, к примеру, разнообразные катехизические памятки для новоначальных православных. С чего начинается каждая из них? Правильно, с «правил поведения в храме». Цитирую: «БОЙТЕСЬвольно или невольно оскорбить своим поведением молящихся и те святыни, которые окружают нас в храме Божием». Или: «НЕДОПУСТИМО ведение разговоров во время службы. Недопустимо передвигаться, покупать и ставить свечи, прикладываться к иконам, беспокоить других вопросами или просьбами передать свечу во время важных моментов богослужения: при выходе священника с кадилом ит. д.» С психологической точки зрения подобные правила, формулируемые в терминах «бойтесь» и «недопустимо», не только не располагают к доверию по отношению к Церкви, но и служат серьезным препятствием на пути к адекватной интеграции в пространство личного общения с Богом. Но, как ни странно, эти и подобные правила, формулируемые обычно категорическим императивом («следует», «долг», «должен», «обязан») становятся поистине … Благой Вестью для новоначального: «вот, я буду всё это делать — и будет мне счастье! Всё просто!»Как психолог скажу: человек, вошедший в храм в «минуту жизни трудную», не спросит: «Так, я только что пришёл. Почему я уже всё всем должен?». Он с радостью кинется выполнять. Действительно, простые механические действия снимают тяжесть переживания (с таким же успехом можно дома пол мыть по 3 раза в день). Но кроме этого — у него появляется надежда, выход, спасение: «ещё десяток канонов — и будет мне счастье!» На языке психологии этот феномен называется ВЫТЕСНЕНИЕМ — бегством от проблемы, подменой. В некотором смысле вещь полезная: вытеснение диктуется инстинктом самосохранения; наши чувства как бы «берут паузу», чтобы подготовиться, собраться — и испить чашу скорби до дна. Именно поэтому период вытеснения хорош только тогда, когда он заканчивается.
Но вернёмся к нашему новоначальному, который тем временем не устаёт «молиться, поститься и слушать радио «Радонеж»».Но вот что странно: борода всё длиннее, юбка всё чернее — а счастье-то обещанное не приходит! И опять эти проклятые вопросы: «Почему это со мной случилось?» «Как мне теперь жить?»Непрожитая боль требует свое, исповедь становится всё резче и откровеннее — и вот здесь наш новоначальный сталкивается с ещё одним, более жестоким, кругом правил и предписаний, на сей раз определяющим не стиль одежды и поведения, но область чувств. Например, «чти отца своего и мать свою». А что если мать и отец алкоголики? Как научиться их чтить мне, конкретно мне? «Жена да убоится мужа своего». А что если муж склонен к психологическому садизму? Как мою личную болезненную историю вписать в евангельский контекст? Вот на этот-то вопрос ответа, как правило, и не даётся. «Чти», «терпи», «смиряйся», «прощай». Хоть кто-нибудь отдаёт себе отчёт, через какую боль, через какую страшную встречу с самим собой проходит тот, кто действительно ХОЧЕТ простить??? Но как часто мы получаем просьбы о прощении от тех, кого наше прощение совершенно не волнует — и говорим «Бог простит» тем, кого и не думаем прощать! Как справедливо заметил в свое время великий пролетарский поэт В.В. Маяковский,«с лова у нас до важного самого в привычку входят, ветшают, как платья ».
Но так или иначе, именно на этом этапе новоначальный проходит жестокую школу «воспитания чувств»: ему подробно объясняют, что он должен и не должен чувствовать, кого должен любить, кого не должен, что обязан принять, якобы, от Бога, а чего следует всеми силами сторониться. Например: «перед Богом надо быть в чувстве глубокого покаяния, все твои другие чувства не имеют значения» (лично получила такой«ответ» на исповеди). А вот ещё лучше: «у тебя погиб сын? Значит, так Богубыло угодно. Сейчас он у Господа, а вот если бы не погиб, возможно, стал бы преступником» (женщина, о которой я говорю, действительно потерявшая любимого сына при нелепых трагических обстоятельствах, не удержалась в Церкви: она не получила там той живительной силы, которая заполнила бы этот чудовищный пролом в её душе).Ну и напоследок:«У тебя умер отец? Так это хорошо!» (слышала лично на 3-ий день после похорон). Я не ошибусь, если скажу, что многие из нас на пути воцерковления встречали таких вот ревностных «батюшек», которые знают ответы на все вопросы — кто что должен и не должен, кто для чего родился и кто для чего умер. Речь такого «батюшки», как правило, пестрит цитатами из Евангелия, подобранными таким образом, что в данном конкретном контексте они приобретают жесткий, совершенно искаженный и несоответствующий истинному духу христианства смысл.
С этого момента начинается самое страшное. Дело в том, что человек приходит в хрампрежде всего для того, чтобы быть ПРИНЯТЫМ как Богом, так и людьми. Потребность в принятии — одна из базовых по классификации Маслоу, ибо во многом наша самоидентификация как людей происходит через возможность быть причастными к группе себе подобных. Посмотрите на детей — они принимают любые правила игры, даже жестокость, даже родительский алкоголизм, лишь бы быть принятыми, быть любимыми. И, движимый желанием быть принятым и любимым, человек начинает «подвизаться», налагая на себя жесткие правила и невыполнимые обязательства. Частая, подчас еженедельная, исповедь и связанная с этим необходимость копаться в себе с единственной целью обнаружить «греховные помыслы» (иначе что говорить на исповеди?) уже приучила его не доверять своим мыслям и чувствам. Сам драгоценный опыт его страданий уже обесценен вышеприведёнными советами и кодифицирован как «суетное» и «мирское». Его собственный, уникальный язык уже насквозь прошит псевдо-славянизмами, которыми он выражает новые «реалии» своей жизни. Широкий когда-то культурный багаж нивелирован до уровня радио «Радонеж». Внешний вид подогнан под конфессиональные стандарты. Он каноничен. Он принят. Он готов. «К встрече с Господом? К спасению?» — спросите вы. Нет. НЕ к спасению. К СОЗАВИСИМОСТИ.
Созависимость на профессиональном языке психологов —не поддающийся окончательному излечению психологический синдром. Роберт Сабби, автор книги «Созависимость, неотложная проблема», один из ведущих экспертов в данной области, характеризует его как «деструктивное эмоциональное, психологическое и поведенческое состояние, возникающее в результате того, что человек длительное время подвергался воздействию угнетающих правил — правил, которые препятствовали открытому выражению чувств, а также открытому обсуждению личностных и межличностных проблем». Для созависимых характерно гипертрофированное чувство ответственности за мысли, чувства, благополучие других людей, «за весь мир» — и практически полная неспособность позаботиться о собственном благополучии; стремление помогать всему миру — и абсолютная беспомощность перед собственными проблемами; низкое чувство собственного достоинства и неспособность принимать похвалу; постоянное чувство вины и стыда, а также постоянный страх провала или поражения; вытеснение своих чувств и мыслей, страх перед ними и подавление собственным контролем; стремление игнорировать конфликты и проблемы и притворяться, что их нет; проблемы с честным, открытым и адекватным выражением своих эмоций (просто потому, что они редко сознают, что они чувствуют на самом деле); страх перед гневом других людей и подавление собственного гнева. А в завершение – абсолютная неспособность быть счастливым.
Человек – существо очень хрупкое: для того, чтобы стать созависимым, ему достаточно всего полгода провести в деструктивном окружении. Так есть ли у нашего новоначального в этой ситуации хоть какой-нибудь ШАНС на спасение? Да, даже в этой ситуации события могут развиваться по разным сценариям. Прежде всего, допустим, что нашему новоначальному повезло, и на его пути встретился адекватный священник, который заметит, что его чадо погружается в депрессию на тему «несть мне спасения» и ходит с заплаканными глазами – и спросит, наконец: «Что происходит в твоей жизни? Оставь свои списочки грехов. Просто расскажи мне о себе». И вот здесь то могут выйти на сцену главные герои личной истории – деспотичные родители, отец-пьяница, мать-наркоманка и т.д. И вот здесь трезвомыслящему священнику сразу станет ясно, чем врачевать проблему – постом и молитвой или консультацией профессионального психолога. Далее, сам новоначальный может обладать достаточным опытом ума и образования, чтобы почувствовать: «со мной происходит что-то не то. Не мог Бог воплотиться, взойти на Крест и воскреснуть только для того, чтобы миллиарды людей и я в том числе ежедневно страдали из-за его сущестования». Такой человек не будет молчать, он будет говорить о своей боли – и в конце концов, придёт к мысли о том, что наряду с решением духовных проблем неплохо бы заняться и психологическими. Ещё один оптимистический поворот сюжета: когда человек падает в созависимость, как в пропасть, разбивается о собственное дно и…. уходит из Церкви!!!. Инстинкт самосохранения – великая вещь: реальное чувство опасности активизирует поисковую активность, и человек просто отправляется искать ответа на свои больные вопросы где-нибудь в другом месте. Возможно, когда-нибудь он вернётся… Но это будет уже ЛИЧНАЯ, а не БЕЗЛИЧНАЯ история. И наконец, трагический сценарий: адекватный священник не встретился, собственной способности критически оценивать ситуацию не хватило. Такие люди НАВСЕГДА остаются в церкви, их собственные чувства замораживаются и отмирают, способность к самостоятельному суждению, а следовательно, возможность управлять своей жизнью и нести ответственность за неё постепенно атрофируется…Независимо от пола и возраста, этот человек предпочитает в одежде блеклые цвета. На душе у него всегда пасмурно, 0/+1, моросящий дождь. Радость, веселье, вдохновение – редкий гость в его мире, в котором есть место страданию, но нет места Спасителю…
Но как-то не верится, что ради ТАКОГО итога восходил на крест Христос, ходивший по земле не ради безликих всех, но ради лично каждого, откликаясь на каждую конкретную личнуюбеду. Ты болен? — Встань и ходи! Ты сломала себе жизнь? —Иди и не греши более. Ты умер? — гряди вон из гроба! И Он никому не сказал: «Иди, прочитай 50 страниц канонов, потому что ты не готов, а потом мы с тобой поговорим». Для того чтобы получить исцеление и помощь, нужно было просто встретить Его — на дороге, на площади, у рыбачьей лодки.Люди приходили к Нему со своими простыми, житейскими, человеческими бедами, а ВСТРЕЧАЛИ – ЕГО…. И эта ВСТРЕЧА всегда была неожиданна, внезапна, люди не успевали «пригладить» свои грехи и шероховатости характера, надеть маски — и просто были такими, как есть.Женщина, взятая в прелюбодеянии, встретила СВОЕГо Спасителя на самом днеужаса и стыда. Разбойник на кресте обрёл СВОЕГО Господа, задыхаясь в ледяных объятиях смерти. Израненные до костей, мы несмело переступаем церковный порог, робко оглядываемся по сторонам — не всегда понимая, что в этот момент истины все наши маски сброшены,личины сожжены, двери и окна распахнуты, чтобы Он вошёл, наконец, «живой и совершенно воскресший, и благостный, и босой» —а через пробоины в бортах наших душ уже льётся шквалом свет Его Воскресения.И для того, чтобы поддержать нас в минуту этой радостной и страшной встречи, Господь оставил нам помощников — священников. Тех, кто наделён не только властьюотпускать и не отпускать грехи (о ней почему-то вспоминают чаще всего), но и МИССИЕЙ БЫТЬ с человеком в минуту этой встречи, благоговейно охранять её пространство. По глубокому замечанию митр. Антония Сурожского, священник «должен научиться помочь своей благоговейной, скромной любовью, благоговейной поотношению к человеку, скромной в том смысле, чтоон не должен вторгаться в чужую жизнь, а стоять, как слуга, — доверчиво, с почтением, готовый услужить, не навязывая Себя». Это служение — со-быть с человеком в его моменте Истины — является исключительно, «сущностно» священническим, лежащим далеко за пределами полномочий психотерапевта и самых гуманистических методов психотерапии. Прежде всего потому, что само это со-бытие — не просто со-чувствие а именно со-бытие, всем собой, всем своим существом — уже подвиг, требующий особых сил, которых не даёт психологическое образование, но даёт благодать священства. Ведь как известно, переживание горя или утраты сродни переживания смерти: внутренние силы человека должны сжиться с небывалым, противоестественным вторжением — разрушением жизни, смертью близких, неминуемостью собственной смерти от неизлечимой болезни. Удивительный пример такого глубокого со-бытия в страшный миг умриания можно прочесть в воспоминаниях Антония Сурожского: «Я был младшим хирургом в прифронтовом госпитале. У нас умирал молодой солдатик лет двадцати пяти, моих лет. Я пришел к нему вечером, сел рядом и говорю: «Ну, как ты себя чувствуешь?» Он посмотрел на меня и ответил: «Я сегодня ночью умру». — «А тебе страшно умирать?» — «Умирать не страшно, но мне больно расставаться со всем тем, что я люблю: с молодой женой, с деревней, с родителями; а одно действительно страшно: умереть в одиночестве». Я говорю: «Ты не умрешь в одиночестве». — «То есть как?» — «Я с тобой останусь». — «Вы не можете всю ночь просидеть со мной...» Я ответил: «Конечно, могу!» Он подумал и сказал: «Если даже вы и просидите со мной, в какой-то момент я этого больше сознавать не буду, и тогда уйду в темноту и умру один». Я говорю: «Нет, вовсе не так. Я сяду рядом с тобой, и мы будем разговаривать. Ты мне будешь рассказывать все, что захочешь: о деревне, о семье, о детстве, о жене, обо всем, что у тебя в памяти, на душе, что ты любишь. Я тебя буду держать за руку. Постепенно тебе станет утомительно говорить, тогда я стану говорить больше, чем ты. А потом я увижу, что ты начинаешь дремать, и тогда буду говорить тише. Ты закроешь глаза, я перестану говорить, но буду тебя держать за руку, и ты периодически будешь жать мне руку, знать, что я тут. Постепенно твоя рука, хотя будет чувствовать мою руку, больше не сможет ее пожимать, я сам начну жать твою руку. И в какой-то момент тебя среди нас больше не будет, но ты уйдешь не один. Мы весь путь совершим вместе».
Именно это и значит БЫТЬ с человеком — прежде всего принять его, его ЛИЧНУЮ ИСТОРИЮ, приведшую его на смертный одр или к исповедальному аналою. НЕ СУДИТЬ — а выслушать и услышать. Принять, бережно охраняя то место встречи, которое человеку назначил Господь. БЫТЬ с человеком — это благоговейно молчать в тот миг, когда с ним, на его языке, в его мире начинает говорить ЛИЧНО К НЕМУ пришедший Спаситель. В свою очередь, такое творческое и деликатное бытие с человеком возможно лишь тогда, когда священник обладает не просто хорошим воспитанием и богословским образованием, но глубинным опытом БЫТИЯ с Богом — опытом, который может быть просто недоступен даже самому профессиональному психологу. Если же перевести разговор в практическую область, то для того, чтобы расспросить чадо о его личной истории, батюшке совершенно не обязательно ждать, когда это самое чадо окажется на смертном одре. Можно сделать это и при первых признаках депрессии. А ещё лучше, если на приходе действительно существует приходская жизнь, и священник общается с прихожанами не только во время богослужений. Эта обстановка большой «апостольской» семьи как нельзя лучше располагает человека раскрыться. Представьте, читаем Евангелие, кино смотрим, болтаем или просто песни орём, и вдруг кто-то начинает рыдать: это явно что-то свое, раненое, больное откликнулось, рвётся наружу и плачет об исцелении. Вот здесь-то и самое время батюшке спросить: «Что болит у тебя? Не бойся, расскажи мне.»
Но нередко человек, переступающий порог храма, не готов не только к встрече с Богом, но и с самим собой. Он просто спасается бегством, ищет укрытия от вдруг проснувшихся тайных страхов и сомнений, когда привычный спокойный мир по-прежнему устойчив, но по-новому неуютен. Как правило, такой человек уже имеет опыт ношения «маски», опыт игнорирования своих чувств, опыт подчинения и деструктивных отношений. И здесь, по мнению Антония Сурожского, всё, что может сделать священник «это человеку помочь войти внутрь себя самого и там научиться смотреть, видеть, открывать те глубины Божии, которые в нем есть. Руководство не заключается в том, чтобы навязывать взгляды или что бы то ни было, ачеловека научить самостоятельно и творчески осмысливать и осуществлять жизнь, которая в нем есть». И в этом служении священник может найти хорошего помощника и союзника в лице профессионального верующего психолога. В некоторых церквях, например, уже существуют психологические службы, и прихожане охотнее пользуются услугами психологов при храмах, чем со стороны, поскольку они, подчас справедливо, опасаются критики своих религиозных взглядов неверующими психологами. А для того, чтобы нанять на работу действительно профессионалов, священник, настоятель храма, должен сам обладать хотя бы основами психологических знаний. Например, нанимая психолога на работу, следует поинтересоваться не его конфессиональной, а профессиональной принадлежностью. Просто спросить, в какой парадигме он консультирует. Существуют разные направления в психологии – юнгианство, гуманистическое напрвление, классический психоанализ по Фрейду и т.д., но ХРИСТИАНСКОЙ, тем более ПРАВОСЛАВНОЙ психотерапии не существуют. Существуют профессионалы, которые пользуются профессиональными, проверенными методами и имеют определённые религиозные убеждения, которые они, следуя профессиональной этике, НИКОГДА не будут навязывать своим клиентам. Кроме того, психологическая подготовка священника, осуществлённая грамотно и профессионально, может позволить ему самому оказывать своим чадам необходимую психологическую помощь. Но для этого ещё в семинарии ему следует прослушать хороший курс лекций по основам психологии, а желательно даже получить клиентский опыт и опыт по основам консультирования.
Одно из самых сложных испытаний, которое встречает человек на своём кратком, в сущности, жизненном пути – это он сам. Много мудрости и мужества потребуется, чтобы научиться жить в своей ЛИЧНОЙ ИСТОРИИ, не бояться её, не зачеркивать и не сжигать её, но писать её спокойно, ответственно и самостоятельно, пока смерть не поставит в ней последнюю и решительную точку. А это непросто, потому что такой творческий путь пролегает через боль, через страшную встречу с раненой стороной человеческой личности. Придётся встретиться лицом к лицу с той старой, вытесненной когда-тоболью, обидой, агрессией, Придётся всё равно не побояться и пройти через внутренний ад, чтобы стать СОБОЙ, без маски и личины выйти к людям и к Богу — и обрести, наконец, опыт истинной любви, которая, по слову апостольскому, «долготерпит, милосердствует, не бесчинствует, не ищет своего, не радуется неправде, но сорадуется Истине».