За три недели до роковой встречи Гете возвратился из Италии. Итальянское путешествие - а правильнее сказать: почти два года, прожитые им Италии, в основном в Риме - в жизни Гете эпизод важнейший, как бы разделяющий его жизнь на две части, на «до» и «после». А это и была середина жизни, в 37 лет он уехал, в 39 вернулся.
Вообще, немецкая мечта Гете об Италии - отдельная тема. Она уходит корнями в Средневековье, во времена «Священной Римской империи германской нации», к тем монахам и художникам, которые с великими трудами и страхами перебирались через Альпы в поисках знаний и красоты. Симпатия эта взаимная. Немцев ведь в Европе не любят, в Голландию с немецким номером на машине вообще лучше не въезжать, французы воротят нос, немецкий паспорт берут в руки, как жабу. А в Италии все наоборот: радостные улыбки, солнце сияет.
Гете впервые поехал в Италию - но не доехал до нее - еще в 1775 году, в 26 лет: эпизодмногозначительный, «роковой», каковых в жизни Гете было вообще немало. Дело было так: юный, только что вступивший на престол герцог Саксен-Веймарский Карл Август, познакомившись с молодым и уже прославленным писателем, автором «Страданий юного Вертера», пригласил его в свою резиденцию в качестве друга, советника, фаворита.
Гете, в ту пору живший у родителей во Франкфурте, приглашение принял. Отец его, отнюдь не в восторге от такой сомнительной перспективы, уговаривал отправиться в Италию, где сам бывал в юности
Карл Август должен был прислать за Гете экипаж - экипаж почему-то не появлялся, вещи были собраны, а нетерпение вообще свойственно молодости. Гете поддался на отцовские уговоры, доехал до Гейдельбсрга, где его догнал курьер с сообщением, что экипаж прибыл и ждет его. Гете колеблется - и поворачивает обратно на север.
Начинается «первое веймарское десятилетие», отмеченное непрерывным участием Гете в государственных делах, в придворной жизни. А еще - творческим кризисом и странной, мучительной для него связью с Шарлоттой фон Штейн, поставившей себе цель воспитать «молодого дикаря». «Буйному гению», как тогда говорили, требовалось привить светские манеры и придворные навыки, любовь к классической соразмерности и «золотой середине».
От всего этого он бежит в 1786 году в Италию. Это было бегство к себе самому, разумеется, спасение дара. Но это было и бегство в страну классической соразмерности, в идиллию, к истокам европейской культуры, в мир мрамора и гекзаметров.
Осваивая науку любви
А еще в сферу эротики, в страну плотских утех.
Среди филологов бытует мнение, что Гете до итальянского путешествия, то есть почти до сорока лет, оставался девственником, что со всеми его бесчисленными Клэрхен и Минхен, в которых он влюблялся в молодости, дело не шло дальше писем и стихов, в лучшем случае - поцелуев украдкой. Доказать это, разумеется, невозможно, но гипотеза кажется правдоподобной.
Существует - вполне, конечно, умопомрачительная - «психоаналитическая» биография Гете, сочиненная американским психоаналитиком австрийского происхождения Куртом Эйсслером. Все дело, видите ли, в том, что выражение «gen Italien», то есть на немецком языке гетевской эпохи «в Италию», звучит как«Genitalien», то есть, соответственно, «гениталии» - шуточка вполне в духе «венского шамана», как называл Фрейда Набоков.
А вот другая игра слов, в тысячу раз интереснее этой. Первой - в простом и грубом смысле - женщиной автора «Фауста» была, судя по всему, римская трактирщица по имени Фаустина. Занятия «наукой любви», которой Гете, по-видимому, начал овладевать в Вечном городе, и были продолжены в Веймаре со столь удачно подвернувшейся ему Кристианой. О том, что им предстоит прожить вместе целую жизнь, оба, надо полагать, поначалу не думали.
О, зачем твоей высокой властью
Будущее видеть нам дано.
И не верить ни любви, ни счастью,
Как бы ни сияло нам оно!
О судьба, к чему нам дар суровый –
Обнажать до глубины сердца
И сквозь все случайные покровы
Постигать друг друга до конца!
Сколько их, кто, в темноте блуждая,
Без надежд, без цели ищут путь,
И не могут, о судьбе гадая,
В собственное сердце заглянуть,
И ликуют, чуть проникнет скудно
Луч далекой радости в окно...
Гете, однако, почти сразу поселил ее в своем «садовом домике». Это время - время создания «Римских элегий», одного из гетевских шедевров - стихов, написанных в античном духе и античным размером, очень по тому времени «вольных». Они обращены, по всей видимости, к некоей римской возлюбленной, но черты веймарской любви отчетливо сквозь них проступают, Фаустина сливается с Кристианой.
Вот небольшой отрывок в переводе С. Ошерова:
Рад я: теперь-то меня классический край
вдохновляет,
Древний и нынешний мир внятно со мной
говорят.
Я, исполняя совет, неустанной рукою листаю
Древних творенья, - и здесь мне все дороже они.
Правда, всю ночь напролет неустанно служу
я Амуру:
Вдвое меньше учен - вдвое счастливей зато.
Впрочем, рукою скользя вдоль бедра иль
исследуя форму
Этих прекрасных грудей, разве же я не учусь?
Мраморы только теперь я постиг: помогло мне
сравненье;
Учится глаз осязать, учится видеть рука.
Милая мне. не скупясь, возмещает ночными
часами
Те часы, что она днем у меня отняла.
Мы и беседуем с ней, а не только целуемся
ночью;
Сон одолеет ее - я, размышляя, лежу.
Даже стихи сочинял я не раз, ее обнимая,
Стопам гекзаметра счет вел, у нее по спине
Пальцами перебирая. Любимая в сладкой
дремоте
Дышит, и вздох ее мне в грудь проникает огнем.
Ярче светильник меж тем разжигает Амур,
вспоминая
Пору, когда он служил так триумвирам своим.
Легко представить себе, в каком ужасе была, прочитав это, госпожа фон Штейн, супруга герцогского шталмейстера.
В роли экономки
Когда их связь обнаружилась, общество было шокировано. Герцог так рассердился на своего фаворита, что просто-напросто выселил его из знаменитого дома на Фрауенплане, где теперь музей и где Гете надеялся жить со своей Кристианой. Дом этот ему не принадлежал; лишь через несколько лет он сделается его собственностью. В то время зависимость от власть предержащих со всеми их прихотями была еще вполне «феодальной», а для нас почти уже невообразимой.
Гете пришлось переселиться за городские ворота; лишь через три года герцог смилостивился и возвратил ему его прежнее обиталище. Милость эту надо было еще заслужить...
В декабре 1789 года - в год Французской революции, - рождается первенец, в честь все того же герцога названный Августом, единственный выживший из их пятерых детей. Судя по всему, у Гете и Кристианы была так называемая несовместимость по резус-фактору. Современная медицина с этим справляется, тогдашняя не знала, что делать. Положение Кристианы в официальных терминах - « экономка в доме Гете». В неофициальных - невенчанная жена, мать незаконнорожденного ребенка. В понятиях той эпохи все это - чуть ли не уголовное преступление. Слава и положение Гете, конечно, исключали прямые преследования со стороны полиции и закона, но общественное презрение и преследования со стороны возмущенных мещан, мнящих себя аристократами, Гете предотвратить не мог.
Чего только не говорили о Кристиане веймарские дамы-мещанки! Она и «кругла, как ноль» (Кристиана в самом деле была женщиной не худенькой), и его, Гете, «толстая половина», и вообще «потаскушка».
Во главе добродетельной своры обнаруживаем Шарлотту фон Ленгефельд, в 1790 году вышедшую замуж за Шиллера. Сам великий драматург ничем, увы, от жены своей в этом отношении не отличался; при всей своей знаменитой дружбе с Гете Кристиану он старался не замечать.
Знаменитая дружба начинается в 1794 году, Шиллер живет в соседней с Веймаром Йене, куда Гете все чаще бежит от семейной идиллии. Поэт вообще всегда бежал от не удовлетворявших его обстоятельств. Бегство, если не основной, то один из ведущих мотивов всей его жизни. Для семейной жизни он был, очевидно, не создан.
Главное - вообще не мог работать не в одиночестве, т.е. в условиях не совсем полной свободы. И пусть вся жизнь веймарского дома была подчинена его разнообразным занятиям и увлечениям, литературным и научным, все равно он чувствовал себя скованным и себе не в полной мере принадлежащим. Потому и бежал в разные места, но всего чаще - в Йену; где жил, как правило, в пустующем герцогском замке, в «монашеских», как сам он пишет, условиях.
Кристиана должна была посылать ему еду и вино. Письма его полны жалоб на неудобства йенской жизни, невозможность пообедать так, как он привык, отсутствие какого-то особенного паштета. Это фактически означает, что она ведет двойное хозяйство; хозяйственные заботы и составляют основное содержание ее жизни.
У нее - свой круг друзей, у него свой. Что она любит, чем она живет? Любит танцевать, может танцевать часами, с гордостью сообщает в письмах, что «проплясала» себе подметки. Любит театр, комедию. Дружит с актерами. С годами становится чем-то вроде посредницы между Гете, директором Веймарского театра, вечно требовательным, вечно недовольным, и актерами, не всегда охотно ему подчинявшимися.
Читала она только в плохую погоду, если делать больше было нечего. Читала ли самого Гете? Кое-что, по-видимому, читала. Но разбойничьи романы брата были ей, наверное, ближе.