“Как это могло произойти, что спустя двести лет после его смерти протестанты Франции объединились, чтобы отметить труд евангелиста, не имевшего ни степени, ни диплома, чье служение во Франции длилось менее четырех лет? Как это могло случиться, что человек из самых уединенных долин Верхних Альп стал явлением могущественной работы Бога, одним из столпов французского протестантизма и центром ежегодного собрания многих тысяч людей во Фрейсиньере?” Так вопрошал мистер Дж. Уильямс после поездки по тем местам.
Жизнь Феликса Неффа имела много схожего с жизнью Давида Брэйнерда, трудившегося среди американских индейцев в очень похожих, почти первобытных условиях. Оба были молоды. Оба приехали на свои миссионерские поля, находясь под подозрением в искажении христианских доктрин. Оба были в высшей степени готовы на любое самопожертвование. Оба так никогда и не женились. Оба умерли в молодом возрасте, не выдержав перенапряжения в условиях крайней нужды. Оба испытали на себе действие возрождающей Божьей благодати. Оба были ревностными молитвенниками.
Феликс Нефф, швейцарец по происхождению, родился в Женеве 8 октября 1798 года. Отца он лишился еще в раннем детстве. Его мать, хотя и исповедовала атеизм, никогда не стремилась препятствовать своему сыну, с детства полюбившему церковь. Будучи вдовой, она располагала весьма ограниченными денежными средствами, но, несмотря на это, сумела дать сыну все необходимое для его интеллектуального развития. Кроме того, ей так хотелось привить ему качества настоящего мужчины, что свою материнскую любовь она не таила лишь тогда, когда он спал.
Вот что рассказывала сама мадам Нефф: "Я полностью разделяла взгляды этого мира и, вступив в семейный союз с человеком блестящих способностей и скептических взглядов, скоро, как и мой муж, стала сторонницей атеизма и убежденной противницей церковных богослужений. Не так было с моим сыном. С самого раннего возраста он получал удовольствие от посещения священных собраний и не только никогда не пренебрегал возможностью бывать на них, но и со всей серьезностью следил за своими манерами и поведением. К счастью, он никогда не спрашивал меня, почему я не хожу» в церковь.”
Феликс самостоятельно изучил ботанику, историю и географию. От своего пастора он получил некоторое знание латинского языка. От природы он был наделен великолепной памятью, честностью и прямотой, но вместе с тем был своенравным и гордым. В связи с тем, что местный деревенский учитель не в состоянии был дать соответствующего образования, мадам Нефф взяла на себя роль домашнего педагога.
Незадолго до того, как Феликсу исполнилось тринадцать лет, они переехали из Картиньи. Их библиотека была достаточно богатой и обширной и к тому же, по возможности, постоянно пополнялась новыми книгами, какие только можно было достать. Все усилия устроить его в хорошую школу потерпели неудачу. Поскольку найти работу было невероятно сложно, юноша все свое время проводил в изучении жизни насекомых и деревьев и даже написал работу по уходу за последними. Кроме того, он продолжал занятия математикой и латинским языком. Он читал Плутарха и Руссо в период с восьми до шестнадцати лет, но их неверные доводы, кажется, не оказали на него влияния. Но Господь Бог уже готовил Свой инструмент. Мать Феликса Неффа писала: “Я всегда позволяла ему следовать его наклонностям. Увы, я не видела Руки, направляющей нас обоих и заставившей меня послать сына к замечательному пастору Монтени, который быстро оценил его характер и предложил стать его духовным наставником. Он, понимая, что мы почти лишены денежных средств, посоветовал моему сыну поступить на службу в армию."
В армии, благодаря серьезности и прилежанию в военном деле, Феликс скоро был представлен к званию сержанта, к большой досаде тех, кто прослужил гораздо дольше его. “Ты ничего не оставляешь делать солдатам, так как у тебя нет представления о командовании,"- сказал ему однажды капитан. На это юноша ответил: "Это самый лучший и надежный способ командовать".
С самого раннего возраста он размышлял о зле мира. “Ты думаешь, что в театре нет ничего развлекательного?” — спрашивал его друг. “Напротив, я думаю, что там его слишком много,"- последовал ответ.
Убеждение, что движущей силой всех его поступков был эгоизм, побудило его более усердно молиться: "О, мой Бог, кто Ты есть, дай мне познать Твою истину, снизойди до того, чтобы явить Себя мне”. Он начал прилежно изучать Библию, так как ему казалось, что нет другой книги, которая могла бы открыть ему тайны относительно не возрожденного состояния человеческой души. Однако для него Бог был все еще суровым Судьей, а не милосердным Отцом.
Духовнее понимание этого пришло к нему через книгу “Мед, текущий из скалы”, которую он позаимствовал для прочтения у своего пастора. Она была написана англичанином Томасом Уилкоком. Следующий отрывок пролил бальзам на душу молодого Неффа: “Если вы узнали Иисуса Христа, то ни за что на свете ни одного доброго дела вы не пожелаете сделать без Него. Если вы уже знакомы с Ним, то вы знаете, что Он является Скалой спасения, возвышающейся над всей нашей праведностью. Эта Скала поддержит вас везде. Из этой Скалы течет мед благодати, который единственный может утолить ваш голод. Придете ли вы к Иисусу? Отвергните все представления о вашей собственной праведности, ничего не оставив себе, кроме греха и нищеты?
Хотели бы вы знать все ужасы греха? Не удовлетворяйтесь исследованием его меры в себе. Идите к распятому Христу, смотрите на пагубность греха в Его страданиях и трепещите. Пусть Дух Божий руководит вами в изучении Библии. Это рудник, таящий в себе самое драгоценное сокровище — истинное знание Христа.” На полях этой книги были написаны слова: “Феликс Нефф нашел мир здесь, на этих двух страницах”. И познав опыт переживания, он писал: “Когда после тысячи бесполезных советов и тысячи безрезультатных усилий я узнал, наконец, что во мне нет ничего доброго, я был воистину счастлив перечитать книгу, которая с поразительной точностью описывала убогое состояние моего сердца и в то же время показывала единственное средство духовного исцеления. Я с радостью принял добрую весть, что мы можем прийти ко Христу со всеми нашими пороками, всем нашим неверием и всей нашей нераскаянностью.”
Хотя энергичный и ревностный новообращенный был далеко не удовлетворен духовным состоянием национальной церкви в Швейцарии, он не был сепаратистом и стремился поддержкой “воссоединений" (reunions) — разборов Библии и молитвенных собраний — внутри установленной церкви углубить ее духовную жизнь.
О своей работе в Швейцарии он писал: “Днем помогал в виноградниках, а вечером крестьяне собирались, чтобы получить наставление. Я говорил о простоте Евангелия в противоположность сухой теологии. Весь этот кантон кажется готовым к великому духовному возрождению, по меньшей мере, если судить по беспокойству дьявола.
Я провел тринадцать молитвенных собраний в семи различных деревнях, которые посетила половина населения этого края. Я побывал в домах всех набожных христиан и тех, кто пока еще только интересовался."
Он ясно понимал, что мир ответит на это исповедание веры по Библии лишь суровым наказанием тех, кто решится подчинить свои жизни исполнению заповедей Священного Писания. Но, тем не менее, он всюду говорил о необходимости отделения от этого мира.
Эти непопулярные принципы, которых держался молодой подвижник и которым он учил, вначале удивили, а потом привели в ярость священников официальной церкви, которые не допустили бы никакого религиозного учения вне их прямого руководства.
“Я отмечал, — писал Нефф, — что я не могу понять, как молитвенные собрания, проводимые без какой-либо регулярной системы, без литургии или без церковных таинств могли каким-то образом нанести ущерб интересам и спокойствию служения официальной церкви. Или назначенный на должность священник получал власть от людей или от Бога. Если он получал ее от людей, то тогда у нас нет основания почитать ее как божественную. Если же он получал ее от Бога, то пусть он докажет, что это именно так через почитание всего, что Бог совершает для того, чтобы способствовать распространению Его Небесного Царства, и не требует себе права приписывать Богу средства, которые Он должен употребить для достижения этой цели."
По состоянию здоровья Феликс Нефф был вынужден безотлагательно оставить Юру. В Нефшателе противостояние его “воссоединениям” побудило его записать в своем дневнике: “10 января 1821. Разрешено остаться до 5 апреля. Многие голодают. Но власти терпят меня, и Господь открыл многие сердца.”
Провидению было угодно, чтобы он обратил внимание на пастора М.Бланка из французского города Ле-Мана. После их беседы Нефф описывал свои наблюдения: “Я сообщил ему, что никогда не проходил никакого систематического курса обучения и что я, конечно же, никогда не буду рукоположен в Женеве. Он, казалось, не стал по этой причине думать обо мне хуже и пригласил посетить его в Ле-Мане. Ему даже захотелось, чтобы я провел там несколько месяцев в связи с отсутствием его коллеги."
В возрасте двадцати четырех лет Феликс Нефф переехал из родной Швейцарии во Францию, где малочисленные протестанты терпели недостаток в служителях. В течение шести месяцев Нефф трудился в качестве помощника пастора в Гренобле, используя те же методы “воссоединения”. Он пишет о них: “Я все больше и больше прихожу к убеждению, что эти “воссоединения" являются очень действенным средством для распространения практического благочестия и набожности. Они ободряют и поддерживают общую убежденность, смирение, простоту и братскую любовь. Я знаю по опыту, что мертвое и безжизненное состояние, на которое мы все жалуемся, вызвано нашими собственными ошибками и промахами. Мы или не молимся, или ненастойчивы и неприлежны в молитве. Наше сердце живет по своей природе далеко от Бога, и слишком мало сделать один единственный шаг, чтобы привести нас в близость с Ним, и несколько минут холодной молитвы недостаточны, чтобы поддержать наши души."
В 1822 году молодой евангелист переехал в Ле-Ман и помогал М.Бланку в наставлении семидесяти новообращенных. Один раз в неделю юный помощник посещал их. Только одна пятая из них проживала в Ле-Мане, остальные были рассеяны по двадцати различным деревням в почти бесчувственной духовно стране. Он был страшно разочарован, открыв, что нет “ни одного зрелого початка кукурузы” на таком большем поле жатвы, и сокрушался из-за мирского духа, который здесь господствовал.
“Убога духовная жизнь в этом крае, — писал он, — и я не могу удержаться от мысли, что Б. сам, кажется, тоже вполне удовлетворен, что он протестант и довольствуется этим. Я понимаю, что он боялся, что я стану устраивать молитвенные собрания, ибо он часто говорил мне об опасности нововведений и просил не заходить слишком далеко. Тем не менее, я благодарен, что он полностью одобряет истинные и здравые доктрины Евангелия, и я верю, что Господь в будущем откроет ему глаза. Приглашенный на общение, я не услышал ничего, кроме мирской беседы, так как Б. никогда не заводит разговор на духовные темы, разве только с целью полемики.”
Смелое и исполненное веры учение Феликса Неффа начало пожинать результаты. Несколько потрясающих случаев глубокой убежденности, достигающей высшей степени в спасении, ободрили евангелиста. Происходило что-то сродни возрождению, затрагивая большую территорию.
Но были и приводящие в уныние неудачи. Длинное письмо от священника из Женевы М. Бланку, критикующее ошибки и недостатки Неффа, предостерегало пастора беречься волков в овечьей шкуре. Потом вернулся отсутствовавший священник, которого Нефф замещал, и стал претендовать на восстановление в должности. Он открыто представлял Феликса Неффа в ложном свете и высмеивал его строгие чувства, и в результате среди некоторой части населения возникла определенная нерасположенность к нему в духовном плане. Это повлияло отчасти на тех, кто подавал большие надежды. Около сотни семей, боясь, что духовный наставник оставит их, предложили установить ему жалование. Они считали его святым, но их похвалы были в ущерб Неффу, так как выставляли его в ложном свете.
М. Бланк был весьма доброжелательно настроен к своему молодому помощнику, которому он время от времени мог изливать душу. Даже порицания, которые Нефф время от времени получал по службе, делались в достаточно мягкой форме, так как М. Бланк знал истинную цену этого юноши, не пугающегося суровой погоды и никогда не думающего о себе.
Подводя итог служению Неффа в Ле-Мане, М. Бланк писал: “Во время своего двухлетнего проживания среди нас он был действующим орудием, способствовавшим величайшему воздействию добра. Усердие в благочестии возрастало, многие люди стали всерьез задумываться о своих бессмертных душах, стали более глубоко изучать Библию и более внимательно ее читать. Новообращенные были лучше осведомлены о своем христианском долге, и их внутреннее совершенство проявлялось в их поведении. Во многих домах было установлено семейное богослужение. Любовь к роскоши и тщеславие значительно уменьшились, были основаны школы. Видимое улучшение происходило в манерах и в отношении к труду наших протестантов.
Одаренный замечательными врожденными способностями, особенно необычайной степенью красноречия, и обладающий сердцем, согретым любовью к своему Спасителю, он проповедовал по нескольку раз в день, никогда не повторяя одну и ту же проповедь.”
Для того, чтобы быть лучше принимаемым церковью во Франции, Нефф стремился к посвящению в духовный сан. Но он не мог получить его там, поскольку у него не было законченного образования. Поэтому он обратился в корпорацию пасторов независимых конгрегаций в Англии, которая откликнулась на его прошение. По возвращении из Англии Нефф должен был узнать, что распространились подозрения относительно его рукоположения за границей. Он был ложно представлен как тайный враг с иностранными религиозными связями, который распространяет новые доктрины. Местное управление выдвинуло ему ложное обвинение против “воссоединений" и потребовало их роспуска. Поэтому Нефф искал новое поле деятельности где-нибудь в другом месте. Его прощальная проповедь была на следующий текст Писания: "Многими скорбями надлежит нам войти в Царствие Божие”.
Направляя свои мысли к Верхним Альпам, Нефф писал: ”Среди Альп я был бы единственным пастором. На юге я был бы окружен пасторами, многие из которых сохраняют добрые отношения с миром, и был бы постоянно раздражен.”
После значительных трудностей, связанных с натурализацией, ревностный евангелист, наконец, в возрасте двадцати шести лет начал работу, для которой и был предназначен. В течение нескольких лет для того, чтобы напитать рассеянное стадо Божье, он постоянно путешествовал туда и обратно через опасные перевалы этого самого высокогорного и самого холодного прихода во всей Франции.
Одна из поездок, описанная в его дневнике, дает нам некоторое представление о трудностях этого путешествия. Все в тот день предвещало бурю, и жители деревни умоляли молодого священника не пересекать седловину в такую погоду. Но Нефф, сознавая, что он должен проповедовать в Дормилэсе в назначенное время, найдя себе проводника и вооружившись большой палкой, направился в сторону перевала.
“Потребуется перо поэта, чтобы описать тот ужасный и вместе с тем величественный пейзаж, — писал он. — Снег был намного выше колен. Буря с градом, гонимая резким ветром, сопровождалась повторяющимися раскатами грома и грохотом лавин, несущихся с высочайших скал. Вспышки молнии сверкали вверху и внизу, и огромные снежные сугробы грозили завалить нас. К счастью, весь этот шторм был нам в спину, и поблизости не было пропасти. Следовательно, мы были вне реальной опасности. Наконец, мы достигли седловины, где обнаружили снег глубиной в три фута и невыносимый ветер. Когда мы подошли к спуску, я отпустил проводника и сам продолжил спускаться в снегу, который был все еще выше колен. Поднялся густой туман, и я мог видеть лишь вершины скал, сверкавших в лучах солнца. Потом я, пропев несколько строф “Тебе, Господь" и ускорив шаг, обнаружил овечьи тропы, ведущие среди снегов в долину. Я пришел в Дормилэс засветло, где все, увидев меня, были крайне удивлены."
В письме к другу он описывает историческую и нравственную установку людей, среди которых работал. “Эта деревня (Дормилэс), самая высокогорная в долине Фрейсиньера, была знаменита своим упорным сопротивлением, которое ее жители оказывали в течение шестидесяти лет попыткам вторжения католической церкви. Они прямые наследники водуасов и никогда не склоняли своих колен перед Ваалом.
Все еще можно увидеть остатки укреплений и стен, которые они строили, чтобы защититься от внезапного нападения врага. Почти неприступная природа их края была также великим подспорьем для их сохранности. Население этой деревни полностью протестантское, как и в других деревнях этой долины. Вид этой страны — пугающий и вместе с тем величественный. Она предоставляет убежище свету истины, в то время как весь мир лежит во тьме. Она напоминает о тех древних мучениках веры, чья кровь и сейчас окрашивает эти скалы. В ее глубокие пещеры они удалялись читать Священное Писание и совершать богослужение Отцу Света в духе и истине. Все здесь направлено, чтобы возвысить душу и возбудить чувства и ощущения, которые невозможно описать.
Но эти мысли уступают место печали, когда мысленный взор останавливается на нынешнем положении потомков тех древних свидетелей распятого Христа. Они выродились в полном смысле этого слова. И их положение напоминает христианину, что грех и смерть — это все, что сыны Адама могут действительно завещать своим потомкам. И, увы, это наследство неотчуждаемо. Тем не менее, среди них сохранилось великое уважение к Священному Писанию, и это дает нам надежду, что они все еще "возлюбленные Божии ради отцов", и что Господь снова явит Свой лик сиять на этом месте, которое Он избрал Своим святилищем.
Работа евангелиста в Верхних Альпах очень похожа на работу миссионера среди дикарей: почти одинаковая степень не цивилизованности и наличие серьезных препятствий для миссионерской деятельности. Среди долин, находящихся на моем попечении, эта во Фрейсиньере — самая отсталая. Архитектура, сельское хозяйство, образование и воспитание — все это на самой ранней стадии развития. Многие дома тут без дымоходов, а многие без окон. Вся семья на время семи зимних месяцев забивается в конюшню, которая чистится лишь один раз в год. Их одежда и еда в равной степени грубы и нездоровы. Их хлеб, который изготавливается раз в год, состоит из ржи самого низкого качества. Если кто-нибудь из них болеет, то там нет ни одного врача, и никто не назначает ни лекарств, ни лечения, ни питания заболевшему. Больной может считать, что ему посчастливилось, если ему достанется глоток воды.
С женщинами обходятся грубо и сурово, как среди людей, которые все еще находятся на варварской стадии развития. Они редко садятся в обычном понимании этого слова, но в основном становятся на колени или приседают на корточках. Они никогда не садятся за стол и не едят с людьми, которые дают им кусок хлеба через плечо, не оглянувшись, — скудное жалованье, которое они получают, низко кланяясь и целуя руку.
Обитатели этих мрачных деревень, когда я впервые приехал к ним, были настолько дикими, что при появлении чужого человека, даже крестьянина, они разбегались по своим хижинам. Люди используют эту общую неразвитость настолько, насколько позволяет бедность. Азартные игры, танцы, ссоры, сквернословие тут обычное явление, как и везде. Вряд ли есть дом, который сможет противостоять снежным сугробам или обломкам падающей скалы. Я чувствовал особую привязанность к этой долине и ощущал горячее желание стать, так сказать, Оберлином для этих несчастных людей. К несчастью, у меня не было возможности пробыть среди них еще хотя бы месяц.”
За свой короткий период служения Феликс Нефф помогал в строительстве школ и храмов для богослужений. Кроме того, он учил более совершенным методам выращивания картофеля и ввел искусственное орошение, помогая в строительстве ирригационных приспособлений. Он основывал школы и обеспечивал их учителями, и все это было ради духовного возрождения людей, для которых он трудился изо всех сил.
"Действительно, действие Святого Духа было заметно во время посещения Фрейсиньера. Все люди отдавали себя чтению, размышлению и молитве, особенно молодежь, казалось, оживилась Святым Духом. Видимо, небесное пламя сплотило юных друг с другом. Я отдыхал едва ли тридцать часов в неделю.
Я был глубоко потрясен внезапностью этого пробуждения и с трудом мог доверять своим чувствам. Даже скалы, водопады и льды казались вдохновленными этой новой жизнью и являли собой менее мрачную и унылую картину, чем прежде. Этот дикий край стал для меня дорогим и желанным, когда стал местом, где жили братья-христиане."
Крайне тяжелый труд этого скромнейшего посланника Иисуса требовал невероятных физических усилий, отрицательно сказавшихся на его здоровье. Он писал по этому поводу в своем дневнике: "Мои бесконечные альпийские путешествия были одинаково трудны и опасны. Постоянные боли и нарушение пищеварения заставляли меня по возможности избегать чрезмерного перенапряжения и делали меня совершенно беззащитным перед усталостью и холодом, действию которых я все время подвергался. Грубая пища, нерегулярность питания и, в некоторой степени, обычная для этого края нечистоплотность при приготовлении еды — все это способствовало быстрому развитию болезни желудка. Вскоре возникла острая необходимость в оказании квалифицированной медицинской помощи, которую мои бедные горцы, при всем их горячем желании помочь, не могли мне предоставить.”
В1827 году тяжелобольной Нефф, в возрасте всего лишь 29 лет, уехал от полюбившихся ему людей в Женеву. В течение первых месяцев отдыха он настолько восстановил свое здоровье, что никто не мог поверить, что он был серьезно болен. Но к весне он снова заболел. И этот рецидив настолько изменил его, что старые друзья с трудом его узнавали, а незнакомые люди принимали его мать за жену, хотя ей уже исполнилось 67 лет. Когда этот неутомимый труженик, теперь пребывающий в вынужденном бездействии, мысленно возвращался к годам своего непрерывного труда, он понимал, в какой степени его тело переутомлено и нуждается в отдыхе.
“Этот перерыв в моей деятельности - испытание, которое я заслужил. Я часто опасался, что в центр своих неимоверных усилий я помещал слишком много уверенности в своею личную силу и слишком был доволен собой и своей способностью к действию, которую, казалось, ничто не в состоянии прервать или истощить. Таким образом, я рисковал в один прекрасный день вообще лишиться всего этого для своей же духовной пользы."
В те дни отдыха он часто тосковал и думал о возвращении в Верхние Альпы. Он писал: ”Я часто в мыслях вновь посещаю ваши долины и невероятно сильно хотел бы быть способным терпеть холод и усталость, спать в конюшне на постели из соломы — и все для того, чтобы возвещать вам Слово Божье. Мои слова часто утомляли вас, и прямота моей речи часто обижала вас, и многие из вас с радостью видели бы меня уезжающим. Но если бы я был среди вас, я не изменил бы своего языка, ибо истина вечна. Я хотел бы умолять вас, ради Иисуса Христа, быть в мире с Богом.”
Ни малейшей жалобы не сошло с его уст за все долгие месяцы болезни. Последние недели он мучился в агонии, уже не мог ни читать, ни принимать посетителей. Когда конец его земной жизни был совсем близок, он прошептал: ”Победа, победа, победа в Иисусе Христе”. Затем Феликс Нефф покинул сцену своего недолгого земного служения, чтобы услышать слова Господа: ”Хорошо, добрый и верный раб”.
В чем же секрет силы этого молодого человека, с величайшим терпением переносившего бремя нужды, непосильного труда и непонимания? Уже в ранний период своей жизни во Христе он понял, что хождение "вне стана" — удел каждого посвященного христианина. Он вооружил свой разум мыслью, что необходимо исполниться страданиями Христа.
Свое внутреннее отношение к этой теме он со всей откровенностью раскрывает в письме к близкому другу М. Бланку. ”Я часто говорил вам, почему вы находите таким тяжелым терпеть ненависть, презрение и предательство мира. Это потому, что вы не можете заставить себя поверить, что это так и должно быть, и что эта непрерывная борьба неотделима от Евангелия. Это потому, что при вступлении в служение вы принимали во внимание не это, а скорее рассчитывали на уважение людей, мирской покой и удобства. Я смотрю на это иначе. Когда моим глазам впервые открылся яркий свет Евангелия — это был переломный момент, и я не видел ничего, кроме ярости волка против овец Доброго Пастыря. Теперь я не придаю значения тому незначительному противоречию, с которым мне пришлось столкнуться. Но я не хочу хвалиться, ибо, если по Божьей благодати я имею некоторую силу, то я ее имею значительно меньше в сравнении с другими тружениками, более преданными, чем я. И кроме того, у меня так много причин для смирения, что мне следовало бы уважать себя меньше, чем любого глупца. Тот, Который пришел, чтобы открыть нам Царство Небесное, был далек от того, чтобы Свой земной путь усыпать розами, и встретил так мало чести и уважения.
Я умоляю вас, не говорите "конец всему этому", "сатана покорен" и т.д. Или опустите руки и подчинитесь однажды врагу, или настройте ваш разум на жизнь в условиях войны. Если внешнему миру, я боюсь, как бы духовная жизнь вскоре не угасла. Совершенный мир в этом мире - это смерть ради возрождения. Для нашей плоти — ни мира, ни спокойствия, ни чести, ни уважения”.
ЦИТАТЫФЕЛИКСА НЕФФА
“'Пребудьте во Мне". Это дано не каждому творению — иметь жизнь в самом себе. Имеем ли мы истинную жизнь в нас — это зависит лишь от того, насколько Христос обитает в нас, и мы в Нем”.
“Тем, чья жизнь постепенно ослабевала и увядала, я, не колеблясь, скажу: это зло появилось из-за их пренебрежения молитвой и размышлениями. Им достаточно лишь знать об этих вещах, не практикуя их в своей жизни. Они говорят о Божьей благодати, но не ищут ее. Они знают Иисуса Христа, но не поддерживают с Ним близкого общения. В своей частной жизни они недостаточно христиане. Они не ищут Христа в своих личных покоях”.
"Источник жизни — не в нас, он в — Боге. И в зависимости оттого, насколько мы пренебрегаем этим источником — в молитве, чтении или размышлении, мы становимся сухими и бесплодными, подобно зеленеющему лугу, который на песчаной почве под воздействием палящего солнца станет чахлым и увядшим из-за недостатка влаги".
— Ф. Нефф
Роберт Кливер Чэпмен.
Богатый бедный человек
“Оставьте в покое Роберта Чэпмена: мы лишь "говорим" о небесных обителях, а он "живет" в них”, — таков был ответ некоему критику Дж. Дарби, современника Джорджа Мюллера и лидера Христианского братского движения в Англии, когда тучи полемики по-настоящему сгустились.
Воистину, Р. Чэпмен заметно выделяется среди всех спорящих как человек Божий: любящий, но бескомпромиссный, мягкий, но настойчивый в исканиях, кроткий, но говорящий властно, талантливый, но по-детски простой, скромный, но запоминающийся. В чем же был его секрет? Мы располагаем очень ограниченной информацией о начале его христианской жизни, и еще меньшим количеством его личных свидетельств. Умышленное уничтожение его архива оставляет нам лишь картину “плода Святого Духа", манящего нас своим великолепием, но скрывает от нашего взора те ветви, на которых он висит. Но все же разгадка его прекрасной жизни во Христе — в его страстном стремлении любой ценой быть библейским христианином. И ценой этого стал крест Христа.
Роберт Кливер Чэпмен был сыном Томаса Чэпмена из города Уитби на Йоркширском побережье. Его отец был богатым купцом, происходившим из семьи, которая могла гордиться своим древним фамильным гербом. В1803 году, когда родился Роберт, семья проживала в Дании, в Хельсиноре. Мальчик рос в роскоши, и вряд ли кто-то мог предположить, что в зрелые годы он будет жить в невзрачном доме в бедном рабочем квартале и что удовлетворение его насущных нужд будет полностью зависеть от Бога. После возвращения семьи в Англию воспитание и образование Роберта было продолжено в респектабельном пансионе в Йоркшире. В 15-летнем возрасте он отправился в Лондон, где в качестве начинающего клерка изучал право. Окружающая обстановка, ежедневные занятия были неприемлемы для привыкшего к свободе подростка с севера. Но юный Чэпмен решил добиться профессионального успеха на юридическом поприще, и, благодаря многочасовым прилежным занятиям (качество, позже пригодившееся ему при изучении Слова Божьего), он стал адвокатом, едва достигнув двадцати лет.
Будучи “Чэпменом из Уитби", он был вхож в светские круги, и его часто приглашали на званные вечера для избранных. Его быстро утвердившееся положение и самоуверенность способствовали тому, что он стал одним из самых популярных светских молодых людей. Однако нельзя сказать, что он был невосприимчив к религиозности. Он аккуратно читал Библию и, будучи уверен в том, что она является Словом Бога, пытался соблюдать закон и приобрести себе спасение добрыми делами. В письме 91-летнего Чэпмена к м-ру Гладстону говорится: “Автор этого послания 8 своей юности прилежно и целеустремленно старался укрепить самоправедность, надеясь таким образом обрести вечную жизнь. В глазах всех, кто его знал, он выглядел безупречным и набожным юношей”. Постепенно он начал сознавать невозможность добиться Божьего расположения таким путем. “Я был скован своими же цепями, — говорил он. — Я не слышал и не мог слышать голоса Иисуса. Моя чаша была горька от моей вины и от плодов моих дел. Меня тошнило от мира, всей душой я ненавидел его, но в то же время я был слишком слаб духовно, чтобы оставить его". Хотя Р. Чэпмен был сторонником официальной церкви, он принял приглашение дьякона молитвенного собрания на Джон Стрит послушать красноречивого и благочестивого пастора Джеймса Харрингтона Эванса, бывшего ранее священником англиканской церкви. Юноша согласился без особой охоты, просто интересуясь формой проведения богослужения у сектантов. “Что нам следует думать о тех, кто основывает свою надежду на прощение, принятие и спасение на собственных убогих и жалких деяниях? — вопрошал пастор Эванс. — Что нам следует думать о тех, кто вместо того, чтобы строить на безопасном и надежном основании распятого Спасителя, строит на слезах, молитвах, благотворительности, на религиозных, а вернее, на лжерелигиозных служениях, кто строит свои притязания на Небо на попрании святого закона Божьего и думает, что Бог, спасая его, должен перестать быть Самим Собой? Все это — песок, предательский зыбучий песок, ибо, как невозможно Богу прекратить Свое существование, так же невозможно Ему перестать быть справедливым: "Я — Господь и нет Спасителя, кроме Меня”. Несправедливый Бог — это не Бог, и тот, кто попирает ногами Его закон, ничего не стоит”.
В то время, как молодой юрист слушал проповедь пастора Эванса, он чувствовал, как рушится в нем его система добрых дел, и он впустил в свою жизнь Божью благодать, положившись лишь на заслуги Спасителя. Какой мир и какая радость переполняли теперь его сердце! По его же словам: “В добрый и благоприятный час Ты объявил мне, говоря: "Вот покой, через который ты можешь забыть усталость, вот оно — подкрепление". И как сладко слышать Твои слова: ”Возрадуйся, сын Мой, твои грехи прощены”. Как бесконечно дорог образ Агнца Божьего, и как славна одежда праведности, скрывающая от святых очей моего Судьи все мои грехи и осквернение!”
Мало кто мог представить себе будущего слугу Божьего в юноше, который поднимался по ступенькам кафедры однажды в воскресное утро, чтобы просто и искренне рассказать о том, что произошло в его жизни. Его небесно-голубой фрак с большими позолоченными пуговицами, выдаваший в нем представителя высшего общества, насторожил степенную общину. Но торжественная тишина установилась, когда он говорил о своем вновь найденном мире.
Кто-то сказал, что первые 24 часа после обращения ко Христу могли бы достаточно хорошо определить, каким христианином станет в будущем новообращенный. И Чэпмен дал тут же чистосердечное обещание стать истинно духовным последователем Господа Иисуса Христа. В его “Размышлениях” мы читаем: ”Соблазн креста не прекратился. Как только я узнал Тебя и исповедал Тебя, я стал чужим для сынов Агари, которая рождает в рабство, и сыном которой я был по своей природе. Твоя любовь отвратила от мирского пути, развратного ли, религиозного ли — неважно. Я сделался соблазном для тех. кого покинул, даже для родных мне по плоти и крови. И почему были они разгневаны? Потому что, взяв свой крест, я стал свидетельством против них, так как я хвалюсь лишь Тобой, и не только против них, но и против всех, утверждающихся на делах закона и находящихся под проклятием". Во всем этом противостоянии м-р Чэпмен нашел поддержку и теплоту участия в духовной атмосфере христианской общины и живой интерес к нему пастора, которого он все больше любил и которому неосознанно пытался подражать в проповеди, правда, без особого успеха. Еженедельное хлебопреломление было для него событием, которым он чрезвычайно дорожил и которое укрепляло его силу. Пастор Эванс рано заметил опасность духовной гордости в своей жизни и теперь, через открывшуюся ему благодать, твердо и честно признавал себя “наименьшим из всех святых". Его непреклонное стремление быть “ничем” ради того, чтобы “достичь Христа”, произвело сильное впечатление на молодого Чэпмена и глубоко запечатлелось в его душе. В итоге он вскоре стал подражать своему возлюбленному учителю в служении бедным и погрязшим в грехах. Вместо того, чтобы, как прежде, посещать веселые вечеринки, он проводил вечера, которые оставались незанятыми изучением Библии, в посещении неимущих в кварталах вокруг Грэйс Инн Лэйн. Это расширило пропасть между ним и его бывшими друзьями, а также большинством его родственников.
Через три года, когда улучшилось его общественное положение, он начал частную практику юриста. Его благородные манеры и тонкий, проницательный ум обеспечили ему большой успех. Однако в 29 лет он понял, что Господь призывает его продать свою собственность, отказаться отличной карьеры и все время посвятить служению Ему. Он принял предложение стать пастором консервативной баптистской общины в Барнстэйбле, графстве Девоншир. По приезде он снял себе временное жилье в очень скромном доме на окраине. Позже он арендовал недалеко от дома молитвы одно из новых зданий, стена которого примыкала к кожевенному предприятию, распространявшему специфический неприятный запах. Родственник Чэпмена (единственный из родни.кто соизволил посетить его на новом месте) нанял кэб, чтобы добраться туда, но, доехав до дома N6, стал уверять кэбмена, что тут, должно быть, произошла ошибка, так как Роберт Чэпмен не мог жить в таком месте! Но ведь сразу после своего обращения ко Христу Р. Чэпмен ясно осознал, что его самый главный порок — гордость. Теперь, в ненависти к этому злу, в том самом городе, куда он когда-то въезжал с родственниками в богатой карете с кучером и лакеями, именно здесь он избрал для себя жизнь на окраине в скромном доме, в каких обычно жили рабочие. "Моей гордости такого не пережить”, — заметил он однажды. Молодой холостяк, убежденный в том, что Бог видит его скромный дом гостеприимным для христиан, широко распахнул двери для всех приходящих. А когда какое-то время никто не появлялся, он вымаливал их у Бога. Его меньше всего волновал вопрос, найдется ли место в доме, ибо был уверен: "Господь позаботится об этом”. И Он, действительно, заботился, ибо ни один из побывавших в доме Чэпмена, не уходил недовольным. Чэпмен взял на себя труд чистить обувь своим гостям. Когда кто-то пытался протестовать, он настаивал, говоря, что Иисус учил нас умывать ноги святым, а в