Е.Т. СОКОЛОВА
Приводятся факты жизни и научной биографии Б.В. Зейгарник, рассказывается о развитии ее научного мировоззрения. Подчеркивается исключительная роль Б.В. Зейгарник в создании московской школы патопсихологии, в становлении патопсихологии как самостоятельного предмета психологического знания, в обосновании метода патопсихологического эксперимента.
Ключевые слова: патопсихология, патопсихологический эксперимент, феномен Зейгарник.
8 ноября 2000г. факультет психологии МГУ им. М.В. Ломоносова отметил столетие со дня рождения Блюмы Вульфовны Зейгарник — любимого учителя и преподавателя, одного из основателей кафедры нейро- и патопсихологии, а также и самого предмета патопсихологии как самостоятельной дисциплины клинической психологии; психолога с мировым именем, к чьим работам относились как к классике еще при жизни автора; женщины-легенды, ровесницы «века-волкодава», многие из драматических событий которого прошли через ее жизнь, ее сердце.
Б.В. Зейгарник родилась 9 ноября 1900г. в литовском городке Пренай, где в большой и дружной семье прошло ее детство. Она получила высшее гуманитарное образование в Берлинском университете, где посещала лекции видных математиков, философов и психологов своего времени. Гештальтпсихология, можно сказать, складывалась на ее глазах, благодаря работам К. Гольдштейна, В. Келера, К. Кофки, но из всей этой блестящей плеяды «молодых» гештальтистов только К. Левин отважился посвятить себя экспериментальному изучению личности, и Блюма Вульфовна вместе с еще несколькими выходцами из России (Т. Дембо, Г. Биренбаум, М. Овсянкиной и другими) стала частью кружка бесконечно увлеченных молодых экспериментаторов. По мысли К. Левина, «полем» для эксперимента могла стать любая «частица» повседневности, поскольку даже самое простое и незначительное действие всегда движимо актуальной потребностью («квазипотребностью»), и нужно только создать определенные экспериментальные условия, чтобы связь между ними выявилась. Так и идея запоминания неоконченных действий, по рассказам Блюмы Вульфовны, родилась у К. Левина в кафе за чашкой кофе благодаря его внимательному наблюдению за работой официанта [4]. А в своей дипломной работе «О запоминании завершенных и незавершенных действий» Б.В. Зейгарник создавала специальные экспериментальные условия (варьирование
инструкции, цели), в которых обнаруживались закономерности появления и трансформации тенденции к запоминанию незавершенных действий. Так в мировую психологию вошел «эффект Зейгарник», а принципы, разработанные в берлинский период сотрудничества со своим учителем, Блюма Вульфовна впоследствии применила к созданию патопсихологического эксперимента, понятия о котором до нее не существовало; к сожалению, это ее открытие сегодня еще недостаточно оценено.
Вернувшись в СССР в начале 30-х гг., Б.В. Зейгарник сблизилась с кругом соратников и единомышленников Л.С. Выготского — А.Р. Лурия, А.Н. Леонтьевым, а в военные годы — с А.В. Запорожцем, С.Г. Геллерштейном, С.Я. Рубинштейн и другими отечественными психологами, сотрудничество с которыми особенно укрепилось во время совместной работы в нейрохирургическом госпитале «Кисегач», где она принимала активное участие в восстановлении психической деятельности тяжело раненых бойцов. Там же оформлялись контуры ее представления о патопсихологии как особой области психологического знания, складывалась убежденность в междисциплинарной природе связей патопсихологии с общепсихологическими идеями и клинической практикой ([2], [3], [5] [6]), находило практическое и научное воплощение ее гуманистическое отношение к больному, понимание важности его межличностных и профессиональных отношений в процессе реабилитации.
В послевоенные годы Б.В. Зейгарник работала в НИИ психиатрии МЗ РСФСР, где вплоть до 1967 г. возглавляла созданную ею лабораторию экспериментальной патопсихологии. В те годы судьба свела ее с выдающимися отечественными психиатрами — М.Я. Серейским, С.Г. Жислиным, И.Г. Равкиным, Г.Е. Сухаревой, Д.Е. Мелеховым и другими. В непростые для психологии (и для отечественной науки в целом) 50-е гг., когда «физиологизация» психиатрии ставила под сомнение само право психологии на существование, поддержка в лице психиатров «старой школы», не мысливших психиатрии без психологии, их безусловная личная человеческая порядочность не только создали условия для плодотворной научной работы «молодой» лаборатории патопсихологии, но и спасли Б.В. Зейгарник от увольнения, готовившегося в связи с «делом врачей».
В 1949 г. началась преподавательская деятельность Б.В. Зейгарник в стенах МГУ, где студентам философского факультета, а затем и на отделении психологии вплоть до самых последних месяцев своей жизни она с увлечением читала курсы «Патология мышления», «Патопсихология», «Зарубежные теории личности». С 1967 г. она стала профессором факультета психологии, ведущим в нашей стране специалистом по патопсихологии, у нее появилось много учеников и последователей, она постоянно создавала новые курсы и совершенствовала старые. Написанные ею учебники и учебные пособия по патопсихологии [2]–[5] выдержали не одно издание.
Заслуги Б.В. Зейгарник как ведущего ученого в области патопсихологии и преподавателя отмечены Ломоносовской премией (1978) и международной премией им. К. Левина (1983).
Начиная с послевоенных лет Б.В. Зейгарник все свои творческие силы посвятила созданию новой, по ее замыслу, пограничной с психиатрией и общей психологией области знания, имеющей свой автономный предмет и методы и, вместе с тем, широкие междисциплинарные связи со всеми областями психологии. Отстаивая междисциплинарность патопсихологии, она предостерегала от «узкого изоляционизма», в результате которого наука была бы поделена на узкоспециализированные области и тем самым
уподобилась бы «врачу-специалисту исключительно по правому или левому глазу» (по ее собственному выражению). Патопсихологию Б.В. Зейгарник видела прежде всего психологической дисциплиной, а не медицинской; для нее как ученого было важно показать единство действия общепсихологических закономерностей как в норме, так и в патологии. Под этим углом зрения она изучала вечные психологические проблемы соотношения аффекта и интеллекта, распада и развития личности, саморегуляции и смысловой организации сознания [1], [2].
Как и ее учитель К. Левин, Б.В. Зейгарник умела вычерпывать тонкое понимание натуры человека из самых обыденных фактов. Ее собственная жизнь ненавязчиво, без всякой аффектации тоже проникала в науку и порой инициировала новые направления исследований. Так, мало кто знал, какого труда и душевной боли стоил Б.В. Зейгарник простой переход от Манежной площади к Лубянке, где в 1938 г. сидел и погиб ее муж. Но она преодолевала себя, заставляя раз за разом проходить этот путь. Возможно, ее собственный опыт выживания в невыносимых (порой буквально — на грани смерти) условиях, нравственные выборы, которые ей не раз приходилось совершать, не в меньшей степени, чем культурно-историческая концепция Выготского–Лурия–Леонтьева, способствовали ее упорным усилиям, направленным на то, чтобы развернуть проблему опосредствования и саморегуляции в контексте смыслового развития самосознания личности.
События социальной и культурной жизни всегда глубоко затрагивали ее, а литературные произведения часто служили источником научных идей и вдохновения; лекционный материал она нередко иллюстрировала примерами из художественных произведений. Особенно она выделяла повесть В. Быкова «Сотников», где ее глубоко затрагивала проблема ответственности и нравственного выбора человека перед лицом смерти, и тут же, в противовес, могла привести случай больного К. с «полевым поведением» времен Кисегача. Параллели между наукой и искусством были вполне естественны для Б.В. Зейгарник, они согласовывались с ее представлением о патопсихологии как гуманитарной науке, науке о человеке и его окружении, отношениях человека, и в этом смысле можно сказать, что, строя науку патопсихологию, Б.В. Зейгарник во многом творчески развивала идеи своего учителя К. Левина [4]. В этих своих представлениях она находила взаимопонимание и с В.Н. Мясищевым, на работы которого, выполненные им в 30-х гг. вместе с Р.И. Меерович, она ссылалась с большим уважением. Не случайно поэтому, неизменной частью ее практических разборов больных был анализ «личностного смысла» отношений больного — к ситуации эксперимента, к отдельным заданиям и общей ситуации «экспертизы», к психологу, его комментариям и оценкам.
Целостное видение смыслового контекста психических нарушений позволило Б.В. Зейгарник сформулировать, обозначить совершенно новое теоретическое направление — изучение «нарушения личностного компонента» познавательной деятельности (мышления, памяти, восприятия) и разработать специальные экспериментальные приемы эмпирического исследования [2], [3], [4], [10]. Она создала также собственно психологическую систему критериев классификации психопатологических явлений, исследовала системные связи между ними, а также ряд важнейших психологических закономерностей «аномального» развития. По ее мысли, это могло пролить свет на общепсихологические законы становления и развития личности как в норме, так и при патологии. Так формировалась московская школа патопсихологии. Идеи Б.В. Зейгарник продолжали
развивать ее многочисленные ученики и последователи.
Все работы Б.В. Зейгарник в области патопсихологии несут на себе отпечаток ее неординарной личности. Их отличает широкая гуманитарная и гуманистическая направленность. Тезис о единстве теории и практики никогда не был для нее простой декларацией. Научные обобщения рождались в практической работе с больными и сразу же находили свое воплощение в решении повседневных прикладных вопросов психиатрической клиники (диагностических, экспертных и др.) [7]–[9].
Б.В. Зейгарник в полной мере разделила судьбу отечественной интеллигенции ХХ в.: блестящий ученый мирового уровня с поразительной научной интуицией, энциклопедическими знаниями, она не смогла в полной мере реализовать свой научный потенциал. Слишком много выпало на ее долю испытаний, но своей несгибаемостью под ударами судьбы, цельностью натуры, органически неспособной к предательству, она подарила своим коллегам, ученикам и последователям живой пример человеческого достоинства, мужества и истинного гуманизма. Об этом много и по-разному говорили выступавшие на торжественном заседании коллеги, ученики Блюмы Вульфовны, ученики ее учеников.
Праздник прошел камерно, без парадных речей, но самая большая аудитория факультета, где когда-то сама Б.В. Зейгарник читала лекции, не смогла вместить всех пришедших и желавших разделить общее настроение удивительной искренности, теплоты и благодарности. Своими яркими впечатлениями о плодотворном опыте научного сотрудничества на «границе» общей и клинической психологии поделились А.Г. Асмолов, Б.С. Братусь, Л.С. Цветкова. Конец 70-х гг. ознаменовался, по мнению выступавших, новым этапом в развитии деятельностной парадигмы А.Н. Леонтьева, и Блюма Вульфовна с энтузиазмом поддержала идею объединения усилий группы тогда еще молодых психологов в их интересе к изучению порождения и динамики «смысловых образований личности», предполагая существование общих механизмов как для нормы, так и для патологии [1].
А.А. Леонтьев отметил простоту и прозрачность, доступность и глубину манеры научного письма Б.В. Зейгарник. Е.А. Климов подчеркнул значение патопсихологии, у истоков которой стояла Б.В. Зейгарник, для углубленного понимания психологических механизмов становления личности в профессиональной деятельности и происходящих иногда «искажениях» в ее развитии.
Особая интимная тональность атмосферы, которую отчасти создало присутствие знаемых многими членов семьи Блюмы Вульфовны (сыновей и невестки), позволила говорить не только о вкладе Б.В. Зейгарник в мировую и отечественную науку, но и делиться глубоко личными чувствами и воспоминаниями.
О переплетениях людских судеб, связывающих времена, не позволяя распадаться людской общности, говорила Г.М. Андреева. Сама выходец из семьи известных ученых — представителей казанской психиатрической школы, учеником которой, кстати, был и А.Р. Лурия, Г.М. Андреева с благодарностью вспоминала о поддержке, которую Б.В. Зейгарник оказывала только утверждавшейся на факультете психологии новой кафедре социальной психологии. В этом проявились и присущие Б.В. Зейгарник широта научных взглядов, и чувство товарищества. Несомненно, это было данью памяти своему учителю К. Левину, который в американский период своей творческой деятельности, после эмиграции из Германии в США, «изменил» теории личности (чего Б.В. Зейгарник не могла «простить» своему учителю), став одним из основателей американской школы
социальной психологии. По словам Г.М. Андреевой, будучи живым классиком, Блюма Вульфовна отличалась удивительной скромностью, что иногда приводило к курьезам. В 1980 г. в Лейпциге, где проходил Международный психологический конгресс, можно было наблюдать, как уже не очень молодые потомки знаменитых европейских фамилий, в берлинский период своего младенчества не раз сидевшие на коленях Блюмы Вульфовны (дети С. Аша, М. Вертгаймера, Ф. Хайдера), искали знаменитого автора «эффекта Зейгарник», не опознавав его в маленькой неприметной с виду женщине.
Блюма Вульфовна была из тех редких людей, общение с которыми оставляет глубокий след, сказал в своем выступлении В.П. Зинченко, добавив, что для него она была одной из самых ярких фигур в знаменитой плеяде старых учителей, наряду с А.Н. Леонтьевым, А.Р. Лурия, Д.Б. Элькониным, А.В. Запорожцем, т.е. среди тех, кто закладывал, вслед за Л.С. Выготским, С.Л. Рубинштейном, основы современной психологии. Будучи очень проницательным человеком, с живым, не лишенным сарказма умом, Блюма Вульфовна могла позволить себе весьма критические высказывания относительно социальной действительности 70–80-х гг.: «Личность теперь найдешь разве что среди сумасшедших», — с горечью замечала она. А когда партийное руководство предложило ей на 83‑м году жизни вступить в члены партии, чтобы получить разрешение на выезд за границу для получения присужденной ей премии им. К. Левина, она предпочла отказаться, сказав, что «в свои преклонные годы она вряд ли чем может быть полезна партии», вспоминал В.П. Зинченко.
Совершенно лишенная показного патриотизма, Б.В. Зейгарник была по-настоящему пристрастно включена в общественную и культурную жизнь страны. Ее глубоко волновали коренные социальные изменения, начавшиеся в 80-е гг., она с особой отчетливостью предвидела масштабы будущих разрушений, сомневалась в их оправданности, сокрушалась по поводу всплывающего на поверхность общества «мусора». Часто встречаясь, чтобы обсудить какие-то научные проблемы, вспоминала Е.Т. Соколова, «мы проводили время в дискуссиях по поводу литературных и театральных новинок. Я помню, что с особым вниманием Б.В. Зейгарник читала в те годы произведения В. Быкова, Б. Можаева, Ч. Айтматова, В. Тендрякова, любила и умела “слышать” в литературных коллизиях и персонажах перекличку с созвучными ей идеями об “опосредствованности”, “целеполагании”, “смысловых образованиях личности”, об ответственности человека за “выбор” и свои поступки, единственно только и определяющие, по ее глубокому убеждению, истинную цену его порядочности».
Обладая неиссякаемым и тонким чувством юмора, Б.В. Зейгарник была мастером метких высказываний и афоризмов: «Есть хорошие люди с плохим характером и плохие люди с хорошим характером; главное — уметь отличать одних от других», говорила она, и в ее устах подобное наставление было начисто лишено цинизма, но наполнено глубокой жизненной мудростью. Все знавшие Блюму Вульфовну поражались душевной чистоте этой удивительно мужественной женщины, которую не смогли сломить и разрушить выпавшие на ее долю испытания. Но и «розовые очки», упрощенный оптимизм ей также претили, ей доставало мужества видеть жизнь такой, какая она есть. «Это не депрессия, — сказала как-то она за несколько дней до своей кончины, — у меня просто нормальная реакция на жизнь». И это при том, что она продолжала читать лекции стоя, буквально еле держась на ногах от слабости, но не позволяла себе даже присесть на стул перед аудиторией.
Она любила повторять строки одного из стихотворений Н. Коржавина: «...А кони все скачут и скачут / А избы горят и горят».
О неиссякаемом интересе к людям и доброжелательности, о сочетании открытости людям и необычайной сдержанности, чувстве собственного достоинства и абсолютном отсутствии чванства, амбициозности говорили все, кто общался с Блюмой Вульфовной лично, слушал ее лекции и научные доклады. Читались посвященные ей стихи (Е.Е. Насиновская, Э.С. Печникова); присутствовавшие могли увидеть уникальные фотографии из архива семьи Б.В. Зейгарник, а также ознакомиться с выставкой ее научных трудов. О личности Б.В. Зейгарник, подчеркнули в своих выступлениях Ю.Ф. Поляков, В.В. Николаева, Б.С. Братусь, мы, казалось бы, знаем очень много, и вместе с тем остается неразгаданным «феномен личности Блюмы Вульфовны Зейгарник» [7].
1. Асмолов А.Г. и др. О некоторых перспективах исследования смысловых образований личности // Вопр. психол. 1979. № 4. С. 35–46.
2. Зейгарник Б.В. Личность и патология деятельности. М.: Изд-во МГУ, 1971.
3. Зейгарник Б.В. Патология мышления. М.: Изд-во МГУ, 1962.
4. Зейгарник Б.В. Патопсихология. 2-е изд. М.: Изд-во МГУ, 1986.
5. Зейгарник Б.В. Теория личности К. Левина. М.: Изд-во МГУ, 1981.
6. Зейгарник Б.В., Братусь Б.С. Очерки по психологии аномального развития личности. М.: Изд-во МГУ, 1980.
7. Николаева В.В., Поляков Ю.Ф. Феномен Зейгарник // Зейгарник Б.В. Патопсихология. М., 2000. С. 8–18.
8. Практикум по патопсихологии / Под ред. Б.В. Зейгарник, В.В. Николаевой, В.В. Лебединского. М.: Изд-во МГУ, 1987.
9. Рубинштейн С.Я. Экспериментальные методики патопсихологии. М.: Медицина, 1970.
10. Соколова Е.Т. Мотивация и восприятие в норме и патологии. М.: Изд-во МГУ, 1976.