В начале XX в. Германия была одной из наиболее развитых в промышленном отношении капиталистических стран. В 1900 г. она занимала второе место в мире и первое место в Европе по производству стали, третье место в мире и второе место в Европе по производству чугуна и добыче каменного угля. По общему объему промышленного производства Германия обогнала Францию и вплотную приблизилась к Англии.
На рубеже веков в Германии преобладали десять крупнейших фирм, в общей сложности на них работали свыше 311,4 тыс. рабочих, самая ведущая фирма Германии по добычи угля, железа, стали была фирма Ф. Круппа, на ней работали вдвое больше рабочих, чем на других угледобывающих предприятиях к началу XX века. Количество крупных фирм не связанных с добычей угля, было всего две: предприятие Сименс&Хальске и АЭГ, на которых работало около 70 тыс. рабочих занятых в электропромышленной отрасли.
Естественно, этому способствовало освобождение в 1870-1871 гг. германского хозяйства от внутренних таможенных застав, от многообразия в системе денежного обращения и системах веса, когда появилось единое торговое законодательство с объединением Германии. В это же время начали происходить изменения в структуре капитализма.
В 1870-х годах начался процесс объединения промышленных предприятий (примером является слияние шести пороховых заводов в одну фирму «Пороховые заводы в Кельне и Ротвейлере») или скупки их мощными капиталистическими группами, - процесс, который вел к образованию крупных концернов. Их владельцы вступали между собой в соглашения для того, чтобы диктовать цены целым отраслям промышленности, создать совместные торговые предприятия и делить между собой рынки сбыта. Типичным в этом отношении было образование «Рейнско-вестфальского синдиката», который уже при учреждении его в 1893 г. контролировал 86,7% все добычи угля Рурской области. В 1897 г. последовало образование «Чугунного синдиката», а сем лет спустя был создан «Германский стальной синдикат». Такой ход развития был возможен и поощрялся благодаря совершившемуся одновременно слиянию банковского и промышленного капитала. Крупные германские банки, важнейшие из которых возникали в 1870 г. и в последующие годы, стали быстро поглощать большинство мелких банков, финансировали сотни и тысячи промышленных предприятий и, таким образом, выступали в роли промышленных капиталистов. В то же время крупные промышленные предприятия, скупая выпущенные банками акции, становились фактическими совладельцами банков. Из этого слияния промышленного и банковского капиталов вырос финансовый капитал, который фактически подчинил себе всю экономику. Всемогущие картели и монополии могли теперь произвольно диктовать цены и вздувать их в ущерб потребителям.
В 80-х гг. XIX века окрепший германский капитализм начал поиски источников сырья, рынков сбыта товаров и сфер приложения германского капитала за границей и в колониях. Если раньше германское правительство ограничивалось лишь защитой немцев за границей, и некоторыми предприятиями в Африке, то со временем положение начало меняться, германский капитал стал все настойчивее добиваться собственных сфер влияния и высматривать, не найдутся ли области не занятые другими державами. А так как большинство колоний уже имело непрошенных хозяев, то германский капитал потребовал передела мира.
Таким образом, Германия начала вступать в ряды колониальных держав. От защиты отдельных лиц и их предприятий правительство пришло к завоеванию обширных областей. На это требовалось не только военные силы, но и крупный морской флот, который не только бы защищал территориальные владения, но и перевозил бы сырье. На строительстве флота здорово нажились руководители тяжелой промышленности.
Так германское правительство, которое еще в 1898 г. заявило, что оно на долгие годы удовольствуется первым флотским законом, внесло в 1900 г. предложение увеличить флот вдвое и построить 32 новых линейных корабля, такое же количество новых крейсеров, а кроме того, 22 крейсера-стационера, 80 миноносцев и 2 флагманских корабля. Круппу и Штумму, владельцу сталелитейных заводов в Саарской области, не пришлось жалеть о расходах, произведенных ими специально на приобретение газет в целях пропаганды строительства военного флота: из года в год оба они только на производстве брони для боевых судов зарабатывали до пять миллионов марок. Ведь только одна верфь «Германия» в Киле, принадлежавшая Круппу, построила за время с 1899 по 1914 г. не менее 57 военных судов, а до 1918 г. - 171 подводную лодку.
В эти годы германские финансовые капиталистические круги были увлечены важным предприятием, которое обостряло между тем англо-германские противоречия. Это было строительство Багдадской железной дороги, так как германский вывоз в Турцию к 1893 г. составлял 42 млн. марок. В конце 80-х гг. крупные германские банки начали финансировать железнодорожное строительство в Турции. Прибыли полученные германским капиталом от сооружения железнодорожной линии в 5 тыс. км с ее рельсами и подвижным составом, а также от горнозаводских концессий, расположенных в областях, прилегающих к железной дороге, были огромны. Турецкое правительство не могло оплатить из собственных средств постройку дороги и получало крупные займы от Германии, так что в конце концов весь контроль над турецким финансами оказался всецело в руках немцев. Он осуществлялся непосредственно Гельферихом, директором Немецкого банка.
В 1904 г. Англия, обеспокоенная германскими морскими вооружениями, вступила в «сердечное согласие» с Францией. По этому соглашению Франция отказывалась от притязаний на Египет, взамен Англия обещала поддержать ее в Марокко. Обозленный этим Крупп фон Болен счел, что его обошли и в том же году отозвал из Марокко представителя своего концерна. Этот представитель, господин Роттенбург и сам Крупп отправились в Берлин и стали уговаривать министерство иностранных дел предпринять в Марокко контрремарш.
В 1909 г. было достигнуто соглашение между Германией и Францией, по которому Германия признавала политические и военные преимущественные права Франции в Марокко, и обе державы договорились о совместных экономических мероприятиях в этой стране. Результатом этого договора было учреждение франко-германского хозяйственного общества. Руководители Немецкого банка и Эмиль Кирдорф, основатель Рурского угольного синдиката, всячески поддерживали эту германско-французскую сделку. Но конфликт из-за Марокко все-таки был полностью не разрешен и снова разгорелся с полной силой в 1911 г. и частично привел в мировой войне 1914-1918 гг.
Все началось со свадебного путешествия, предпринятого в Марокко с целью захвата рудных месторождений. Ремшейдский промышленник Рейнгард Маннесман, фирма которого, основанная в 1889 г., приобрела мировую известность тем, что первая стала выпускать цельнотянутые трубы, проводил в 1906 г. свой медовый месяц в марокканском городе Меллиле. Здесь он убедился, что в Марокко имеются высококачественные руды и задумал завладеть ими. Магнаты германской промышленности, не желая зависеть от ввоза руды из-за границы, всегда лихорадочно искали собственных месторождений. Лотарингская руда не покрывала потребности германской горной промышленности.
В течение нескольких месяцев Маннесман осыпал подарками султана, а затем заключил с ним договор о предоставлении монополии на марокканскую руду. Но в 1908 г. дипломатический корпус в Танжере вынес постановление, о том, что любые договоры, касающиеся горной промышленности должны согласовываться с другими странами за это проголосовал и германский представитель. Однако Маннесман снова заключает договор с султаном и возникают серьезные проблемы. Представители держав указали, что договор является недействительным.
В Германии поднимается страшный шум, германская буржуазия и феодальная знать вопрос о прибылях Маннесмана провозгласили национальным делом. В это время появляется Пангерманский союз, выступающий за экономическое проникновение в европейские и неевпропейские страны, а также за агрессивную внешнюю политику на континенте и в заморских странах. В руководстве Пангерманского союза были в большей части крупные промышленники.
Маннесманы не бездействовали. В один и тот же день пять братьев отправились из своей резиденции - Ремшейда в Вену, Париж, Рим, Берлин и Лондон. Они искали и нашли ученых юристов, которые признали их притязания правомерными. Они искали в первую очередь поддержку у своих коллег по тяжелой промышленности. Эмиль Кирдорф выступил с «открытым письмом», в котором настаивал на удовлетворении требований Маннесманов. То обстоятельство, что это могло вызвать войну с Францией, было только на руку Кирдорфу: ведь одновременно для большой гарантии он действовал и по другую сторону Рейна. Вместе с Круппом и Августом Тиссеном, отцом Фрица Тиссена, он входил в состав правления французского предприятия, конкурирующего с Маннесманами - «Унион де мин марокэн».
Марокканский конфликт закончился компромиссом Германия не посмела выступать против Англии и Росиии. Маннесманы теряли марокканскую руду, но они все же могли сосредоточить в своих руках преобладающую часть импорта и экспорта из Марокко. Снова частные, а отнюдь не национальные интересы привели к окончательной изоляции Германии в мировой политики.
Следует иметь в виду, что среди империалистических группировок Германии капиталисты, производящие вооружения, играли особенно важную роль. Иначе, впрочем, и не могло быть при империализме германского типа, политика которого направлена на то, чтобы освободиться от стесняющих его международных соглашений, при империализме, приобретение колоний для которого в течении последний десятилетий минувшего столетия служило только трамплином и который был исполнен решимости так или иначе добиться перераздела территориальных владений великих держав. Этим, например, объясняется, почему фирма Круппа, главнейшая из германских военно-промышленных фирм, как бы символизирующая собой весь германский военно-промышленный капитал, рассматривалась в империи Гогенцоллернов как институт национального значения. Следует отметить, что сам император был участником фирмы Круппа как это выяснилось на одном из судебных процессов в Берлине после первой мировой войны.
Но так как военно-промышленный капитал живет войной и война составляет основу его существования, господствующее положение его в Германии должно было автоматически привести к тому, что пушечные короли начали оказывать роковое влияние на официальную германскую политику. Благодаря этому могло случиться, например, что Крупп стал вдохновителем создания флота; что Крупп участвовал в развязывании первого конфликта из-за Марокко; что Крупп заставил сместить германского посланника в Китае за то, что тот не защитил от судебного преследования двух китайских предателей родины, которые в качестве агентов Круппа продавали японцам вооружение с заводов Круппа, как это стало известно из разоблачений, сделанных в рейхстаге в 1905 г., бывший министр иностранных дел барон Маршаль фон Биберштейн, будучи германским послом в Турции, действовал в качестве агента по продаже туркам устаревших пушек Круппа, получившего от этого прибыль в размере от 1000 до 1200%; что, наконец, императорское правительство инсценировало политическое выступление из-за ущерба, якобы причиненного интересам Круппа.
Отдельно следует написать о Пангерманском союзе. Для того чтобы скрыть сугубо материальные побуждения, лежащие в основе политики экспансионизма, политики провоцирования международных конфликтов ради обогащения господствующих слоев в Германии, последние изображаи ее как политику защиты национальных интересов. При помощи пропаганды они хотели заставить народ верить, что эта политика грубой погони за прибылями ограниченного круга монополистических капиталистов есть дело, от которого будто бы зависит благополучие всего народа. Только таким образом они могли рассчитывать на поддержку со стороны более или менее широких слоев населения. Это был своего роду спрут, головой которого были рурские бароны, крупные банкиры и юнкеры, а щупальцами служили националистические организации, которые должны были завладеть общественным мнением Германии.
Важнейшей организацией такого рода был Пангерманский союз. Правление Союза состояло почти исключительно из юнкеров, крупных промышленников и генералов; в качестве ораторов и писателей выступали несколько адвокатов и профессоров. Пангерманский союз требовал, чтобы германская экспансия распространилась от Северного и Балтийского морей до Персидского залива, захватив Голландию, Люксембург, Бельгию, Швейцарию, все Балканы и Малую Азию. И это было еще скромно в сравнении с теми территориальными вожделениями, которые возникали в дальнейшем когда Союз включил в свою экспансионистскую программу северную и восточную Францию, Финляндию, Польшу, Прибалтийские области и Украину.
За спиной пангерманцев стояли люди, пользовавшиеся большим влиянием в народном хозяйстве, правительстве и армии. Так, например, Эмиль Кирдорф был одним из основателей Пангерманского союза и постоянным членом его правления. Основание своего колоссального состояния он заложил во время краха грюндерства в 1870-х гг. прошлого столетия, лишив тысячи мелких держателей ценных бумаг их сбережений. В 1873 г. основал общество «Гельзенкирхен бергверкс-гезельшафт», которое стало впоследствии самым крупным концерном германской горной промышленности. А двадцать лет спустя он создал Рейнско-Вестфальский угольный синдикат. Генрих Класс, занимавший с 1908 г. пост председателя Пангерманского союза, рассказывает в своих мемуарах: «Кирдоф был одним из первых, который сообщил мне о сомнениях, вызываемых германской социальной политикой. Со страстной решимотью он говорил о том, что страхование престарелых понижает у рабочих чувство ответственности. Он же видел, как весь народ превращается в пенсионеров, живущих на социальном обеспечении».
Гуго Штиннес был тогда еще только восходившей, но уже излучавший яркое сияние «звездой». Играя важную роль в Пангерманском союзе, он предпочитал действовать, оставаясь в тени. Его кузен Карл Иценплиц, судовладелец, был главной движущей силой Пангерманского союза в Рейнской области и Вестфалии.
Постоянным членом центрального руководства пангерманцев был Альфред Гугенберг, главный директор концерна Круппа, а в последствии хозяин огромного предприятия и председатель Немецкой национальной партии. Таким образом, наиболее крупные пушечные короли - Кирдорф, Стиннес, Крупп - прямо или косвенно участвовали в руководстве Пангерманского союза.
Так, например, некоронованные короли германской промышленности давали деньги для пангерманской подрывной деятельности в юго-восточной Европе и для издания таких брошюр, в которых «доказывалось», что французские города Вердан и Нанси в сущности должны принадлежать Германии и называться Виртен и Нанцинг. Также использовалась расовая пропаганда. Под пером ученых рынки сырья, экспортные рынки и стратегические позиции, которыми хотели завладеть хозяева немецкой экономики, превращались в исконно германские области; ведь если Нанси, Верден и северная Франция объявлялись немецкими, то Германии должны были принадлежать и железнорудный район Бриэ и Лонгви, и угольные копи, и железная руда в северных французских департаментах Па-де-Кале и Нормандии.
В развитии немецкой промышленности, уже на границе XIX-XX вв. начались глубокие структурные изменения. Доля мелких предприятий (до 5 работников) неуклонно снижалась, а численность крупных (свыше 50 работников) возросла более чем в три раза по сравнению с началом 80-х годов XIX в. Хотя в общем числе промышленных предприятий они составляли всего 1,3%, на них было занято свыше 5 млн. рабочих из почти 12-миллионного немецкого пролетариата, при этом 15,7% работников были заняты в машиностроении, 7,4% - в горном деле, 3,7% - в металлургии, 2,3% - в химической промышленности. Число крупных предприятий (свыше 1000 работников) увеличилось со 127 в 1882 г. до 506 в 1910 г. Продолжалась массовая миграция населения из восточных сельскохозяйственных областей в индустриальные районы Центральной и Западной Германии. В 1900 г. лишь 60% немцев проживало в местах своего рождения. Численность городского населения (39 млн. человек, или 60%) превысила численность сельского населения (26 млн. человек, или 40%).
В этот период немецкий рабочий класс заметно помолодел, более половины его мужской части к 1907 г. еще не достигли 30 лет. Новым явлением в конце XIX в. стало массовое включение женщин в промышленное производство. Доля женщин, занятых в перерабатывающей промышленности, за 1875-1907 гг. выросла с 16,3 до 17,8%, в сфере услуг - с 21,7 до 38,1%. Но они повсеместно подвергались дискриминации, их зарплата составляла 35-50% от зарплаты мужчин. Во все секторы экономики интенсивно вовлекались дети и подростки. Если вывести в процентах долю женщин от общего числа рабочих занятых в различных сферах производства, то доля женщин задействованных, например, в промышленности не так велика как кажется, по-прежнему женщины преобладают больше в домашней прислуге, либо заняты в более легких отраслях промышленности (пищевая, текстильная, бумажная).
С ростом производительности труда сокращалась продолжительность рабочей недели (к 1914 г. она составляла в среднем 55 часов), но интенсивность труда неуклонно повышалась и все более жестко контролировалась. Вместе с тем росла и заработная плата, хотя это увеличение очень сильно зависело от отрасли и региона, квалификации, возраста и пола работника.
Рост заработной платы не обеспечивал трудящимся прочного материального положения. В 1889 г. по инициативе Отто фон Бисмарка была организована государственная система пенсионного обеспечения. В 1889 г. при активном участии Бисмарка был принят Закон о страховании по инвалидности и возрасту. Он охватывал всех рабочих, а также производственных служащих с годовым доходом до 2 000 рейхсмарок в год и предусматривал выход на пенсию по достижении семидесятилетнего возраста. При этом не делалось различий между мужчинами и женщинами, а также между рабочими и госслужащими (чиновниками). Бисмарк преследовал почти исключительно политические цели, иммунизируя население от социализма и добиваясь интеграции граждан в государство (поэтому, кстати, он был против прямых отчислений в пенсионные фонды, а настаивал на выплате пенсий государством работнику). Но и прежде, рабочим угрожала нищета в случае болезни или несчастного случая.
Если в 1892 году пенсий было выдано около 60 тыс., то в 1910 году их выдавалось уже 138,7 тыс. причем пенсий по инвалидности было намного больше, чем по возрасту. В 1910 г. впервые начали появляться пенсии вдовам в размере 80,35 марок. Средний же размер пенсии по возрасту составлял к 1910 году 164,31 марок.
Растущая концентрация производства вела к ускоренному образованию картелей, число которых возросло с 210 в 1890 г. до 600 в 1911 г. Некоторые из них, достигнув огромных размеров, стали монополистами в своих отраслях. Так, Рейнско-Вестфальский каменноугольный синдикат контролировал 98% добычи угля в этом регионе и 50% - в остальной Германии. Все сталелитейные заводы объединились в гигантский Стальной трест. В электротехнической промышленности господствовали два общества - «Сименс-Хальске» и «Всеобщая электрическая компания» (АЭГ), в наиболее передовой химической - концерны «Байер», «Агфа» и БАСФ. На них приходилось две трети мирового производства анилиновых красителей.
Аналогичный процесс шел и в банковском деле, где в 1909 г. девять берлинских банков контролировали 83% всего банковского капитала, обладая громадной суммой в 11,2 млрд. рейхсмарок. Еще в XIX в. в Германии была решена главная задача буржуазной революции - объединение страны, способствовавшее ее бурному развитию по пути экономического прогресса, развитию капиталистического предпринимательства, созданию множества акционерных компаний, банков, новых отраслей промышленности (судостроения, электроники, химической промышленности и пр.).
Не случайно последнюю треть XIX в. в Германии называют временем грюндерства (grunden - основать, учредить). Так, например, на основании закона 1875 г. о банках в стране создается руководимый канцлером центральный имперский банк, призванный осуществлять контроль над делами частных эмиссионных банков и пр. Имперский банк с этого времени становится мощным рычагом осуществления экономической политики правительства. Вводятся единые мера и вес, таможенные тарифы, патентное законодательство и пр. В течение двух-трех десятилетий страна превращается в одну из самых передовых и индустриально развитых стран Европы и мира.
Начали возникать мощные банковские группы с разветвленной сетью провинциальных филиалов, установившие тесные связи с крупнейшими промышленными объединениями. В 1910 г. директора шести ведущих банков Берлина являлись членами руководства около 800 промышленных обществ, а в наблюдательные советы этих банков входило более 50 крупных предпринимателей.
Безудержная экспансионная политика германского империализма, проводимая одновременно на суше и на море, во всех направлениях, неизбежно должна была закончиться изоляцией и катастрофой. То обстоятельство, что империалистические противоречия превратились в гордиев узел, который можно было под конец только разрубить мечом, вызывалось природой грабительской политики не одной лишь Германии, но и других великих держав, интересы которых скрещивались во всех частях земного шара. Но военные, хозяйственные и политические руководители императорской Германии были в гораздо большей степени заинтересованы в развязывании войны, чем империалисты Антанты и горели желанием добиться того, чего не удалось им достичь в дипломатических переговорах и во всех имевших место международных конфликтах, - передела мира.
В сентябре 1911 г. Гуго Штиннес говорил Генриху Классу, председателю Пангерманского союза: «Посмотрите, что получается, когда я постепенно все больше забираю в свои руки снабжение Италии углем, когда я незаметно закрепляюсь в Швеции и в Испании, чтобы обеспечить нас рудой, и когда прочно устраиваюсь в Нормандии. Дайте еще три-четыре года спокойного развития, и Германия станет бесспорным хозяином Европы в области экономики. Три или четыре года мира - и я гарантирую вам господство Германии в Европе». Через три года наступил 1914 год.
Как раз в этот период крупные предприниматели искали рынки сбыта за границей. А так как они не желали вести мирную торговлю, а стремились к монополии, к политическому и военному господству над экономически слабыми странами и вытеснению остальных держав с позиций, занимаемых последними за границей, то представители германского финансового капитала стали знаменосцами безудержного шовинизма. Они взывали в войне, и убийство наследника австрийского престола, эрцгерцога Франца-Фердинанда, молодым сербским студентом 28 июня 1914 г. послужило для них желанным поводом, чтобы, наконец, испробовать оружие, которое они давно ковали.
С какими целями вступала в войну германская империя? В отношении одного пункта все группировки буржуазии сходились во взглядах: территория Германии должна быть расширена. Но не было единого мнения относительно размеров аннексий и направления, в котором должна была идти экспансия.
Все эти тиссены, круппы, стиннесы, маннесманы и рехлинги не давали покоя верховному командованию своими требованиями оккупировать желательные для них территории. Стальной король Саарской области Рехлинг потребовал 3 декабря 1914 г. аннексии железорудных бассейнов Бриэ и Лонгви, ссылаясь на то, что уже до 1914 г. 30% тамошних железорудных разработок находилось в немецких руках. На следующий день в имперскую канцелярию явился Тиссен, настаивавший на присоединении к германской империи всех французских областей, где имелись залежи руды. То обстоятельство, что Тиссен незадолго до первой мировой войны подчинил своему контролю треть всех вновь открытых залежей руды в Нормандии, разумеется, «не находилось ни в какой связи» с его экспансионистскими требованиями. Братья Маннесман устно и в докладных записках убеждали императора, Гинденбурга и Людендорфа при заключении мира не позабыть о присоединении Марокко.
Но крах молниеносных планов войны, разрыв связей с мировым рынком повлекли за собой резкое ухудшение экономического положения страны. Уже в конце 1914 г., когда определился затяжной характер войны, перед германской экономикой возникли большие трудности. Война разорвала традиционные внешнеэкономические связи Германии, прежде всего со странами Антанты, на долю которых в 1913 г. приходилось 80% ее импорта и 67% экспорта. Значительные трудности для немцев создавала экономическая блокада, начатая британским военно-морским флотом. Промышленность лишилась устойчивого снабжения стратегическими видами сырья, особенно железной рудой, которую немцы импортировали из Швеции. Весьма уязвимой в условиях войны оставалась и продовольственная безопасность страны.
Гигантские военные расходы подрывали устойчивость государственных финансов, усугубляя тяжелое состояние экономики. Война потребовала и огромных финансовых затрат. Ежедневные расходы на нее выросли с 36 млн. марок весной 1915 г. до 100 млн. марок к 1917 г., что частично было связано и с начавшейся в стране инфляцией. Государственный долг возрос с 5,2 млрд. марок в 1914 г. до 156,4 млрд. марок в 1918 г. Все социальные расходы были значительно урезаны, а косвенные налоги возросли почти вдвое.
Однако нехватка сырья и квалифицированной рабочей силы, снижение производительности труда (ушедших на фронт мужчин на производстве заменяли работавшие по 12 часов слабосильные женщины и подростки) вели к неуклонному снижению выпуска промышленной продукции. Так, по сравнению с довоенным 1913 г. добыча угля упала с 190 млн. тонн до 159 млн. тонн, выплавка стали - с 16,9 млн. тонн до 13 млн. тонн. Военная организация экономики обеспечила монополиям твердую конъюнктуру, жесткий контроль над рабочими на предприятиях. Рост могущества государственно-бюрократического аппарата, его срастание с монополистической олигархией создадут объективные возможности для возникновения в будущем предпосылок для авторитарно-диктаторских режимов. Несмотря на замораживание заработной платы, постоянно сокращался национальный доход: в 1917 г. он составлял только 67% от уровня 1913 г.
Война потребовала крайнего напряжения всех сил Германской империи, усиления государственного руководства экономикой. Организацию военного производства и распределение военных заказов осуществляло Центральное управление военным хозяйством, в которое входили представители государственных органов, финансово-промышленных кругов и армии.
Германское правительство было вынуждено срочно разработать мероприятия, направленные на подготовку страны к ведению длительной войны (создание новых отраслей промышленности, государственное субсидирование монополий, распределение военных заказов, установление цен, учет и распределение дефицитного сырья и материалов, регулирование рынка труда). На основе этих мероприятий в Германии в годы войны сложилась система военного государственно-монополистического капитализма.
Если говорить о росте вооруженных сил Германии, то, например, численность боевых кораблей страны возросла с 14 в 1900 г. до 40 в 1913 г. Армия же в мирное время к 1900 г. составляла 419 тыс. к 1913 году ее количество возросло до 2,2 млн. Средства выделенные рейхстагом на военные расходы составили к 1913 году 1625,8 млн. марок.
Адольф Гитлер позже в своей книге «Моя борьба», напишет, что правительство Германии находило причины поражения в войне именно в экономической нужде, но по его словам это была лишь внешняя форма, которую все видели, но за этой формой кроются причины катастрофы в политических, общекультурных, нравственно-моральных факторах. «Наш крах на фронте сам по себе был только результатом целого ряда болезней, постигших немецкую нацию еще до начала войны… сама же болезнь заключалась в яде морального разложения… во всех тех разнообразных недомоганиях, которые давно уже подтачивали весь фундамент государства».
Само же поражение Германии А. Гитлер сравнивал с падением с большой высоты, какую при теперешнем поражении Германии даже трудно себе представить. «Падение, которое испытали после мировой войны наше государство и наш народ, настолько глубоко, что люди теперь с громадным трудом могут себе представить, на какой высоте находилась раньше наша страна. Так велики нынешние унижения, так жалко нынешнее положение страны, что в сравнении с ними старое положение кажется какой-то чудесной сказкой, и люди с трудом верят, что эта сказка некогда являлась былью».
Основой германского военного хозяйства являлись крупные монополии. Их влияние в годы войны значительно усилилось, чему в огромной мере способствовало как принудительное синдицирование, осуществлявшееся при помощи государственных органов, так и создание сверх мощных «военных обществ», игравших роль посредников между монополиями и правительством.
Империалистическая война способствовала не только усилению старых монополий, но и образованию новых монополистических объединений. В годы войны возникли мощные монополистические союзы, такие, как концерны Г. Штиннеса, Ф. Тиссена, Г. Штумана, Р. Боша, акционерное общество Вольфа в Кельне и др., не уступавшие по своим масштабам Рейнско-Вестфальскому угольному синдикату, Всеобщей компании электричества и концерну А. Круппа. Небольшая горстка промышленных магнатов (Г. Штиннес, А. Крупп, Ф. Тиссен и др.) полностью овладела экономикой страны, подчинила своему влиянию все государственные органы, диктовала правительству свои военные цели, требуя новых аннексий и колоний. В этот период громадные масштабы принимает милитаризм. Эти первоначальные проявления государственно-монополистического капитализма в известной мере предвосхитили создание современного военно-промышленного комплекса.
Однако же все это им удалось не без применения PR-технологий того времени. Особенно незавидным положение крупных предпринимателей было после первой мировой войны.
В июле 1918 г. в фамильном замке фон Круппа «Вилла Хюгель» в Эссене поняли, что война проиграна. Тогда на совете пушечных королей было решено откомандировать Гугенберга для организации общественного мнения. 1 января 1919 г. он оставил свой пост в фирме Круппа для того, чтобы заняться политической защитой позиций Круппа и его коллег. В том же году под невинным названием «хозяйственная ассоциация» была создана организация, которая тайно руководила адским заговором против республики и рабочих, против западных держав.
Назову имена некоторых выжнейших членов этой группы из двенадцати человек, которая всегда таинственно держалась в тени. Кроме возглавлявшего ее Гугенберга, сюда входили Эмиль Кирдорф, Альберт Феглер, (директор концерна Стиннеса, а в последствии главный директор Стального треста), горный советник Винкгауз, Эуген Вискот, фон Левенштейн, сенатор Витгефт, тесно связанный с Гуго Штиннесом и др.
Так перед нами открывается страшная картина. В то время как народ погибал от голода, а мелкая буржуазия была сметена инфляцией, те самые руководители тяжелой промышленности, которые в публичных выступлениях твердили о своем разорении, громко требовали субсидий от правительства и действительно получали эти субсидии, - стали создавать для себя мощный информационный аппарат. Гугенберг как доверенное лицо таинственной «Хозяйственной ассациации» купил в 1919 г. на деньги заправил тяжелой промышленности телеграфное агенство «Телеграфен унион», которое было вскоре расширено. Через некоторое время оно располагало уже мощной сетью филиалов за границей и снабжало в Германии и в зарубежных областях с населением, говорящим по-немецки, своими тенденциозными, реакционными известиями не менее 1000 газет. После этого группа Гугегбергна купила (!) информационное агенство Даммерта, самое крупное бюро парламентской информации в Берлине, а также несколько парлементских агентств в Южной Германии и т.п.
Таким образом, возглавляемая Гугернбергом группа представителей тяжелой промышленности, опираясь на важнейшие концерны информации и печати и самое крупное кинематографическое предприятие Германии, все более входила в роль диктатора общественного мнения. Благодаря своей монополии в воздействии на массы люди, виновные в нищите многих миллионов, были в состоянии отвлечь их внимание от подлинных причин их нужды и несчастья и, по методу «держи вора!», взвалить вину на заграницу, на марскистов и на евреев.
Не без основания в глазах множества людей во всем мире олицетворением военного бизнеса стали немецкие пушечные короли Круппы. Именно после франко-прусской войны предприятия Круппа разрослись до такой степени, что заняли целые районы города Эссена. Городские власти стали марионетками концерна Круппа. Однако после крушения монархии заводы Круппа значительно сократились, лишь с приходом к власти Гитлера заводы вновь расширились и стали еще больше, чем в имперский период.
Автор обширной книги об этой династии - американский публицист У. Манчестер так рисует лагерь торговцев смертью накануне первой мировой войны: «Торговцы оружием во всех странах включились тогда в безудержную гонку, устремляясь тогда к незаметной для них пропасти, и Густав Крупп вместе с другими оружейниками - Шнейдером, Шкодой, Мицуи, Виккерсои и Амстронгом и др. быстро приближался к этому финишу. Между Круппом и остальными была только та разница, что Крупп вырвался вперед и вел за собою всю стаю хищников».
В последствии, одной из главных социальных черт монополизации экономики явилось формирование нового элемента элиты буржуазного общества - монополистической олигархии, постепенно превращавшейся в решающую силу лагеря верхов. Ее наиболее реакционные фракции становятся мощным генератором тенденций, способствующих зарождению фашизма.
Система государственно-монополистического капитализма с его развитым военным производством, «регулированием», проводимым в интересах финансового капитала, приводила к колоссальному росту прибылей. Если в 1915 г. военное производство составляло 38% всей промышленной продукции, то в 1917 г. - уже 75%. Резко возросли прибыли крупных предприятий, занятых выполнением оборонных заказов. Специальное управление военно-стратегического сырья получило право изымать сырье у мелких и средних предпринимателей и передавать его в отрасли военной промышленности.
В тяжелом положении находилось сельское хозяйство, продукция которого в первые же два года войны сократилась почти вдвое. Это катастрофически сказывалось на снабжении не только гражданского населения, но и армии, а потому требовалось принятие особенно решительных мер со стороны государства.
Уже осенью 1914 г. была введена единая система максимальных цен на хлеб, картофель, сахар и жиры. В начале 1915 г., несмотря на негодование и протесты крупных аграрием, была установлена хлебная монополия, когда все зерно должно было поступать в распоряжение Военного общества зерновых продуктов. Постепенно контроль за расходованием всех важнейших продовольственных продуктов перешел к Военно-продовольственному управлению, подчиненному непосредственно рейхсканцлеру.
Для наведения порядка в распределении продуктов в 1915 г. правительство было вынуждено ввести карточки - сначала на хлеб, а затем на все основные продукты питания (картофель, мясо, молоко, сахар, жиры). Широкое распространение получили суррогаты: брюква заменяла картофель, маргарин - масло, сахарин - сахар, а зерна ячменя или ржи - кофе. Все это вело к ухудшению питания. Если до войны пищевой рацион в Германии в среднем составлял 3500 калорий в день, то в 1916-1917 гг. он не превышал 1500-1600 калорий. В целом за годы войны от голода и недоедания в Германии умерло около 760 тыс. человек.
Однако некоторые непродуманные мероприятия правительства носили отпечаток трагикомичности. Так, в начале 1915 г. правительство, обеспокоенное резким сокращением запасов картофеля, распорядилось провести