Цикл «Всё из пенопласта»




«Всё из пенопласта!!!», – марктинговый девиз, предлагающий представителям среднего класса решать их насущные потребности с помощью дешёвого, нетрудоёмкого и доступного материала. Дома – из пенопласта, мебель – из пенопласта, предметы декора, интерьера, внутренней отделки – всё из пенопласта!

Всё, Карл, абсолютно всё.

 

 

Вино гор

Девушку Рината звали Мальвиной. Она была очаровательной и нежной лезгинкой из Азербайджана. Когда ей исполнилось три года, её родители переехали в Казань. Поэтому выросла она вдали от родных гор.

А холмы Казани были настолько ниже уровня моря, что даже романтические чувства Рината нередко вызывали в Мальвине скуку.

Часто она в одиночестве пила вино и плакала.

 

 

Анька

Подружки Аньки, вернее, её одноклассницы, зубрили на литературе Максима Горького. А она втихаря читала «Джанки» Берроуза. Книга была дерьмовая, как и вся её жизнь. Нет, она не торчала на ширеве, она даже не материлась. Но всё равно, очень часто хотела сдохнуть.

Но желание любви в душе всё равно оказывалось сильнее. Так и жила.

 

 

Право

Когда Андрей получил права, он сразу же отправился на отцовской машине через всю страну на побережье. О том, что их сын уехал, ничего не сказав, родители Андрея поняли через сутки. Остановить машину и вернуть сына с помощью полиции не составляло проблем… Но ведь романтическая история должна закончится хорошо, не так ли?

Поэтому уже через четверо суток Андрей стоял на берегу Ледовитого океана и вдыхал его чистый и светлый воздух. Сомнительный воздух свободы.

 

Кто остаётся?

Она идёт, босоногая, по тёплому пляжу, наверняка, мечтает о чём-то… (О чём там мечтают хорошенькие девушки в 17-20 лет?).

Но на самом деле – может быть юная стоит на месте, а движется не она, а человек: уходит от своей милой девочки, её кроткой, любимой улыбки, влюблённого, ясного взгляда.

И вот он уходит, а пляж остаётся. И, старея, он понимает, что уже никогда-никогда не вернётся. И когда эта мысль пронзает его, он бежит – всё быстрей и быстрей, от этого до отчаяния любимого пляжа!..

Девочка смотрит ему вслед и всё прощает…

 

Стрёмные корабли

(В соавторстве с Григорием Пиковым)

Когда-нибудь в будущем мне очень захочется написать сказку. Грустную сказку о самом себе. Она будет вот такой:

«Однажды на свете жил-был григорий пиков по имени Я. И у него было семь волшебных, летящих по воздуху, стрёмных кораблей. Это были прозрачные стеклянные стаканы, и на их граненых боках кто-то нарисовал семь красивых, легкокрылых каравелл. И когда к Я приходили друзья, такие же, как он, простые григории пиковы, они пили из этих стаканов портвейн. И казалось, что красный цвет вина – это цвет далёкого моря, и стрёмный кораблик на твоём стакане тихонько плывёт по этой пурпурной глади куда-то в далёкие и тёплые берега, где нас, как водится, обязательно кто-то должен ждать. Но чем больше григории пиковы пили, тем «Кавказ» в стаканы они лили неровней. И получалось, что теперь корабли то взлетают над морем, то тонут в его багровой, спиртосодержащей пучине.

А когда прошло много времени, столько, что из семи стеклянных стаканов со стрёмными кораблями неразбитыми не осталось ни одного, Я вдруг понял, что теперь он один: все его друзья уже давным-давно либо улетели на небо, либо – пошли на дно…».

 

Пускай твердит молва, что Я

Давно уже сошёл с ума,

Я просто верит, Я твёрдо верит,

Что стрёмный корабль

За ним приплывёт.

 

Средневековый город

В тёмной комнате, куда не проникает и лучик света, Джим Мориссон в недоумении ощупывает себя руками: кто я? где я? и что я делаю здесь? Из темноты возникают стены, и его руки скользят по обыкновенным, бумажным обоям. Чтобы хоть что-то узнать о себе, Джим Мориссон проводит по телу ладонями; и ему кажется, что его тело похоже на средневековый город, который покинули жители… Становится страшно – а на самом ли деле ты тот самый Джим Моррисон, об которого разбилось так много молодых, взволнованных сердец? Откуда-то, как будто издалека, как бывает в фильмах, возникает знакомая музыка. Когда она завершится, ты должен будешь потушить свет – не восхитительно ли?

В следующую секунду в тёмной комнате раскрывается дверь, и силуэт незнакомца протягивает руку к выключателю. Электричество ослепляет нас, но мы (ведь и ты тоже, верно?) ещё успеваем заметить, что здесь никого нет.

В комнате пусто.

У Антошки в голове

Перхотью сыпал с неба снег, гнили секунды. Время попахивало падалью. В крови не доставало гемоглобина; запредельности не хватало глобальности. Было страшно и как-то овально.

По пустым комнатам Антошкиной головы бродило лесное эхо, звенело цепями. Ногтями на жёлтых стенах царапало дурные слова; кем-то было забыто, никому не было нужным.

Нависало над головой серое небо потолка. Антон глядел в окна.

Он видел глаза. Он смотрел в телевизор – на кирзовые судьбы сограждан. На подержанные жизни людей, похожие на стёртые сапоги.

Ночь напролёт дули стрёмные ветры. Антон трогал пыль.

 

Люди жили на той стороне перекрёстка. В сумасшедшем доме.

Винишко

Лучшая психологическая помощь – уютное одиночество улиц. Димас с Лёхой, когда бухали за клубом винишко, часто думали об этом. Кто-то из них там, на кирпичах, как-то раз накаряпал:

«Однажды, когда я очень устану от этого мира и от этого неба, и, безобразно пьяный, шатаясь из стороны в сторону, медленно побреду домой; когда тёмная, осенняя ночь будет как никогда горька и бессмысленна, а пивная бутылка пуста и разбита, – вот тогда-то, слепо шаря во тьме пьяными глазами, с незажжённой сигаретой во рту, я, справляя нужду под старым, толстым тополем, буду зло и некрасиво убит… Как? Очень просто – холодные деревья, тихо ступая на цыпочках, обступят меня, словно огромные, безумные, бездушные великаны, и вцепятся в моё тело зубами. Злоокие вязы разорвут мне плоть, и кровожадные осины разрежут утробу, и ели, как звери, вырвут мои кишки, и сосны раздавят меня, и самый страшный тополь проглотит дурную мою головушку. И в можжевеловых желудках сгинет вся недобрая память о мне. Когда-нибудь…».

Вроде, Лёха это писал.

 

 

Сюрреализм №4

Этой девушки больше не будет.

Она едет в переполненном полупустом вагоне

То ли на край города,

То ли за грани мира.

Молчание сдавливает виски необычного человека.

Ни к чему не причастная белая луна убийц

Освещает белую дорогу убийц.

Улица – это заколдованная труба,

Где ветер заряжается электричеством и холерой.

Моё стихотворение – ни чему не обязывающее безумие

О несуществующих отношениях

Второпях придуманных вещей и иллюзий.

 

В выбитые окна

Сочится закрашенный свет.

Уныло сочится

Тусклый, закрашенный свет.

 

Бег

Митяй отчаянно бежал темным переулкам сквозь ночь. Ему так хотелось сейчас большого, яркого солнца, хотелось прижаться всем своим испуганным телом к чему-то теплому и спокойному!.. Но только холод наступал на пятки, и неотступный ветер метался в волосах. Митяй слышал крики и чувствовал своим затылком чужое присутствие. Ленивый месяц без всякого сочувствия наблюдал за его паническими рывками с улицы на улицу. Звенели звезды, не в силах помочь. Снег, предатель снег оставлял следы, пугливо указывая направление бегства. Хотелось кричать, хотелось звать на помощь, хотелось спастись… Но ночь была глуха и равнодушна. Только звезды звенели, печалясь о нём.

Они догнали Митяя под тем самым фонарем, об одинокий круг света которого он споткнулся. Они тяжело били его ногами в живот и в лицо.

Блестели слезы в горячей крови.

Звенели звезды в темной вышине.

 

Лишний

Из окна Серёги видно большую, корявую яблоню-дичку. Кажется, протяни руку – и дотянешься до её узловатых ветвей и неровного, шершавого ствола. А дальше за яблоней – серый торец соседнего многоквартирного кирпичного дома с невзрачными глазницами окон. И больше – ничего.

Серёга порой думает, что лишнее во всём этом – корявая, старая яблоня или серый соседский дом? Или, может быть тот, кто смотрит на всё это из окна, на весь этот радостный мир?

 

 

Сквозь её душу

Наташкины стихи никто не читает. Она знает, что здесь мы никому не нужны, в том числе и друг другу. А весна подкатывает к горлу, как тошнота после выпитого. Но противоядия от этого нет.

Наташа смотрит из окна своей «Тойоты», как майский ветер её 37-ой весны поднимает на улице пыль. Дура, она и не знает, что ветер давно уже дует сквозь её тело.

Через всю её душу.

Она знает

Проснулась в клевере, легко, как июньская бабочка. С росою в ресницах, с улыбкою на губах. Он ещё спал. Лёгкий ветерок волновал его волосы, чуть шелестел страницами книги – уносил с листов в белую даль душу Се Лин-юня:

 

«…не узнает никто, что здесь было, в долине Трёх Рек,

Ни о чём в Девяти родниках не расскажет вода…»*

 

Она приподнялась на локтях. С вершины холма глядела на крыши города, заливаемого зарёй. Там начинался день: долгий и тёплый, летний. Улыбалась, щурилась солнцу.

Она знала – счастье есть.

 

* – перевод Л. Бадылкина

 

 

Карикатуры

У Юли красивые голубые глаза. Юля верит, что и мир красив. Во взгляде Влада тоже когда-то была ляпис-лазурь. Влад ослеп на войне.

Грихан пьёт. Он не может, да и не хочет быть по-другому. Михаил верит в Бога, но тоже всё равно пьёт. Он разведён. Ему чуть за тридцать, но всё уже позади.

Все эти люди – действительно существующие. Но вот ты сейчас прочитал это и подумал: «Реальны ли они, эти плоские, безликие, скупые и унылые, бездарные карикатуры-каракули, ˮсозданныеˮ автором?».

 

А ведь и вправду ли – реальны ли?

 



Поделиться:




Поиск по сайту

©2015-2024 poisk-ru.ru
Все права принадлежать их авторам. Данный сайт не претендует на авторства, а предоставляет бесплатное использование.
Дата создания страницы: 2019-04-14 Нарушение авторских прав и Нарушение персональных данных


Поиск по сайту: