Я знаю, сколь часто утверждалось раньше и утверждается ныне, что всем в
мире правят судьба и Бог, люди же с их разумением ничего не определяют и
даже ничему не могут противостоять; отсюда делается вывод, что незачем
утруждать себя заботами, а лучше примириться со своим жребием. Особенно
многие уверовали в это за последние годы, когда на наших глазах происходят
перемены столь внезапные, что всякое человеческое предвидение оказывается
перед ними бессильно. Иной раз и я склоняюсь к общему мнению, задумываясь о
происходящем.
И однако, ради того, чтобы не утратить свободу воли, я предположу, что,
может быть, судьба распоряжается лишь половиной всех наших дел, другую же
половину, или около того, она предоставляет самим людям. Я уподобил бы
судьбу бурной реке, которая, разбушевавшись, затопляет берега, валит
деревья, крушит жилища, вымывает и намывает землю: все бегут от нее прочь,
все отступают перед ее напором, бессильные его сдержать. Но хотя бы и так,--
разве это мешает людям принять меры предосторожности в спокойное время, то
есть возвести заграждения и плотины так, чтобы, выйдя из берегов, река либо
устремилась в каналы, либо остановила свой безудержный и опасный бег?
То же и судьба: она являет свое всесилие там, где препятствием ей не
служит доблесть, и устремляет свой напор туда, где не встречает возведенных
против нее заграждений. Взгляните на Италию, захлестнутую ею же вызванным
бурным разливом событий, и вы увидите, что она подобна ровной местности, где
нет ни плотин, ни заграждений. А ведь если бы она была защищена доблестью,
как Германия, Испания и Франция, этот разлив мог бы не наступить или по
крайней мере не причинить столь значительных разрушений. Этим, я полагаю,
сказано достаточно о противостоянии судьбе вообще.
Что же касается, в частности, государей, то нам приходится видеть, как
некоторые из них, еще вчера благоденствовавшие, сегодня лишаются власти,
хотя, как кажется, не изменился ни весь склад их характера, ни какое-либо
отдельное свойство. Объясняется это, я полагаю, теми причинами, которые были
подробно разобраны выше, а именно тем, что если государь всецело полагается
на судьбу, он не может выстоять против ее ударов. Я думаю также, что
сохраняют благополучие те, чей образ действий отвечает особенностям времени,
и утрачивают благополучие те, чей образ действий не отвечает своему времени.
Ибо мы видим, что люди действуют по-разному, пытаясь достичь цели,
которую каждый ставит перед собой, то есть богатства и славы: один действует
осторожностью, другой натиском; один -- силой, другой -- искусством; один --
терпением, другой -- противоположным способом, и каждого его способ может
привести к цели. Но иной раз мы видим, что хотя оба действовали одинаково,
например, осторожностью, только один из двоих добился успеха, и наоборот,
хотя каждый действовал по-своему: один осторожностью, другой натиском,-- оба
в равной мере добились успеха. Зависит же это именно от того, что один образ
действий совпадает с особенностями времени, а другой -- не совпадает.
Поэтому бывает так, что двое, действуя по-разному, одинаково добиваются
успеха, а бывает так, что двое действуют одинаково, но только один из них
достигает цели.
От того же зависят и превратности благополучия: пока для того, кто
действует осторожностью и терпением, время и обстоятельства складываются
благоприятно, он процветает, но стоит времени и обстоятельствам
перемениться, как процветанию его приходит конец, ибо он не переменил своего
образа действий. И нет людей, которые умели бы к этому приспособиться, как
бы они ни были благоразумны. Во-первых, берут верх природные склонности,
во-вторых, человек не может заставить себя свернуть с пути, на котором он до
того времени неизменно преуспевал. Вот почему осторожный государь, когда
настает время применить натиск; не умеет этого сделать и оттого гибнет, а
если бы его характер менялся в лад с временем и обстоятельствами,
благополучие его было бы постоянно.
Папа Юлий всегда шел напролом, время же и обстоятельства
благоприятствовали такому образу действий, и потому он каждый раз добивался
успеха. Вспомните его первое предприятие -- захват Болоньи, еще при жизни
мессера Джованни Бентивольи. Венецианцы были против, король Испании тоже, с
Францией еще велись об этом переговоры, но папа сам выступил в поход, с
обычной для него неукротимостью и напором. И никто этому не
воспрепятствовал, венецианцы -- от страха, Испания -- надеясь воссоединить
под своей властью Неаполитанское королевство; уступил и французский король,
так как, видя, что Папа уже в походе, и желая союза с ним против
венецианцев, он решил, что не может без явного оскорбления отказать ему в
помощи войсками.
Этим натиском и внезапностью папа Юлий достиг того, чего не достиг бы
со всем доступным человеку благоразумием никакой другой глава Церкви; ибо,
останься он в Риме, выжидая, пока все уладится и образуется, как сделал бы
всякий на его месте, король Франции нашел бы тысячу отговорок, а все другие
-- тысячу доводов против захвата. Я не буду говорить о прочих его
предприятиях, все они были того же рода, и все ему удавались; из-за
краткости правления он так и не испытал неудачи, но, проживи он дольше и
наступи такие времена, когда требуется осторожность, его благополучию пришел
бы конец, ибо он никогда не уклонился бы с того пути, на который его
увлекала натура.
Итак, в заключение скажу, что фортуна непостоянна, а человек упорствует
в своем образе действий, поэтому, пока между ними согласие, человек
пребывает в благополучии, когда же наступает разлад, благополучию его
приходит конец. И все-таки я полагаю, что натиск лучше, чем осторожность,
ибо фортуна -- женщина, и кто хочет с ней сладить, должен колотить ее и
пинать -- таким она поддается скорее, чем тем, кто холодно берется за дело.
Поэтому она, как женщина,-- подруга молодых, ибо они не так осмотрительны,
более отважны и с большей дерзостью ее укрощают.