Изъ матерiаловъ собранныхъ среди крестьянъ




ИЗЪ МАТЕРIАЛОВЪ

СОБРАННЫХЪ СРЕДИ КРЕСТЬЯНЪ

Пудожскаго уѣзда, Олонецкой губернiи.

_______

 

 

С. 1

Изъ матерiаловъ собранныхъ среди крестьянъ

Пудожскаго уѣзда Олонец. губ.

Пудожскiй уѣздъ являлся до сихъ поръ, если такъ позволено выразиться, пасынкомъ изслѣдователей Олонецкой губернiи. Большинство изъ нихъ направлялось въ дебри Повѣнецкаго уѣзда, въ уѣзды Каргопольскiй, Петрозаводскiй и другiе и лишь сравнительно очень немногiе заѣзжали и въ Пудожскiй уѣздъ, да и то нѣкоторые изъ нихъ лишь мимоѣздомъ. Эта нелюбовь изслѣдователей къ Пудожскому краю объясняется тѣмъ, что онъ рѣзко отличается во многихъ отношенiяхъ отъ сосѣднихъ съ нимъ уѣздовъ. Въ то время, какъ въ другихъ

__________

*) Примѣчанiе: Нижеслѣдующее есть лишь нѣсколько распространенный рефератъ, читанный мною въ Отдѣлѣ Этнографiи Императорскаго Общества Любителей Естествознанiя, Антропологiи и Этнографiи (въ 1888 г.). Будучи лѣтомъ 1887 г. командированъ Обществомъ для собиранiя этнографическихъ данныхъ о бытѣ населенiя въ Олонецкой губернiи, ‑ я, по невозможности познакомиться со всѣми уѣздами губернiи, выбралъ райономъ своихъ изслѣдованiй Пудожскiй уѣздъ, причемъ, главнымъ образомъ ту часть его, которая лежитъ къ сѣверу и къ сѣверо-востоку отъ уѣзднаго города, какъ часть уѣзда наиболѣе глухую. Знакомясь главнымъ образомъ съ юридическимъ бытомъ крестьянъ, я имѣлъ лишь немного времени для ознакомленiя своего съ вѣрованiями населенiя. Вотъ почему свѣдѣнiя, сообщаемыя мною, страдаютъ подчасъ и неполнотою, и отрывочностью. Что касается собранныхъ мною данныхъ о юридическомъ бытѣ населенiя, то они составятъ содержанiе особаго изданiя. Въ настоящемъ сообщенiи я имѣлъ въ виду представить лишь общую характеристику быть крестьянъ Пудожскаго уѣзда и то, что являлось болѣе интереснымъ въ ихъ вѣрованiяхъ. Собранныя мною свѣдѣнiя я дополнилъ свѣдѣнiями, собранными моей сестрой и спутницей В. Н. Харузиной, за доставленiе[1] которыхъ приношу ей свою благодарность.

 

С. 2

 

мѣстахъ губернiи, благодаря разнымъ условiямъ, населенiе сохранило въ своихъ взаимныхъ отношенiяхъ цѣлый рядъ архаизмовъ, сохранило много слѣдовъ своего стариннаго быта – крестьяне Пудожскiе на первый взглядъ мало чѣмъ отличаются отъ крестьянъ нашихъ среднихъ губернiй. При болѣе близкомъ знакомствѣ съ ними приходится лишь убѣждаться, что это первое впечатлѣнiе касательно общихъ чертъ быта не было ошибочнымъ. Въ ихъ правовыхъ воззрѣнiяхъ мало найдешь оригинальнаго, своеобразнаго, архаическаго: всюду видишь ломку прежнихъ устоевъ, ломку, прогрессирующую съ поразительной быстротой. И какой бы отдѣлъ права ни взялись вы изслѣдовать – всюду васъ поразитъ какая-то бѣдность, неопредѣленность данныхъ, всюду вы замѣтите усилившееся влiянiе волостныхъ писарей, успѣвшихъ замѣнить въ умѣ крестьянина его прадѣдовскiе обычаи – взглядами на дѣло статей нашего Свода Законовъ.

Еще недавно преобладающимъ типомъ семьи была, такъ называемая, большая семья, ‑ теперь большiя семьи даже въ болѣе глухихъ углахъ уѣзда встрѣчаются лишь рѣдкими оазисами среди распадающихся все больше и больше семей. Еще недавно большинство селенiй уѣзда были, по выраженiю мѣстныхъ жителей,„ загнáно мѣсто “, гдѣ не было въ употребленiи ни чаю ни кофе – это время помнятъ еще не очень пожилые люди; ‑ теперь не только самовары встрѣчаются во всякой семьѣ, но и употребленiе кофе распространено до того, что нѣкоторыя бѣдныя семьи ходятъ подъ окнами, собираютъ подаянiе и, собравъ копѣекъ 60‑80, удовлетворяютъ прежде всего своей потребности въ кофе. Нѣкоторые даже просто просятъ: „подайте ради Христа на кофе“ и т. д.

Прислушаетесь вы къ пѣснямъ – ясно слышите въ нихъ заводское и кабацкое влiянiе, ‑ пойдете на бесёду – увидите крестьянъ, танцующихъ „кандрель“ и

С. 3

 

„ланцьетъ“. Итакъ начиная съ крупныхъ сторонъ быта, кончая такими мелочами – вы всюду увидите, что, такъ называемая, городская культура сказывается съ чрезвычайной силой. Но это лишь одна сторона дѣла. Въ деревнѣ, гдѣ постоянно вы слышите заводскiя пѣсни, гдѣ молодежь поетъ даже „По синимъ волнамъ океана“ и извѣстное всѣмъ „Казъ-Булатъ удалой“ – оказывается, живетъ пѣвецъ былинъ или сказитель сказокъ, знающiй старину. Подобно тому какъ среди разрозненныхъ семей вы встрѣтите еще, какъ рѣдкое исключенiе, большую семью, живущую по устоямъ завѣщаннымъ дѣдами – можете вы увидѣть и среди обучавшейся въ школахъ молодежи еще старика грамотнаго, начитаннаго въ апокриѳическихъ книгахъ, драгоцѣннаго для него наслѣдiя его предковъ-раскольниковъ и т. д. и т. д.

Такiя явленiя, какъ пѣвецъ былинъ, сказитель сказокъ, начитанный въ старыхъ книгахъ человѣкъ – лишь рѣдкiя исключенiя, одинокiе столбы, не поддавшiеся еще общему теченiю, охватившему молодежь и людей среднихъ лѣтъ. Все представляетъ какое-то хаотическое состоянiе, какое-то ниспроверженiе стараго и поспѣшную замѣну новымъ, схватываемымъ безъ разбора; все смотритъ какъ будто недодѣланнымъ, неоконченнымъ, сколоченнымъ наспѣхъ. Видно, что съ сравнительно недавняго времени произошла эта рѣзкая перемѣна въ умахъ, что, разрушивши старый строй, не успѣли его еще замѣнить прочнымъ новымъ, выработать себѣ, въ замѣнъ старыхъ устоевъ, новое, трезвое мiровоззрѣнiе.

Не буду подробно касаться на этотъ разъ причинъ, вызвавшихъ такое смѣшенiе въ умахъ Пудожскихъ крестьянъ, укажу лишь на нѣкоторыя изъ этихъ причинъ, приводимыхъ самими крестьянами въ объясненiе этого факта. Это – удобства сообщенiя съ Петербургомъ, благодаря недавно проложеннымъ земствомъ дорогамъ

С. 4

 

въ глухiя мѣста уѣзда, (куда еще лѣтъ 10–12 вела лишь тропинка изъ Пудожа, по которой съ трудомъ можно было проѣхать даже верхомъ) и пароходное сообщенiе, сближающее Олонецкую губернiю съ Петербургомъ, уничтожающимъ такiя препятствiя, какъ Онежское и Ладожское озера. Это улучшенiе путей сообщенiя и сближенiе съ Петербургомъ, полезно отразившееся на экономическомъ состоянiи крестьянъ, считается ими одной изъ главныхъ причинъ, вызвавшихъ разрушенiе быта.

Далѣе къ числу причинъ относятъ крестьяне еще отхожiе промыслы. Каждую зиму въ лѣсахъ, окружающихъ деревни Пудожскихъ крестьянъ, рубится лѣсъ, который затѣмъ весной сплавляется по теченiю рѣкъ къ Онежскому озеру и дальше идетъ на Петербургъ. Насмотрѣвшись въ Петербургѣ разныхъ чудесъ, познакомившись съ трактирной жизнью, крестьянинъ приноситъ съ собой въ свое „загнáно мѣсто“ и новыя пѣсни, и новыя прихоти въ костюмѣ и пищѣ, и новые взгляды. Наконецъ, въ третьихъ, причиной, разрушающей древнiй бытъ, считается воинская повинность, когда парень, проживъ нѣсколько лѣтъ далеко отъ дома, въ совершенно новой для него сферѣ, возвращается по окончанiи срока службы совершенно новымъ человѣкомъ, авторитетомъ для своей семьи и подчасъ для всей деревни. Другихъ причинъ пока я касаться не буду. Если мнѣнiя крестьянъ о причинахъ, рушащихъ ихъ бытъ вѣрны, если они не ошибаются, сопоставляя въ причинную связь эти явленiя, то эта ломка быта должна была наступить лишь въ очень недавнее время, такъ какъ пароходство появилось недавно на нашихъ сѣверныхъ озерахъ; воинская повинность – также явленiе недавнее.

Разъ же признать, что ломка быта началась сравнительно недавно, то a priori уже можно заключить, что въ средѣ крестьянъ Пудожскаго уѣзда должны

С. 5

 

сохраниться слѣды прошлаго ихъ быта, которые не успѣли еще стереться и забыться подъ напоромъ новыхъ идей, что за этимъ слоемъ новыхъ взглядовъ, новой внѣшней оболочки, должны таиться взгляды, вѣрованiя, воззрѣнiя болѣе старинныя, воспоминанiе эпохи предшествующей современному крушенiю прежнихъ устоевъ крестьянской жизни.

Къ таковымъ относятся похищенiе невѣстъ и обычай катанья свата на боронѣ.

Что касается похищенiя невѣстъ, то этотъ обычай сохранился въ полной силѣ на Кенозерѣ. Если парень полюбитъ дѣвушку – онъ посылаетъ сначала къ родителямъ ея сватовъ. Если родители невѣсты не соглашаются на бракъ, то парень, сговорившись съ ней и 2‑3 товарищами, увозитъ ее къ себѣ въ деревню и передаетъ ее на руки какой-нибудь бабѣ, которая въ данномъ случаѣ и называется „сватья“. Дѣвушки обыкновенно знаютъ о предполагаемомъ похищенiи своей подруги и провожаютъ ее съ особенной пѣснью торжественно за ворота. Иногда родители дѣвушки, прослышавъ про похищенiе своей дочери, гонятся за похитителемъ и отбиваютъ ее у него. Похититель, сдавъ дѣвушку на руки сватьи, не долженъ съ нею вступать въ сожительство, до тѣхъ поръ, пока не помирится съ ея родителями: онъ посылаетъ къ нимъ либо крестнаго, либо родного отца или идетъ самъ „мириться“.

Если родители дѣвушки не помирятся, то похититель обязанъ вернуть дѣвушку. Даже фактъ вступленiя съ ней до примиренiя въ сожительство не обязываетъ родителей ея выдать свою дочь за-мужъ за него. Лишь послѣ „примиренiя“, вѣнчаются и изъ церкви отправляются къ родителямъ молодой „прощаться“, то есть, просить прощенiя.

Интереснымъ также является обычай свата, не имѣвшаго успѣха въ своемъ сватовствѣ, катать на боронѣ по деревнѣ. Этотъ обычай, сохранившiйся до сихъ

С. 6

 

поръ въ нѣкоторыхъ деревняхъ уѣзда, встрѣчается до послѣдняго времени и среди мѣщанъ города Пудожа. Послѣднiй извѣстный мнѣ случай этого рода былъ въ городѣ года 2–3 тому назадъ, когда несчастнаго свата прокатили на боронѣ по всѣмъ главнымъ улицамъ города.

Если подобныхъ архаизмовъ мы мало и очень мало находимъ въ юридическихъ воззрѣнiяхъ населенiя, въ его внѣшней обстановкѣ и бытѣ, то въ области вѣрованiй это не такъ. Легче было разрушить правовое воззрѣнiе, измѣнить бытъ, костюмъ, пищу, ввести въ языкъ массу чуждыхъ населенiю словъ, чѣмъ поколебать, ниспровергнуть вѣрованiя, которыми жила, дышала такъ много вѣковъ Пудожская земля.

Молодое поколѣнiе многимъ изъ отцовскихъ вѣрованiй не придаетъ значенiя; затемняются вѣрованiя подчасъ въ головахъ и у среднихъ лѣтъ мужиковъ, но они живы еще и въ полной силѣ среди женскаго населенiя уѣзда. Женщины, болѣе консервативныя и въ своей одеждѣ, и въ своихъ пѣсняхъ, оказались таковыми же по отношенiю и къ вѣрованiямъ. И теперь еще въ праздничные дни крестьянка надѣваетъ парчевую душегрѣйку на шелковый сарафанъ, украшаетъ голову повязкой унизанной жемчугомъ, на шею нацѣпляетъ прабабушкины жемчужныя нитки, а въ уши вдѣваетъ жемчужныя серьги. Женщина-пудожанка сохранила и древнiя вѣрованiя подобно тому, какъ она сохранила свой древнiй костюмъ и въ настоящее время является по-преимуществу носительницей прежняго культа. Этимъ и объясняется, почему большинство свѣдѣнiй о вѣрованiяхъ мы слышали отъ крестьянокъ. Мужское населенiе уѣзда мало ихъ умѣло передать намъ.

Религiозныя вѣрованiя Пудожскихъ крестьянъ, взятыя въ общихъ чертахъ, мало чѣмъ отличаются отъ вѣрованiй большинства населенiя великорусскаго племени.

С. 7

 

Оригинальныхъ, характерныхъ фактовъ – мы здѣсь не встрѣтимъ. Тѣ же великорусскiе домовые населяютъ дома, тотъ-же водяной живетъ въ глубинѣ озеръ, тотъ-же лѣшiй пугаетъ и заводитъ путника въ дремучихъ пудожскихъ лѣсахъ. Мало оригинальнаго имѣютъ въ себѣ и представленiя о молнiи; затемнилось, какъ это мы видимъ почти повсюду, воззрѣнiе на свѣтила. Бѣдно и какъ-то невидно празднуется тутъ Иванова ночь; въ иныхъ мѣстахъ на Иванову ночь не происходитъ никакого праздника и т. д. Однимъ словомъ, повторяю: эти вѣрованiя, взятыя въ общихъ чертахъ, мало дадутъ намъ новыхъ данныхъ, ‑ данныхъ, которыя обогатили-бы наши свѣдѣнiя о вѣрованiяхъ великоруссовъ.[2]

Но и тутъ по нѣкоторымъ остаткамъ мы увидимъ, что это лишь обломки нѣкогда развитыхъ религiозныхъ представленiй, узнаемъ въ нихъ остатки прежняго развитаго культа. Эти робкiя переживанiя сохранились въ народѣ такъ долго, устояли лучше другихъ въ общей ломкѣ, не поддались напору могучей волны новыхъ идей – главнымъ образомъ потому, что они принаровлены къ быту пудожанина, относятся къ тѣмъ божествамъ и святымъ, которые явились населяющими и правящими въ той природѣ, среди которой приходилось преимущественно жить крестьянину этого уѣзда, бороться для охраненiя собственной жизни.

Естественно, что и въ древнiя времена культъ именно этихъ святыхъ и божествъ долженъ былъ болѣе всего развиться, запечатлѣться въ умахъ пудожанъ и, разъ запечатлѣвшись, устоять, сохраниться все-таки цѣльнѣе, чѣмъ другiя религiозныя воззрѣнiя, не имѣющiя такой тѣсной связи съ природой и съ главными средствами существованiя пудожанина.

Пудожскiй уѣздъ, по крайней мѣрѣ въ сѣверной и сѣверо-восточной частяхъ своихъ, покрытъ лѣсомъ, выросшимъ преимущественно на болотистыхъ низинахъ и отчасти по вершинамъ и склонамъ горъ, песчаная

С. 8

 

почва которыхъ благопрiятствуетъ развитiю хвойныхъ деревьевъ. Среди этихъ дремучихъ лѣсовъ, растянувшихся подчасъ на десятки и сотни верстъ, раскинуты, словно зеркала, озера, разнящiяся какъ размѣрами, такъ и глубиной. По берегамъ болѣе или менѣе значительныхъ озеръ стоятъ деревни, окаймляющiя ихъ словно изгороди.

Если не большинство, то многiя изъ этихъ деревень (какъ и урощищъ, лежащихъ на всемъ протяженiи уѣзда) сохранили несомнѣнно финскiя имена, какъ напр.: Кулъ-наволокъ, Конза-наволокъ и т. д. Въ именахъ рѣкъ и озеръ, мы также встрѣчаемъ явные слѣды финскаго языка, напр. Водлозеро съ рѣкой Водла, рѣка Шала, Саръ-озеро, Тягъ озеро и т. п.

Въ иныхъ мѣстахъ и самые мѣстные жители помнятъ, хотя и смутно, свое финское происхожденiе: такъ напр. на Водлозерѣ они сами говорятъ, что однѣ деревни происходятъ отъ Шведовъ (шведами называютъ здѣсь финляндцевъ), другiя отъ Чуди, а нѣкоторыя были заселены бѣглецами „ворами и разбойниками“ русскими и положили тѣмъ основанiе русской колонизацiи. Жители дер. Гость-Наволокъ происходятъ, по словамъ крестьянъ, отъ купцовъ, гостей, которые приходили торговать сюда и впослѣдствiи остались здѣсь жить. Другiя деревни имѣютъ чисто русское происхожденiе. Къ такимъ относится большинство деревень и поселковъ, лежащихъ по берегамъ Купецкаго озера, такъ наприм.: дер. Авдѣевская, Алексѣевская, Воробьевка и т. п.

Интересно то, что даже для человѣка, не занимающагося антропологiей, бросается въ глаза, что въ большинствѣ селенiй, носящихъ финскiя имена, типъ населенiя носитъ явные признаки финской расы (такъ напр., рѣдкость бороды, небольшой ростъ, бѣлокурость и т. д.) и наоборотъ въ тѣхъ деревняхъ, которыя носятъ русскiя названiя, типъ у жителей совершенно другой. Это

С. 9

 

по преимуществу люди высокаго роста, съ густой бородой, цвѣтъ волосъ преимущественно темно-русый или черный. Особенно бросается это въ глаза, когда направляешься къ Купецкому озеру.

Не доѣзжая 15 верстъ до послѣдняго, вы проѣзжаете Сарозеро съ деревней того же имени. Еслибъ не русскiй языкъ, которымъ говорятъ сарозеры, можно было-бы ихъ принять за несомнѣнныхъ финновъ, прiѣзжаете въ дер. Авдѣевскую и вы чувствуете себя въ другой мѣстности. Типъ крестьянъ похожъ въ общемъ на типъ жителей бѣломорскаго побережья.

Загнанный въ свои лѣса и дебри пудожанинъ поддерживаетъ свое существованiе рыболовствомъ, хлѣбопашествомъ и скотоводствомъ. Значенiе двухъ первыхъ изъ этихъ занятiй колеблется по мѣстностямъ. Въ иныхъ мѣстахъ главное занятiе крестьянина рыболовство, и хлѣбопашество отходитъ до извѣстной степени на второй планъ; въ другихъ наоборотъ, хлѣбопашество является главнымъ занятiемъ, и рыболовство имѣетъ лишь субсидiарное значенiе. Что всегда идетъ параллельно – это хлѣбопашество и скотоводство.

Гдѣ болѣе развито хлѣбопашество, тамъ развивается и скотоводство. Это и понятно: земля у пудожанина очень плоха, она даже при хорошемъ удобренiи не можетъ обезпечить крестьянина на годъ, а безъ удобренiя почти что ничего не даетъ. Этой неплодородностью и объясняется необходимость имѣть больше скота, чтобы какъ ни-какъ а обработывать землю. Неплодородностью земли объясняется также необходимость обращаться къ такъ называемому лядинному, подсѣчному хозяйству, которое, доставляя мѣстнымъ жителямъ много трудовъ и лишенiй, которыя являются подчасъ не выносимыми даже для привыкшаго ко многимъ невзгодамъ пудожанина, даетъ ему все-таки возможность обезпечить себя хлѣбомъ на круглый годъ.

Итакъ, борьба съ лѣсомъ, съ бурными озерами поглощаетъ

С. 10

 

главнымъ образомъ дѣятельность крестьянина.

Неудивительно поэтому, что изъ разрушившихся вѣрованiй наиболѣе уцѣлѣли тѣ, которыя стоятъ въ связи съ лѣсомъ, съ озерами и со скотоводствомъ, какъ главнымъ подспорьемъ въ хозяйствѣ крестьянина.

Начну съ описанiя вѣрованiй, связанныхъ съ лѣсомъ; вѣрованiя эти наиболѣе цѣльно сохранились до сихъ поръ, такъ какъ все-таки подсѣчное хозяйство встрѣчается въ разныхъ степеняхъ на всемъ протяженiи уѣзда.

Лѣсовикъ, обитатель лѣса, представляется не одинаково. Обыкновенно, впрочемъ, онъ представляется ростомъ съ дерево, является людямъ то въ видѣ военнаго, то въ видѣ плохо одѣтаго старика. У лѣсовика свои собачки, маленькiя, пестрыя, которыхъ, однако, увидѣть не легко. Въ народномъ представленiи онъ является то добрымъ, то злымъ. То онъ заводитъ людей въ чащахъ, держа ихъ у себя по нѣсколько дней, то наоборотъ оказываетъ заблудившимся благодѣянiя. Повстрѣчаться съ лѣсовиковой свадьбой обыкновенно считается опаснымъ. Такъ, разсказываютъ въ Авдѣевской, что одинъ мужикъ, повстрѣчавъ лѣсовику свадьбу, сдѣлался, по выраженiю крестьянъ „глупенькимъ“… „Цѣлый вечеръ, прости Господи, просмѣялись надъ нимъ, передавала разскащица: говоритъ, Богъ знаетъ что: Я въ окошко пойду, да на Вытегру попаду“. Но по мнѣнiю другихъ, „лѣсовикъ праведный, такъ безъ причины не подшутитъ“. И если кто будетъ имѣть несчастiе повстрѣчаться съ его свадьбой, того онъ оборонитъ. Вотъ разсказъ одной крестьянки о томъ, какъ дѣвушка повстрѣчала лѣсовикову свадьбу, поѣхавъ въ лѣсъ.

„Ѣдетъ ихъ много, много, какъ люди точно, только что почернѣе нашихъ будутъ. Старикъ одинъ соскочилъ и отвелъ ея лошадь въ сторону. Такъ и держалъ все – а они ѣхали. Кто помоложе изъ нихъ зашучивалъ

С. 11

 

даже съ дѣвушкой-то, – теребятъ ее. А какъ проѣхали всѣ, вывелъ старикъ ея лошадь на дорогу и уѣхалъ самъ.“ Вотъ это-то представленiе о лѣсовикѣ, какъ о существѣ благодѣтельномъ, получаетъ полное развитiе и ясность въ представленiи о лѣсномъ царѣ. Лѣсной царь – есть глава и управитель лѣсомъ; онъ съ своей женой, лѣсной царицей, правитъ въ своемъ царствѣ и ему повинуются всѣ остальные духи (лѣсовики, боровики и моховики *). Этотъ лѣсной царь является по существу своему добрымъ, но согрѣшившихъ по отношенiю къ нему онъ караетъ. Его, однако, можно смягчить просьбами и жертвами.

Вотъ что передавала одна баба изъ собственной жизни (Купецкое оз.): въ жаркiй лѣтнiй день, утомившись въ лѣсу отъ работы по приготовленiю мѣста для лядины, эта баба выкупалась въ лѣсномъ прудикѣ, отъ чего она скоро заболѣла. За помощью она обращалась и къ мѣстному фельдшеру и къ знахаркѣ; но ни лѣкарства, даваемыя фельдшеромъ, ни тайныя слова, произносимыя знахаркой, нисколько ей не помогали. Знахарка, наконецъ, убѣдила больную идти къ прудику, гдѣ послѣдняя выкупалась, „прощаться“ т. е. просить прощенiя. Придя къ прудику, знахарка велѣла разскащицѣ повторить громко за нею слѣдующiя слова: „Царь лѣсòвый и царица лѣсòвая и лѣсòвыя малыя дѣтушки, простите меня въ чемъ я согрѣшила.“ Она повторила эти слова три раза и послѣ каждаго раза онѣ клали по земному поклону. Послѣ третьяго раза послышался около нихъ шумъ, словно выстрѣлъ. Обѣ вернулись домой. Знахарка стала лѣчить больную и въ скоромъ времени ей удалось вылѣчить ее.

__________

*) Примѣчанiе: Дѣятельность этихъ божествъ почти тожественна; представленiя о нихъ у крестьянъ обыкновенно смѣшиваются, разнятся они другъ отъ друга лишь ростомъ: лѣсовики самые большiе, моховики самые маленькiе.

 

С. 12

 

Это лишь частный случай. Но разскащица не представляла исключенiя изъ общаго уровня бабъ и мужиковъ. Очень часто, если кто захвораетъ въ лѣсу, то, приписывая болѣзнь лѣсовику, больная отправляется въ лѣсъ. Она несетъ яйцо и, ставъ на перекресткѣ, кладетъ яйцо на лѣвую руку и въ лѣсу произноситъ слѣдующую молитву: **)

„Кто этому мѣсту житель, кто настоятель, кто содержавецъ – тотъ даръ возмите, а меня простите во всѣхъ грѣхахъ и во всѣхъ винахъ, сдѣлайте здраву и здорову, чтобы никакое мѣсто не шумѣло, не болѣло.“ Яйцо оставляется на перекресткѣ. Если лѣсовикъ услышитъ эту мольбу – болѣзнь пройдетъ.

Но будучи по существу добрымъ, этотъ лѣсной царь наноситъ не мало вреда мѣстнымъ жителямъ, похищая у нихъ скотъ, либо самъ для себя, либо насылая дикаго медвѣдя на стадо. Иногда порученiе похитить скотину у мужика лѣсной царь передаетъ одному изъ подчиненныхъ ему духовъ. Взявъ къ себѣ скотину, онъ однако поддается извѣстнымъ просьбамъ потерпѣвшихъ и иногда возвращаетъ взятое имъ. Для этого нужно рано утромъ на зарѣ пойти къ лѣсу и на перекресткѣ принести жертву, о которой я скажу ниже, для того чтобы лѣсовой царь вернулъ похищенную у

__________

**) Примѣчанiе. Считаю долгомъ отмѣтить, что упомянутое обращенiе къ лѣсовику самими крестьянами называется молитвой. Дѣло въ томъ, что населенiе въ обращенiи своемъ къ духамъ, населяющимъ природу, дѣлаетъ рѣзкое различiе между молитвой и заговоромъ, который называется просто „слова“. Послѣднiй имѣетъ обязательную силу: заговоръ, произнесенный безъ ошибокъ, обязываетъ къ совершенiю или несовершенiю извѣстныхъ дѣйствiй духа, къ которому заговоръ относится. Молитва имѣетъ лишь просительное значенiе. Къ такимъ относится и воззванiе къ лѣсовику. Оно не обязываетъ лѣсовика ничѣмъ: онъ воленъ или неволенъ исполнить просьбу просителя. Этого отдѣленiя заговора отъ молитвы, установленнаго самими крестьянами, я буду придерживаться и въ дальнѣйшемъ изложенiи.

 

С. 13

 

крестьянина скотину. Хотя, по убѣжденiю населенiя, идти къ лѣсу съ этой цѣлью тяжкiй грѣхъ, хотя ему и становится страшно при принесенiи такой жертвы, такъ какъ лѣсной царь не всегда является милостивымъ къ просителю, тѣмъ не менѣе рѣдкiй крестьянинъ, изъ неутратившихъ еще прадѣдовскiя вѣрованiя, способенъ противостоять искушенiю. Скотина ему слишкомъ дорога, слишкомъ большое подспорье въ его хозяйствѣ, требующемъ отъ него такъ много хлопотъ и жертвъ, чтобы не рѣшиться совершить ради нахожденiя ея и грѣхъ, чтобы не побороть свой страхъ, который онъ испытываетъ, подходя къ лѣсу, съ цѣлью жертвоприношенiя лѣсному царю.

Понятiе о лѣсномъ царѣ очень часто смѣшивается съ понятiемъ о простомъ лѣсовикѣ; вотъ почему въ тѣхъ мѣстахъ, гдѣ мѣсто лѣснаго царя занимаетъ лѣсовикъ ‑ жертвоприношенiе совершается этому послѣднему. Во всякомъ случаѣ этотъ видъ отношенiя крестьянина къ лѣсовику или лѣсному царю заслуживаетъ вниманiя оттого, что это одинъ изъ рѣдкихъ остатковъ, прежде быть можетъ и болѣе развитаго культа.

Да и въ настоящее время, когда христiанство заставило поблѣднѣть прежнiя представленiя о духахъ, населяющихъ лѣсную чащу, крестьянинъ все-таки относится къ лѣсовику съ прежнимъ суевѣрнымъ страхомъ своихъ отдаленныхъ предковъ: это жертвоприношенiе не является, такъ сказать, симпатическимъ средствомъ, способствующимъ нахожденiю скотины, обрядомъ, перешедшимъ отъ далекихъ временъ, значенiе котораго не вполнѣ ясно крестьянину. Напротивъ того онъ вѣруетъ въ дѣйствiе этой жертвы также сильно, также убѣжденно, какъ вѣровали его, быть можетъ, не просвѣщенные христiанствомъ предки.

Какъ ни могущественъ лѣсной царь или лѣсовикъ, но противъ козней его существуютъ средства, которыми можно его сдѣлать безсильнымъ. Это особый заговоръ.

С. 14

 

Каждый хорошiй пастухъ знаетъ его. И одно изъ условiй, которое предъявляютъ крестьяне при наймѣ пастуха – это знанiе заговора. Когда около Николина дня отпускаютъ скотъ на пастбище, пастухъ три раза обходитъ скотъ съ заговоромъ. Этотъ заговоръ называется „отпускомъ“.

Если онъ не грамотенъ, то достаточно молча обойти съ отпускомъ стадо. Послѣ этого звѣрь не тронетъ скота. Приведу заговоръ, который намъ удалось достать въ уѣздѣ: „Выйду въ чистое поле, въ широко раздолье, обойду около широкаго двора и обнесу свой приданный образъ и свою зажженную свѣчу воскòвую около своего широкаго двора, около своей милой береженной скотинушки, около любимыхъ конюшекъ, около своихъ дойныхъ коровушекъ, около своихъ маленькихъ овечушекъ, чтобы черные медвѣди и сѣрые волки, злыя россомахи, чтобы они на мою милую боженую скотинушку, чтобы они глазомъ не глядѣли и ухомъ не слышали, вонью не воняли, носомъ не слышали; около моей скотинушки будь огненна рѣка и камена стѣна и желѣзный тынъ и Миколинъ замòкъ, чтобы эта скотинушка была бы цѣла и сохранна, а вы, черные медвѣди и сѣрые волки и злыя россомахи, идите къ синему морю, у синяго моря бейте и копайте черный сонотливый пень и черную глиную колоду и отъ нынѣ бы и до вѣку и отъ вѣку и до по вѣку. Аминь.“

Другой заговоръ, оказывающiй то же дѣйствiе, гласитъ такъ: „Стану я, рабъ Божiй, благословясь, выйду я, перекрестясь, изъ избы дверьми, изъ сѣней воротами, въ чистое поле, принимая милый скотъ, крестьянскiй животъ, на свои на бѣлыя руки и пойду около своего скоту и около своего стада и за тотъ ли желѣзный тынъ, замкну тридевять замками, тридевять ключами и снесу эти ключи Пречистой Божiей Матушкѣ. – Пречистая Божiя Матушка, Пресвятая Богородица, закрой своей ризой нетлѣнною мой милый скотъ и крестьянскiй

С. 15

 

животъ отъ звиря широколапаго и кажись мой милый скотъ, крестьянскiй животъ, дубьемъ-колодьемъ и сѣрымъ каменьемъ, и какъ народъ сходится, сбирается въ одну Божiю Апостольскую Церковь, такъ солнце пойди на западъ, какъ весь милый скотъ и крестьянскiй животъ, сходись, сбирайся къ своему двору и кто буде завидовать, осужать переговаривать, и тому лѣсы считать и съ лѣсъ хвоя вырубать и въ морѣ воду вынимать и около моря песокъ вызубать.“

Позволю себѣ привести еще одинъ видъ заговора скота, доставленный мнѣ учителемъ Водлозерскаго училища, при Ильинскомъ погостѣ, М. С. Стратонниковымъ, и найденный имъ у Водлозеровъ. Это старинная рукопись, находящаяся въ большомъ употребленiи у мѣстныхъ жителей. Заговоръ носитъ на себѣ несомнѣнные слѣды раскольничьяго влiянiя. Привожу заговоръ буквально: слова, которыя за ветхостью рукописи нельзя было разобрать, отмѣчены точками.

„Во имя Отца и Сына и Святаго Духа. Аминь. Стану я, рабъ Божiй, пастырь (имя рекъ) благословясь, пойду перекрестясь, отцомъ своимъ прощенъ и матерью благословенъ, выду на бѣлый свѣтъ, стану на мать сырую землю на востокъ лицемъ и на западъ хребтомъ, помолюсь я, рабъ Божiй пастырь (имя рекъ), Господу Богу Саваофу Исусу Христу Сыну Божiю и Приснодѣвы Марiи, Iоанну Предтечу Крестителю Христову, Михаилу Архангелу, грозному воеводѣ небесныхъ силъ, Петру и Павлу, верховнымъ апостоламъ, и святому Николаю Чудотворцу, преподобнымъ отцамъ Зосимѣ и Савватiю, соловецкимъ чудотворцамъ, и святому великому мученику Георгiю храброму и святому священномученику Власiю, епископу Севастинскому и всѣмъ небеснымъ силамъ со умиленiемъ припадаю молюся Вамъ, Господи, пособите и помогите и благословите и на путь спроводите меня, раба Божiя пастыря (имя рекъ), съ моимъ милымъ скотомъ, съ крестьянскимъ

С. 16

 

животомъ, съ коровьимъ стадомъ почти….. во все теплое лѣто и до бѣлое снѣгу, закройте и защитите и заградите и закрѣпите святыми своими божественными ризами ходячи волови по скотинѣ посеку по тропамъ и поухожамъ моимъ меня, раба Божiя пастыря (имя рекъ), и мой милой скотъ крестьянской животъ, коровъ и быковъ, кладенныхъ и не кладенныхъ ……. и малыхъ и подтелковъ комолыхъ и рогатыхъ, домокормленыхъ и новоприведенныхъ, бѣлыхъ и черныхъ, бурыхъ и красныхъ, и пестрыхъ и всякую разношерстную скотину, отъ чернаго звиря и отъ бураго звиря широколапаго мидведя, отъ опрокидня отъ пакостнаго отъ перехожалаго отъ волка и отъ волчицы рыскучей и отъ всякой змiи скорпiи и отъ всякаго злого и лихого человѣка пытощика и порченника, отъ пострѣлу ……… и повѣтрiя и отъ всякаго ….. силы дьявольскаго нечистаго духа отъ ….. тущаго отъ постигающаго ….. видящаго отъ пола отъ старца отъ мужа отъ жены отъ парня отъ дѣвки отъ черноволоса отъ бѣловолоса отъ всякаго разнаго чина людей и отъ всякаго дьявольскаго нечистаго духа, и закрѣплю я, рабъ Божiй ….. (имя рекъ), и заговорю свое вышеписанное коровье стадо, сколь крѣпко и твердо основанiе земное и ничто съ мѣста двинути не можетъ и коль крѣпко гробъ Господень на воздусе во святомъ градѣ Iеросалимѣ и сколь крѣпокъ и жестокъ синiй камень въ окiянѣ морѣ не крошится и не колется и не родится и не котится и не родится и столь крѣпокъ и жестокъ сей мой буде вышеписанный заговоръ кругомъ моего вышеписаннаго коровья стада вѣкъ по вѣку. Аминь, аминь, аминемъ заключается, о пречистая госпоже Богородице Мати Христова, какъ заграждала закрывала сына своего господа Исусо Христа въ граде Виѳлiемѣ Iудейстемъ отъ Ироды …. безбожнаго и такъ закрой и защите и загради и закрѣпи Святой Своей ризою нетлѣнною меня, раба Божiя пастыря (имя рекъ), и мой милый скотъ, крестьянскiй

С. 17

 

животъ, любимое мое коровье стадо коровъ и быковъ и не телей и малыхъ подтелковъ, комолыхъ и рогатыхъ кладенныхъ и не кладенныхъ, домокормленныхъ и недокормленныхъ и новоприведенныхъ, бурыхъ и красныхъ и пестрыхъ и всякую..... ходячи въ мiрѣ и по скотамъ и тропамъ и по ухожамъ моимъ отъ чернаго звиря отъ бѣлаго звиря широколапаго мидведя..... пакостника переходня и отъ волка и отъ волчицы рыскучей и отъ всякой змiи скорпiи и отъ всякаго злаго и лихаго человѣка.... и отъ всякаго дьявольскаго нечистаго духа.... по вѣку Аминь Аминемъ залѣчуся..... О пречистый царь Господи, сошли, Господи, съ небесъ святаго пророка Божiя Илiю на огненной колесницѣ съ громомъ и молнiею и со стрѣлою кременною, чтобы жгло и ранило и стрѣлою отстрѣливало изъ моей поскотины, и отъ моего вышеписаннаго коровья стада чернымъ и дивнымъ и разнымъ разношерстнымъ звѣрямъ и мидведямъ моего вышеписаннаго коровья стада вѣкъ по вѣку не видать. Аминь, Аминь Аминемъ заключается. О пресвятый царь Господи, нашли, Господи, злыхъ лютыхъ тридевять мяеденскихъ кобелей – съ вострыми ногтями съ желѣзными зубами чтобъ прогоняли...... отъ скотины и осеку отъ моего....... коровья стадо старожили.... и разныхъ разносильныхъ и разношерстныхъ звѣрей и мидведей..... синемъ морѣ на дикой лѣсъ тамо....... зеленую ту рѣку..... болотную воду сломайте и ворочайте пенье..... и дикое каменье, а у меня, раба Божiя пастыря имя рекъ, въ моей поскотинѣ и осеку нѣтъ вамъ килатую кидяры вѣкъ по вѣку а кажись мой милый скотъ....... вышеписанное мое коровье стадо въ моей поскотинѣ и осеку по тропамъ и по ухожамъ моимъ чернымъ и дикимъ и различнымъ звѣрямъ и мидведямъ..... лѣсомъ, при горѣ горой, при камени каменемъ, при травѣ травой, при водѣ водой, при грязи грязь вѣкъ.... Аминь Аминь Аминемъ заключается.

С. 18

 

Сбирайся, милъ народъ православный, къ звону колокольному къ пѣнью церковному, къ отцу духовному и какъ собираются муравьевы дѣти во всѣ четыре стороны къ всякой ночи къ Царю своему Муравью, служатъ ему и слушаютъ его всегда, и какъ летаются медовые пчелы по гнѣздамъ своимъ и къ дѣтямъ ко всякой ночи и гнѣздъ своихъ не забываютъ и дѣтей своихъ не покидаютъ и какъ стекаются..... источники со всей святой русской земли въ одно синее море и такъ бы мой вышеписанный скотъ любимый мое коровье стадо..... меня раба Божiя пастыря имя рекъ шли-бъ..... и въ одно мѣсто стекалися..... и на трусья.... изъ лѣсовъ, изъ мховъ, изъ болотъ и рѣкъ, изъ ручьевъ.... черныхъ грязей.... вковце въ ветхъ въ переходное мѣсяца и въ меженные дни и во всякое время шли-бъ дружка отъ дружку не останаваючись безопасно.... ко всякой ночи къ домамъ, къ хозяевымъ и къ дѣткамъ своимъ, вѣкъ по вѣку аминь, аминь, аминемъ заключается. Да будетъ на меня, раба Божiя пастыря имя рекъ, и на мой милый скотъ, крестьянскiй животъ, любимое мое коровье стадо какой злой и лихой человѣкъ подумаетъ зло лихо...... или какое врождевное и у того бы порченника..... языкъ воротило, жилы со лба спрыгнулибъ и подколѣнное жилье рвало, что бы ему супостату порченнику и пытащику въ день покоя а въ ночь усыпу не было и до смертнаго его часу буди, Господи, во вѣки вѣковъ аминь, аминь, аминьемъ заключается, о пресвятый Господи..... съ умиленiемъ припадаю.... постави, Господи, меня, раба Божiя пастыря имя рекъ, и около моей по скотинѣ и около моего милаго вышеписаннаго коровья стада и коровъ и быковъ и нетелей и малыхъ подтелковъ, комолыхъ и рогатыхъ и домокормленныхъ и новоприведенныхъ, бѣлыхъ, черныхъ, бурыхъ и красныхъ и пестрыхъ и околь всякой разношерстной скотины и около всего

С. 19

 

моего вышеписаннаго закрѣпною......................................... вору.............................. постави еси стѣну каменную глубиною три сажени въ землю а вышиною до небеси а кругомъ стѣны завали, Господи, землею матерью а кругомъ валу землянаго проведи, Господи, рѣку огненную глубиною..... и повели, Господи, тѣ вышеписанныя..... и стѣну каменную и замкнуть заложить стѣну...... Петру златыми его ключами да нести.... ключи къ самому Господу Исусу Христу Сыну Божiю на престолъ, подъ святую его нетлѣнную одежду и какъ сего замки...... люди не видятъ въ моей поскотинѣ и осеку моего вышеписаннаго коровья стада чернымъ......................................................................................................................................

Этотъ обычай обходить скотину съ отпускомъ очень распространенъ среди крестьянъ Олон. губ., не только Пудожскаго, но и другихъ уѣздовъ. Такъ, въ уѣздѣ Вытегорскомъ, по словамъ В. Реброва *), пастухи покупаютъ отпускъ и тщательно хранятъ его, чтобы чужiя руки не коснулись этой рукописи: вслѣдствiе такого прикосновенiя отпускъ можетъ потерять свою силу. Они прячутъ его либо въ своей свирѣли, либо въ фуражкѣ, либо въ глубинѣ дремучаго лѣса, вмѣстѣ съ шерстью отъ каждой головы пасомаго ими скота.



Поделиться:




Поиск по сайту

©2015-2024 poisk-ru.ru
Все права принадлежать их авторам. Данный сайт не претендует на авторства, а предоставляет бесплатное использование.
Дата создания страницы: 2019-07-23 Нарушение авторских прав и Нарушение персональных данных


Поиск по сайту: