“Существует на свете закономерность,
согласно которой мир больше всего и наказывает
своих сынов за самые чистые идеи и побуждения духа” [1, 361]
Основные действия в романе “Плаха” происходят на бескрайних просторах Маюнкумской саванны, Прииссыкулья. Главные действующие лица: Авдий Каллистратов, гонцы за анашой, оберкандаловцы и Бостон Уркунчиев. Основной художественный арсенал для решения проблемы свободы-несвободы: приёмы, раскрывающие психологию: внутренние монологи, диалоги, сны и видения; образы-символы, антитеза, сравнение, портрет.
Авдий Каллистратов — одно из важнейших звеньев в цепочке героев “маюнкумских” глав “Плахи”. Будучи сыном дьякона, он поступает в духовную семинарию и числится там “...как подающий надежды...” [1, 323]. Однако, через два года его изгоняют за ересь. Дело в том (и это были первые шаги героя как свободной личности), что Авдий, считая, “...что традиционные религии... безнадёжно устарели...” [1, 361] из-за своего догматизма и закоснелости, выдвигает свою версию “...развития во времени категории Бога в зависимости от исторического развития человечества” [1, 369]. Персонаж уверен, что обычный человек может общаться с Господом без посредников, то есть без священников, а этого церковь простить не могла. Чтобы “...вернуть заблудшего юношу в лоно церкви...” [1, 364] в семинарию приезжает епископ или, как его называли, Отец Координатор. Во время беседы с ним Авдий “...почувствовал в нём ту силу, которая в каждом человеческом деле, охраняя каноны веры, прежде всего, соблюдает собственные интересы” [1, 365]. Тем не менее, семинарист откровенно говорит о том, что мечтает о “...преодолении вековечной закоснелости, раскрепощение от догматизма, предоставление человеческому духу свободы в познании Бога как высшей сути собственного бытия” [1, 368]. Иными словами “ дух свободы” должен управлять человеком, в том числе и его стремлением познать Бога. Вопреки уверениям Отца Координатора, что главная причина “бунта” семинариста — свойственный молодости экстремизм, Авдий не отрекается от своих взглядов. В “проповеди” Отца Координатора прозвучала мысль, ставшая реальностью в дальнейшей трагической жизни Каллистратова: “Тебе с такими мыслями не сносить головы потому, что и в миру не терпят тех, кто подвергает сомнению основополагающие учения, и ты ещё поплатишься...” [1, 370]. Умозаключения Авдия носили неустоявшийся, дискуссионный характер, но и такой свободы мысли, официальное богословие не простило ему, изгнав из своей среды.
После исключения из духовной семинарии Авдий работает внештатным сотрудником комсомольской газеты, редакция которой была заинтересована в таком человеке, так как бывший семинарист являлся своеобразной антирелигиозной пропагандой. Кроме того, статьи героя отличались непривычными темами, что вызывало интерес у читателей. Авдий же преследовал цель “...познакомить читателя с тем кругом мыслей, за которые собственно говоря, его и исключили из духовной семинарии” [16, 95]. Сам персонаж так говорит об этом: “Меня давно терзала мысль — найти нахоженные тропы к умам и сердцам своих сверстников. Я видел своё призвание в поучении добру” [1, 335]. В этом стремлении героя Ч. Айтматова можно сравнить с булгаковским Мастером, который своим романом о Пилате так же выступал за самые гуманные человеческие качества, отстаивая свободу личности. Как и герой “Мастера и Маргариты” Авдий не может опубликовать свои “набатные” статьи о наркомании, так как “...вышестоящие инстанции...” [1, 332], лишённые истины, а значит и свободы, не желая причинять ущерб престижу страны этой проблемой, не пропускают их в печать. “К счастью и несчастью своему, Авдий Каллистратов был свободен от бремени такого... затаённого страха...” [1, 360]. Стремление героя говорить правду, какой бы горькой она ни была, подчёркивает наличие у него свободы.
Для того, чтобы собрать подробный материал об анашистах, Авдий проникает в их среду, становится гонцом. За день до поездки в Маюнкумские степи собирать “злую штуку” [1, 326], осознавая опасность и ответственность предпринимаемого, он неожиданно получает большую моральную поддержку: концерт староболгарского храмового пения. Слушая певцов, “...этот крик жизни, крик человека с вознесёнными ввысь руками, говорящий о вековечной жажде утвердить себя, найти точку опоры в необозримых просторах вселенной...” [1, 345], Авдий получает необходимую энергию, силу для выполнения своей миссии. Под влиянием пения герой невольно вспоминает рассказ “Шестеро и седьмой”, повествующий о времени гражданской войны на территории Грузии, и понимает, наконец-то, причину трагического финала, когда чекист Сандро, внедрившийся в отряд Гурама Джохадзе, после совместного пения в ночь перед расставанием убивает всех и себя. Песня, льющаяся из самого сердца, сближает людей, одухотворяет, наполняет души ощущением свободы и Сандро, раздваиваясь в борьбе долга и совести, покарав бандитов, убивает и себя.
В данном эпизоде музыка, символизирующая чувство свободы, наполняет душу бывшего семинариста. Ч. Айтматов устами героя размышляет: “Жизнь, смерть, любовь, сострадание и вдохновение — всё будет сказано в музыке, ибо в ней, в музыке, мы смогли достичь наивысшей свободы, за которую боролись на протяжении всей истории...” [1, 357].
На следующий день после концерта Авдий вместе с анашистами устремляется в Маюнкумы. По мере того, как герой знакомится с гонцами, первоначальный план просто собрать материал для статьи уступает место стремлению спасти заблудшие души. Авдий “...был одержим благородным желанием повернуть их (анашистов — В. Д.) судьбы к свету силой слова...” [1, 374], не зная “...что зло противостоит добру даже тогда, когда добро хочет помочь вступившим на путь зла...” [1, 374].
Кульминационным моментом в истории с анашистами является диалог между Авдием и предводителем гонцов Гришаном, в ходе которого становятся очевидным взгляды персонажей именно с точки зрения интересующей меня проблемы.
Гришан, поняв замысел Каллистратова спасти молодых ребят-наркоманов, пытается доказать неправомочность действий Авдия, их бессмысленность. Бывший семинарист слышит слова, которые похожи на то, что когда-то говорил ему Отец Координатор: “А ты, спаситель-эмиссар, подумал прежде о том, какая сила тебе противостоит?” [1, 402]. В этих словах звучит прямая угроза, но проповедник остаётся верен себе. Авдий считает, что “...устраниться, видя злодеяние своими глазами, равносильно тяжкому грехопадению” [1, 403]. Гришан утверждает, что он в большей степени, чем кто-либо дарит всем свободу в виде кайфа от наркотика, в то время как каллистратовы “...лишены даже этого самообмана” [1, 406]. Однако, в самих словах предводителя анашистов кроется ответ: свобода под воздействием наркотика — самообман, значит ни гонцы, ни Гришан не обладают истинной свободой. Поэтому анашисты набрасываются на Авдия и, жестоко избив, сбрасывают с поезда. Примечательный факт: Гришан не участвует в избиении. Он, как и библейский Понтий Пилат, умывает руки, отдав жертву на растерзание обезумевшей толпе.
Благодаря молодому организму или какому-то чуду Авдий Каллистратов остаётся в живых. Теперь, казалось бы, герой одумается, поймёт всю опасность сражаться с “ветряными мельницами” безнравственности, бездуховности, несвободы. Однако этого не происходит. Авдий, едва оправившись, попадает в “бригаду” или “хунту”, как окрестили себя сами люди, Обер-Кандалова, бывшего военного “...бывшего из штрафбата...” [1, 476], который отправлялся в Маюнкумы на отстрел сайгаков для выполнения плана мясосдачи. Облава сильно подействовала на Авдия: “...он вопил и метался, точно в предчувствии конца света, — ему казалось, что всё летит в тартарары, низвергается в огненную пропасть...” [1, 481]. Желая прекратить жестокую бойню, герой захотел обратить к Богу людей, которые приехали в саванну в расчёте заработать кровавые деньги. Авдий “...хотел остановить колоссальную машину истребления, разогнавшуюся на просторах Маюнкумской саванны, — эту всесокрушающую механизированную силу... Хотел одолеть неодолимое...” [1, 481]. Эта сила физически подавляет героя. Спасти он не пытается, да это было почти невозможно, потому, что Обер-Кандалов противопоставил жестокую мысль: “...кто не с нами, вздёрнул, да так, чтобы сразу язык набок. Всех бы перевешал, всех кто против нас, и одной вереницей весь земной шар, как обручем, обхватил, и тогда б уж никто ни единому нашему слову не воспротивился, и все ходили бы по струнке...” [1, 486]. Авдий “по струнке” ходить не мог и не хотел, поэтому его распинают на саксауле. Его “...фигура чем-то напоминала большую птицу с раскинутыми крыльями...” [1, 487]. Упоминание о птице, свободный образ которой троекратно появляется в библейской легенде романа, позволяет утверждать: сравнение свидетельствует о том, что Авдий погибает свободной личностью, в то время, как оберкандаловцы, лишённые всех нравственных норм, вообще человеческого подобия, несвободны.
Отец Координатор, анашисты и оберкандаловцы — современная альтернатива Авдию, Христу ХХ века. Они пытались заставить его отречься о своих убеждений, от веры, от свободы. Однако, как и две тысячи лет назад Понтий Пилат трижды слышит отказ из уст Христа, так и современные пилаты не могут сломить волю свободного человека — Авдия Каллистратова.
Последним действующим лицом “маюнкумских” глав, в приложении к которому исследуется проблема свободы и несвободы, является Бостон Уркунчиев. Сюжетная линия персонажа переплетается с линией волков. С Авдием Каллистратовым герой никогда не встречается на страницах романа, но, тем не менее, его жизнь наполнена идеями Христа ХХ века. Бостон “...аккумулирует в себе накопленные за тысячелетия народом здоровые навыки и принципы бытия и своего пребывания на земле, учитывая опыт человека ХХ столетия, выражает устремления к реальному гуманизму” [4, 199]. И здесь в гамме художественных средств авторские ремарки, монологи и сны героя.
Бостон Уркунчиев, по мнению Р. Бикмухаметова, “...прямой наследник Дюйшена и Танабая Бакасова, Казангана и Едигея Буранного” [4, 199], героев предыдущих произведений Ч. Айтматова. Самое главное в жизни героя — семья (жена и маленький Кенджеш) и работа, “...ведь с самого детства жил трудом” [1, 528]. В нелёгкий труд чабана Бостон вкладывает всю свою душу, почти круглосуточно занимаясь с ягнятами. Он пытается ввести в бригаде, которой руководит, арендный подряд, считая, что каждому “...делу, кто-то, в конце концов, должен... быть хозяином” [1, 532]. Желание существенных перемен, дающих больше свободы для принятия решений, действий, подтверждает и указывает на стремление героя не только к свободе в узком, конкретном, но и в глобальном масштабе. Однако осуществить задуманное не удаётся из-за непонимания, равнодушия, безразличия руководства совхоза, в определённых обстоятельствах оборачивающихся преступной вседозволенностью и человеконенавистничеством. Именно это явилось причиной вражды между Уркунчиевым и пьяницей Базарбаем. Именно равнодушие и непонимание во всеобщей бездуховности — главные причины смерти Ерназара, друга и единомышленника Бостона, который гибнет на пути к новым пастбищам для скота.
Бостон тяжело переживает смерть Ерназара. Хотя, если вдуматься, то вины персонажа в происшедшей трагедии нет. Не Уркунчиев, а общество, равнодушное и закоснелое, держащееся, как и официальная церковь, на догматизме, толкает чабанов на рискованное дело. Свобода персонажа автором “Плахи” выводится из понятия “нравственность, то есть только высокоморальный, соотносящий свои поступки с совестью человек, по мнению Ч. Айтматова, может быть свободным. Все эти качества присущи Бостону Уркунчиеву. После гибели Ерназара “...ещё долгое время, годы и годы, Бостону снился один и тот же навечно впечатавшийся в его память страшный сон...” [1, 549], в котором герой спускается в зловещую пропасть, где нашёл последний приют вмёрзший в лёд Ерназар. Сон, в — ходе которого чабан вновь и вновь переживает муки, является определяющим в вопросе о нравственности, а значит и в вопросе о свободе персонажа.
Деградация человека и жестокость, усилившаяся в обращении с природой, окружающими людьми становится причиной трагедии Бостона. Дело в том, что Базарбай, разорив волчье логово, приводит зверей к жилищу Бостона. На неоднократные просьбы чабана отдать или продать волчат Базарбай отвечал отказом. А между тем волки резали овец, не давали своим воем спокойно спать по ночам. Герой, чтобы оградить свою семью и хозяйство от такого бедствия, устраивает засаду и убивает волка-отца. Его гибель является первым звеном последующих смертей. Следующим стал его сын Кенджеш и волчица: Бостон, желая застрелить зверя, похитившего ребёнка, убивает обоих. Для героя мир блекнет, “...он исчез, его не стало, на его месте остался только бушующий огненный мрак” [1, 581]. С этого момента персонаж, отличавшийся от окружающих наличием нравственной чистоты и свободы, теряет её. Объяснить это можно так: убив волчицу-мать, воплощающей и олицетворяющей в себе Природу, её высшую мудрость и разум, Бостон убивает себя в своём потомстве. Однако на пути потери свободы Бостон идёт ещё дальше, становясь таким же несвободным человеком, как и Кочкорбаев, оберкандаловцы и анашисты, учиняя самосуд над Базарбаем.
Завершая разговор о существовании или отсутствии свободы у героев “маюнкумских” глав романа можно сделать следующие выводы. Единственный герой, который обладает исключительной свободой, — Авдий Каллистратов. Персонаж, боровшийся за спасение “заблудших душ” анашистов и оберкандаловцев, проповедующий добро, нравственную чистоту и свободу, погибает, не изменив своей вере в человека, не отрёкшись от убеждений свободной личности. Анашисты и оберкандаловцы, лишённые нравственных принципов, преследуя только одну цель в жизни — обогащение, лишены свободы. При этом анашисты, считая дурман наркотика освобождением от всех запретов, усугубляют свою несвободу.
Бостон Уркунчиев, будучи неординарной, изначально свободной личностью, вследствие преступления человеческих норм, пойдя на поводу у таких, как Кочкорбаев, Отец Координатор, анашисты и оберкандаловцы, теряет свободу, ставит крест на своей жизни свободной личности и жизни своего рода.
3.3. Природа как элемент выявления проблемы свободы и несвободы в романе “Плаха”
“...Никакой человек не царь ей, природе-то. Не царь,
вредно это — царём-то зваться. Сын он её, старший
сыночек. Так разумным же будь, не вгоняй в гроб маменьку” [6, 348]
Отдельная сюжетная линия, связывающая судьбы Авдия и Бостона, повествует о судьбе волчьей пары: Акбары и Ташчайнара. Каким же образом антропоморфизм вторгается в проблему свободы и несвободы? Об этом данная глава. Обращение к миру природы находим уже в ранних произведениях писателя: “Прощай, Гульсары”, “Джамиля”, “Белый пароход”, “Буранный полустанок”. “Рядом с человеком он (Ч. Айтматов — В. Д.) ставил коня, верблюда, слышал в степи отголоски тысячелетней истории, усматривал человеческое благородство в защите моралов...” [4, 197]. Автор “Плахи” считает, что истинный гуманизм — не просто любовь к человеку и к природе, а защита, активное противостояние бездуховности, яростная борьба с браконьерством всех мастей. Писатель видит прямую взаимосвязь между социальной, общественной жизнью и жизнью природы, причём разложение первых двух ведёт к гибели последней, что подразумевает и самоуничтожение человеческого рода.
В “Плахе” голос природы получает наиболее полное звучание. Из основных художественных средств, через которые выявляется проблема свободы и несвободы, выделил антитезу и авторские ремарки.
Волки в романе — особенные. По мнению Р. Бикмухаметова, они пришли в “Плаху” из киргизского эпоса “Манас”, “...в котором они выступают в качестве спасителей;...эти волки называются… кайберенами, покровителями травоядных, таким образом, покровителями человека и степных животных” [4, 196]. В эпосе метафорически выражена мысль о единстве человечьего рода и природы. Отсюда и имена волков в романе, чего в реальной жизни не существует: Акбара — великая, всемогущая; Ташчайнар — перегрызающий камень. Отсюда же и синева глаз волчицы: для них (волков — В. Д.) нет ничего дороже вечной степи, вечно синего неба и, конечно же, свободы.
Вся жизнь животных была логически спланирована самой природой. Волчья “...кровь живёт за счёт другой крови — так повелено началом всех начал, иного способа не будет...” [1, 312], но в этом “…была своя, от природы данная целесообразность оборота жизни в саванне” [1, 317]. Акбара и Ташчайнар забивали именно столько сайгаков, сколько необходимо было им для существования. Люди же, в отличие от них, убивали ради убийства, ради обогащения. В этом — одно из существенных различий между человечными зверями и звероподобными людьми.
В мире, в котором долгое время жили волки, царила природная гармония, Но существовала она до тех пор, пока в саванну не пришёл человек, вооружённый техникой, несущий хаос и смерть. Очень ярко это показано в картине избиения сайгаков, в ходе которого погибают первенцы Акбары. Волчице, “...оглохшей от выстрелов, казалось, что весь мир оглох и онемел, что везде воцарился хаос и само солнце, беззвучно пылающее над головой, тоже гонимо, мечется и ищет спасения...” [1, 319]. Однако, силы природы берут своё, и через некоторое время Акбара приносит пятерых волчат.
Ч. Айтматов противопоставляет волков, неоднократно именуя их “лютыми”, людям, которые по своим нравственным, духовным качествам уступают во всём зверям. Акбара же и Ташчайнар наделены поистине человеческой мудростью и милосердием. Доказательством служит встреча волков с Авдием среди зарослей анаши, где последний, увидев маленьких волчат, пытается играть с ними. Подоспевшей Акбаре “...ничего не стоило с размаху полоснуть его (Авдия — В. Д.) клыками по горлу или по животу” [1, 308], но, увидев в глазах “...голого и беззащитного, — которого можно было поразить одним ударом, перескочила, развернулась и снова перепрыгнула во второй раз...” [1, 308]. В двойном перепрыгивании через беззащитного человека заложен некий смысл, позволяющий утверждать о наличие у волков-зверей самых лучших качеств цивилизованного человека: нравственность, милосердие, а в итоге — уважение к свободе другого, что свидетельствует наличии собственной свободы.
Всего этого нельзя сказать о людях, которые ради строительства подъездных дорог поджигают камыш, где было логово волков с только что родившимися малышами. Откуда было знать бедным животным, что в этих местах найдено ценное сырьё, из-за которого “...можно выпотрошить земной шар, как тыкву...” [1, 489], что жизнь не только детёнышей, но “...гибель самого озера, пусть и уникального, никого не остановит...” [1, 489]?
Уйдя в горы, руководствуясь природным инстинктом продолжения рода, волки в третий раз обзаводятся потомством. На этот раз родилось четверо волчат. Мне кажется, что Ч. Айтматов, упоминая точное количество родившихся животных и сумму попыток продолжить свой род, использовал число как символ. Число “три” — божественное число, магические свойства которого отмечались ещё П. Флоренским, должно ассоциироваться с божественностью замысла волков, с Природным Разумом, а общее количество родившихся волчат, двенадцать, — с двенадцатью апостолами, то есть волчата — творения Бога и их убийство — самый тяжкий грех. Возможно, это и парадоксально, но расплачиваться за него приходиться одному из лучших героев “маюнкумских” глав — Бостону Уркунчиеву, вынужденно убивающего волчицу, с ней не родившихся в будущем детёнышей, и, как расплату — собственного сына, то есть потенциального продолжателя рода.
Волки, как олицетворение мудрости и разума Природы, наделённые ею свободой, противопоставлены в романе миру человека, где царит хаос, бездуховность, отсутствие нравственных принципов и свободы, что ведёт за собой, по мнению писателя, не только гибель Природы, но и гибель самого человека.
Основные выводы
Подводя итог, в начале отмечу элементы сближения двух романов, некую аналогию. Во-первых, писатели сознательно заостряют проблему свободы-несвободы. Во-вторых, в романах “трёхслойная” сюжетно-композиционная основа: миры Воланда, Пилата, Мастера и сюжетные линии Авдия, волков, Бостона, переплетение и взаимопроникновение которых в рамках каждого отдельного произведения, позволяет более полно решить проблему свободы-несвободы. Схожесть этих позиций определило идентичность некоторых художественных средств и приёмов.
Так, оба писателя успешно употребляют антитезу (Иешуа — Пилат, Пилат — Иуда, Мастер — Иешуа, Мастер — Маргарита; Иисус — Пилат, Авдий — анашисты, Авдий — Отец Координатор, Авдий — оберкандаловцы, Бостон — Базарбай, Бостон — Кочкорбаев, мир природы — человеческий мир). Удачно используются сравнения (Иешуа — Мастер, Иуда — Алоизий Могарыч, Авдий — образ свободно парящей в небе птицы), приёмы, раскрывающие психологию: диалоги, монологи, сновидения (“...Беда в том, что ты слишком замкнут, и окончательно потерял веру в людей... Твоя жизнь скудна, игемон...” [5, 291]; “А ты бы меня отпустил, игемон, попросил арестант...” [5, 298] и “Ты полагаешь, несчастный, что римский прокуратор отпустит человека, говорившего то, что говорил ты? О, боги, боги! Или ты думаешь, что я готов занять твоё место? Я твоих мыслей не разделяю!..” [5, 298]; “И лишь только прокуратор потерял связь с тем, что было вокруг него в действительности, он немедленно тронулся по светящейся дороге и пошёл по ней вверх прямо к луне... Он даже рассмеялся во сне от счастья...” [5, 590]; “Зачем же я буду кривить душой и отрекаться...” [1, 426] и “Напрасно!.. поговорим как свободные люди...” [1, 433]; “Оба мы столь различны, что вряд ли поймём друг друга...” [1, 426].
В “Мастере и Маргарите” диалоги, монологи и сновидения (в основном это касается героев “евангельских” глав Иешуа Га-Ноцри и Понтия Пилата) несут большую драматическую нагрузку, психологическую напряжённость и силу воздействия, чем в библейской легенде “Плахи”. На мой взгляд, это происходит по следующим причинам:
1. Драматичность “евангельских” глав определяется их композиционной особенностью. Они являются отдельной сюжетной линией, переплетающейся с двумя другими, и несут одну из основных смысловых нагрузок, воплощая замысел писателя, который, прежде всего, выступал в романе за свободу творчества, что было связано с его личной судьбой.
2. Главные персонажи этих глав непосредственно связаны с судьбой героя московских глав — Мастером. Они оказывают влияние на его, определяют награду (“покой”) в финале произведения, дают ответ на вопрос: почему Мастер не заслужил “света”, то есть место абсолютно свободной личности.
В “Плахе” же библейская легенда — всего лишь эпизод, позволяющий в дальнейшем решать проблему свободы и несвободы у других героев романа. Если в “евангельских” главах произведения М. Булгакова центральный образ — Понтий Пилат, то у Ч. Айтматова — Иисус Назарянин. Это, опять-таки, определено замыслом писателей. Для Ч. Айтматова важно было показать тот нравственный идеал человека, который в дальнейшем будет воплощаться в образе Авдия Каллистратова. Проблема свободы и несвободы у писателя шире, чем в романе М. Булгакова. Это предопределено самим временем, в которое мы живём, опасностью гибели человечества. Свобода понимается как неотъемлемая часть человека, объединяющая в себе понятия “нравственность”, “духовность”.
В связи с этим обнаруживаются различия в применении художественных средств при решении проблемы свободы и несвободы.
Важно обратить внимание на стилевые различия. Если у Булгакова стиль выдержан в абсолютно художественном варианте, то у Ч. Айтматова я бы выделил и художественное, и публицистическое, и эпистолярное начало.
Одним из существенных отличий романов является использование писателями цветовой символики. Так, М. Булгаков, опираясь на работу П. Флоренского “Столп и утверждение Истины”, в которой дана цветовая соотнесённость с характером человека, использует её в полном объёме при выявлении категорий свободы-несвободы среди героев произведения, а у Ч. Айтматова цветовая символика только косвенно отражает наличие или отсутствие свободы у персонажей.
У М. Булгакова и Ч. Айтматова в романах присутствуют постоянные образы-символы свободы: Луна, в “Мастере и Маргарите”, и птица, в “Плахе”. “...Оголённая луна висела высоко в чистом небе, и прокуратор не сводил с неё глаз в течение нескольких часов...” [5, 589]; “...взгляд его... упал на ту птицу, царски парящую в поднебесье... Птица была для него (Пилата — В. Д.) недосягаема, была неподвластна ему, — и не отпугнёшь её, равно как не призовёшь и не прогонишь...” [1, 428]). Неоднократное обращение к этим образам-символам свидетельствует об их лейтмотивной направленности. (В романе “Мастер и Маргарита” мы встречаем образ ласточки, которая влетает в колоннаду во время допроса Иешуа Пилатом, но это одиночное появление не даёт права считать этот образ лейтмотивом).
Но, если у М. Булгакова лейтмотив — нечто неодушевлённое, то у Ч. Айтматова — живое существо, что говорит о приближении непосредственно к человеку, к пониманию человеком чувства свободы и несвободы.
Завершая анализ произведений с точки зрения художественного воплощения в них категорий свободы и несвободы, можно с уверенностью сказать, что М. А. Булгаков и Ч. Т. Айтматов, продолжая лучшие традиции русской классической литературы, поднимая самые злободневные вопросы современности, доказали важность присутствия у человека свободы, необходимость стремления к ней, ущербность, скудость жизни без свободы, рассматривали наличие этой категории как гаранта существования человеческой цивилизации вообще.