Содержание
Введение
Глава I. Политологический анализ региональной идентичности: теоретико-методологические основания
Региональная идентичность как теоретическая проблема политической науки
Региональная идентичность: теоретическое содержание и методология изучения
Глава II. Структура и типы региональной идентичности в современной России
Типы региональной идентичности в современной России
Структурные уровни региональной идентичности в современной России
Заключение
Список использованной литературы
Введение
Необходимость теоретического осмысления феномена региональной идентичности в политической науке особо актуализируется при обращении к российским реалиям, где одним из следствий трансформации политической системы на рубеже 1980-90-х гг. стала регионализация политического пространства, сопровождавшаяся резким ростом регионального самосознания. На уровне научного языка это нашло выражение в появлении таких исследовательских сюжетов как «региональное самосознание», «региональная мифология», «региональная идеология» и собственно сама «региональная идентичность». С разных сторон и с различных методологических позиций исследователи пытались объяснить усиление региональной идентификации и ее мобилизационный потенциал, который, находясь в условиях слабости федеральных властей, взяла на вооружение региональная элита и стала укреплять свои позиции путем продвижения в региональные сообщества разнообразных мифологических текстов, символов и идей.
Начало 2000-х гг. ознаменовалось новым этапом во взаимоотношении Центра и регионов. Новые политические условия, связанные с реформированием федеративных отношений, изменили контекст, при котором происходило усиление региональной идентификации в 1990-е годы. При этом конкуренция между регионами только усилилась, что привело к распространению в субъектах РФ политического курса, направленного на поиск неких исключительных и уникальных обстоятельств, которые выделяли бы данный регион из числа прочих, выгодно преподносили бы территорию во внешнем пространстве. Вопросы позиционирования, регионального имиджа, оценки и повышения туристического и инвестиционного потенциала региона, улучшения позитивного самоощущения регионального сообщества от проживания в данном регионе, необходимости изменения миграционного сальдо в положительную сторону получают статус законодательно оформленных приоритетов.
|
|
Таким образом, в настоящее время в России складываются разнообразные варианты проявлений региональной уникальности. Их теоретическое осмысление и способы изучения имеют не малое значение для понимания динамики регионализации в России и функционирования региона как сложной социально-политической системы.
Объект исследования - региональная идентичность в современной России.
Предмет исследования - модели региональной идентичности в современной России.
Цель исследования - выявить типы региональной идентичности и определить их соотношение с основными характеристиками регионов РФ.
Основными задачами исследования являются:
проанализировать существующие методологические подходы к изучению региональной идентичности и определить специфику их возможного применения к изучению феномена региональной идентичности в России;
|
|
определить критерий типологизации региональной идентичности в российских регионах;
характеризовать различные типы региональной идентичности российских регионов;
определить соотношение этих типов между собой и провести их корреляцию с ключевыми характеристиками регионов РФ;
проанализировать возможные отклонения от типологической схемы путем уточняющего глубинного анализа модели региональной идентичности в отдельном регионе.
Глава I. Политологический анализ региональной идентичности: теоретико-методологические основания
Региональная идентичность как теоретическая проблема политической науки
В социальной теории анализ места, территории прошел путь от “физического или географического детерминизма”, когда окружающую среду рассматривают как ключевой фактор функционирования социума, до подходов, при которых отношения между человеком и территорией имеют динамичный и интерактивный характер, а место приобретает социальное, психологическое и культурное значение. Место играет существенную роль в формировании идентичности, поскольку этот процесс имеет как внутреннее измерение, поскольку происходит в сознании индивида, так и внешнее, поскольку проявляется в системе интеракций человека с окружающим миром.
Между индивидом и местом его локализации - проживания, работы, отдыха, общения и т.п. - существует крайне важная и слабо изученная связь. Не подлежит сомнению, что не только человек оказывает непосредственное влияние на свое физическое окружение путем его активного преобразования, но и физическая среда накладывает отпечаток на мировосприятие и поведение человека. В большинстве теоретических и эмпирических исследований, как отечественных, так и зарубежных, отсутствует анализ влияния физической среды на процессы становления идентичности. Вместе с тем в некоторых, очень редких случаях авторы, пытаясь интегрировать такие понятия, как “пространство”, “место”, “территория”, в концепции идентичности, демонстрируют возможности расширения классической теории социальной идентичности благодаря включению разнообразных аспектов концепта “место”.
|
|
Место, территория, пространство относятся к тем повседневным измерениям человеческого существования, которые часто наполнены самоочевидным смыслом, не проблематизируются и не подвергаются сомнению.
Вместе с тем они имеют огромное значение для существования человека, обеспечивая стабильность и предсказуемость его жизни. Среди множества теоретических направлений современной социологии особое внимание к миру повседневной жизни проявляют представители феноменологической школы, начиная с Э. Гуссерля, М. Хайдеггера, М. Мерло-Понти - великих философов, основоположников этого направления - заканчивая А.Шюцем, который собственно и создал социологическую феноменологию.
Именно феноменология придала особое звучание проблематике места, пространства, территории, а также дома, места жительства и пребывания человека. Итак, достижения феноменологической парадигмы могут оказаться релевантными в анализе территориальных - локальных и региональных - идентичностей. Несмотря на принадлежность к единой теоретической школе, разные феноменологи выработали различные концептуализации места и пространства. Место и дом привлекали внимание феноменологов благодаря центральной роли, которую они играют в субъективном опыте человека, его повседневном мире. В прикладном теоретизировании Шюц размышляет о роли дома в создании природных установок человека, в упорядочении его жизненного мира. Эта линия рассуждений нашла свое отражение даже в архитектурной теории, где особое ударение сделано на существовании особого “духа места”, или genius loci.
Место можно определить как социальную категорию, а не просто физическое пространство. Место всегда ассоциируется с определенными социальными группами, стилем жизни, социальным статусом, моделями поведения и общения. В многочисленных работах выдающегося китайского географа И-Фу Туана проанализировано то, что люди думают о месте и пространстве и как ощущают их, как у них формируется ощущение привязанности к дому, району, городу и стране в целом. Туан уделяет большое внимание выяснению того, каким образом чувства и эмоции, касающиеся пространства и места, из меняются под влиянием ощущения времени. Мыслитель предлагает различать понятия места и пространства: место - это безопасность, а пространство - свобода. Мы привязаны к первому и стремимся ко второму, Это базовые компоненты нашего жизненного мира, которые воспринимаются как нечто само собой разумеющееся. Однако попытки порассуждать о них, задуматься над их внутренней сутью ведут к неожиданным открытиям.
Пространство - более абстрактное понятие, чем место. То, что сначала воспринимают как пространство, постепенно приобретает черты места, по мере того, как человек начинает осваивать его, знакомиться ближе, наделять его определенной ценностью. Места являются собственно местами, а не просто географическим пространством, именно потому, что имеют идентичность.
Территориальные идентичности создаются комплексом чувств, значений, опыта, воспоминаний и действий, которые, будучи индивидуальными, существенно трансформируются социальными структурами и проявляются в процессе социализации. Пространство и место связаны с разным ощущением времени: если первое ассоциируется с движением, то второе - с паузой, остановкой. Ключевым аналитическим понятием, которое использует Туан, является опыт. Это всеобъемлющий термин, охватывающий все модели познания и конструирования реальности.
Позитивные эмоциональные связи с местом Туан называет топофилией. Важное методологическое значение имеет диффе ренциация между ощущением места (sense of place) и укорененностью (rootedness). Первое означает осознание позитивных чувств к определенному месту, а второе - ощущение “быть как дома”. Эти понятия перекликаются с другим, ставшим в последние годы более привычным и нормативным среди исследователей территориальных явлений, а именно: привязанность к месту (attachment to place). Оно означает аффективную связь (эмоции, чувства, на строения и т.п.), которую индивид ощущает по-разному, с разной силой, в разных формах и с разной степенью осознания в отношении тех мест, где он родился, живет и действует. С теми или иными местами ассоциируются и те или иные сообщества, посредством которых определяются места и которые, в свою очередь, определяются через их принадлежность к этим местам. Эти территории и связанные с ними человеческие объединения характеризуются разными масштабами и уровнями институционализации - жилье, дом (семья, родные, друзья), рабочее место (коллеги), окружение (соседи), город, регион, страна и т.п. Все они играют весьма существенную позитивную роль в определении того, кто мы есть, в нашей самоидентификации, в придавании смысла нашей жизни, наполнении ее ценностями, значением, целями. Однако привязанность к определенным местам может приводить и к пагубным последствиям, порождая вражду, ненависть, агрессию, как это происходит в случае этнических конфликтов.
Другой ученый в области культурной географии, британка Дорин Месси рассматривает понятие места и пространства с позиций феминистической критики. Выступая против попыток романтизации места, она не склонна усматривать в нем нечто единое, недвижимое, укорененное в статичном пространстве. Существенное различие между местом и пространством заключается в том, что пространство можно рассматривать как статичное, вневременное измерение, тогда как место неразрывно связано с течением времени. Согласно предлагаемой Месси перспективе, место конструируется не путем установления рамок, границ, а благодаря выявлению взаимосвязей с находящимся извне. А значит, место имеет открытую, релятивную и множественную природу, которая постоянно подвергается контестации. Место представляет собой укорененную социальную практику как систему социальных отношений. Поэтому место - это живая субстанция, создаваемая из бесчисленной совокупности социальных интеракций. Подобные интеракции происходят при определенных обстоятельствах в рамках территориально обусловленных образцов. Можно утверждать, что они созданы местом и сами, в свою очередь, обусловливают специфику места. Таким образом, жители определенного места находятся в длительном и культурно и структурно детерминированном контакте, который способен порождать чрезвычайно важные и устойчивые последствия. Применяя концепцию места, представленную Месси, мы выходим на механизмы формирования локальных, присущих определенному месту идентичностей.
Осуществляя преимущественно политико-экономический анализ процессов развития, происходящих на региональном уровне, Месси указывает на ограничения “политики локальности” и необходимость осмысления более широких, глобальных связей и социальных отношений, связанных с местной уникальностью и локальной идентичностью. Однако она отвергает идею о том, что новые информационные технологии и трансформация финансово-экономических отношений в направлении глобализации радикально изменили суть таких понятий, как “место” и “дом”.
Данная линия рассуждения существенно отличается от утверждений теоретиков информационного общества, которые акцентируют общественные изменения, вызванные радикальной трансформацией информационно-коммуникационной сферы.
В современной социально-психологической и социологической литературе существует несколько теорий, объясняющих феномен идентичности.
Две, наиболее известные и обоснованные - как в концептуальном, так и в эмпирическом плане - могут быть применены для объяснения процессов взаимодействия и взаимовлияния между личностью и местом. Одна из них - теория социальной идентичности - возникла и получила распространение в основном среди социальных психологов, тогда как другая - теория идентичности - находит сторонников в кругах социологов. Кратко остановимся на главных положениях каждой из них, подчеркивая те концептуально важные постулаты, которые могут послужить отправными точками для изучения феномена территориальной идентичности.
Начнем с теории идентичности - одной из наиболее влиятельных в со временной социологии, обоснование которой связано с классическими концептуализациями символического интеракционизма. Истоки теории можно обнаружить в работах американских классиков Чарльза Кули, Джорджа Мида и Герберта Блумера. Современные теоретики, последователи интеракционизма Питер Бурке, Ральф Тернер, Джордж МакКол, Джерри Сименс, Шелдон Страйкер и др. рассматривают индивидуальную идентичность как продукт тех ролей, которые человек выполняет в обществе. “Я” они трактуют как неоднородную и динамичную сущность, дифференцирующуюся в результате разносторонних социальных влияний. Эта теория анализирует механизмы формирования идентичности на микросоциальном уровне, связывая ее с процессами взаимодействия, принятия, индивидуального понимания и выполнения социальных ролей, с отношением к тем или иным ролевым репертуарам.
Сначала теория идентичности была сформулирована Страйкером. В последнее время она получила дальнейшее развитие и более широкую аналитическую перспективу в трудах его сторонников. В ее рамках можно выделить разные по смыслу ответвления, одни из которых теснее, другие слабее связаны с изначальным символическим интеракционизмом.
В теории идентичности остается неприкосновенной идея о формировании “Я” или самости в процессе социального взаимодействия, благодаря которому люди познают себя, наблюдая за реакциями других. Ключевым социально-психологическим механизмом становления самости выступает принятие роли другого. Согласно широко известному выражению предтечи интеракционизма Уильяма Джеймса человек имеет столько отдельных “я”, сколько существует социальных групп, мнением которых он дорожит.
В теории Страйкера вариации идентичностей связаны с разнообразием социальных ролей, выполняемых индивидом. По сути, речь идет о том, что “Я” представляет собой совокупность отдельных ролевых идентичностей, каждая из которых, в свою очередь, соответствует ролевой позиции в обществе.
В нашем контексте следует вспомнить классическое различение, которое выдвигает Мид в работе “Дух, самость и общество”, размышляя над двумя неотъемлемыми сторонами самости - индивидуальным, спонтанным “Я” (в английском оригинале и социальным, обобщенным “я” (mе). По словам самого классика интеракционизма, “Я” есть реакция организма на установки других; “я” есть организованное множество установок других, которые индивид сам принимает”.
То есть очевидно, что в рамках теории идентичности речь идет о тех социально обусловленных и отрефлексированных индивидом разнообразных “я”, которые предстают в виде ролевых идентичностей. Последние являются теми самоопределениями, которые люди приписывают себе в результате осознания своих позиций в общественном пространстве, которые тоже связаны с выполнением тех или иных ролей. Роли имеют рефлексивный характер, поскольку приобретают значение для индивида в процессе взаимодействия и через взаимодействие. Реакции других на индивида возникают прежде всего в связи с выполнением той или иной роли. Именно эти реакции, по мнению сторонников теории, формируют базис для самоопределения.
Таким образом, роли служат тем фундаментом, на котором возводится здание идентичности. Вместе с тем роли - это тот мостик, который связывает индивидов с социальной структурой.
Теория географической идентичности Особое место среди концептуальных разработок западных ученых, посвященных связям идентичности с территорией, занимает теория местной идентичности (place identity). Учитывая неполную адекватность прямого русского перевода англоязычного термина, предлагаю использовать как взаимозаменяемое понятие географической идентичности. Термин “place-identity” был введен в научный оборот в конце 70-х годов ХХ века американским социальным психологом Гарольдом Прошанским Пространственную идентичность он определяет как инкорпорацию индивидом места, территории в более широкую концепцию “Я”, как попурри воспоминаний, концепций, интерпретаций, идей и соответствующих чувств по отношению к определенным физическим местам и типам мест.
Места, с которыми связано формирование и развитие ТИ, состоят из дома, школы, микрорайона. То есть исследовательский фокус направлен на изучение непосредственного окружения индивида, в котором происходит львиная доля межличностных взаимодействий. Такая микросоциальная сфокусированность не случайна, поскольку автор говорит прежде всего об зучении того, как приобретается ТИ в процессе социализации. Исследователи рассматривают формирование ТИ с детства параллельно и аналогично со становлением индивидуальной идентичности в целом. С самого начала детиучатсяотделятьсебякакотдругихлюдей,так и от окружающей среды.
Прошанский рассматривал место как часть индивидуальной идентичности, как определенную субидентичность, по аналогии с классом или гендером. Он видел разные самоидентичности, связанные с теми или иными социальными ролями, как часть целостной территориальной идентичности каждого индивида. Теория процессов идентичности Брейквелл рассматривает место как часть множества разнообразных категорий идентичности, поскольку места несут в себе символы класса, гендера, происхождения и других статусных характеристик. Модель Брейквелл постулирует наличие четырех принципов идентичности: 1) самоуважение (позитивная оценка себя или своей группы), 2) самоэффективность (способность человека эффективно функционировать в определенной социальной ситуации, контролировать внешнюю среду), 3) своеобразие (distinctiveness) (ощущение собственной уникальности по сравнению с представителями других групп или общностей), 4) непрерывность, целостность, преемственность (continuity) (потребность в стабильности во времени и пространстве). Таким образом, данная теория предполагает, что разработка специальной теории, которая бы объясняла влияние территории на идентичность, - занятие лишнее и ненужное. Последователи теории Брейквелл в последние годы проводили исследования с целью изучения территориальных аспектов идентичности. Так, Спеллер с коллегами изучали изменения в пространственной организации и то, как они повлияли на идентичность жителей местной общины, находящейся в процессе социальных изменений.
Проблема пространственной идентичности получила весьма широкий резонанс и распространение в различных общественных дисциплинах - от психологии до архитектуры. Заинтересованность специалистов разных на правлений обусловила появление исследований с непривычным, нетривиальным фокусом анализа, например, способов украшения домов и рабочих мест как средства коммуникации и самопрезентации; дома, жилья, места жительства как источника самокатегоризации, привязанности к месту. Норвежский исследователь Ашильд Хейге рассматривает влияние места на идентичность в рамках голлистской и реципрокной модели взаимодействия между людьми и их физическим окружением: люди влияют на места, и места влияют на то, как люди видят самих себя.
Территориальная идентичность включает привязанность к определенной территории, но этим не ограничивается. Привязанность - это только одна из подструктур ТИ, которую нельзя рассматривать как одну из разновидностей социальной идентичности наряду с наиболее влиятельными, “классическими” ее формами - полом, национальностью (расой) и классом.
ТИ стоит в стороне на фоне последних, пронизывающих практически все ситуации социального взаимодействия, опосредующих модели всех коммуникаций, влияющих на все образцы самопрезентаций. В этом смысле они всеобъемлющи, поскольку всегда незримо присутствуют с нами в процессе нашей вовлеченности в публичное пространство.
Территориальная идентичность - это скорее одна из возможных форм манифестации социальной идентичности, часть других идентификационных категорий. Место нельзя рассматривать только как одну из многих социальных категорий. Вместе с тем место - не только контекст или фон, на котором происходит формирование и актуализация различных идентичностей, это скорее неотъемлемая, интегральная часть социальной идентичности. Например, различные архитектурные формы могут способствовать тем или иным моделям интеракции, порождать разные, порой прямо противоположные социальные чувства, способствовать взаимодействию или тормозить его, делать более выразительной или нивелировать социальную дистанцию, акцентировать социальное неравенство или, наоборот, равноправие.
То есть место может играть абсолютно разную роль в зависимости от стимулирования той или иной индивидуальной и социальной идентичности.
Территориальная община как воображенная общность Территориальную идентичность можно рассматривать также в рамках концептуального подхода, уходящего своими корнями в классический труд выдающегося американского ученого Бенедикта Андерсона “Воображенные общности” [Андерсoн, 2001]. Хотя книга посвящена в основном анализу макросоциальных предпосылок формирования национализма во времена раннего модерна, концепция “воображенных общностей” получила широкое научное признание, и ее часто используют для изучения различных по смыслу, но схожих по своей сути форм общественного бытия.
Все свое внимание исследователя Андерсон фокусирует на нации, определяя ее как “воображенную политическую общность - причем воображен ную как генетически ограниченную и суверенную. Она воображенная потому, что представители даже самой малой нации никогда не будут знать большинства своих соотечественников, не будут встречать и даже не будут слышать ничего о них, и все же в воображении каждого будет жить образ их причастности”. Переходя на более высокий уровень обобщения, исследователь подчеркивает, что “любая общность, большая, чем первобытное поселение с непосредственными контактами между жителями (хотя, возможно, и она), является воображенной. Общности нужно различать не по их реальности или нереальности, а по манере воображения”.
Понятие воображенной общности получило распространение в современной науке и часто используется в концептуализациях, анализирующих процессы структуризации общества. Конструирование и распад воображенных общностей трактуют как ключевой процесс появления и воспроизводства модерного и постмодерного обществ. Воображенные общности представляются основанными на общности религии, места жительства (территории), гендера, политики, цивилизации, науки. Однако изучение многих проявлений воображенной общности остается на начальном уровне.
Территориальным идентичностям уделяют значительное внимание в контексте построения и реализации стратегий местного развития. Выступая неотъемлемой частью социокультурного пространства, местная идентичность может быть как стимулирующим, так и сдерживающим фактором экономического и социального развития. Так, проблема ТИ становится частью более широкого аналитического контекста, связанного с выявлением взаимосвязей между культурой и экономикой. В этом контексте речь идет о региональной культуре, понимаемой как принятые в определенном региональном сообществе ценности, верования и общественные традиции региона. Культура рассматривается как активная сила социального воспроизводства, как процесс взаимодействия различных социальных акторов и как продукт дискурсов, в которых люди манифестируют свой социальный опыт самим себе и представителям других общностей. Определенные региональные культуры могут стимулировать процессы социального обучения и инновации, а другие - наоборот сдерживать.
Рассмотрение нескольких, наиболее известных концепций дает основания для определенных выводов касательно релевантности представленных подходов для изучения тех процессов актуализации территориальных, в том числе региональных идентичностей, с которыми мы соприкасаемся на современном этапе развития нашей страны.
Сам понятийный аппарат находится на стадии формирования и требует дальнейшего совершенствования, особенно что касается отечественной социологии. Наличие различных теоретических подходов позволяет рассматривать процессы формирования и актуализации территориальных идентичностей с разных сторон, создавая многоаспектный и междисциплинарный образ явления.
Региональная идентичность: теоретическое содержание и методология изучения
Концепция региональной идентичности имеет междисциплинарное содержание и базируется на научном наследии ряда наук. Региональная экономика «обеспечивает» концепцию региональной идентичности соответствующей статистикой и предоставляет свои специфические методы исследования. (К примеру, интересные результаты дает приложение теории центральных мест В. Кристаллера к оценке радиуса влияния и притяжения поселений.) Социология и социальная география в СССР-России в 70е - 90е гг. сформировали концепцию социально-территориальной общности (СТО), актуальную и сегодня.
Среди отечественных исследований одно из немногих исследований «территориальной идентичности» принадлежит Н.А. Шматко и Ю.Л. Качанову. Территориальная идентичность является результатом отождествления «Я - член территориальной общности». Предполагается, что для каждого индивида при фиксированном наборе образов территорий механизм идентификации постоянен. Авторы указывают, что каждый индивид обладает образом «Я - член территориальной общности», который вместе со способом соотнесения (сравнения, оценивания, различения и отождествления) образа «Я» и образов территориальных общностей образует механизм территориальной идентификации. Важным моментом здесь является «масштаб» или границы той территориальной общности, к которой индивид чувствует причастность: это может быть ограниченная территория - конкретное место (город, село, область) или значительно более широкие пространства - Россия, СНГ, а для некоторых респондентов («имперцев», «державников») - все еще СССР. Многое зависит от условий социализации и положения (не только социального, но и географического) конкретного индивида». Следует отметить, что географы подошли к изучению проблем идентичности и отталкиваясь от изучения географической среды. Географы, конечно же, не видели в характеристиках территории единственную причину конкретного формирования какой-либо культуры, скорее, те или иные особенности географической среды рассматривались как фактор территориальной дифференциации культуры. Теории географической среды и ее многочисленные ответвления сыграли, безусловно, положительную роль в формировании теоретических представлений о региональной идентичности.
Традиционные исследования общности базировались на представлениях о жестко ограниченных в территориальном социальном и культурном плане территориях. Эксперты и ученые считали, что «конфликт идентичностей» происходит там, где две или более групп начинают претендовать на одну и ту же историческую, культурную, социальную, политическую территорию. Естественно то, что «накладка идентичностей» наиболее явно проявляется в случаях политических притязаний на спорные географические территории. Сила территориального инстинкта многократно умножается в том случае, если территориальная общность оказывается в пограничном положении. В общественных науках постепенно складывается точка зрения, согласно которой под территориальной идентичностью понимаются изменяющиеся и динамичные явления, нежели зафиксированные неизменные пространства с четкими границами.
Отечественная наука также не обошла вниманием эти сюжеты, связанные прежде всего с творчеством Д.С. Лихачева и Ю.М. Лотмана. Анализируя характер географических описаний страны в древнерусской литерату ре, Д.С. Лихачев отмечает: «География дается перечислениями стран, рек, городов, пограничных земель».
Итак, региональная идентичность - часть социальной идентичности личности. В структуре социальной идентификации обычно выделяют два основных компонента - когнитивный (знания, представления об особенностях собственной группы и осознания себя её членом) и аффективный (оценка качеств собственной группы, значимость членства в ней). В структуре региональной социальной идентификации присутствуют те же два основных компонента - знания, представления об особенностях собственной «территориальной» группы и осознания себя её членом и оценка качеств собственной территории, значимость ее в мировой и локальной системе координат. Что это означает для совокупности населения, объединенной как минимум общим местом проживания? Ответ очевиден - возникает региональная общность. Необходимо осознать еще одну важную сторону сущности региона, определяющую специфику идентификации. Обычно «естественность» того или иного региона доказывается сходными географическими или культурными параметрами, которые «естественно» отделяют этот регион от соседних территорий. Следует отметить, что провозглашение некоторой совокупности территорий «регионом» возможно лишь при наличии всех или части указанных признаков:
· общности исторических судеб, свойственных только этой группе особенностей культуры (материальной и духовной),
· географического единства территории,
· некоторого общего типа экономики,
· совместной работы в региональных международных организациях.
Иными словами, для региональной идентификации принципиально важным понятием является представление о территориальных связях (ТС). ТС - связи, возникающие на основе совместного или соседского проживания членов социальных групп различного масштаба и различной культурной идентификации.
Рассматривая вопрос о региональной идентичности, следует учитывать то, что идентичность как процесс социальной идентификации, во-первых, может генерироваться самой общностью (внутренняя идентичность). Во-вторых, можно поставить вопрос о вспомогательной идентичности, базирующейся на наличие двух «эталонных культур» или одной эталонной и одной вспомогательной. В-третьих, территориальная идентичность может быть приписываема общности извне. Все варианты идентификации находятся во взаимосвязи и подвержены динамическому взаимовлиянию.
Говоря о показателях измерения идентичности, прежде всего следует отметить то, что мы должны отличать показатели, позволяющие измерять собственно идентификацию, и показатели, позволяющие измерять экономические и социальные процессы, ведущие к конструированию виртуального региона. Вторая группа показателей закономерно оказалась в поле зрения исследователей достаточно давно и исследуется как экономистами, географами, так и социологами. В данном разделе рассматриваются лишь собственно идентификационные показатели. Они имеют серьезную специфику, трудно определяются и еще труднее измеряются. К примеру, чем и как измерить процесс формирования социально-территориальной общности? Ясно, что все классические экономические показатели не дают главного - не показывают характер территориальных связей.
Наличие устойчивых территориальных связей населения не означает обязательного существования социально-территориальной общности, эти связи могут быть шире. Маятниковая миграция, радиус распространения дачных хозяйств центрального города - все это способствует региональной идентификации. При этом центральный город является «точкой опоры» для сообщества. Сошлемся на предложенное социологом Энтони Гидденсом понятие - «time-space comparison», пространственно-временное сжатие.
Следует обратить внимание и на некоторые экономические характеристики, например, связанные с ранжированием социально-статусных диспозиций по оси центр-периферия. В данном случае, конечно, оппозиция центр-периферия понимается не в пространственно-географическом отношении, а в связи с близостью или удаленностью от средоточий разного рода ресурсов и взаимодействий. Поскольку социально-статусная приближенность к центрам облегчает доступ к ресурсам и возможностям деятельности, она способствует экономическому развитию. Социально-статусная вытесненность на периферию ограничивает доступ к ресурсам и возможностям и подкрепляет охранительную (или оборонительную), консервативную, по сути, жизненную установку, связанную с удержанием экономических и статусных позиций.
Таким образом, первая задача - это диагностика объективного экономического и социально-экономического положения территории, в пределах которой предполагается существование региональной идентификации. При этом в рамках первой задачи оказываются важными не только такие базовые показатели, как ВРП и численность населения, но и специальные измерите ли, к примеру, наличие / отсутствие маятниковой миграции.