Некоторые заметки о казаках Удмуртского Прикамья XVI–XIX вв.




Н.в. Пислегин

Вперед, друзья! Вперед – пора настала!..

Присутствие людей, которых называли казаками, на землях, где с 1920 г. начнет формироваться территория современной Удмуртской Республики, а также где традиционно проживают удмурты, отмечено рядом письменных источников. Настоящая публикация является своеобразным продолжением и развитием ранее начатых нами изысканий1 с неизбежным включением их в канву нынешнего этапа исследования.

В XVI в. казаки участвуют в войнах и разгроме Казанского ханства, в последующем подавлении выступлений противников присоединения к Московскому государству. В самом ханстве существовала прослойка военных, называемых русскими источниками казаками. Она рекрутировалась из среды народов ханства. Так, челобитные арских людей о прощении и направлении к ним посольства с жалованными грамотами Ивана Грозного 2 октября 1552 г. привезли казаки Шемай и Кубиш2. Сильнейшим был казаческий элемент в крестьянской войне 1773–1775 гг. под руководством Е.И. Пугачева, охватившей и территорию Удмуртского Прикамья.

Ревизские сказки XVIII в. фиксируют людей из удмуртов и других народов края, называемых казаками. Так, в 1722 г. в единственном дворе д. Синпаловской Первой удмуртской доли Каринского стана Хлыновского уезда, принадлежащем Исаку Зянкину Кайсину, числился «строчной казак» Зянмамет Ахмаметев 25 лет. Еще один казак (Мамет Шадбеков 20 лет) проживал во дворе Кулбая Васильева Золотарева в д. Зуринской Верхочепецкой удмуртской Пятой Игринской доли того же стана. Интересно, что в отличие от подавляющего большинства жителей данного стана, казаки не имели фамилий. По III ревизии (1762–1764 гг.) в д. Мончаш команды старшины Каникея Яшпохтина Сибирской дороги Уфимского уезда был отмечен удмурт Филипп Алексеев сын, а «по-иноверчески» Конанбай Болтаев, 46 лет, живущий в Красноуфимской крепости «в казаках». В этой же деревни были зафиксированы казаки-марийцы3.

Своеобразным национальным казачеством с несомненной законодательной фиксацией можно считать этно-сословные категории башкир и тептярей, живших юго-восточнее основного массива проживания удмуртов. Примерно с конца XVIII в., как и традиционные казаки, они становятся военно-служилым сословием с рядом привилегий.

Тептяри Удмуртии проживали в основном в Елабужском уезде (отчасти Сарапульском), башкиры – в Сарапульском и Елабужском уездах. В 1811 г. (VI ревизия) насчитывалось более 2700 башкир и тептярей мужского пола, по итогам VIII ревизии – около 4,5 тыс. В середине XIX в. совокупная численность этих сословий превышала 12 тысяч человек, более 7 тыс. из них были тептярями4. Такой прирост объясняется не столько естественным воспроизводством, сколько включением в их состав все новых крестьян, переселяющихся на башкирские земли.

Тептяри первоначально арендовали землю у башкир и могли получить свое название от такового положения припущенников на определенных условиях, зафиксированных в специальных тетрадях. В этническом отношении сословие являлось очень пестрым, тептярями были татары, марийцы, чуваши, удмурты, мордва и часть башкир. Значительную часть тептярей на территории Удмуртского Прикамья представляли марийцы, татары и, вероятно, отчасти башкиры5. Эта категория занимала промежуточное положение между податным и служилым сословиями. Как податные они ограничивались размерами земельных владений, вносили душевую подать, несли натуральные повинности в пользу государства и т.д. Как военно-служилое сословие тептяри должны были составлять и содержать за свой счет с 1790 г. один, а с 1798 г. – два пятисотенных военно-сторожевых полка (до 1845 г.). Данные полки комплектовались мужчинами в возрасте от 20 до 50 лет, которые должны были заступать на службу в полном боевом снаряжении и с двумя лошадьми. Срок службы тептярей продолжался 15 лет; тептяри Вятской, Пермской и Оренбургской губерний совокупно за призыв должны были предоставить 150 рекрутов6. Они, как и помещичьи крестьяне, в 1830 г. на устройство больших государственных дорог, усовершенствование судоходства, общие земские повинности выплачивали по 80 коп. с души. В 1842 г. земские платежи тептярей включали 12 коп. общих земских повинностей, 4 коп. на вспомогательный капитал, 9 коп. на содержание полиции, 4 коп. на содержание комитета народного продовольствия и 8 коп. на «обеспечение продовольственного капитала». Натурой или наймом их также обязывали заниматься исправлением дорог7.

В административном отношении, в отличие от других податных, тептяри подчинялись военному ведомству. В первой половине XIX в. наметилась тенденция постепенного их превращения в одну из категорий государственных крестьян, что было вызвано падением значения военно-сторожевой службы. Тептярские полки все чаще стали использоваться для хозяйственных целей (строительные работы, укрепление линий, заготовка фуража и т.д.). В 1836 г. оренбургский военный губернатор предложил полностью перевести тептярей в разряд государственных крестьян как «народ невоинственный»8.

Из 99 тептярских команд России середины XIX в. 3 команды располагались в Елабужском уезде. Тептяри в последнем проживали в 28 деревнях, из которых 12 были чисто тептярскими, 5 – тептярско-башкирскими и в 11 селениях они проживали совместно с казенными крестьянами из татар, марийцев и частично башкир9. Согласно более ранним данным ревизии 1834 г., эти 28 поселений также входили в состав 3 команд в составе Байлярской волости, причем команда старшины Имая Ишкинина (10 селений, в т.ч. д. Ныргындыши и д. Быргынды; 590 душ мужского пола, 657 – женского), по всей видимости, являлась по составу марийской10.

В течение 1850–1851 гг. тептяри Вятской губернии перешли в ведомство Министерства государственных имуществ11, в 1855 г. их присоединили к Башкиро-мещерякскому войску (к части неслужащих кантонов). Тенденция преобразования служилого сословия в простых сельских обывателей реализовалась после упразднения в 1865 г. этого войска.

Тептяри управлялись выборными старшинами, которые после избрания должны были утверждаться земским судом. В помощь им с каждых 200 дворов выбирались сотники и десятские, которые употреблялись ими, главным образом, при взыскании податей. В ведении старшин могло находиться различное число деревень и населения. Должность была общественной: за нее жалованье не полагалось, срок службы также не был определен. Обязанности старшин были различными, хотя и не определялись никакими специальными правилами. Обычно при вступлении старшин в должность земским судом выдавалась общая инструкция, которая и определяла их права и обязанности. Обычными функциями старшин являлись: 1) получение от начальства предписаний и извещение о них мирского общества; 2) обязанность следить за порядком, в т.ч. разбор мелких тяжб; 3) наблюдение за исправлением тептярями государственных и общественных повинностей*; 4) поставка рекрутов для тептярских иррегулярных формирований. Непосредственный контроль за деятельностью старшин осуществлял земский исправник12. Самым большим нововведением 1850–1855 гг. стала замена губернского правления палатой, а земского исправника – окружным начальником. С 1855 г. главы самоуправления стали называться юртовыми старшинами13.

Согласно данным Первой всероссийской переписи (1897 г.) в четырех «удмуртских» уездах проживали 13 908башкир и 7 788тептярей. По данным на 1910 г. здесь насчитывалось 15 778 тептярей и 9 963 башкир14. Значительная часть из них в первые годы Советской власти стала относиться к татарам, их поселения, соответственно, отошли в Татарстан. К татарам же принадлежат потомки башкир д. Тавзямал современного Киясовского района Удмуртии15.

Собственные казачьи команды, по всей видимости, начиная с 1807 г. и, возможно, заканчивая 1860-ми гг., служили при Ижевском и Воткинском казенных заводах. Так, поздней осенью 1812 г. ижевский заводской исправник обращался в оружейную контору с просьбой о выделении еще 2 лошадей к уже имеющимся 4 для несения ночного дозора 6 казаками. В 1824 г. они участвовали в слежении за порядком во время торжественной встречи Александра I. В сентябре 1813 г. казак Иван Ижболдин докладывал воткинскому горному исправнику об оказании ему сопротивления («таскали за волосы и изодрали... куртку и шаровары») крестьянами Ольховской волости во время набора понятых для освидетельствования лесного пожара. Казаки могли проживать в селениях непременных работников, в том числе чтобы следить за сохранностью заводских лесов. В 1836 г. в Ижевске, по примеру штата Камско-Воткинского завода 1828 г., предполагалось иметь 14 конных казаков. Они должны были посменно нести службу непосредственно при заводской полиции, совершать ночные объезды заводского поселения, по одному постоянно находиться при каждой из его 3 частей и, наконец, выполнять курьерские функции («быть на случай посылок в заводскую округу по разным частовременно случающимся обстоятельствам»). Обмундирование их частично предполагалось оформить по образцу формы заводских лесничих16.

Национальное и классическое казачество с конца XVIII в. становится верной опорой трона и именно в этой роли все чаще предстает на страницах документов. Так, уже в начале XIX в. оно активно применяется для подавления выступлений удмуртского крестьянства. В июне 1807 г. удмурты Юскинской волости, приписанные, наряду с жителями Завьяловской волости, к Ижевскому оружейному заводу в качестве непременных работников, отказались сообщить свои имена чиновникам, наговорили множество «грубых и азартных слов» и объявили, что «пусть хоть головы им рубят, но они имен своих никому никогда не скажут и к заводам не пойдут»17. Пермский и вятский генерал-губернатор К.Ф. Модерах отдал распоряжение ввести во взбунтовавшиеся селения отряд квартировавших в губернии казаков. В августе начались брожения в Завьяловской волости, удмурты опять отказывались повиноваться. Сюда также были направлены казаки. Сарапульский земский исправник докладывал губернатору о столкновениях, происходивших во время сбора в с. Завьялове для принятия присяги. Крестьяне, убежденные, что их обманывают, избили вооруженных нагайками казаков и сельского писаря18. Для поддержания порядка команда казаков, руководимая Черевковым 2-м, оставалась в волости до начала 1808 г.

В первых числах февраля 1828 г. произошло выступление удельных крестьян Качкинского приказа Елабужского уезда, вызванное мероприятиями по внедрению в жизнь положений реформы Л.А. Перовского. Власти собрали сход, где потребовали составить «мировой» приговор о выполнении распоряжений, но свои подписи согласились поставить только 23 человека. Потребовалась военная сила. Командир 1-го тептярского регулярного казачьего полка Окунин отрядил три сотни казаков, с которыми и прибыл в Качку. Прежде всего были схвачены предводители, после этого, несмотря на сильное сопротивление, порядок воcстановился. Казаки оставались в приказе до середины мая 1828 г.19 Летом 1831 г. произошло еще одно мощное выступление: крестьяне пяти приказов Сарапульского уезда – Галановского, Каракулинского, Козловского, Мостовинского и Нечкинского – отказались от уплаты поземельного сбора. В конце июля 1831 г. в Вятское имение прибыл чиновник Департамента уделов А.П. Найденов и нашел, что «мятеж возник до высочайшей степени, буйная чернь самовольно устраняет голов и писарей, составляют свое правление, уничтожают указы о поземельном сборе, не признавая над собой никакой власти». Для усмирения крестьян были собраны 500 башкир, 50 казаков, 20 урядников и 16 чиновников. 10 августа эти силы вступили в мятежные приказы20. Волнение было подавлено. В дальнейшем такая практика использования казаков в наших краях была продолжена. Иногда власть предержащие могли просто напугать своих подопечных казаками. Так, например, дворянский заседатель Сарапульского земского суда Дунаев, согласно жалобе «ясачного татарина» д. Агрызь Даниловской волости А. Ишмухаметева, в июне 1834 г. якобы требовал составления приговора об «удалении на поселение в Сибирь за распутное поведение» 120 жителей деревень Агрызь, Ижбобьи и Ижбайков, в противном случае угрожая направлением к ним батальона солдат и 200 казаков («и они всех их раззорят до основания»21.

В разнообразных, опубликованных и архивных, источниках XVIII–XIX вв. нам не встречались упоминания о постоянном проживании на территории «удмуртских уездов» Вятской губернии войсковых (донских и/или прочих) казаков. Последние, однако, как и в других частях империи, несут караульную и иную службу в пределах нашего края, сопровождая корчемных заседателей и поверенных в поисках предметов кумышковарения, препровождая задержанных в губернский город или колодников по Сибирскому тракту, развозя по волостным правлениям указы земского суда и т.п. У них могут украсть деньги и вещи, они могут, находясь «в болезни и неуме», провести саблею по горлу. Наконец, они могут выступить свидетелями22.

В 1797–1810 гг. в Казанской и Вятской губерниях располагался казачий полк под командованием упомянутого выше подполковника Черевкова 2-го. Первоначальными задачами перед ним было поставлено «наблюдение за пресечением воровства и разбоев и за сбережением казенных лесов», но в дальнейшем, по мнению М.И. Платова (ходатайствовавшего перед военным министром о возвращении его «в пределы Донского войска»), стало преобладать «употребление при городских и земских полициях для разных посылок», «конвоировании почт», «препровождение по Сибирскому тракту колодников». В 1809 г. 16 дончаков квартировали на Чуринской, Дебесской и Чепецкой станциях Сибирского тракта «для препровождения колодников», 259 – в уездах Вятской губернии (в т.ч. в Уржумском – 28, включая урядника, Глазовском – 30 во главе с есаулом (10 – в самом уездном городе), Сарапульском – 27 с есаулом (10) и Елабужском – 33 вместе с командиром полка, поручиком и 2 урядниками (12)) «для соблюдения и тишины и спокойствия, пресечения воровства и грабежа и препровождения почт в уездах». Наряду с ними, на Сибирском тракте по 16 станциям (в их числе – Малмыж, Муки-Какся, Сюмси-Можга, Селты, Узи, Зятцы, Зура, Дебесы и др.) располагались 272 казака – нагайбаки (72) и башкиры – Оренбургского войска, они также подчинялись Черевкову 2-му. В мае–июле 1810 г. Донской полк был выведен из Вятской губернии «на Дон», в Казанской губернии оставались 2 сотни во главе с «исправным офицером». На смену им, а также нагайбакам сотника Ильина на Сибирский тракт в пределах Вятской губернии в мае 1810 г. прибыли 200 конных казаков-нагайбаков (сотник, 2 хорунжих, 2 урядника, 7 капралов, писарь и рядовые) во главе с «Оренбургского казакского войска Нагайбацкой станицы» сотником Исаевым. Их вооружение составляли сабли, ружья, сумы с 20 патронами, у рядовых к этому прибавлялись «копья». Примерно в это же время была проведена ротация башкир: начальник двухсотенной команды, походный старшина 11-го кантона Султанов командировал в Вятскую губернию на Сибирский тракт 70 «рядовых башкирцов» во главе с походным старшиной и сотником23.

По материалам Первой всеобщей переписи населения Российской империи 1897 г., в губернии 31 мужчина и 43 женщины причислили себя к так называемому войсковому казачеству. В Глазовском, Сарапульском и Елабужском уездах они также проживали, их насчитывалось 26. Любопытен национальный состав сословия: русскими себя назвали 5 мужчин и 10 женщин, удмуртами – 7 мужчин и 2 женщины, наконец, имелись еще 1 тептярь и 1 татарка24. Думается, эти цифры нельзя считать существенными и делать далеко идущие выводы. Историческое присутствие на территории нашего края казаков – факт, с одной стороны, несомненный, с другой – незначительный и даже достаточно условный. Казачество в наших краях все-таки следует считать наследием советской эпохи, когда на территорию Удмуртии относительно массово стали переселяться выходцы из других регионов страны, в т.ч. тех, где проживало традиционное казачество, и, в большей степени, – современного исторического периода.

 

Примечания

1. См., например: Пислегин Н.В. Казачество в Удмуртском Прикамье дореволюционного периода // Материальная и духовная культура народов Урала и Поволжья: история и современность: Материалы Всероссийской научно-практической конференции (г. Глазов, 13 декабря 2012 г.): Сб. статей. Ижевск, 2013. С. 43–49.

2. Там же; История Удмуртии: Конец XV – начало XX века. Ижевск, 2004. С. 35, 41, 47, 50.

3. РГАДА. Ф. 350. Оп. 2. Д. 3835. Л. 529, 621; Д. 3800. Л. 169об.–172; Пислегин Н.В., Чураков В.С. Удмуртское Прикамье по данным III ревизии // Ежегодник финно-угорских исследований. Вып. 3. Ижевск, 2015. С. 120.

4. История Удмуртии... С. 145; Столетие Вятской губернии. Вятка, 1881. Т. 2. С. 478–479, 800.

5. Шайхисламов Р.Б. Население государственной деревни дореформенной Башкирии. Уфа, 1994. С. 34; Гареев И.С. Марийские крестьяне Прикамья и Приуралья в XVIII – первой половине XIX века: Дис… канд. ист. наук. Йошкар-Ола,1999. С. 172; Материалы по статистике Вятской губернии. Т. VI. Елабужский уезд. Вятка, 1892. С. 4–5, 60.

6. Свод законов Российской империи. Т. 4. Кн. 1. Ст. 680.

7. Пислегин Н.В. Удмуртское крестьянство и власть (конец XVIII – первая половина XIX в.). Ижевск, 2010. С. 117–118; Вятские губернские ведомости. 1842. № 8. С. 24; ГАКО. Ф. 582. Оп. 1. Д. 81. Л. 1667, 2008–2010об.

8. Шайхисламов Р.Б. Указ. соч. С. 34–35; Гареев И.С. Указ. соч. С. 181. См. также: Рахматуллин У.Х. Население Башкирии в XVII–XVIII вв. Вопросы формирования небашкирского населения. М., 1988.

9. Столетие Вятской губернии… Т. 2. С. 478–479.

10. Пислегин Н.В., Чураков В.С. Справочник по малому административно-территориальному делению Удмуртского Прикамья (по данным I–X ревизий) [Электронный ресурс] Ижевск, 2016; НА РТ. Ф. 3. Оп. 2. Д. 533. Л. 98об.–150.

11. Гареев И.С. Указ. соч. С. 172, 178, 181.

12. Там же. С. 173–174.

13. См.: ГАКО. Ф. 582. Оп. 50. Д. 10. Л. 1, 3–3об., 6–6об., 11, 12–12об.; Столетие Вятской губернии… Т. 2. С. 478–479.

14. Первая всеобщая перепись населения Российской империи, 1897 г. Т. X. Вятская губерния. СПб, 1904. С. 86–89; Памятная книжка и календарь Вятской губернии на 1912 год. Вятка, 1911. Справочный отдел. С. 98–99.

15. Пислегин Н.В., Чураков В.С. Справочник по малому административно-территориальному делению Удмуртского Прикамья...

16. Ижевск: документы и материалы, 1760–2010. Ижевск, 2010. С. 78; ЦГА УР. Ф. 212. Оп. 1. Д. 469. Л. 1–1об.; Ф. 4. Оп. 1. Д. 74. Л. 91; Д. 100. Л. 8–11; Д. 252. Л. 17–20об.

17. Луппов П.Н. Волнения вотяков Вятской губернии по поводу прикрепления их к горным заводам в 1807–1808 гг. // Труды ВУАК. 1909. Вып. 2–3. Отд. З. С. 107–108.

18. ГАКО. Ф. 582. Оп. 140. Д. 108. Л. 260–261.

19. ГАКО. Ф. 21. Оп. 1. Д. 910. Л.4–5,7–9об., 13–14об, 17; НОА УИИЯЛ. РФ. Оп. 2-Н. Д. 8. Л. 96–96об.; Половинкин Н.С. Дворцовая (удельная) деревня Приуралья. Вторая половина XVI – первая половина XIX вв. Тюмень, 1996. С. 110.

20. НОА УИИЯЛ УрО РАН. РФ. Оп. 2-Н. Д. 63. Л. 170.

21. ГАКО. Ф. 582. Оп. 81. Д. 472. Л. 140.

22. См., например: ЦГА УР. Ф. 126. Оп. 1. Д. 40. Л. 353, 617об., 620; Д. 45. Л. 642, 648; Д. 52. Л. 525об., 587; Ф. 212. Оп. 1. Д. 469. Л. 1–1об.; Д. 3487. Л. 14–14об.

23. ГАКО. Ф. 582. Оп. 6. Д. 743. Л. 1–1об., 3–3об., 12, 14–14об., 20–20об., 21, 31–31об., 35–37, 48–48об., 55, 79, 91–91об., 94, 110, 123; Д. 865. Л. 1–5об., 16, 18, 21–22об., 30.

24. Первая всеобщая перепись населения Российской империи… С. 50, 244, 249, 251, 255.


* Денежные сборы с тептярей уездные казначейства отправляли в Военное министерство (См.: Столетие Вятской губернии. Вятка, 1881. Т. 2. С. 478–479).



Поделиться:




Поиск по сайту

©2015-2024 poisk-ru.ru
Все права принадлежать их авторам. Данный сайт не претендует на авторства, а предоставляет бесплатное использование.
Дата создания страницы: 2020-05-09 Нарушение авторских прав и Нарушение персональных данных


Поиск по сайту: