Текст переведен по изданию: Chronicon Affligemense. MGH, SS. Bd. IX. Hannover. 1851

АФФЛИГЕМСКАЯ ХРОНИКА

CHRONICON AFFLIGEMENSE

Предисловие. Поскольку ход убывающих времён лишает юных памяти о прошлом, мне кажется весьма полезным письменно изложить для сведения потомков то, каким образом, в какое время и кем именно был основан Аффлигемский монастырь, как мы сами это узнали от тех, кто принимал участие в его делах и дожил до нас с того времени.

1. Итак, в то время, когда возник раздор между папой Григорием ¹, который носил и другое имя – Гильдебранд, и императором Генрихом, IV-м этого имени ², святой церкви пришлось изнывать и подвергаться разным напастям и невзгодам, так как, раз сама голова, которая состоит из королевской и духовной власти, заболела недугом раздора, то и остальное тело не могло остаться не затронутым болезнью. Ведь и симония, единственная из древних ересей, которая ещё оставалась, и непочтительность женатых священников настолько возобладали тогда во всём мире, что дары Святого Духа выставлялись уже на продажу у мирских князей, и не было почти никакого различия между жизнью мирян и жизнью клириков. Сторонники императора, отлучённые из-за этого апостольским престолом, наказывали грабежами, пытками и даже самой смертью тех, кто, как они видели, не хочет вступать с ними в общение. Но добрый Господь, сострадая несчастью своих людей, воспламенил своим духом многих благочестивых мужей и побудил их оградить стеною дом Израилев и твёрдо стоять в сражении ³. Одним из них был Ведерик, священник и монах монастыря святого Петра в Генте, муж весьма славившийся и светским благородством, и – что гораздо важнее! – духовным благочестием; поддержанный апостольской властью, он объезжал провинции Фландрию и Брабант, сея слово Божье и своей проповедью отвращая народ Божий от грехов; под влиянием его наставлений раскаялись шесть рыцарей, а именно, Герхард по прозвищу Чёрный, весьма знаменитый тогда в тех провинциях знаток военного дела, Цинелин и Харгер, а также Вульбодо, Гельдульф и Тибальд. И они, оставив всё своё добро, которое неправедно нажили, бедными последовали за учителем бедных и пробыли вместе с ним почти три месяца. Затем, пылая страстью к ещё более строгой жизни, которую им впредь надлежало вести, они спросили этого своего отца и учителя, как им получить отпущение грехов, уже обещанное им, у Господа.

2. В это же время господин Анно ⁴, епископ Кёльнской церкви, наделённый страстью ко всякому благочестию, благодаря славе своих дел и своего имени пользовался известностью у Бога и у людей; названный Ведерик отправил к нему своих сыновей, жаждущих уже собственного спасения, и твёрдо увещевал их направить ход своих действий в соответствии с его советом и наставлением. Итак, без промедления поспешив в Кёльн, как им указали, они пришли к епископу, открыли в смиренной исповеди ужасную картину своей прежней жизни и просили о средстве для покаяния, на его усмотрение. И тот, будучи мужем величайшей мудрости, побудил их вернуться в место совершённого преступления, и заявил, что им нужно посредством добровольного сокрушения посвятить богослужению то место, которое они прежде оскверняли грабежом невинных людей. И пусть они добрыми делами примирят себя с Божьей милостью там, где недопустимыми страстями вызывали гнев Божий; и пусть отрекутся от дьявола и его деяний там, где по доброй воле участвовали в пагубном служении ему. И те, воодушевлённые столь спасительными ответами святого мужа, поспешно вернулись в родную землю, и в канун главных апостолов Петра и Павла ⁵, а именно, в 1083 году от воплощения Господнего, пришли в некое пустынное место ⁶, под названием Аффлигем ⁷, чтобы согласно повелению мужа Божьего предаться покаянным трудам там, где ранее совершали то, в чём пришлось каяться; это место тогда было пригодно для одних только сборищ и сходок разбойников, как потому, что было пустынным, так и потому, что прилегало к большой дороге, по которой случалось проходить торговцам и странникам, приходящим отовсюду; и разбойники, сидя в засаде в этом находящемся по соседству месте, грабили их оттуда. Итак, собравшись, они принесли с собой только три хлеба (да и те полученные в качестве милостыни) и один кусок сыра с немногими железными орудиями, и начали возделывать эту пустынную землю. Сперва они решили по мере своих сил выстроить небольшую молельню, затем – дом для бедных и ещё один дом – для приходящих странников, а также хижину для собственного проживания.

3. Жил в этой провинции один рыцарь, по имени Герхард Белый, весьма знаменитый силой и жестокостью; среди прочих проявлений своей необузданности он, однажды, при попущении Господнем по собственной воле впал в грех смертоубийства; и, когда он по совершении преступления возвращался домой, враг человеческого рода явился ему на пути и, тревожа по своему обыкновению ужасающим видением, довёл его чуть ли не потери сознания. И тот, страшась суда Божьего над собой и полагая, что уже отдан во власть того, кому долго служил, задумался: а нельзя ли ему каким-либо образом выйти из-под его власти; он бегом примчался к названным братьям и, отбросив всякую ярость и необузданность, тут же превратился там по милости Божьей из волка в агнца; и его обращение вызвало у всех такое изумление, что слух о том, что столь жестокий и столь необузданный муж обратился, один сообщал другому в качестве весьма невероятной новости, и вся провинция воздала небесному Богу благодарность за его столь внезапное преображение.

В этом же году, на Рождество Пресвятой Марии ⁸, к ним пришёл один рыцарь, по имени Хенрард, которому из-за раскаяния в убийстве весь мир точно так же опостылел, и начал выведывать сведения о состоянии и образе жизни обитателей этого места; когда ему пришлись по нраву строгость жизни и труда и единодушие трудящихся, он вернулся домой и, отрёкшись от всего своего, пришёл в ближайший праздник святого Ремигия ⁹, решив впредь жить вместе с ними. И они, согласно тому, что записано: «Вот, как хорошо и как приятно жить братьям вместе!» ¹⁰, жили в великой радости и спокойствии и, ни на что, кроме того, что служило спасению душ, не обращая внимания, поддерживали тела за счёт труда рук и милостыни верующих.

4. Дабы никакое церковное лицо и никакая светская власть не помешали их начинаниям, они просили [на то] согласия и получили его у Герхарда ¹¹, епископа Камбре, а также у клирика Герберта, который, проживая в Англии, держал алтарь в Ассе (так как эти братья обосновались в усадьбе его прихода); также Адела ¹², графиня Лувенская, когда к ней обратились по этому поводу, вместе с двумя сыновьями – Генрихом ¹³ и Готфридом ¹⁴, которым принадлежал этот аллод, дала на это любезное согласие. Не довольствуясь этим, они обратились к императору Генриху, и в день, когда тот был впервые коронован ¹⁵, просили согласия у его пфальцграфа, к которому относилась часть аллода, и получили его.

Продолжая это дело, они перестарались и, желая оградить себя отовсюду, попали впросак из-за своей чрезмерной и простодушной любознательности; ибо они услышали, однажды, что там проживал некий лобский монах, и, придя в Лоб к аббату, просили у него разрешения; и тот, хотя не имел на это место никаких прав – ни грамоты, ни чьего-либо свидетельства, всё же, возымев надежду приобрести его благодаря самой их просьбе, решительно им отказал, если только те ему не покорятся и не подчинят его власти себя и это место; братья, отказавшись от этого, ушли к Генриху ¹⁶, епископу Льежскому, и, тщательно изложив всё дело, просили склонить аббата к их просьбе. Епископ же, вызвав аббата, не смог от него ничего добиться; тогда были вызваны некоторые старейшины Лобской церкви, и епископ начал с ними совещаться об этом деле; поскольку и те сильно упирались, хотя не могли привести никаких доводов в подтверждение своих прав на это место, епископ ради утверждения мира между обеими сторонами и чтобы устранить в последующем всякий повод к раздору, обещал дать Лобской церкви что-либо взамен этой усадьбы, и таким образом аббат и монахи дали своё согласие и отказались от прав на это место. Таким образом братья вернулись домой и предались начатым трудам.

5. После этого они стали желать монашеской жизни и звания, полагая, что им уже ничто не мешает стать более близкими к Богу. Придя к Герхарду, епископу Камбре, они открыли своё желание, просив дать им кого-либо, кто наставил бы их для желанного звания. Епископ же, будучи благочестивым мужем и сорадуясь их набожности, приказал им сами объявить, из какого монастыря они хотели бы взять себе наставников. Тогда ходила добрая молва о недавно выстроенном Аншене (Aquiscincti) ¹⁷, ибо он был славнее прочих монастырей и по братской любви, и по строгости святой веры. Итак, братья просили приписать их на время к этому монастырю; епископ, направив их в Аншен со своими распоряжениями и письмами, умолял аббата и капитул, чтобы они без возражения уступили то, чего бедняки Божьи просили ради Его чести. Во главе паствы Господней тогда стоял Алард, первый аббат этого места; повинуясь как епископской власти, так и братской любви, а также надеясь подчинить себе по этому случаю место, которое строили, он направил вместе с ними своего приора – Титубальда и ещё одного брата – Рудольфа, и те, когда пришли, были весьма восхищены и положением, и прелестью этого места. Спустя малое время они поручили передать своему аббату, чтобы тот пришёл и осмотрел место. Аббат же, указав день своего прихода, приказал им выйти ему навстречу в Турне вместе с лошадьми и оттуда проводить его до Аффлигема. Итак, когда его привели, и он пришёл, как планировал, в канун Вознесения Господнего, то и ему приглянулось как начатое строение, так и положение места.

6. Случилось, что в тот самый день внезапно прибыл и господин Фульгенций, который был впоследствии поставлен по воле Божьей аббатом; родом из Брабанта, но монах верденского монастыря святого Агерика, он почти двенадцать лет безупречно служил в чертогах Господних. Когда же Дитрих ¹⁸, епископ этого города, был отлучён из-за императора, и аббат монастыря и прочие братья стали воздерживаться от общения с ним, не желая повиноваться отлучённому, произошло величайшее рассеяние братьев, так что знаменитейший тогда монастырь обратился чуть ли не в ничто. Тогда же оттуда ушёл и тот, о ком мы ведём речь, и вернулся на родину, взяв с собой товарищем некоего Германа. Когда до него дошёл слух об этой недавней постройке, он стал часто туда приходить и изумлялся, видя добровольную нищету духа и телесное смирение в разных трудах, и, изумляясь, так восхищался, что решил обосноваться там навсегда. Итак, он, как было сказано выше, пришёл туда в один день с аббатом Аншена, словно уже решил оставаться вместе с ними и впредь. На следующий день, который был праздником славного Вознесения Господнего, аббат благословил монашеские одежды и передал их двоим из них, то есть Хенрарду и Герхарду; пробыв там не более двух или трёх дней, он удалился. Когда же спустя почти полгода он отозвал обратно своих монахов, господин Фульгенций, призвав своего товарища Германа, остался вместе с этими братьями и наставлял их в том, что подобало монашескому чину и спасению душ.

7. В четвёртый год ¹⁹ от начала строения они пригласили господина епископа Герхарда, и тот, придя, освятил место в присутствии господина графа Генриха, который одарил его свободой и наделил двадцатью мансами земли. Но дьявол, враг всего доброго, завидуя этим счастливым стремлениям, попытался им помешать, ибо предвидел, что если бы дело дошло до завершения, то у него отняли бы и собрали в чертогах Господних очень многих. Итак, он совратил одного из первых основателей, которых мы называли выше, а именно, Вульбодо, и, когда тот поддался его внушениям, заставил его уйти, выгнав из общины апостолов, как Иуду, и удалив из сообщества дьяконов, как Николая. И вот, когда тот ушёл и, словно пёс, вернувшийся на блевотину, вновь погрузился в мир, то спустя малое время пришёл в монастырь, требуя, чтобы ему дали шестую часть всего, что было нажито в этом месте, и заявляя, что раз он – из числа первых шести, то ему принадлежит и шестая часть имущества. Братья ответили ему по совету господина Фульгенция, что пока он оставался вместе с ними, у них всё было общее, но, поскольку он добровольно ушёл от своего, то и не может более иметь часть в общей доле. Когда тот ни в чём не преуспел, он, желая отомстить за свою обиду, отправился к Дитриху, епископу Верденскому, и пожаловался на то, что, мол, из его епископства сбежали два монаха, которые, придя в Брабант, говорят много дурного как о нём самом, так и об императоре; поэтому было бы полезно их оттуда прогнать, дабы императорское величие и его репутация не пострадали от их клеветы. Епископ, легко поверив этим лживым обвинениям, написал Герхарду, епископу Камбре, чтобы тот изгнал из того места названных монахов и не позволял им находиться где-либо в пределах своего епископства. А епископ Герхард, хотя и весьма благоволил братьям и месту, которое он сам уже освятил, но из страха перед императором, от которого получил в дар это епископство, и из-за епископа Верденского, который, как он знал, мог помочь ему перед императором, а мог и навредить, велел братьям уйти и не оставаться более в его диоцезе. Братья, с немалой досадой восприняв это повеление, когда не могли уже найти помощи в другом месте, бежали к Реональду ²⁰, архиепископу Реймсскому, и по порядку рассказали ему, откуда они, где обосновались и что претерпели от епископа Камбре из-за лживого доноса гнусного человека. А архиепископ, услышав об их деле, посочувствовал их несправедливому угнетению и передал епископу Герхарду приказ: во имя послушания перестать преследовать бедняков Христовых и не сметь более их тревожить. Таким образом братья, получив желанную безопасность, впредь не терпели от епископа никакой досады. Итак, Господь, помощь и защита своих во всём, кто всегда рядом со своим милосердием – особенно, в невзгодах, чья предусмотрительность не ошибается в устроении своего, расстроил, сведя на нет, возникшие козни врага и, укротив, обуздал мощной дланью неправедные притеснения своих людей.

8. В этом же году, то есть в четвёртый год от начала строения, один юный клирик славного дарования, по имени Арнульф, придя по внушению Божьему на Вознесение Пресвятой Богородицы и Приснодевы Марии, присоединился к [их] крохотной общине; безупречно прожив в святом исповедании многие годы, он впоследствии, как известно, своим трудолюбием и талантом, советом и поддержкой оказал этой церкви немалую пользу; ведь он с самой своей юности и до дня своей смерти около 64 лет неустанно трудился на винограднике Господнем и, пылая страстью к святой цели, стойко сносил тягость дня и зной, оставив нам весьма достойный подражания пример своего терпения и упорства.

Прожив с ними в величайшем мире и спокойствии с четвёртого по шестой год, то есть в течение двух лет, они, вкусив уже отчасти, сколь благ Господь ²¹, наперебой пылали в святом намерении, и, хотя численность братьев за эти два года не слишком выросла, зато они всё более и более прирастали добродетелями и, подобно евангельскому купцу, продав всё, всячески желали приобрести драгоценную жемчужину ²². Кто в состоянии рассказать, какое согласие любви их соединяло, когда каждый старался продвигать своего ближнего, словно самого себя, к ещё более высоким и лучшим добродетельным устремлениям? Я не считаю нужным рассказывать об их терпении в трудах и невзгодах, в такой строгости жизни и нищете одеяния, в разрушении и построении, так как об этом, насколько я знаю, и так хорошо известно всем здравомыслящим. Ведь некоторые, которые не имели духа Божьего, обратились в бегство из-за чрезмерности трудов, а эти, которых зажгла истинная любовь к Богу, видя падение нечестивцев, устрашённые, очистились, как можно прочесть в книге Иова ²³.

А на шестой год ²⁴ благоухание такого благочестия, не в силах скрываться долее, вырвалось наружу; аромат таких добродетелей распространился всюду – по провинциям, по городам, по крепостям и селениям, так что даже иноземцев и тех, кто жил вдали, вытянул из мест их обитания и призвал их восхититься рабами Божьими и оказать им почтение.

Итак, как клирики, так и миряне стали во множестве стекаться к ним: одни – из желания стать монахами, другие – чтобы набожно отдаться под покровительство рабов Божьих; ибо число их в этом году настолько выросло при помощи Божьей, что между клириками и мирянами их община достигла совершенства числа двенадцати.

9. Однако, поскольку они совсем не имели поддержки духовного отца, при котором они могли бы носить знаки святой службы и которому повиновались бы во всём, как наместнику Христа, они стали сильно волноваться и тревожиться по этому поводу и в постоянных беседах совещаться между собой об избрании аббата. А два названных монаха, то есть господин Фульгенций, и его товарищ, по имени Герман, предложили прибегнуть в этом деле к помощи их аббата, то есть господина Рудольфа, так как, во-первых, он превосходил почти всех аббатов того времени мудростью и благочестием, а во-вторых, потому что именно при нём они впервые приняли обет святого намерения. Итак, приняв [их] совет, братья, оставив дома господина Фульгенция, на праздник святого Ламберта направили Герхарда Чёрного вместе с названным Германом в Льеж навстречу аббату, дабы тот позволил им избрать одного из своих монахов, именем Лаврентия, который происходил из этой провинции и ранее исполнял обязанности приора в его монастыре. Придя в Льеж, названные братья, как и надеялись, застали там аббата; они обратились к нему и, изложив причину своей поездки, искали его совета и помощи, просив, если только его мудрость не против, дать им в аббаты названного монаха. Услышав это, аббат, будучи человеком умным и предусмотрительным, дал им по воле Божьей более здравый и полезный совет и настоятельно увещевал, что лучше будет избрать того, кого им назначил Божий промысел, то есть господина Фульгенция. А чтобы тот, как человек кроткий и смиренный, не стал вдруг упорно отказываться от этого бремени, он в подтверждение направил ему через тех же братьев письмо, скрепленное его подписью, поручив и приказав ему, отбросив всякие отговорки, как можно скорее согласиться с волей Божьей и выбором братьев; а монаха, о котором они просили, он, по его словам, всё равно никоим образом не может призвать, так как тот из-за названного рассеяния братьев его монастыря ушёл вместе с прочими в чужую и далёкую землю. И вот, названные братья, весьма обрадованные такими его ответами и советами и ободрённые письменным ручательством, попрощались с ним и поспешно вернулись домой; там они несколько дней молчали, скрывая и утаивая случившееся, словно ничего и не было сделано: они говорили, что если ему ²⁵ станет известно с чьих-то слов о том, что произошло, то он, предпочитая скорее уклониться от такой должности, чем её принять, тайно обратится в бегство.

10. Но вот, около праздника всех святых вновь раздался вопль братьев: набожная община сокрушалась, что она, мол, ничего собой не представляет без пастыря. Наконец, со всеобщего согласия день выборов был назначен на праздник святого Мартина. Итак, упреждая этот день молитвами и раздачей милостыни, постами, бдениями и суровым умерщвлением плоти, они ежедневно со слезами взывали к милости Святого Духа, дабы Он не позволил такому согласию братьев в известной мере прийти в замешательство и расстройство из-за неприязни древнего врага. Тогда добрый Господь, который всегда близок ко всем призывающим Его в истине ²⁶, побуждаемый такими мольбами, исполнил желание боящихся Его и, как следует далее в том же псалме, тщательно сохранил их от проникновения всякого раздора ²⁷. Что много говорить? Настал назначенный день, когда это смиренное собрание решило избрать себе пастыря. Итак, предпослав молитву, они по обыкновению вошли в зал капитула, стали вести подобающие обстоятельствам места и времени речи, и все голоса и желания удивительным образом сошлись в одном мнении: «Мы считаем господина Фульгенция, данного нам свыше, самым достойным этого звания и должности; и все мы единогласно избираем его себе в пастыри и отцы». Но тот, как муж удивительного смирения, стал выдвигать против этого самые разные отговорки и заявлял со слезами, что он не достоин пастырского звания. Наконец, приведя множество доводов, он заявил, что ни в коем случае не примет на себя это бремя. Когда он воскликнул это со слезами, названный брат Герман тотчас же поднялся и огласил письмо своего аббата, до сих пор скрываемое, открыто поведав ему о приказе послушания и о риске непослушания и увещевая его согласиться с просьбой братьев по приказу своего аббата. Но тот, как обычно делают те, кто простоват и бывает порой упрям в том, что задумал, никак не хотел менять своего решения, ибо думал, что, плача, крича и вопя, он сможет противостоять их просьбе. Но те с удивительной стойкостью всё время оставались тверды в том же желании и, в конце концов, побуждаемые изнутри рвением Божьим, разразились такими словами: «Господь, который по заботливому усмотрению послал тебя к нам, пусть и недостойным Его рабам, и который согласовал желания всех нас с советом и повелением твоего аббата, несомненно решил тебя возвысить. Но что много говорить? Если ты и дальше будешь противиться, то тебя заставят, и ты, претерпев насилие, волей неволей станешь нашим отцом». Сказав это, они встали и, начав пение соответствующих псалмов, дружно на него набросились, схватили и, скорее силой неся (хотя и почтительно), чем ведя, притащили его к алтарю и, надлежащим образом (хотя и силой) исполнив в отношении него всё прочее, как то было в обычае, возвели его на престол аббата. А тот, когда понял, что смиренное упорство его отговорок и возражений ни к чему не приводит, боясь, как бы ему не стать для них первопричиной смятения, наконец, согласился, побеждённый их настойчивостью, и, хотя и неохотно, со страхом и почтением принял возложенное на него бремя.

11. Между тем, по воле Божьей случилось, что один клирик, родом из Фландрии, муж замечательной наружности, мудрости и всякого рода достоинств, по имени Гуго, услыхав молву о достоинствах этого монастыря, решил увидеть то, о чём услышал; а увидев, всем сердцем пожелал участвовать в этом. Итак, придя, как было сказано, он обнаружил куда большее, чем то, о чём говорила молва, и, заявив, что всё, о чём он слышал, правда, тут же завёл с ними речи об укреплении своей стойкости. И братья, воздав высшему Пастырю величайшую благодарность за прибытие столь досточтимой особы, весьма возрадовались в Господе; и весьма часто побуждали его как можно скорее на деле исполнить то благое желание, которое он замыслил в душе. А тот, приняв их спасительные увещевания, как добрая земля [принимает семена], после того как его стойкость укрепилась у них, согласно их внушениям, принёс впоследствии весьма обильные плоды.

А аббат, поскольку ещё не был согласно церковному обыкновению утверждён епископским посвящением, побуждаемый братьями, отправился со своими людьми в Камбре, имея при себе спутником своей жизни того Гуго, о котором мы вели речь, носившего пока ещё одеяние клирика. Итак, когда они пришли в Камбре, аббат на праздник святого Григория, на седьмой год ²⁸, был утверждён посвящением епископа и его властью, а названный клирик – возведён в чин дьякона. Итак, совершив дела, которые предписывал им их долг, они благополучно вернулись домой; узнав, что во вторую субботу в Турне будет происходить рукоположение в сан, они как можно скорее направили туда часто называемого клирика для посвящения его в пресвитеры. Получив сан пресвитера, он поспешно вернулся в предназначенное ему место и там, сложив мишуру мирского наряда, надел долгожданную рясу, благополучно избежав катастрофы этого мира. Итак, он, который был последним в порядке обращения, начал быть первым по стремлению ко всяческому благочестию и добродетели. И братья, когда увидели, что в нём выросли ростки таких добродетелей, по общему решению и согласию передали ему на пятнадцатый день его обращения должность приора. И он таким образом, согласно тому, что написано: «Унижающий себя возвысится» ²⁹, когда презрел чванство этого мира и, согласно людским представлениям, опустился до смиренного чина бедных монахов, то в течение одного месяца возвысился, последовательно заняв чины дьякона, священника и приора. Поднявшись на эту должность, он старался во всём повиноваться аббату, во всём слушаться его повелений. Со своей стороны, аббат обращался с ним отнюдь не как господин или наставник, но, мудро обращая внимание на общность человеческой природы и людской слабости, посредством смиренной уступчивости вёл себя, как слуга и помощник, не только с ним, но и со всеми прочими. Какая любовь и согласие связывали тогда подданных, когда даже самих прелатов соединяли мир и любовь к истинному смирению! И разве мог бы в души подданных когда-либо закрасться соблазн раздора, когда сами настоятели спорили за самое последнее место? Итак, когда один весьма набожно нёс бремя другого, они с любовью и заботой осуществляли управление вверенной ему паствой почти 35 лет, а именно, до самой смерти ³⁰ господина Фульгенция, и во всякое время, пока они оба здравствовали, они словами и примерами неустанно побуждали её упорствовать в соблюдении строгости устава.

12. Между тем, по милости Бога, который воистину желает обращения грешников, а не их смерти, случилось, что хозяин расположенной по соседству крепости, муж славного, согласно чванству этого мира, рода, наделённый богатейшими имениями, владениями и всей светской знатностью, по имени Херибранд, презрел преходящее и бренное и со всей страстью решил искать истинных богатств, которые не уменьшатся. Устрашённый и обеспокоенный ночным видением, он стремился как можно скорее осуществить своё желание – принять постриг. Видение же его, как говорят, было следующим. Уснув вместе со своей женой Аделой, весьма благочестивой и достойной женщиной, он увидел, что внезапно предстал перед внушающим трепет судом Божьим; он был выслушан, осуждён, и гнусные палачи силой поволокли его к месту мучений. Напуганный столь суровым приговором, он в сильнейшем смятении духа и телесной скорби задумался о вечном мраке уготованного ему места; и, когда он понял в отчаянии, что у него не осталось никакой поддержки и никакой надежды, и что он непременно погрузится в ужасающее жерло этой преисподней, ему тотчас же явился святой Пётр, князь апостолов, и, ласково утешив трепещущего, унял его страх такими словами: «Не бойся, Херибранд, – сказал он. – Не бойся, но знай, что ты безотлагательно будешь избавлен от этих мук моим заступничеством и поддержкой». Увидев всё это, Херибранд проснулся и, повернувшись к жене, заявил, волнуясь, что всё ещё напуган этим кошмаром. И та сказала ему: «Не знаю, что или кто тебе приснился, но лицо твоё всё ещё выражает явный признаки сильнейшего страха и боли». Он по порядку пересказал ей видение и в конце прибавил: «Обязательно надо достойно поблагодарить блаженнейшего Петра, который честно помог мне, пусть и недостойному, в такой беде, и набожной службой отплатить ему за неисчислимые благодеяния, а впредь следует вести жизнь таким образом, чтобы мы могли избежать столь сурового приговора. И, чтобы явно открыть тебе мою волю, скажу, что с этого времени я, если ты со мной согласишься, оставлю мир и буду верно служить небесному Царю и Его славному апостолу». Тогда та сказала: «Не дай мне Бог каким-то образом воспротивиться столь благочестивому желанию и быть противницей как твоего, так и моего спасения; более того, во всём хорошем, что ты решишь сделать, я охотно соглашаюсь быть тебе помощницей по мере моих сил».

Узнав о столь лёгком согласии супруги, он весьма обрадовался и назначил для совершения своего намерения определённый день, в который собрал воедино всю свою челядь, дабы сказать им последнее прости. Итак, препоясавшись в последний раз рыцарским поясом и подняв своё знамя, то есть вооружившись против духовных напастей, он, словно собираясь на войну, в сопровождении следовавших за ним друзей и родичей, направился в Аффлигем; войдя в церковь святого Петра вместе со своей – уже не женой, но сестрой, он снял с себя рыцарский наряд и посвятил себя всемогущему Богу и его загодя избранному апостолу на вечное служение, и они таким образом путём благого пожертвования сменили мирскую свободу на службу Божью. В тот же день он при свидетелях передал этой церкви часть своего патримония, которым владел во Фландрии; продав там эту часть из-за неудобства и удалённости мест, он на вырученные за это деньги приобрёл себе здесь другую землю по соседству. Однако, поскольку сыновья их ещё не выросли и нуждались пока что в совете и помощи родителей, мать с разрешения господина аббата уходила иногда для надзора за их слабостью, чтобы заботиться о них. А отец, пока был жив, оставался твёрд в служении Богу. Итак, чтобы всем стало известно, какая милость и доброта Божья его призвала, более того, увлекла к святому намерению, он на тридцатый день своего обращения был поражён лихорадкой и в истинном исповедании окончил дни своей жизни. Итак, названная супруга, узнав, что после столь дивного обращения её мужа последовало столь быстрое вознаграждение, со всей радостью и набожностью воздала хвалу милосердному Господу, который дивным образом увлекал тех, кого предопределил к жизни, и оставшееся время своей жизни провела на святой службе Ему под покровом святого благочестия.

13. Поскольку мы вкратце, по недостатку нашего времени, рассказали всё это о господине Херибранде и его славной супруге, то поведём теперь речь о том, как по стопам отца последовали его сыновья.

Пятеро его сыновей прибыли к нам, хотя и в разное время и в разном возрасте, и, по отдельности собрав для нас воедино разные доли своего наследства, все они оставили после себя одного наследника, то есть Бога, который даровал [им всё это]. Один из них, женатый, презрев плотские наслаждения и соблазны, оставил мир и вместе с женой и сыновьями существенно умножил общину Господню, наделив её ещё большим количеством владений. Другой поступил на службу Божью вместе с сыновьями и дочерями после смерти жены. Третий, свободный от уз брака, тем набожнее посвятил себя служению Божьему, чем большей свободой пользовался. Двое из них, первые хоть и не по рождению, но по обращению, то есть Ингельберт и Сигер, когда достигли первого цвета юности, и мир расточал им свои улыбки и ласки, ни во что не ставя его соблазны, презрели брачные узы, как мешающие их желанию, и, находя радость скорее в Господе, чем в миру, стали монахами; стремясь более к вечному, чем к преходящему, они решили отдать монастырю все свои владения. Но кто может изменить решение Божьего промысла? Ведь и те, которые тогда силой похищали чужое, впоследствии не только возвратили церкви, которой причинили ущерб, то, что незаконно отняли, но и передали ей всё, что причиталось им самих, более того, самих себя.

Ибо по прошествии нескольких лет их брат, господин Фолькард, который был первым по рождению, поражённый недугом и привлечённый примером своих младших братьев, последовал по их стопам. Оправившись от этого недуга, он впоследствии тем набожнее жил в святом исповедании, чем дольше находился в миру. Он передал церкви восемь бонуариев ³¹ своего патримония, а всё остальное, хотя и неохотно, оставил своей дочери. Его брат, господин Онульф, противился его обращению и сильно мешал нашим интересам и нашей пользе; среди прочих слов возражения и наглости он клятвенно заявил, что никогда не станет монахом, даже если узнает, что его живым поведут в преисподнюю. Но спустя малое время Онульф также был поражён тяжелейшим недугом; терзаясь страхом смерти, мучаясь угрызениями совести, он, поскольку совершенно утратил всякую надежду на телесное выздоровление, в волнении искал средств для спасения своей души. Что много говорить? Отринув всякий страх и раскаиваясь в безрассудной клятве, он со всем смирением и кротостью просил об одеянии святого благочестия, которого ранее гнушался, и, приведённый в часто называемую церковь, весьма набожно препоручил живому и истинному Богу себя и свою жену Гертруду вместе с двумя сыновьями – Готфридом и Вальтером, одной дочерью и всеми своими имуществами и владениями, а вскоре после этого в том же набожном покаянии окончил жизнь. Сыновья же его были отданы для обучения наукам и, поскольку их сопровождала милость Божья, получили священнический сан. Наконец, и господин Арнульф, спасительным образом поражённый стрелой страха Божьего, пришёл вместе с двумя сыновьями и двумя дочерями и ещё более расширил владения, пожалованные монастырю братьями, придав к ним свои собственные.

14. Итак, описав их обращение, мы по необходимости вернёмся немного назад и обратимся в нашем изложении к господину Ингельберту из Кальфстерта (Calfstert) ³², брату господина Херибранда. Так вот, когда один принадлежавший ему замок был без всякой причины атакован врагами, этот Ингельберт, как человек, опытный в военном деле, пытался мужественно защитить его вместе со своими вассалами, но был тяжело ранен ударом копья и охромел. Итак, сильно утомлённый долгими и тяжкими боями, он, наконец, мудро заглянул себе в душу и, поскольку нашёл внутри то, чего не находил снаружи, решил примириться с собой на основе благочестивого обращения. Затем, изыскав спасительное решение, он размышлял про себя о своём обращении, часто ради своего наставления посещал с визитом и беседами братьев названного монастыря и, услышав от них то, что касалось спасения, пожелал на деле всё это исполнить, согласно своим возможностям, но не мог смириться с невыносимой утратой своих имений. Ведь он все свои имения хотел передать церкви, в которой дал обет служить Богу; но, поскольку он никак не мог избавить их от враждебности и набегов врагов, то всячески сомневался, что ему полезнее избрать. Наконец, сообразив, что для него полезнее и спасительнее передать братьям хоть что-то полезное из них, чем всё это оставить врагам на разграбление, он пришёл к графу Генриху, который занимал в тех краях самое влиятельное положение, и передал в его руки всё, что ему принадлежало; за это граф предоставил в пользование братьев четырёх своих рыцарей, живших на границе с названной церковью, вместе со всеми их владениями, а именно, Сигера и его брата Германа из Хекелгема (Ecclegem) ³³, Титубальда из Тидальмонта (Thidalmont) ³⁴ и Реницо, по прозвищу Риддерман, своего охотника. После этого, получив у него разрешение, он вернулся в Аффлигем, тут же сменил светский наряд и, одержав уже верх над всеми врагами, утвердил грамоту вечного мира.