В 1896 г. Фрейд лишился отца. По Фрейду, смерть отца - важнейшее событие в жизни каждого мужчины (30). Пока жив отец, остаешься его ребенком и, следовательно, ребенком вообще. С его смертью мужчина сам превращается в отца, независимо от того, имеет ли он детей, или нет.
От отца мы получаем зародышевую плазму: то бессмертное в нас, в отношении чего мы играем лишь роль смертных администраторов в течение краткого срока нашей жизни. В управление этим имуществом вступают, в сущности, лишь после кончины прежнего владельца майората. Пока жив отец, мы связаны с прежними поколениями, с прошлым и, следовательно, с детством.
Невидимая пуповина соединяет нас с ним, пока он не сходит в могилу. С этого поворотного пункта прошлое внезапно исчезает, и взор устремляется в будущее навстречу грядущим поколениям, и, если хотите, навстречу солнцу. Солнце - древний символ отца.
Отделение от прошлого и окончательное формирование личности никогда не протекает без внутренней борьбы.
Доля любви и - так как чувства биполярны - обычно и доля противоречия (ненависти) освобождаются и требуют нового приложения. Заключаются или расторгаются дружеские связи, заключаются более или менее необдуманные браки. Душа смущена и склонна ко всяким взрывам.
В биографиях никогда не следует забывать дату кончины отца. Здесь ключ, отмыкающий запертые двери. Мы пытались показать, что смерть его духовных отцов (и Шарко умер в 1893 году) не осталась без влияния на творчество Фрейда. Но он еще примыкал к Брейеру, другу, бывшему для него как бы отцом, и присоединялся к учениям других школ.
После смерти физического отца сын выпрямился во весь рост и стал Фрейдом. Быстро, одна за другой, возникли работы появившиеся затем в печати под заглавием: «Толкование сновидений», «Психопатология обыденной жизни» и «Сексуальная теория». Фрейду было уже сорок лет, когда умер его отец (31). В противоречии с учением Оствальда он - великий человек, только поздно нашедший себя.
***
Фрейдовское толкование сновидений подвергается ожесточенным нападкам. Посредственности, монополизировавшие человеческий здравый смысл и издавна пользующиеся им для подавления всего разумного, по сей день не перестают качать головами. Но каждый, кто толкует сновидения по методам, найденным Фрейдом и разрабатываемым дальше его учениками, должен признать, что не остается ни малейшего сомнения в абсолютной правильности его открытия. Сновидение, которое рассказывается, не то сновидение, которое снилось.
Чтобы понять скрытый смысл сновидения, нужно сперва свести данное сновидение к скрытым за ним мыслям. Подобно шифрованному письму, данное сновидение может быть расшифровано лишь при помощи специального ключа. Шифрованные сообщения также обычно кажутся бессмысленными. Расшифрованное же сновидение имеет всегда глубокий смысл.
Самые скрытые побуждения: запретные желания, чувства любви и ненависти, преступные склонности, мания величия, самообожание, тоска по смерти столь замаскированно изживают себя во сне и в сновидении, что тот, кто видел сон, затем сам не понимает, что ему приснилось.
Искажение сновидения благодетельно для того, кому оно приснилось, потому что оно снимает с данного лица ответственность за приснившееся. Фрейд, подобно Прометею, вместе со светом, озаряющим тайники сновидений, навязал человеку также ответственность за них.
Пока сновидения считались бессмысленными, уподоблялись пене (songes-mensonges), не стоило заниматься ими. Насколько тяжелее станет существование, если совести придется отвечать и за сновидения; если мы в сновидениях найдем свои злые помыслы и стремления, свои протесты против морали и культуры и если дельфийское «познай себя» потребует столь неожиданного углубления!
Вот где более глубокая причина, почему открытие Фрейда признается лишь с неохотой. Мертвые возвращаются, т.е. возвращаются злые или почему-либо боящиеся света мысли, которые считаются мертвыми, и как таковые ввергаются в преисподнюю бессознательного.
В сновидениях мы убиваем самых близких и дорогих нам людей. Мы переживаем извращенности, которые наяву приводят нас в трепет. Сновидение разнуздывает все преступные инстинкты. В сновидении мы дерзаем на многое. Ведь мы в оковах сна и потому нет опасности, что мы действительно выполним ужасные фантазии. Никто не знает наших сновидений, даже мы сами не ведаем их, так как искажение сновидения затемняет истинный смысл оргий.
Особенно предательские сновидения забываются; внутренняя цензура не пропускает их. Уже до Фрейда существовали мыслители, приписывавшие осмысленность сновидениям. Сам Фрейд цитирует, как своего предтечу, Поппер-Линкеуса, скончавшегося в 1921 г.; другие приводят места из Ницше (32), указывающие на смысл сновидений.
Однако, существует разница между тем, сверкнула ли истина, как искра гениального ума, в афоризме, и затем снова погрузилась в океан заблуждений, или же она систематически становится достоянием науки, чтобы никогда более не исчезнуть.
Фрейду неоднократно указывалось, что Ницше предвосхитил некоторые достижения психоанализа и сексуальной теории. Он возражал, что с Ницше он почти незнаком и уж потому должен отказать себе в удовольствии ознакомиться с его произведениями, «что желает, чтобы при обработке психоаналитического материала ему не мешали никакие представления ожидания» (33).
Впрочем, он, по-видимому, уже отказался от своей прежней точки зрения и упаковывает в свой чемодан вместе с Шопенгауэром несколько томов Ницше.
***
«Сновидение - via regia в бессознательное». С тех пор, как мы понимаем язык сновидения (т.е. начиная с 1900 г., после перерыва в несколько тысячелетий), перед нами настежь распахнулись ворота в бессознательное, и мы безуспешно стали бы противиться вступлению на путь, ведущий в это подземное царство.
Если ранее лишь смиренные христиане ведали, что они жалкие грешники, то теперь даже гордый культурный человек и гражданин своего отечества должен будет признаться в своих преступных и анархических инстинктах и отвечать за них.
Система затушевывания приходит к концу: начинается психоанализ. Если люди по натуре звери, то они должны знать об этом и не обманывать себя и других. Ведь зверь доступнее укрощению, если известны его страшная сила и коварство.
Народы долго жили в мире и считали, что вряд ли когда-нибудь будет возможна война. И вдруг она оказалась тут, непонятная в своем зверстве. Казалось бы, ужасы массового убийства не сотрутся из нашей памяти. Что происходит в действительности? Когда возвращающиеся с фронта рассказывают о пережитом, все разбегаются.
Когда автор предлагает книгу о войне, издатель отмахивается от него. Довольно с нас войны; никто не хочет слышать о войне. Хотят забыть об этих ужасах. Если бы наши предки, пережившие войны, не переставали твердить детям о том, что представляет собою война, то, быть может, воспоминание о вываливающихся внутренностях множества людей было бы в состоянии предотвратить войну.
Наши предки не исполнили своей обязанности, мы сами безнадежно впадаем в тот же грех. Потому что мы слишком трусливы, чтобы взглянуть войне в ее подлинное отвратительное лицо, потому что мы вытесняем эту голову медузы из нашего сознания, она остается в живых, выползает из бессознательного и пожирает нас с кожей и костями.
Мы ведем войны, потому что внутренне мы убийцы. Если бы это было нам известно, мы не могли бы оставаться убийцами, так как считаем убийство недопустимым. Но мы не желаем этого знать, и потому остаемся убийцами.
Так обстоит дело со всеми нашими страстями. Фабриканту пушек снится война, импотенту - свободная любовь, жене импотента - атлеты и опереточные тенора. Фабрикант пушек не знает, что ему приснилась война, которая должна принести ему большие барыши. Но и без ясного знания о своем сновидении он сознает свою вину. Он подготовляет массовое убийство. Поэтому он набожен, занимается благотворительностью и держит себя с достоинством.
Было бы лучше, если бы он вел менее примерный образ жизни и не заставлял нас расплачиваться за свои благодеяния жизнью наших детей. Жена, убивающая во сне своего мужа, окружает его поэтому нежностью и чрезмерной заботливостью, так, что бедняга еле выносит все это.
Импотенту снятся развратные похождения, и поэтому он разыгрывает из себя святошу, ополчающегося против жизненных утех за их безнравственность. Бессознательные представления действуют, хотя мы ничего о них не знаем. Мы только с виду невинны. В действительности мы угнетены и несвободны.
Сознание вины у всех людей столь велико, что они выдумали первородный грех и стали притягивать метафизические объяснения. И вот явился Фрейд и заявил: «У вас дурная манера освобождаться от текущих долгов. Вы переносите их из книги «Сознание» в другую: «Бессознательное», в которую вы в дальнейшем не заглядываете. Кредиторы не удовлетворяются этим. Они напоминают вам о долге в ваших сновидениях, и в виду того, что вы отказываетесь платить, вы попадаете в долговое отделение тюрьмы.
Счет актива книги «Сознание» очень отягощен. Но вы нечестные купцы, подчищающие дебет, вместо того, чтобы вести правильный учет».
Толкование сновидений увеличивает нашу ответственность. Если бы мир не был преисполнен сознания вины (Линкеус называет это мировым криком страха), которое дает о себе знать тысячами проявлений и ставит на голову разум (до Фрейда причина этого оставалась неизвестной), можно было бы полагать, что толкование сновидений скорее сделает жизнь более тяжелой.
Раз сновидение - исполнитель наших затаенных желаний, то следует предоставить ему полную свободу, не препятствуя ходу его механизма своими дьявольскими машинами. Не сновидение делает нас виновными. В нас жив преступный инстинкт, изживаемый в сновидении безнаказанно, так как он никому не вредит и доходит до сознания в столь искаженном виде, что не отягощает нашей совести, или, по крайней мере, отягощает ее не всей своей тяжестью.
Так, сновидение освобождает нас от скрытых желаний, невыполнимость которых заставляет нас страдать. Действительно, в толковании снов таится «скрытый яд и его с трудом можно отличить от лекарства». Из миллиардов сновидений, создающихся в человеческом мозгу, к счастью, лишь самое ничтожное количество подвергается толкованию.
Пациенты Фрейда побуждали его к толкованию сновидений. Они постоянно рассказывали ему свои сновидения, пока ему, как психологу, не стало ясно, что больные хотят сообщить ему что - то на языке сновидения. Итак, ему не оставалось ничего иного, как изучать этот язык, подобно тому как в сказках изучают язык птиц.
После опубликования Фрейдом своей книги около десяти лет не слышно было отклика. Но с тех пор многие овладели новым оружием и применяют его не всегда на благо своих ближних. Пусть никто из тех, кто живет без терзаний, не стремится поднять завесу со своих сновидений! Толкование сновидений, как игра для препровождения времени, приводит к непредвиденным последствиям. Оставьте поросятам их хлев, пока они там благоденствуют и весело жрут!
Но если уж взяться за очистку свиного хлева, то это следует делать основательно. Недоведенный до конца психоанализ, толкование сновидения, вырванное из жизненной связи, опасно, как операция, прерванная на середине хирургом.
Пусть сделают должные выводы из самоубийств психоаналитиков, толковавших сновидения своих больных и увидевших в чужих сновидениях собственное бессознательное, как бы в кривом зеркале.
Ужас охватывал их и толкал на самоубийство. Отто Вейнингер был одним из тех, кто бросил миру частицу самопсихоанализа, искаженную картину своего бессознательного; в результате у него в руке очутился револьвер. Я знал трех тонких психоаналитиков: Шреттера, Тауска, Зильберера, добровольно покончивших счеты с жизнью.
И это только в Вене. За ними последуют другие. Следовательно, чтоб открытие Фрейда не превратилось в проклятие, как кокаин для наркоманов, применение его должно ограничиться лишь страждущими и обремененными. Правда, кто из нас не обременен?
Каждый психоаналитик должен непременно для начала подвергнуть самого себя тщательному психоанализу. Психоанализу нельзя научиться из книг.
Необходимо также очисткой собственного бессознательного иммунизировать себя против смертоносного яда.
***
Человек, по фамилии «Каждый», женат. Его жена ему более не нравится. Во-первых, она всегда при нем и слишком доступна. Во-вторых, она стоит много денег. В-третьих, он на всю жизнь связан с нею. Тут же жена его друга, нравящаяся ему гораздо больше. Здесь отпадают все тяготы, обременяющие его по отношению к собственной жене.
Ему снится жена его друга: она приходит и дарит ему радость и блаженство. «Каждый» - человек нравственный и ему не легко было бы обмануть своего друга. Он не осознает также своей любви к жене друга. Сперва он был против женитьбы друга, так как опасался, что дружба пострадает от появления третьего лица. Только опытный психоаналитик может истолковать его сновидение как прелюбодеяние.
«Каждый «видел, оказывается, во сне склон горы (Непереводимая игра слов: склон горы по-немецки - Berg-Lehne. Lehne - Елена. (Прим. пер.), углубление в нем, перед которым он стоит. Сперва он принял то углубление за могилу Наполеона на острове св. Елены. Жену друга зовут Еленой. Таков факт. Высказать о нем суждение возможно было бы лишь значительно позже. Если сновидение выполнило свое назначение в качестве защитного приспособления, то бессознательная любовь может быть покончена, изжита во сне. В течение года сновидения, направленные на жену друга, как добрые гномы, выполняли все желания «Каждого», не отягощая при этом его совести и не расстраивая заметно его семейного мира.
Были, правда, кой-какие неприятности с собственной женой, истинная причина которых оставалась скрытой от всех. Результатом была даже, пожалуй, особенная нежность к собственной жене. Ясно, что толкование сновидения «Каждого» было бы излишне и скорее даже вредно. Но могло бы также случиться, что «любовь росла, взлелеянная снами», и что по истечении года сознание было бы охвачено пламенем. Появление в сознании любви, долго остававшейся вытесненной, происходит часто столь внезапно и с такой силой, что нравственная, рассудительная личность безнадежно подавляется.
Свету снова и снова приходится удивляться тому, как люди отказываются от плодов труда, длившегося десятилетия, и не только приносят в жертву деньги, но и ценности духа, которые они долго лелеяли и берегли, чтобы отдаться страсти, объект которой кажется недостойным таких жертв.
Шопенгауэр ищет объяснение такому недоступному разуму (трансцендентному) поведению в воле к размножению. Более высокая воля рода противостоит воле индивида. Это метафизика. Совершенно ясно, наоборот, происхождение зрелой и безрассудной страсти из области, не имеющей ничего общего с логикой, этикой.
В этой области можно было захватить страсть, пока она была еще слаба и стыдлива, если бы вовремя были поняты и истолкованы сновидения. Год тому назад «Каждый» испугался бы головы Медузы. Обязанности супруга, отца, друга, положение в обществе, желание спокойного существования оказались бы сильнее зарождающейся любви.
Полгода тому назад любовь, быть может, тянула уже больше, чем мораль гири другой чаши весов. Но, пожалуй, можно было бы еще открыть клапан и воспрепятствовать уничтожению всех буржуазных ценностей. Теперь же уж слишком поздно и предотвращение взрыва невозможно. Между обоими этими крайними случаями: бессознательным с его сновидениями в роли добрых гномов и бессознательным с сновидениями в роли раздувателя пламени, проходит средний путь жизни.
Влечения и думы, которых мы еще не осознаем или не осмеливаемся осознать, сталкиваются вниз в темные недра. Искаженными всплывают они снова в сознании; искаженным и неразумным становится часто наше поведение. Многие из загадок повседневной жизни могут быть поняты лишь окольным путем через бессознательную психическую жизнь.
Трудно указать вообще границы, когда следует спуститься в недра бессознательного и когда лучше отказаться от этого. Толкователи сновидений подвергаются опасности хватить через край в пылу расшифровки. Не следует забывать, что знание обязывает.
***
«Толкование сновидений» Фрейда удивительная книга. В ней заключается его самое замечательное открытие, и все же нельзя сказать, что это хорошая книга. Автор был как-то заторможен своим стремлением к исповеди, которое отчасти выявляется, отчасти же задерживается.
Фрейд охотно приводит в качестве примеров собственные сновидения. Благодаря этому мы узнаем так много из его жизни, что «Толкование сновидений» можно считать чрезвычайно оригинальной автобиографией. Однако, собственные сновидения не могут быть вполне расшифрованы всенародно.
«Взор исследователя нередко находил больше, чем ему хотелось бы найти». Благодаря этому сообщения всюду завуалированы таинственностью, что придает книге своеобразный отпечаток. Я, как и прочие ученики Фрейда и Штекеля, лучшего толкователя сновидений нашего времени, мог бы истолковать до конца некоторые сновидения Фрейда, относительно которых в его книге им высказаны только намеки.
Но это было бы грубым вторжением во внутренний мир личности, которая и без того зашла удивительно далеко по пути саморазоблачения. Истинная цель книги, раскрытие языка сновидений, осуществляется как бы лишь попутно. Вследствие смешения личных разоблачений с открытием всемирно-исторического значения, автору не удался подход к непредубежденному читателю.
Трудно вообще убедить в справедливости нового, идущего в разрез с традиционными взглядами, но это оказывается почти неосуществимым, если за излагаемым содержанием звучит личная нотка, говорящая приблизительно следующее: у меня много недостатков, но мне не приходится стыдиться их, потому что я сделал, наконец, свое великое открытие.
В позднейших изданиях книги личная нота звучит уже слабее, так как Фрейд взял себе сотрудников. Книга значительно увеличилась в объеме, преимущественно благодаря ученикам, подтверждающим открытия учителя. Вследствие этого расширились первоначальные рамки книги, что, однако, не увеличило ценности ее, как художественного произведения.
Фрейд не мог решиться на основательную переработку «Толкования сновидений». Вследствие самоанализа книга сделалась для него табу: imago отца и его преодоление. Этим объясняется, что теперь с толкованием сновидений легче ознакомиться не по оригиналу, а из других сочинений.
Предпочтительнее всех, несомненно, «Sprache des Traumes» - «Язык сновидения» - Дж. Горбатов, Штекеля [Stekel (34)]. При всем том Фрейд первоклассный писатель, на много превосходящий своих учеников. Если он хочет, в его распоряжении блестящие образы, уничтожающая диалектика, блестящий слог.
Суровая лапидарность его стиля напоминает античные образцы; правда, иногда, подобно этим образцам, он становится темным, непроницаемым. В своем «Толковании сновидений» Фрейд смешал две несмешиваемые субстанции. Поэтому он оказался не на высоте по отношению к самому себе именно там, где он достиг вершин своих изысканий. В своих лекциях (1917 г.) он снова изложил с большей свободой толкование сновидений. При этом самостоятельные исследования его учеников почти совсем не были приняты во внимание.
***
В течение тысячелетий не удавалось прочесть письмена древних египтян, пока в Розетте не была открыта плита с надписью, высеченной по-гречески и иероглифами. Так и Фрейд снова вызвал к жизни искусство, которое, по многим свидетельствам древности, когда-то было известно людям и затем забыто.
Из библии от многих авторов древности мы узнаем, что своеобразный символический язык сновидения был известен тогда уже в деталях. Всем знакомо сновидение о семи жирных и семи тощих коровах и его толкование Иосифом.
В настоящее время мы читаем в сновидениях не будущее, но прошедшее и скрытое настоящее. Правда, наши желания легко могут претвориться в будущем в действительность, в этом смысле мы видим в сновидении также грядущее. Если сновидение содержит в себе бессознательные намерения, то часто в нем должно таиться будущее.
Недавно один из моих пациентов видел следующий сон: три риги с приспособлениями для гимнастики. В первой находятся дети, там выполняются легкие упражнения. Во второй упражнения более трудные, еще не выполнявшиеся гимнастами. В третьей находится сам пациент. Так как предстоит гимнастика на аппаратах, причиняющая ему всегда головокружение, он энергично протестует и хочет уйти.
Мы решили посвятить психоанализу только три недели. Сон приснился в конце второй недели. Риги означают недели, как коровы фараона годы.
В течение первой недели пациент был доволен нашими собеседованиями. То, что имело место на второй неделе, оказалось для него неожиданностью. Третьей недели он боялся, потому что в течение нее он сам убедился бы, что не может больше скрывать от меня своего внутреннего мира. Я не касаюсь здесь сексуальной символики и перенесения.
Таким образом, я мог предсказать пациенту, что он носится с мыслью преждевременно оборвать лечение. Так удается предсказать будущее, а иногда и предупредить его, как доказывает случай с Иосифом.
Отчего сновидение избрало своим символом именно риги? Неделя есть ряд одинаковых дней. Однажды мне пришлось обойтись сурово с пациентом, сделать ему в течение второй недели выговор (Непереводимая игра слов: Riege - рига; Rüge - выговор. Прим. пер.), так как он побил свою жену.
Пациент родом из Брюнна, где «ü» произносится, как «ie». Но сновидение переступает через подобные замещения звуков даже и там, где наяву нельзя констатировать ошибок в произношении. Преимущественно люди, строящие свои каламбуры на коверковании слов и поэтому высоко ценящие такое коверкание, досадовали на эту особенность сновидения. Дело в том, что в сновидении встречаются глупейшие каламбуры, на которые в бодрственном состоянии отважился бы только слабоумный.
Я сам учился толкованию сновидений в школе Штекеля и не особенно углубляюсь в эту область. Но никто не может отрицать ее существования. Фрейд очень рано натолкнулся на эту склонность бессознательного. В «Этюдах» (1895 г.) он рассказывает о пациентке, которой снилось, что он и Брейер повешены на двух соседних деревьях. Толкование таково: один pendant к другому.
Один из старейших сотрудников Фрейда, И. Задгер, передал ему в девяностых годах статью, где восхвалялись работы Флексига, под заглавием: «Сказка о мыслящем белке». Фрейд нашел статью напыщенной и, так как Задгер до того писал об Ибсене, то Фрейду приснился норекдальный стиль (слияние слов: колоссальный, Нора, Экдаль).
Кто находит подобные образования нелепыми или глупыми, пусть вспомнит, что сновидение не ищет его одобрения. Если смысл искажен в достаточной мере, сновидение достигло своей цели; если же каламбур бессознательного так глуп, что критика не допускает даже возможности существования столь неудачной остроты, тогда искажение сновидений, именно в виду мнимой глупости, празднует свои высшие триумфы.
Одной пациентке, читавшей Штекеля, приснилось, что она летит в Апулию. Апулия - каблук башмака, который по своей форме напоминает Италия. На венском наречии каблук называется «Штекель». - Другому пациенту приснилась ромбовидная главная площадь в Эгере, где стоят два старых дома, называемые «Штёкель» (Штекель) (Stöckel - Stekel). - Следующему больному приснилась Каа, исполинская змея из книги Киплинга о джунглях. Каа означает силу. «К» есть также начальная буква. - Еврейские фамилии, начинающиеся на «К», большей частью происходят от фамилии «Кон». Фамилия возлюбленной того, кому приснился сон, была Кон. Но она переменила ее на Крафт (сила. Дж. Горбатов).
Осталась только начальная буква. Символ сновидения возникает благодаря встрече нескольких рядов мыслей, все они замещаются определенным словом или картиной. Поэтому каждое отдельное сновидение «сверхдетерминировано». В сновидении сгущены скрытые мысли его.
Замаскированное сновидение всегда целый роман, и за сновидением в несколько строк даже за одной буквой (К) скрывается целая жизнь, начиная с раннего детства. Здесь таится опасность для толкователя. Он легко может затеряться в безбрежном.
Но разве в модуляции голоса при каждой фразе, в походке, в жестах не сказывается весь человек? Из почерка вычитывают удивительные вещи. Почему нельзя их вычитать из сновидений, возникающих ночью, когда человек сосредоточен на самом себе.
Существенным признаком сновидения является его образность. Самые сухие люди, которых в бодрственном состоянии нельзя отнести к визуальному типу, видят в сновидениях прекрасные живые образы. Они рисуют во сне подобно тому, как они во сне сочиняют. Не подлежит никакому сомнению, что художественные произведения зарождаются в той же мастерской, в которой творятся также и сновидения. Художники внимательнее других людей прислушиваются к этим голосам своей души.
Поппер-Линкеус, в жизни человек трезвый и суховатый, или, по крайней мере, один из тех, кто выдавал себя за такового, в один прекрасный день удивил мир своей фантазией, выпустив сборник из 84 рассказов, поражающий разнообразием образов. Большинство из них приснилось ему, и он только записал их. Все эти рассказы могут быть истолкованы и только так может быть обнаружен их скрытый смысл.
К чему, однако, толковать! Все романы ведут, в конце концов, к половым органам и их соединению.
Вокруг Фрейда собралось несколько усердствующих, называющих поверхностным человеком всякого, кто не сводит все явления в конечном счете к половому члену и влагалищу. В таком случае домашние поэты будапештского «Орфеума» в «Свадебной ночи» Полицера глубже Шекспира в «Ромео и Джульетте». Они, несомненно, ближе подошли к половым органам, чем британец.
Я заметил, что описание отдельных сновидений вызывает скорее скуку. Эта скука проистекает из прочно укоренившегося убеждения, что сновидения, в сущности, глупость. Если же имеют основание полагать, что за приведенным в пример сновидением последует более или менее длинное толкование, возникает сопротивление, отвергающее все толкование. Сновидения снятся не для того, чтоб они были истолкованы, но именно для того, чтоб они не были истолкованы.
И если, несмотря на это, к лицам, известным как толкователи сновидений, в кругу знакомых часто обращаются с просьбой истолковать чьи-либо сновидения, то это объясняется высокомерным убеждением, что все в достаточной мере искажено и не может обнаружиться ничего важного. Действительно, без поддержки лица, видевшего сон, без знакомства с мыслями, свободно возникающими у него в процессе толкования его сновидения, нельзя, обычно, далеко уйти.
Но если было истолковано уже несколько тысяч снов, тогда догадываются о большем, чем это приятно видевшему сон, однако, о своих догадках молчат. Я повторяю: знание обязывает. Толкование сновидения допустимо лишь с глазу на глаз из научных или медицинских побуждений. Тупая враждебность к столь прочно обоснованному открытию порою выводит, правда, из равновесия и, тогда, особенно дерзкому сновидцу бросают частичное толкование его сновидения. Этого не следует делать. Правде никто не хочет дать приюта.
Один коллега сказал мне однажды: «Сновидения сводятся к переживаниям того же дня. Нельзя утверждать большего. Вчера я прочел в одной книге о жителях островов Тихого океана и их пирогах (каноэ), выдолбленных из стволов деревьев и легко опрокидывающихся. Ночью мне приснился шалаш для лодок на озере и опрокинувшаяся пирога (каноэ), приспособленная лишь для одного человека, который, очевидно, утонул».
Это сновидение подверглось сильному сгущению и все же ясно. Мне было известно, что у коллеги только один ребенок. Единственное дитя - трепетная радость. Если с ним случится что-либо, семья остается бездетной. (Здесь последовало первое одобрение со стороны коллеги: ребенок вчера поздно вернулся домой со школьной экскурсии. Родители беспокоились.)
Следовало бы обзавестись еще одним ребенком (второе одобрение: долгие разговоры по этому поводу с женой). Да, хорошо быть островитянином с Тихого океана. Они не сеют, не жнут и сыты бывают. Уже один ребенок обходится мне слишком дорого. (Обращение сновидения согласно закону биполярности).
Если бы он умер или никогда не являлся на свет, я сделал бы другую карьеру... Тут я обрываю толкование. Оно ведет далеко вглубь проблемы рождения, к фантазии, проецирующей к утробе матери и к комплексу импотентности (каноэ – can not - не могу). Не все может быть представлено на суд читателя, если он не занимался еще вообще психоанализом. Я покупаю его благосклонность сдержанностью, которая одними считается мудрой, другими - поверхностной.
***
Хозяина швейцарского отеля Зигфрида Л. все зовут Фрицем Л., так что настоящее его имя забыто. Он посватался за девушку из Рейхенберга в Северной Богемии, которая находит имя Фриц восхительным. В довершение всего она как-то рассказывает ему о неком Зигфриде и добавляет, что терпеть не может этого ужасного имени. При подобных обстоятельствах директор не решается открыть свое подлинное, полученное при крещении имя. Однако, при подписании брачного договора все выйдет на свет. Как взглянет на это невеста?
В этот вечер он не может заснуть. Он хватается за книгу, и ему попадаются случайно (?) походы Фридриха Великого, вторжение в Богемию, битва при Лобозице. Наконец, он засыпает и видит сон: «Вестибюль отеля. Открывается дверь, входит Фридрих Великий с костылем, вращая широко раскрытыми глазами. Все разбегаются, а сам хозяин глядит на все это только издали».
К этому необходимо сделать следующее дополнение из происшествий за день: незадолго до того в отель приехала королева С., и ей не было оказано должного приема. Было известно, что существует определенный этикет. Однако, в виду того, что этикет этот никому не был известен, все разбежались, и королева осталась одна в вестибюле.
Вышеприведенное сновидение также чрезвычайно сгущено. Поверхностный смысл сновидения: от Зигфрида не осталось следов. Не только Фриц, но великий Фриц. Не только директор, находящийся на службе, но полновластный владелец отеля. Вторгся в Богемию; неотразим при овладении девушкой из Богемии. Все же аффект сновидения - страх.
Ибо героическому мужеству сопутствует героический страх. За страхом ненравящегося имени скрывается иной страх: сексуальная неполноценность искусно прикрывается неполноценностью имени.
***
В заключение два примера использования толкования сновидений в целях психоанализа. Одной из моих пациенток снилось: «Я и моя сестра в красных платьях. Мое платье распорото на боку. Платье сестры цело. Я досадовала на это».
Толкование: с П. случилось несчастье. В возрасте десяти лег она была лишена девственности. П. тщательно скрывала этот «позор» и не хотела признаться в нем даже мне. Ее сопротивление было сломлено при толковании сновидения, и она призналась во всем.
Таким путем мне удалось устранить значительную долю подавленности, связывавшейся с этим ужасным переживанием.
В действительности, сновидение было гораздо длиннее и его толкование значительно запутаннее. Я схематизирую в целях большей поучительности. При этом я кажусь себе преступником, насилующим великолепное многообразие природы.
Сон другого пациента: «Я встречаю профессора Фрейда. Он очень любезен со мной. Неприятно любезен. В отдалении стоит моя жена. У Фрейда измятая белая борода из бумаги, закрывающая часть его лица. Затем мы идем вместе. Жены моей больше нет».
Мы привыкли к тому, что нашим пациентам снится Фрейд. Они говорят нам этим, что с их стороны было неразумно идти к подручному кузнеца, раз поблизости сам кузнец. К сожалению, Фрейд очень дорог. Его любезность неприятна. Мы увидим, каким поразительным образом приходит на помощь даже образ Фрейда в сновидении. «Жена стоит в отдалении. Жены больше нет».
Толкователи снов знают, что это означает. Во время толкования пациент добавляет, что его Фрейд был удивительно маленький человечек с желтым высохшим лицом. Дрожь пробегает по телу пациента. Человечек не Фрейд, а... смерть.
Центральным пунктом этого невроза было резкое отвращение к браку.
Большой отдел символики смерти в сновидениях - является специальной областью Штекеля. «Почти каждое сновидение - загадочная картинка с вопросом: где смерть?»
***
В одном пункте Фрейд ошибся. Он учил, что всякое сновидение представляет исполнение желаний. В 1920 г. он несколько ограничил это утверждение: существуют сновидения, повторяющие неприятные переживания. Но по сей день он ни разу не признал того, что было установлено на многих наблюдениях его учениками, Штекелем, Зильберером, Юнгом, Мэдером: сновидение является также представителем нравственного чувства и возвышает во сне свой предостерегающий голос.
Например, одной пациентке снилось, что она идет по цветущему лугу и попадает в болото, в котором она боится утонуть. В своей последней работе («Я и оно») Фрейд признает бессознательную совесть. Из этого признания вытекает, разумеется, что должны существовать сновидения совести.
Однако, после молчания, длившегося десятилетия, следовало бы подчеркнуть и подробно мотивировать такие выводы. Зачем всегда говорить о «низменном - я» (Unter-Ich) и уделять «сверх - я» (Ueber-Ich) лишь несколько строк при случае.
Разве следует стесняться того, что бессознательное таит в себе не только низменное, но и возвышенное.
Читая фразу: «Не только самое низменное, но и самое возвышенное в человеке может быть бессознательным», каждый, кто оглянется на борьбу Фрейда с отколовшимися от него учениками, не сможет не задать в 1923 г вопроса: «Почему только теперь?» и прибавит, еще, что следует окончательно заменить слова: «может быть бессознательным» просто словом: «бессознательно».
Приведенные ниже слова Фрейда из той же книги походят на заключение мира после десятилетней войны: «Если бы кому-нибудь вздумалось защищать парадоксальное положение, что нормальный человек не только гораздо безнравственнее, чем он думает, но и гораздо нравственнее, чем он об этом знает, то психоанализу, на основании данных которого строится первая половина утверждения, нечего было бы возразить и против второй половины».
«Это положение только кажется парадоксом; оно говорит лишь, что природа человека, как в отношении добра, так и в отношении зла, значительно богаче, чем он сам о себе предполагает, т.е. чем известно его «я», благодаря сознательным восприятиям».
VI. ВЫТЕСНЕНИЕ И ПЕРЕНЕСЕНИЕ.
Фрейд отправился в Нанси с целью особенно основательно изучить технику гипноза. Это казалось ему безусловно необходимым после знакомства с случаем, описанным Брейером. Но когда он покидал Нанси, он навсегда порывал с гипнозом. Каждый посредственный человек, мнящий себя великим, умеет гипнотизировать.
Черная борода, дерзкий взор, клетчатые брюки, часто приводят к более успешным результатам, чем проникновенный разум и высокий интеллект. Фрейд с самого начала не был сторонником гипноза. Недостаточно обдуманное путешествие молодого доцента в Нанси в сущности говорит о том, что его убеждения были не очень тверды.
Так как человек всюду находит лишь самого себя, Фрейд с радостью увидел, что эксперимент Б. Бернгейма дает ему право сказать гипнозу «прости». Как ученику Шарко, ему было известно, что в гипнотическом состоянии истерические симптомы могут быть обусловлены представлениями.
Эксперимент Б. Бернгейма являлся подтверждением взгляда Шарко. Пьер Жане, более старый товарищ Фрейда по работе у Шарко, уже приступал к описанию бессознательного. Его примеру следовали другие французские ученые. Причины истерических симптомов находились в бессознательном. Уже одни только подробно описанные случаи double conscience принуждали
исследователей принимать деление психического на две области.
Не было сомнения: часть психического находилась в стороне и не озарялась светом сознания. Экспериментом Б. Бернгейма