ПРИРОДНОЕ И ЦИФРОВОЕ
Вопросы Б.Б. Родоману
для «Художественного журнала»
1. В описании разных территориальных структур (ареалы и сети) Вы неоднократно говорите о морфологическом и функциональном сходстве различных территориальных геоструктур, других природных элементов и даже живых организмов. Например при описании основных процессов пространственной дифференциации и объяснении соответствующего картоида (т. 1 Вашей трилогии, с. 47). «Этой фигуре соответствуют звезды и планеты в космосе, острова в море, валуны в глинистой морене, изолированные города среди сельской местности».
При описании модели веерного узлового района (и соответствующего картоида): «Разительное сходство территориальных структур культурного ландшафта с анатомией и архитектурой растений не случайно: дороги аналогичны жилкам листьев, черешкам, стеблям, стволам в качестве путей сообщения, опорных каркасов и ребер жесткости, а районы, поселения, кварталы, усадьбы подобны листьям, тканям, растительным клеткам в роли объектов, наполненных и связанных транспортными сетями» (т. 1, с 155 -- 156.)
В описании линейно-сетевых пространств: «Пространство человека — не изотропный слой у земной поверхности и не пленка, облекающая планету, а скорее сложная ткань, подобие которой не найти в текстильных изделиях; плотное иерархически полицентричное кружево. Нечто аналогичное, быть может, надо искать в живых тканях и в микроструктуре скелетов организмов, обратившись к бионике» (1, с. 173)
Отдельные свои работы и главы трилогии Вы посвятили бионике, например «Бионические черты ландшафта» (т. 2 трилогии, с. 60). Здесь Вы выделяете 25 признаков, одинаково свойственных «организмам, биоценозам и популяциям, природным и антропогенным ландшафтам, а также многим зданиям и сооружениям, их частям и комплексам. У них обнаруживается подобие в морфологии и анатомии, функционировании, динамике, генезисе и эволюции».
Также Вы говорите о ландшафтно-географической бионике и даже геонике — противоположном пути моделирования, когда некоторые черты ландшафта могут быть использованы например для конструирования машин и для создания каких-либо искусственных организмов.
Два главных, по Вашим словам, созданных Вами идеальных объекта, а именно растущий моноцентрический ареал (изохронный псевдолист) и поляризованная биосфера, согласно Вам не конструируются, а скорее выращиваются. Изохронный псевдолист выглядит как листок дерева, а трехмерная разновидность поляризованной биосферы на соответствующем чертеже (т. 2, рис. 8), «Высотно-подземное развитие городов, подобное эволюции растительного покрова», описывается как «город-здание-корабль-лес».
Не могли бы Вы развить эти мысли более подробно, а также прокомментировать упомянутые картоиды? Является ли схожесть всех этих структур лишь морфологической метафорой или возможно в глубине лежит нечто принципиально объединяющее все эти миры и делающее разделение несущественным?
Ответ Родомана. Развить эти мысли более подробно у меня уже нет сил, но я в принципе не возражаю и даже обрадуюсь, если они будут истолкованы и развиты кем угодно, даже в неожиданном и непонятном для меня направлении. Я полагаю, что сходство «всех этих структур» далеко не случайно и отнюдь не является всего лишь «морфологической метафорой». Я согласен с подсказанной Вами идеей, что «возможно в глубине лежит нечто принципиально объединяющее все эти миры». Мне кажется, что мои модели – явные шаги к такому объединению. Мир един, Наука едина, тематические и профессиональные границы условны и относительны, а степень их существенности может быть разной в различных исследовательских ситуациях. Так, теоретическую географию можно считать «физикой мезомира», а традиционную физику – теоретической географией микро- и макромира. (Мезомир – земной мир Человека, сопоставимый с ним по размерам).
2. Согласны ли Вы с теорией С. В. Мейена о рефренной организации мира? Если да, то служат ли Ваши модели частными случаями рефренов?
Теория рефренной организации мира выглядит настолько универсальной, что у меня нет сомнений в её применимости и к ландшафту. В этой теме вполне ожидаемы замечательные открытия. Я скромно надеюсь, что и мои модели для этого пригодятся. Вопрос лишь в том, а кто этим займётся? Мы (я и Владимир Каганский) не видим возле себя молодых людей, намеренных продолжить нашу «теоретическую географию».
Что касается листьев, с исследования которых началась теория рефренов, то я со своим изохронным псевдолистом, мне кажется, достаточно внятно показал, что формы (очертания) многих выросших вещей суть результат найденного природой оптимального соотношения между их объёмом / площадью и устройством их внутренней транспортной сети. Лист, человеческое тело, город, регион в этом отношении аналогичны.
3. Согласны ли Вы с мыслью С.В. Чебанова о то,м что почти все теории рефрена были созданы в отечественной среде (в сборнике к юбилею С.В. Мейена) и это является одной из возможных специализаций нашей науки в контексте мировой науки? Если согласны, то как Вы считаете, с чем может быть связана такая особенность отечественной мысли?
У меня нет причин не верить выводам Сергея Чебанова. Для объяснения «особенностей отечественной мысли» напрашивается простая гипотеза. В силу известной специфики российского государственного строя и сформированного им менталитета русские интеллектуалы имели мало возможности и желания проявлять себя в сфере власти и коммерции, поэтому заметное множество их утвердилось в воображаемом мире фундаментальной науки. Специализация – вещь хорошая, но надо, чтобы было не только предложение, но и спрос. Сейчас всё делается для того, чтобы изолировать российскую культуру от мировой, сделать нашу науку не замеченной и не нужной мировому сообществу.
4. Вы говорите о том, что культурный ландшафт — это самоорганизующаяся система и можно говорить об эволюции форм культурного ландшафта, а также о том, что в пространственном развитии территориальных ареалов и сетей проявляется номогенез (т. 2, с 58). Чем в таком случае является культурный ландшафт? Чему он более подобен: живому организму, природной структуре или антропогенной сети? Или всему сразу?
Ландшафт в равной степени подобен этим трём вещам, а они так же подобны одна другой. О предполагаемом соотношении номогенеза и квазиестественного отбора при эволюции ландшафта я писал в упоминаемой Вами статье (т. 2, с. 58).
5. Согласны ли Вы с тем, что культурный ландшафт — это вещи плюс текст? Что в такой формуле значит составляющая «текст»? Каковы взаимоотношения этих двух составляющих?
Выражаясь с той или иной степенью метафоричности, могу сказать, что в ландшафте, как и в организме, есть тело и душа, вещество и информация, материал и текст, существует память и генетическая программа (есть нечто подобное, строго говоря).
6. В главе про устойчивость узловых районов Вы пишете: «Узловые районы более долговечны, нежели наполняющие их вещи и человеческие организмы, подобно тому как поэма долговечней бумаги... Отношение типа «ткань-рисунок» или «бумага-текст» в данном случае кажется подходящим для сравнения. Районы выступают как скрытые территориальные структуры, как матрицы — носители наследственной информации о географическом положении, как формы, в которых это положение отливается. Районы устойчивее вещей потому, что имеют более волновую (полевую, вихревую), нежели вещественную природу, но могут в высокой степени овеществляться в зданиях и сооружениях, земельных угодьях, размещенных в соответствии с узловой районизацией» (т. 1, с. 129 – 130).
Если продолжать аналогию, не является ли матрица района, его текст некой чисто информационной составляющей, а если это так, то возможно ли этот текст, как любую информацию, кодировать, передавать, в том числе оцифровывать?
Ну, Вы же сами ответили на этот вопрос: получается, что всё это возможно.
7. Своим главным научным трудом Вы называете работу о формах районирования. Говорите о том, что мы выделяем районы, потому что дискретен язык, а пространство само по себе континуально. Таким образом районирование — это своего рода дискретизация пространства. Согласны ли Вы с этим? Как известно, цифровой код дискретен, а аналоговые медиа континуальны. Уместна ли в таком случае аналогия, что районирование — это оцифровка пространства?
Районирование – это высокая степень дискретизации и способ привязки словесных высказываний к территории. Дискретизация диктуется дискретным устройством живого, словесного человеческого языка, точнее – его письменной ипостаси, а ещё точнее и сильнее – доминированием алфавита. А от букв до цифр уже только один шаг. Исходный феномен – живая, народная бесписьменная речь была более континуальна и богата разными оттенками, включая и интонацию, была ближе к пению и музыке, но алфавит с орфографией все эти тонкости убил. Да и музыку дискретизировали, разложив на ноты. Но речь человеческая не поддалась бы так легко азбучному кодированию, если речевой аппарат уже не содержал предпосылок для алфавитной дискретизации звукового потока. Вероятно, эволюция поработала в этом направлении.
Есть основания предполагать, и я это вынес из семинаров Сергея Чебанова, что вымершая, параллельная ветвь гоминидов обладала, как и все остальные животные, гораздо более континуальным языком, но не выдержала конкуренции с нынешним Homo sapiens благодаря его большей способности к дискретному языку и мышлению.
Ограничение, разграничение, определение, выбор, принятие решения – это дискретизация, как минимум, двузначная, это двоичное исчисление, и в таком смысле оцифровка.
8. Можно ли исчерпывающим образом математически формализовать процесс районирования и порайонных географических характеристик? Расскажите, пожалуйста, о дискретизации и развертывании территории. Является ли дискретность исключительно фактором языка и человеческого мышления? Есть ли дискретность в природе или это результат применения языка к ее континуальности?
Математически формализовать можно и нужно бóльшую, но рутинную часть любой деятельности, чтобы высвободить место и время для творчества в сфере нового и неведомого. Но оно в свою очередь быстро превращается в рутину благодаря дальнейшей формализации и стандартизации. Овладевая новыми видами действий, мы постоянно переводим их в разряд стереотипов, выполняемых автоматически, бездумно. Но вот исчерпывающей формализации даже в строгой науке быть не должно. Тем более, в географии, которая есть не только наука, но и искусство. Всегда должно оставаться, как вишенка на торте, нечто неосвоенное, не покорённое, не постигнутое, не объяснённое. Надеюсь, что полная формализация невозможна, она привела бы к гибели человека.
Одна из первичных моделей всего окружающего земного мира представляется мне в виде многомерной таблицы (матрицы). Три измерения – от эвклидова пространства, четвертое – от времени, пятое – от сущности, но последнее, взятое в виде линии – это развёртка (сканирование) другой, уже бесконечномерной матрицы. Сканирование необходимо, чтобы перевести пространство в одномерный (линейный) словесный текст. В зависимости от направления сканирования мы получаем на верхних рангах деления материала «историю», «географию» или «систематику».
Мне кажется, что континуальность и дискретность объективно заложены в самой природе, это её полярные противоположности, но человеческое познание путём вербализации навязывает миру избыточную дискретность, а за вербализацией следует и оцифровка. Временами в науке и искусстве звучат протесты против дискретности и цифры и призывы вернуться к континууму и аналоговым моделям, но, по-моему, это безуспешно.
9. В работе «Логические и картографические формы районирования и задачи их изучения» (т. 3, с 258 – 277) Вы пишете о районировании как информации, а также о возможной механизации и автоматизации районирования (3, с. 274 – 276). Здесь Вы высказываете мысль о создании машины или программы районизатора, которая собирает информацию, непрерывно производит районирование, а результат выводит, например, на карты-табло – «телевизионные экраны с картографическим изображением, непрерывно изменяющимся вслед за изменением картографируемого объекта» (3, с 276). Согласны ли Вы сегодня с этим? Есть ли перспективы и необходимость в подобных технологиях? Не позволяет ли это подтвердить ранее высказанную гипотезу, что районирование — это оцифровка пространства?
Автоматическое районирование хотелось бы видеть прежде всего в природоохранном мониторинге, оно применимо в разных сферах управления, но, как и все изобретения такого рода, скорее всего будет использовано или уже применяется в военном деле. Как пацифист, я должен радоваться тому, что инженеры не обратили на мои идеи никакого внимания.
10. Как Вы относитесь к тому, что Ваши идеи, упомянутые в предыдущем вопросе, а также идеи касательно «электронной географии» (3, с. 85) получили больший отклик в США? Можете ли Вы рассказать подробней о Вашем контакте с Richard Brook Cathcart и высказать своё мнение по поводу того, как он развивает Ваши идеи электронной географии в сторону цифрового планетарного мониторинга Земли?
Я думаю, что именно мои идеи районизационного мониторинга никакого практического отклика и развития ни в США, ни тем более в России, не получили, но нечто подобное наверняка делается или будет сделано кем-то, скорее всего и как всегда – не в нашей стране, а «за бугром».
Да, RBC мои идеи заметил, понял, оценил. Другого такого ценителя на всей планете Земля не нашлось. Но он не профессиональный географ, а только любитель географии. Он получал зарплату в каком-то офисе. Это пожилой человек моего возраста или даже старше. В официальную науку он не вписан. Никаких других откликов на «электронную географию Родомана» я не знаю. Никаких личных контактов с RBC у меня не было. Если бы он приезжал в Россию, то наверно постарался бы меня найти, но ничего такого не случилось. Наше заочное знакомство началось с того, что он прислал в какое-то учреждение письмо с просьбой указать годы моего рождения и смерти. Письмо переслали мне, я ему написал, и он был приятно удивлён, что я ещё жив, Он радуется этому факту и сейчас.
В заданных мне вопросах уже содержатся готовые ответы, которые мне остаётся только подтвердить. Это говорит о том, что автор вопросов хорошо изучил мои труды, что конечно меня радует. Но я не могу добавить что-то принципиально новое к тому, что уже публиковал много раз. Позитивный результат этого интервью состоит в том, что я не отверг ни одного из высказанных мне предположений, а все поддержал и тем самым дал зелёный свет их дальнейшему развитию, если найдутся для этого исполнители.
Мне также странно, что художники увлеклись формализацией и оцифровкой. Мне кажется, они должны быть хранителями бессловесности, континуальности, неопределённости, всякого рода тумана, который сами же напускают. Я думал, что живопись – это стихия континуальности и сплошная антицифра, тогда как географические карты и картоиды – это дискретные вербализованные изображения. Каждому их элементу соответствует понятие (научный термин) или ряд понятий. Но эти чертежи обладают не только документальностью, но и синоптичной наглядностью. Наглядность – свойство целого, нечто не разложимое на части.
Что касается текста в ландшафте и его образов, то это епархия не моя, а Владимира Каганского и Дмитрия Замятина. Мои работы в каком-то контексте могут быть объединены с их творениями, но сам я не собираюсь выходить за старые, привычные пределы. Я ощущаю себя закоренелым материалистом и наивным реалистом, троглодитом позитивизма, а какое отношение мои работы имеют к постмодернизму и современному концептуальному искусству – об этом судить вам, мои молодые коллеги…
Литература
1. Родоман Б.Б. Территориальные ареалы и сети. Очерки теоретической географии. – Смоленск: Ойкумена, 1999, 256 с.
2. Родоман Б.Б. Поляризованная биосфера: Сборник статей. – Смоленск: Ойкумена, 2002, 336 с.
3. Родоман Б.Б. География, районирование, картоиды: Сборник трудов. – Смоленск: Ойкумена, 2007, 368 с.
4. Cathcart R.B. Improving the status of Rodoman`s electronic geography proposal // Speculations in Science and Technology, Vol. 9, No. 1, April 1986, pp. 37 – 40.
5. Cathcart R.B. Seeing is believing: planetographic data display on a spherical TV // Journal of The British Interplanetary Society, Vol. 50, 1997, pp. 103 – 104.
Борис Родоман 17 декабря 2015 г. Для «Academia.edu» 25.04.2019.