В восточной философии "дзен" (оказавшей большое влияние на современное искусство) в том числе в ее современных трактовках, рациональность как сфера деятельности ума противопоставляется подлинности самой жизни. "Ум — это болезнь, а каково название этой болезни? Ее имя — Аристотель... Ум имеет фиксированные разграничения. Фиксированность — это природа ума, а текучесть — это природа жизни... Ум — это выбор. Аристотель сделал это основой своей логики и философии.
Ссылаясь на одного из патриархов философии "дзен" Ошо пишет: «Вы не можете найти человека, более удаленного от Сосана, чем Аристотель, потому что Сосан говорит: "Мы ни это, ни то — не выбирайте". Аристотель говорит: "А есть А и не может быть не-А — противоположности не могут встречаться". Сосан говорит: "Нет противоположностей — они уже встречаются, они всегда встречаются". Вот одна из самых фундаментальных истин, которую нужно понять: противоположности — это не противоположности. Посмотрите глубже и вы ощутите их как одну и ту же энергию».
Парадокс здесь рассматривается как продукт логики искусственного различения и разграничения мира вещей посредством нашего ума. Сама парадоксальность не отбрасывается, но она больше не противоречие, а скорее языковая форма выражения слиянности противоположностей самой жизни, когда мы поворачиваемся к ней лицом. «Сосан говорит: "Не делайте различий!" В тот момент, когда вы делаете различие, когда входит выбор, вы уже разделены, фрагментированы — вы становитесь больны, вы не Целое"».
ІІІ. Парадоксы в научном познании
Примеры антиномичности мышления были обнаружены еще в античные времена, и, несмотря на большое внимание к этой проблеме таких философов, как Кант, Гегель и Маркс, в период классического естествознания создавалось впечатление, что проблема эта мало волнует ученых в силу того, что в истории научного познания парадоксы мышления встречались сравнительно редко. А если и встречались, то не затрагивали самих основ научной рациональности. Положение радикально изменилось на рубеже XIX и XX веков. В 1880 г. был замечен так называемый парадокс Больцмана: согласно классической механике, следует ожидать, что в системе атомов, находящейся в тепловом равновесии при данной температуре, тепловая энергия должна быть равномерно распределена среди всех возможных видов движения. Отсюда вытекает противоречащий реальной практике вывод: чтобы нагреть малую часть вещества, потребовалось бы практически бесконечная энергия (поскольку электроны в нагретом веществе должны быстрее вращаться, протоны — сильнее колебаться и т. п.).
Позднее ученый мир был потрясен открытием парадоксов в теории множеств. Учитывая, что последняя является фундаментом всей математики, нетрудно сделать вывод, что, в сущности, речь шла о глубокой логической трещине в основаниях точных наук. Здесь можно упомянуть парадоксы Кантора, Берри, Ришара и др. В этом контексте особую известность приобрел парадокс, открытый Б. Расселом: множество всех множеств, не содержащих самих себя в качестве собственных элементов, должно, по определению, содержать само себя, а следовательно, — и не содержать себя. Популярная версия этого парадокса обычно излагается следующим образом: деревенский брадобрей получает приказ брить всех тех и только тех жителей своей деревни, которые не бреются сами. Как ему выполнить приказ, когда речь заходит о том, чтобы брить самого себя?
Обнаружение противоречивости фундамента математики стимулировало исследования в области математической логики и логической семантики. Основные стратегии избавления от парадоксов в теории множеств связаны с частичным отказом от допущения, что для всякого свойства существует множество предметов, обладающих этим свойством. Перед нами известный принцип свертывания. Последний, кроме логического аспекта, имеет также и собственно философское измерение. В эпистемологическом плане аксиомы свертывания выступают формальными аналогами общелогического принципа абстрации, регулирующего как способы введения, так и удаления соответствующих абстракций.
С не меньшими логическими трудностями столкнулись физики при создании теории относительности и квантовой механики. Особое внимание ученых привлек так называемый корпускулярно-волновой дуализм в поведении микрочастиц. Движение частицы невозможно было описать, пользуясь классическими моделями. Нильс Бор, разрабатывая копенгагенскую интерпретацию квантовой механики, решается на революционный с точки зрения старой методологии шаг — признать логическую и познавательную правомерность одновременного существования двух взаимоисключающих картин поведения микрообъектов и двух одинаково опытно удостоверенных, но несовместимых друг с другом физических истин; это допущение Бор назвал принципом дополнительности. Волновая и корпускулярная испостаси микрообъекта никак не укладывались в какую бы то ни было обобщенную физическую картину одноплоскостного типа: волновое описание исключало корпускулярное, и наоборот.
Необходим был выход в многомерное мыслительное пространство со своей (в данном случае — квантовой) логикой. Впоследствии Бор делает еще один важный шаг: он указывает на существование нетривиальной аналогии "дополнительности описания" в гуманитарной сфере познания — психологии, истории культуры и т. п.
При осмыслении идеи дополнительности очень важна ее связь с понятием физической относительности. "Общее понятие относительности выражает существенную зависимость всякого явления от системы отсчета, которой пользуются для его локализации в пространстве и времени". Отсюда вытекает вывод: анализируя предпосылки для однозначного и непротиворечивого применения физических понятий, мы должны исходить из того факта, что наблюдатели, движущиеся относительно друг друга в разных системах отсчета, будут описывать поведение одних и тех же объектов существенно различным образом и получать несовместимые истины. В контексте сказанного дополнительность можно рассматривать как рациональное обобщение эйнштейновского понимания относительности. Как говорил Бор, понятие дополнительности служит для того, чтобы отобразить существование ограничения в отношении понятия "атомного объекта", ибо неизбежное взаимодействие между объектами и измерительными приборами ставит абсолютный предел для нашей возможности говорить о поведении атомных объектов как о чем-то не зависящем от средств наблюдения. Другими словами, речь идет, по словам В. Фока, об "относительности к средствам наблюдения". Такая относительность проявляется, в частности, в том, что в зависимости от того, какой прибор мы выбираем (скажем, камеру Вильсона или экран со щелью), мы получаем корпускулярную или волновую картину явления.
Дополнительность как еще одна важная грань физической относительности позволяет увидеть на примере развития самой науки, как могут быть рационально решены парадоксы, возникающие в процессе постижения мира человеком. Парадокс устраняется благодаря признанию того факта, что две исключающие друг друга истины никогда не встречаются в одном логическом пространстве рассуждения, ибо если подходить не формально, а по существу, то мы увидим, что данные истины связаны с разными системами реальности. При этом между ними не существует какого-то абсолютного разрыва. Напротив, они выступают как разные "грани", "аспекты" определенного процесса или предмета. Вместе с тем важно, что эти аспекты в некоторых проявлениях исключают друг друга, ибо замкнуты на разные типы условий. Разрабатывая общую теорию относительности, Эйнштейн описывает очень интересную ситуацию, которая возникает в результате показаний двух наблюдателей. Первый наблюдает за протеканием физических событий изнутри "ящика", который благодаря прикрепленному к нему тросу движется равномерно ускоренно "вверх". Второй, внешний, наблюдатель свободно парит в пространстве. Человек в ящике прикрепил внутри ящика к его крышке веревку и к свободному концу привязал какое-то тело. Под действием последнего веревка будет натянута в "вертикальном" направлении. Одно и то же явление — натяжение веревки — разные наблюдатели будут объяснять принципиально по-разному. Внутренний наблюдатель скажет: "Подвешенное тело испытывает действие силы тяжести, направленной вниз и уравновешиваемой натяжением веревки; то, чем определяется натяжение веревки, это тяжелая масса подвешенного тела". Совершенно иначе выглядит все дело для внешнего наблюдателя: "Веревка ускоренно движется вместе с ящиком и передает это ускорение прикрепленному к нему телу. Величина натяжения веревки такова, что она сообщает данное ускорение телу. Величина натяжения веревки определяется инертной массой тела". Для понимания того, каким образом данное противоречие может быть рационально устранено, следует принять во внимание фундаментальное свойство поля тяжести сообщать всем телам одно и то же ускорение, или, иными словами, факт равенства инертной и тяжелой массы. Эйнштейн пишет: "До настоящего времени механика констатировала, но не истолковывала это важное положение. Удовлетворительное истолкование можно дать в следующей форме: в зависимости от обстоятельств одно и то же качество тела проявляется либо как "инерция", либо как "тяжесть".
Понятие "относительность", однако, может быть применено не только к свойствам, связанным с перемещением тел в пространстве и времени. Относительными можно назвать, по существу, любые свойства объекта — цвет, вес, растворимость и т. Д. Так, например, "свойство растворимости имеет смысл только по отношению к тому или иному растворителю... В мире, в котором не существовало бы никаких жидкостей, свойство растворимости также не имело бы места". Относительность тех или иных свойств, характеристик объекта означает их зависимость от того или иного "окружения", тех или иных условий бытия этого объекта.
Таким образом, развитие современной науки подвело к необходимости принципиально по-новому взглянуть на многие традиционные проблемы и в полной мере принять картину мира, раскрывающую его многомерную сущность. Новый взгляд на понимание природы парадоксов и вытекающего отсюда смысла диалектики был предложен Ф. Лазаревым в 1959 г. Он был назван им интервальной парадигмой.
ІV. Принцип многомерности мышления
Хотя интервальная парадигма (интервальный подход) по своим понятийным истокам и следствиям связана не только с естествознанием, все же можно сказать, что с точки зрения логики осмысления обсуждавшейся выше проблемы парадоксальности в познании она представляет собой вариант обобщения идеи дополнительности. Необходимость обобщения в данном случае проистекает из того, что принцип дополнительности Бора, взятый сам по себе, жестко связан с ситуацией дуализма (например, двойственность "волна-корпускула" и т. п.), т.е. с констатацией двух взаимоисключающих аспектов описываемых объектов. Это и определило переход от одноплоскостного видения физической реальности к двухплоскостному в рамках квантово-механического описания. Но познавательный опыт нашего столетия показывает, что накапливается все больше случаев, когда результаты исследования того или иного сложного объекта адекватно отображаются лишь средствами многомерного концептуального пространства, способного выразить не только два, но и больше аспектов, измерений познаваемого целого.
Потребность в обобщении комплекса понятий, группирующихся вокруг принципа дополнительности, диктовалась также еще одним немаловажным обстоятельством. Дело в том, что хотя Бор и обратил внимание на сходство познавательной ситуации в квантовой механике с некоторыми ситуациями в психологии, культурологии и т. п., он не считал нужным, оставаясь физиком, разрабатывать идею дополнительности в виде концептуально развернутой методологии применительно к гуманитарной сфере. А между тем актуальность такой задачи с годами все более возрастала. Философия интервальности как раз и делает серьезный шаг в этом направлении. В ее основе лежит представление о многоинтервальной, многомерной реальности и об интервальной природе самого познавательного процесса.
Первым шагом здесь было обобщение физической относительности: любой объект природы, социума, познания существует и определенным образом проявляет себя не вообще, а лишь в конкретных условиях, лишь относительно той или иной системы связей, взаимодействий и т. п. Причем, в зависимости от обстоятельств, одни свойства объектов актуализируются, выходят на первый план, другие, напротив, сохраняют лишь потенциальную возможность своего бытия. Ситуации, в которых указанное разграничение, проявляется достаточно четко, были названы интервальными. Последние представляют собой качественные целостности природной или социокультурной реальности. Мир, таким образом, обнаруживает ячеистую, интервальную структуру, распадаясь на иерархизированное множество отдельных реалий, актуальных и возможных миров.
Один и тот же объект, например часы, качественно по-разному обнаруживает себя в зависимости от рассматриваемой интервальной ситуации (как физическое тело — в свободном падении, как товар — в сфере товарно-денежных отношений, как прибор для измерения времени — в сфере повседневного пользования, как культурно-историческая ценность — в музее и т. д.).
То обстоятельство, что любой предмет, вещь, явление имеет много сторон, граней, ракурсов, аспектов и т. д., давно известно как в обыденной практике людей, так и в научном познании. Однако при этом само понятие "сторона", "аспект", "уровень" и т. д. в сущности использовалось как емкая метафора, а не как философская категория. Методология многомерного постижения реальности в процессе своего становления нуждалась в тщательной проработке. Следствием этого и явилось представление об "интервале". Интервал не просто фиксирует ту или иную сторону изучаемого предмета наряду с другими, одновременно существующими и актуально проявляющимися сторонами. В рамках интервала (в частном случае — в рамках интервальной ситуации) предмет дан весь, он выступает как определенное и конечным образом актуализировавшееся целое, по отношению к которому все его другие возможные аспекты существуют потенциально. Интервал поэтому символизирует собой не столько "аспект" предмета, сколько некоторую целостность, некий "возможный мир" в структуре реальности, обусловливающий существование данного предмета как "частичного" в данном варианте его актуализации, в данной его ипостаси.
Основное открытие интерального взгляда на вещи состоит не в том, что объект многомерен, а скорее, в чем-то противоположном, в том, что любой объект может быть и бывает при определенных обстоятельствах одномерным, одноинтервальным. Это и создает решающую предпосылку рационального познания вообще.
Главным инструментом в познании, с помощью которого разум выделяет отдельные стороны, измерения объекта, является абстракция. Именно она реализует мысленное членение реальности в виде соответствующих одноплоскостных картин, задавая тем самым определенную интеллектуальную перспективу видения мира и делая возможным его постижение в форме строгих логических построений.
Очевидно, что в разных познавательных ситуациях субъектом используются различные "образы" реальности, различные модели представлений о мире, но при этом существенно, что они все одинаково необходимы, ибо лишь в своей совокупности исчерпывают информацию об объекте. Для выбора того или иного интервала абстракции в научной практике очень часто бывает важна познавательная ориентация ученого. Так, Г. Риккерт подчеркивал, что для исторических наук характерна направленность на познание индивидуального, в то время как у естественных наук преобладает интерес к абстрагированию общего, инвариантного, универсального.
Недостаток традиционных подходов заключался не в том, что они были, как правило, одноплоскостными, а в том, что эта их особенность не осознавалась на уровне методологического принципа. Следствие этого: логическими и концептуальными средствами одноплоскостного мышления пытались отобразить и такие объекты, которые (для их адекватного познания) нуждались в многомерной семантике, в нескольких моделях описания. В результате возникали логические и понятийные трудности. Другими словами, попытки отображать многомерную реальность в рамках одноплоскостной картины вели к явным или неявным познавательным коллизиям, среди которых можно отметить следующие:
ü возникновение внутри теории неразрешимых логических противоречий (или парадоксов);
ü отсутствие в теории точных по своему смыслу понятий, появление "понятий-кентавров", попытки изобретать такие способы движения мысли, которые находятся в противоречии с законами логики (например, так называемая диалектическая логика);
ü существование глубинной непрозрачности, принципиально непреодолимой двусмысленности в ключевых понятиях и принципах теории; отказ от опытного контроля за используемыми абстракциями;
ü эклектическое объединение разных понятийных срезов объекта в одном теоретическом образе; появление в одном тексте семантически несоизмеримых, но этимологически родственных понятий (например, понятие "масса" в классической и релятивистской механике).
Очевидно, что существует только один способ избежать коллизий такого рода: перейти к новому образу рациональности. На смену диалектике "единства противоположностей" (как в гегелевской, так и в марксистской ее интерпретации) приходит интервальная диалектика постижения многомерного мира. "Синтез противоположностей" заменяется конструированием соответствующих конфигураций интервалов. В истории познавательного освоения мира человеком можно встретить различные случаи использования (в явном и неявном виде) метода многомерных конфигураций. Рассмотренная выше ситуация дополнительности волнового и корпускулярного описания в квантовой физике может служить примером дуальной (двумерной) конфигурации; в истории духовной культуры любопытен пример использования троичной конфигурации при логическом осмыслении сущности Троицы в христианской теологии (на основании понятия "ипостаси"); применение многих систем отсчета при описании одних и тех же физических событий в механике — пример конфигурации многих измерений.
Тот факт, что человек понуждается практикой самого познания осваивать способы многомерного видения реальности, порождает новое качество — многомерный разум, несущий в себе новый образ рациональности.
Итак, как показала эволюция современной научной и философской мысли, основной способ решения парадоксов познания — это переход к другим измерениям проблемы, к другим интервалам. У разума нет иного пути сохранить себя в своих сущностных определениях (и прежде всего, свою непротиворечивость), как стать многомерным, вобрать в себя принципы интервального постижения реальности, опираясь на тезис о.многомерности мира.
Тезис этот в самом сжатом виде можно развернуть следующим образом:
ü переход от монизма к онтологическому плюрализму, к признанию множественности интервалов существования любого объекта познания;
ü признание того, что каждый отдельный срез реальности конечен, ограничен, имеет собственную семантику, а описание в его рамках подчиняется принципу непротиворечивости;
ü принятие тезиса о том, что различные интервалы образуют взаимосвязанную, многомерную структуру Универсума.
Усмотрение того, что мы имеем дело в познании с разными онтологиями и соответственно с разными логическими пространствами рассуждений, и есть интервальное решение антиномичности разума. Принятие такого способа решения антиномий означает введение нового эпистемического понятия — многомерный анализ.
В каких случаях в практике науки нашего столетия особенно настоятельно сказывается потребность в переходе к многомерному мышлению? Прежде всего при рассмотрении пограничных проблем науки, которые возникают на "стыке" нескольких дисциплин. В. И. Вернадский в своей знаменитой работе "Научная мысль как планетарное явление" писал: "Рост научного знания XX в. быстро стирает грани между отдельными науками. Мы все больше специализируемся не по наукам, а по проблемам. Это позволяет, с одной стороны, чрезвычайно углубиться в изучаемое явление, а с другой —расширить охват его со всех точек зрения". Многомерный анализ оказывается так же незаменимым при изучении сложных, полиинтервальных и "мозаичных" объектов — таких, как "человек", "социум", "наука" и др., а также в исследованиях кризисных ситуаций при смене научных и культурных парадигм, философских методологий и т. п.
Следует отметить, что открытие Кантом антиномий разума и дальнейшее обсуждение этой проблемы в философии Гегеля не было доведено до логического завершения в одном важном отношении. Ни Кант, ни Гегель не увидели в факте существования антиномий наличия фундаментальной апории самого разума, самой рациональности. Кант обнаружил эмпирический факт антиномий разума, но не заметил антиномию самого разума. Дело в том, что следует различать предметный и метатеоретический уровни проблемы. Наличие предметных, конкретных парадоксов бросает вызов разуму и порождает новый метатеоретический парадокс: разум не знает, как разрешать предметные парадоксы, но одновременно он, если хочет оставаться разумом, должен уметь это делать. Кант предлагает обходной, гносеологический вариант: разум должен отступить за определенную линию, где он может чувствовать себя в безопасности от возникновения противоречий. Идея состоит в том, чтобы вывести антиномии за скобки познаваемого и тем самым освободить от них сферу рационального. Кант постоянно исходит из постулата непротиворечивости мышления, но при этом не делает этот постулат явной посылкой своих рассуждений. Отсутствие требования непротиворечивости как явной посылки и приводит к тому, что Кант не формулирует особо факт антиномичности самого разума. Отсюда вытекает и смысл задачи, которую ставит и решает философ. Он не решает апорию разума, а решает, что делать с теми противоречиями, которые встречаются на его пути.
Гегель поднимается на более высокий уровень рефлексии в отношении постулата непротиворечивости. Он ясно осознает важность его во всей системе рассуждений и сознательно решается отбросить его в качестве необходимого условия рациональности. Тем самым он меняет сам тип рациональности. Разум антиномичен в самом себе, в своей глубинной сути, и поэтому требуется другая логика, другие способы рационального постижения мира. Для Гегеля факт наличия предметных антиномий не представляет собой исследовательской проблемы. Он просто берет этот факт в качестве исходного и пытается вывести из него соответствующие философские следствия. Первым таким следствием является отказ от требования непротиворечивости. Тем самым Гегель фактически разрешает основную антиномию разума благодаря усмотрению того, что посылка непротиворечивости не является универсальной. Отсюда следует принятие тезиса о диалектическом разуме.
Разработка способов решения основной апории разума в рамках интервальных представлений означает введение в методологию такого эпистемического феномена как многомерный (интервальный) разум. Последний означает принятие следующих постулатов рациональности:
Во-первых, принимается тезис об универсальном характере принципа непротиворечивости мышления: в рамках одного и того же логического пространства любые противоречия недопустимы;
во-вторых, в полной мере сохраняется посылка Канта о неизбежности в познании противоречий — антиномий (что согласуется также и с позицией Гегеля);
в-третьих, в противоположность Канту, но в полном согласии с Гегелем, признается идея о том, что антиномии разума не только неизбежны, но и имеют позитивную природу, они являются — там, где они неизбежны,— нормой рационального познания;
в-четвертых, в противоположность Гегелю, предлагается принципиально другой способ разрешения парадоксов: противоречия антиномического типа не легализуются в мышлении (как это имеет место у Гегеля), а устраняются благодаря усмотрению того, что они относятся к такому типу построений, в котором одна часть входит в одно логическое пространство, а другая часть — в другое; противоречия встречаются в познании, но они не возникают в рамках одного и того же логического пространства; появление антиномий, таким образом, означает, что истины, взятые в одном интервале абстракции, непосредственно сопоставляются с истинами из другого интервала;
в-пятых, возможность одновременного существования множества непересекающихся логик рассуждения обусловливается существованием разных онтологии; существование разных онтологий возможно принять как посылку лишь при условии, что признается справедливость тезиса о многомерной природе мира.