Пророческая педагогика И.А. Ильина
Юрий Петрович Азаров
***
Нельзя до конца познать сокровенное, каким является становление человеческой личности. Можно лишь приблизиться к пониманию или, точнее, к созерцанию интимно-творческих стихий, развивающих детское дарование, способности, таланты...
Раньше я с опаской, с некоторыми сомнениями говорил о том, что каждый ребенок талантлив. Сегодня, после пятидесяти лет исследовательской и практической работы с детьми, педагогами и родителями, утверждаю: каждый ребенок в короткий срок может обнаружить и развить свой талант и каждый воспитатель (педагог или родитель) способен в этом оказать ему нужную помощь.
Талант есть нравственно-высшее в сокровищницах человеческого бытия.
Талант есть любовь и свобода.
Талант есть дар, который дается всем, только в разной мере. Эту меру призван определить взрослый вместе с самим ребенком. Пока этого не происходит, потому что семья, школа и общество решили, что им не до детской талантливости: есть более важные задачи. Эта ложная установка приводит к тому, что детская преступность растет, растет черное злодейство по масштабам, ранее невиданным.
Спасение только в детях, воспитанных по-новому (или очень по-старому, в духе благочестия!). Отсюда и упование на педагогику любви и свободы, на развитие детской и собственной талантливости каждого – и учителя, и родителя.
Мудрый мистицизм здравого смысла
И.А. Ильин – один из немногих отечественных мыслителей, в чьем творчестве органично переплетаются два начала: русский космизм, соединенный с православием и общечеловеческой культурой, и здравый смысл проникновения в потаённый мир ребенка, отца, матери с их инстинктами, глубинным подсознанием, живой потребностью любить и преобразовывать этот мир.
|
|
Его педагогика всечеловечна, народна и государственна в лучшем смысле этих слов. Это даже не педагогика. Это пророчествование того, как выйти из социального кризиса, в котором оказалось Отечество. Здесь мы имеем дело не с частностями педагогических решений, хотя и они не отрицаются, а с глобальными механизмами переустройства и обустройства общества, с преодолением социальных кошмаров, как бы они ни именовались – тоталитаризмом или демократической диктатурой, национал-патриотизмом или коммунизмом.
Мы имеем дело с инструментарием и системой обновления нравственных устоев семьи, культуры, образования. Его ясновидение, лишенное шаманства и кликушества, как луч света, пронизывает детство, материнство, отцовство, освещает путь в будущее, где горит звезда надежды и веры, где упование на истинное возрождение реально и самобытно.
Он предельно ясен, хотя входит в самые дальние пределы сложных психологических образований. Он рационален, несмотря на то, что затрагивает глубинные иррациональные пласты подсознания. Он прост, но его простота таит в себе космические сплетения самых высших человеческих ценностей.
Он многомерен в слове, полифоничен в культуре, избегает парадоксальности или афористической завершенности, к чему так стремился Бердяев; ему чужда академическая ограниченность Мережковского или бунтарская тоска Льва Толстого. Он противник тайновидческих ходов а-ля Блаватская, Рудольф Штейнер или Кришнамурти. Он вселенский и вместе с тем национальный. По матери немец, по отцу русский – он против шовинизма, против бездумного перенесения на русскую почву чужеродных систем, в том числе германизма или американизма. Он художествен, его учение не взять силами логики. Он схож с Достоевским, с Владимиром Соловьевым. Его учение сродни искусству, которое познается силами души, вчувствования, катарсиса. Читая Ильина, вспоминаешь «Подростка» Достоевского: «Воспитание определяет и характер государства, и характер преступлений в нем, и характер добродетелей».
|
|
Мир управляется из детской...
Ильин настаивает на несколько иной формуле, более всеобъемлющей: «Мир не только строится в детской, но и разрушается из нее; здесь прокладываются не только пути спасения, но и пути погибели».
Философ называет семью лабораторией человеческих судеб. И снова поражает неординарным подходом: эта семейная лаборатория возникает «от природы, на иррациональных путях инстинкта, традиции и нужды».
Люди живут, ходят друг к другу в гости, лгут, изворачиваются, радуются чужим потерям, удовлетворяют свои потребности, «изживают свои склонности и страсти» – и всё это воспитывает, творит новое поколение. Он подчёркивает, что благороднейшее из искусств – искусство воспитания детей – почти всегда «недооценивается и продешевляется». Вместо того чтобы открывать им путь к любви и внутренней свободе, мы наносим им неизлечимые раны, уродуем их души – создаём мир по своему подобию, лукавый и коварный, жадный и мстительный.
Предсказания...
Он предсказывал: придет час, и дети будут свидетелями того, как рухнет казарменный социализм, как на его обломках будут состязаться анархия и деспотия, как «демократическая» клановая диктатура будет создавать свою демократическую инквизицию, ибо демократия в России хочет строить всё на сговоре, эта демократия соберёт вокруг себя жаждущих власти, господства, командования. Это будут люди инстинктивно разнузданные, душевно ожесточившиеся и духовно омертвевшие, ибо они все из прошлого, из эпохи коммунизма, где все были рабами, и дети будут всматриваться в отцов и матерей и долго ещё будут осваивать в своих головах, душах и в своих деяниях то худшее, что приняли в себя от родителей, постигая инстинктом души саму сущность предшествующего поколения.
|
|
У новых «бесов» нет времени на воспитание детей. Им некогда остановиться, прорефлексировать, сосредоточиться на своих вчувствованиях: они в вечном стремлении удовлетворить жажду власти, крови, насилия. Они становятся беспомощными перед детской чистотой, перед детскими глазами, в которых застыли щемящие вопросы: «Чему вы хотите меня научить? Посмотрите, насколько вы отвратительны, – неужто и я должен стать таким?». И отмахнётся от своего дитяти взрослый усталый человек: «Не до тебя, сыночек, иди-ка погуляй лучше», – это в лучшем случае, а в худшем, но, может быть, и не в худшем, а в правдивом, замечательном, – скажет горячо или с обидой: «Нет правды на земле, но правды нет и выше!». Блеснут бесы страшным оком, обдадут жаром детскую душу – и уйдёт ребенок к своим сверстникам, таким же необласканным и бесприютным! Когда начинает черстветь сердце ребенка? Когда из красивой девочки вырастает жадная торговка, злая, мстительная мегера? Когда из наших прекрасных юношей вылезает какое-нибудь кувшинное рыло карьериста или подхалима?
Сегодня говорят о мировоззренческом вакууме, о том, что поколение растёт вялым и беспринципным, бесчестным и циничным. И Ильин по этому поводу предостерегал: станут создаваться эпохи, где безответственность родителей будет расти из поколения в поколение. «Это как раз в те эпохи, – настаивает философ, – когда духовное начало начинает колебаться в душах, слабеть и как бы исчезать; это эпохи крепнущего безбожия и приверженности к материальному, эпохи бессовестности, бесчестия, карьеризма и цинизма. В такие эпохи священное естество семьи не находит себе больше признания и почета в человеческих сердцах; им не дорожат, его не берегут...». Тогда между родителями и детьми разверзнется пропасть, отец и мать перестанут понимать своих детей, а дети начнут жаловаться на абсолютную отчуждённость, и уже много лет спустя дети воспроизведут в своих семьях эту отчуждённость: новая эпоха, как бы её ни обновляли и ни подкрашивали, оборачивается новым оскудением, новым заболеванием. Этот кризис подрывает семью, общество, государство.
История показывает, что все великие крушения и даже исчезновения народов «возникают из духовно-религиозных кризисов, которые выражаются прежде всего в разложении семьи, в разрушении родственности.