Хотя, как мы видели, современные научные методы берут свое начало в эпохе Возрождения, вплоть до конца XVIII в. они не занимали центрального места в деятельности университетов. Объединение объективных, систематических и воспроизводимых экспериментов с пришедшей из средних веков практики открытой аргументации породило то, что стало называться «современным научным методом». На основе полученных таким образом выводов формировались «законы», которые можно было использовать для прогнозирования поведения систем. Так зародились современная наука и затем на базе нее - технологии. Возникший при этом тип университета можно назвать университетом эпохи Просвещения, но мы используем общепринятый термин «Гумбольдтский университет»20, по имени Вильгельма фон Гумбольдта, прусского дипломата, основателя современной лингвистики, философа эпохи Просвещения, министра образования в посленаполеоновском правительстве Пруссии и основателя Берлинского университета (1810 г.), который позже был назван в его честь. Он был исключительной личностью, чье влияние продолжает ощущаться вплоть до наших дней. Гумбольдту удалось убедить прусского короля создать университет на основе либеральных идей философа Шлейермахера[25], который утверждал:«…Функция университета заключается не в том, чтобы передавать общепризнанные и практические знания, как это происходит в школах и колледжах, а в обучении тому, как добываются эти знания; в том, чтобы стимулировать в умах студентов интерес к научным исследованиям и способствовать тому, чтобы во всех своих размышлениях они принимали во внимание фундаментальные законы науки»21.
Это понимание университета резко отличалось от другой модели, которая появилась после Великой французской революции и применялась в специализированных колледжах, где студенты обучались в условиях почти воинской дисциплины. Данной форме университетского образования было суждено исчезнуть в XIX в. по мере того, как немецкая модель получала всеобщее признание. Вместе с тем французская политехническая школа (фр. école <ДИАКР.!> polytechnique) стала образцом для тех европейских учебных заведений, в которых готовились инженеры и офицеры-артиллеристы.Университеты нового типа стали очень популярны. В период с 1850-х по 1950-е гг. их число более чем удвоилось- с 98 до 200 (в 1815 г. оставалось 83 университета из 143, существовавших в 1789 г.) В этих 200 университетах обучалось 600 000 студентов и работало 32 000 преподавателей22.
В Гумбольдтском университете основное значение в ходе обучения отводилось научным исследованиям, проводившимся в соответствии с «современным научным методом». Образование было интегрировано с научными исследованиями, причем студентам и ассистентам поручалось выполнение все более широкого круга обязанностей, что соответствовало средневековой традиции ремесленных гильдий, члены которых проходили путь от ученика к подмастерью и далее к мастеру. Научные исследования были основаны на рациональном подходе, экспериментах, строгой аргументации и открытости для дискуссий, которая давала возможность проверки и развития полученных результатов другими учеными. Достоверным признавалось только то, что наблюдалось в действительности, а не просто подтверждалось авторитетом, как это было в средние века. Научные выводы могли делаться только на принципах системности и рациональности. Результаты научных исследований должны были быть свободно доступны для верификации, быть частью достояния общества и для этого публиковаться в специализированных журналах или книгах, доступных любому желающему. Университетское образование также теперь подчинялось целям развития науки, хотя многие выпускники не выбирали для себя научную карьеру. Университеты, построенные по модели Гумбольдта, являлись алтарем чистой науки или «науки ради науки», и главной целью их деятельности был прогресс науки. Такие изменившие весь мир инновации XVIII и XIX вв., как паровая машина, железные дороги, телеграф, электрический свет и электричество, радио, телефон, фотография и многие другие, появились в среде изобретателей-предпринимателей и их инвесторов, а не в университетах.
Рост национального самосознания в XIX в. привел к тому, что университеты, работающие по модели Гумбольдта, стали национальными университетами с преподаванием на национальных языках. В эту эпоху торжества национализма университеты становятся предметом национальной гордости. Особенно ярко это стало проявляться после учреждения в 1901 г. Нобелевской премии, лауреаты которой четко указывали на то, в каких странах находятся ведущие университеты. Успехи немецких университетов были признаны повсеместно, и студенты со всего мира стали стремиться приехать в Германию для завершения университетского образования. Латынь к тому времени утрачивает статус linguafranca и коммуникации между учеными и межуниверситетская мобильность оказались затруднительными. Немецкий язык стал наиболее важным языков научного общения и на нем теперь издавались многие международные научные журналы.Конечно, между университетами усиливалась конкуренция за статус в научном мире. Тем не менее, по-прежнему в университетской среде сохранялся дух альтруизма и терпимости. Это изменилось после начала Первой мировой войны, сопровождавшейся обострением национализма и исключением многими университетами студентов и преподавателей лишь за принадлежность к враждебной нации. Так, на конференции Международной академии наук, состоявшейся в октябре 1918 г. в Лондоне, было принято решение в течение 20 лет не допускать представителей Германии к участию в каких-либо международных научных конференциях23. И хотя это решение не было претворено в жизнь, оно наглядно демонстрирует, насколько сильно в научный мир проникли идеи и дух национализма.
Еще одной характерной особенностью университетов по модели Гумбольдта стало разделение по специализациям в продолжение традиций, сформированных в эпоху Промышленной революции. Структура университетов составляли монодисциплинарные факультеты; землячествалибо полностью исчезли, либо стали пограничным феноменом; и лишь в нескольких университетах Англии сохранилось деление на колледжи и организация обучения на основе тьюторства[26]. Эти факультеты (особенно факультеты философии и свободных искусств) стали колыбелями многих подспециализаций, которые со временем стали самостоятельными факультетами – например, факультетами натурфилософии (из которого позднее выделились математический, физический, химический и биологический факультеты), а также экономический факультет и факультет социальных наук. Факультеты теологии, медицины и права сохранились в своем прежнем виде. Обучение свободным искусствам по большей части переместилось из университетов в специализированные академии. По образцу университетов создавались военно-технические академии; многие из них в дальнейшем занялись подготовкой гражданских инженеров и постепенно трансформировались в политехнические институты. В ряде стран часть этих институтов и по сей день сохранила это название, но многим в ХХ в. был официально присвоен статус университета, после чего они стали называться техническими или технологическими университетами. В ХХ в. также появились специализированные сельскохозяйственные университеты и университеты пищевой промышленности. Витоге в 1930-е гг. в Европе насчитывалось порядка 200 университетов и до 300 институтов, которые давали высшее образование в военной, политехнической, коммерческой, медицинской, ветеринарной, сельскохозяйственной, педагогической, политической и музыкальной областях24.
Факультеты, которые стали основными структурными подразделениями университетов, возглавляли деканы, обычно из числа профессоров с высокой репутацией, которые на условиях совместительства и на временной основе брали на себя руководство факультетом. На позиции декана ротировались ведущие профессора, типичным сроком пребываний в этой должности было четыре года. При этом деканы продолжали вести научно-преподавательскую деятельность, которая оставалась их первейшей задачей, тогда как административные функции были лишь дополнительной нагрузкой. Руководителем университета являлся ректор (от лат. rector или rector magnificus — правитель, руководитель). Впрочем, в Англии и по сей день номинальным главой университета является канцлер (англ.chancellor) — представитель правящей династии или знатного рода, — в то время как фактически руководит университетом вице-канцлер.Ректоры также посвящали основную часть своего времени научной и преподавательской деятельности, и лишь позднее эта должность стала полностью административной. Как правило, высшим органом управления в университете являлся Сенат - собрание всего профессорско-преподавательского состава под председательством ректора. Ректоры европейских университетов должны были отчитываться перед Попечительским советом, в состав которого могли входить как светские лица, так и представители духовенства (в католических или протестантских университетах).Студенты университетов объединялись в различные сообщества по интересам (например, спорт или культура) и землячества, неподотчетные руководству учебного заведения. Однако административная и юридическая независимость университетов, характерная для эпохи средневековья, была постепенно утрачена, а студенты и преподаватели приравнены в правах к обычным горожанам25.Некоторые университеты перешли на эту модель управления в начале XIXв.; переход других завершился в течение этого же столетия.
Университеты стали в основном локальными образовательными центрами, привлекая студентов из ближайших мест. Обмены студентов между университетами стали явлением из ряда вон выходящим; дипломы других университетов не признавались, и студенту, захотевшему продолжить обучение в ином университете, приходилось обзаводиться массой разрешений и подтверждать уже изученные дисциплины. К тому же финансирование такого студенческого обмена не предоставлялось или предоставлялось в минимальном размере. В свою очередь, преподаватели зачастую пожизненно делали карьеру в университете, который сами окончили, либоесли и меняли университет, чтобы получить докторскую степень, то только в пределах своей страны. Случаи международного обмена преподавателями были крайне редки, хотя и допускались краткосрочные визиты зарубежных профессоров. Преподаватели, живущие в разных странах, общались через печатные периодические научные издания или посредством переписки. Иногда переписка могла носить и довольно интенсивный характер — конечно, при условии, что им не мешал языковой барьер. Ввиду регионализации университетов конкуренция между ними была незначительной; преобладал дух коллегиальности, характерный для средних веков.
Университеты во все возрастающей степени финансировались из государственных бюджетов, что ставило их в зависимость от щедрости самодержавных правителейXIX столетия, а позднее — от политических предпочтений. Доход от платы студентов за обучение стал незначительной долейбюджетов университета: правительства стремились удерживать размер этой платы на низком уровне, чтобы обеспечить доступ к образованию представителям малоимущих слоев населения. Это соответствовало представлениям эпохи Просвещения 26: образование должно быть иметь высший приоритеткакинструмент развития отдельных личностей и источника процветания целых стран. Университеты снова стали святилищами, но теперь не в роли оплотов просвещения и веры, каковыми они являлись в средние века, а в качестве инструментов постижения природы во всех ее проявлениях. Впрочем, государственного финансирования научных учреждений всегда не хватало; при этом зачастую соответствующие дилеммы приходилось решатьконсультативным комитетам, сформированным из самих профессоров. При этом, большинство министров науки и образования в прошлом сами были профессорами. В результате вопросы финансирования высшего образования фактически решались за закрытыми дверями и с учетом сложившегося в обществе мнения о первостепенной важности университетов для его развития; считалось, что об уровне цивилизованности страны можно судить по качеству университетского образования в ней и научным достижениям ее университетов27.Хотя в конце XIX в. контактам между университетами (особенно естественнонаучными и технологическими факультетами) и промышленностью начали придавать значение, в целом между ними по-прежнему пролегала непреодолимая разграничительная линия. Крупнейшие изобретатели и предприниматели времен промышленной революции, такие как Джеймс Уатт[27], Томас Эдисон[28], Александр Белл[29], Генри Форд[30] или Джордж Истмен[31]действовали вне связей с университетами, хотя в определенной мере пользовались их достижениями.
В 1960 г., когда автор этой книги только поступил в голландский университет, модель Гумбольдта в высшем образовании существовала в своем неизменном виде. Он записался на кафедру химии физико-математического факультета, где мог получить степень бакалавра по одной из двух программ: одна включала в себя курс биологии, а на второй этого курса не было, при этом первый вариант давал возможность продолжить обучение и получить диплом магистра в области фармацевтики. Элективные курсы в рамках предложенных программ обучения не предусматривались. Помимо дисциплин, имеющих непосредственное отношение к различным аспектам химии, читались курсы математики и физики. После получения диплома бакалавра, автор мог продолжить обучение в магистратуре по одной из шести программ: биохимия, неорганическая, органическая, теоретическая, физическая и техническая химия (химическая технология). Учебный план магистратуры уже предусматривал небольшое количество элективных курсов. Однако после окончания второго года магистратуры в британском университете, в домашнем голландском университете автору перезачли лишь половину сданных там предметов. Пришлось приложить немало усилий и средств, чтобы решить эту проблему выполнения учебного плана, благо удалось получить стипендию от одной нефтяной компании. Телефонные переговоры были не по карману, а переезды оказались возможны лишь благодаря поддержке судоходной компании, которая любезно разрешила автору не платить за билет, так что из дорожных расходов оставались лишь чаевые за питание на борту.Хотя этой истории всего лишь 40 с небольшим лет, сегодняшним студентам такая ситуация покажется очень странной, и это так благодаря ряду важных тенденций, которые привели к фундаментальной трансформации гумбольдтской модели университета, о чем будет рассказано ниже.