Отец всю жизнь мечтал о полетах




«Инструктор-планерист аэроклуба т. Рогозин впервые в Перми парил на планере в течение 30 минут над Данилихой. На Данилихе в последнее время полеты на планерах проводятся ежедневно». Эти строчки из публикации в газете «Звезда» за 16 января 1935 года я прочла в рукописи А. А. Юдина «Из истории Пермского аэроклуба», листая ее страницы, увидела и фото летчика Рогозина. Сразу узнала его, друга моего отца, фотография которого хранится в нашем старом семейном альбоме. Владимир Семенович Клюев, мой отец, в те годы учился летать в Пермском аэроклубе, а затем работал там инструктором. Вполне вероятно, что и он в тот зимний день был на первой в Перми авиамассовке. Ему было 19 лет. До войны оставалось шесть с половиной лет.

Название той войны звучит величаво и торжественно – Великая Отечественная. А ведь тогда произошло чудовищное побоище: мельница-молох истребила миллионы невинных людей. И только 9 Мая, в День Победы, щемит у каждого сердце от сознания того, что многие солдаты той войны не дожили до светлого дня, а судьбы многих были покалечены. И понимаешь тогда, почему эта страшная война названа Великой – в память о тех, кто отдал жизнь за Родину.

Судьба моего отца Владимира Семеновича Клюева, как и судьбы сотен тысяч его ровесников, была жестоко изломана войной.

…В поселок Краснокамск врач Семен Андреевич Клюев приехал с семьей в 1933 году. Выпускник медицинского факультета Казанского университета, он учился у знаменитого профессора А. В. Вишневского. (Всем известна его мазь-бальзам, которая заживляла воспаленные раны бойцов. В 1942 году А. В. Вишневский удостоен Государственной премии СССР.) Профессор оставлял способного студента Семена Клюева учиться в аспирантуре. Но шла гражданская война, а ему надо было кормить семью, уже подрастал сын Володя. И Семен Андреевич работал врачом в Сарапуле.

Прошли годы. Небо и самолеты стали прекрасной мечтой Владимира Клюева. Еще школьником он выпиливал легкие деревянные конструкции самолетов с крыльями из парусины. Приехав со своим отцом в Краснокамск, он увидел дома, построенные в форме самолетов, с выступающей чуть вперед по линии фасада средней, как бы носовой, частью «фюзеляжа». Они и назывались аэропланами. На конвертах писем в Краснокамск был такой адрес: Свердловская область, поселок Краснокамск, аэроплан № 1, крыло 2-е (или хвост), этаж, номер комнаты. (Ныне уцелела по улице Большевистской лишь часть аэроплана – кирпичный «фюзеляж».) В те годы многие парни и девчонки грезили небом, хотели летать. В Перми открылся аэроклуб, который давал начальную авиаподготовку. Курсантом клуба Владимир Клюев стал еще в 1935 году и на следующий год уже «состоял на службе в Пермском аэроклубе имени ЦК ВЛКСМ в должности инструктора», как об этом написано в удостоверении, которым мой отец, похоже, дорожил, поскольку он сохранился в семейном архиве.

В 1939 году он успешно окончил Конотопское военно-авиационное училище (в Сумской области) и остался там на действительной военной службе летчиком-инструктором, став «начальствующим составом РККА» (из другого сохранившегося документа). Обучая юных курсантов, каждый день по несколько раз поднимался он в небо на самом скоростном и маневренном боевом самолете И-16. Душа его пела от восторга: его мечта летать осуществилась, а в Краснокамске его ждала девушка Тоня с глазами, голубыми, как небо.

За год до войны мои отец и мама поженились. Помню, как мама говорила: «Как хорошо мы жили до войны!» Теперь я понимаю, что она имела в виду не материальный достаток, а то ощущение мира и покоя на родной земле, благополучия, любви и сердечности родных и друзей.

На высокого молодого офицера-летчика в красивой военной форме, приехавшего в отпуск в Краснокамск, с восторгом смотрели все. Мальчишки завистливо глазели на него и бегали за ним по пятам. А он был счастлив! У него было все: красивая добрая жена, верные друзья, любимая работа, впереди – целая жизнь и блестящая военная карьера. Настоящая жена русского офицера, Антонина Дмитриевна Клюева уехала с мужем «служить» на Дальний Восток.

Все изменилось в один миг 22 июня 1941 года. Отец срочно отправил маму к родителям в Краснокамск. Моему появлению на свет все были очень рады, но радость эта смешивалась с досадой, что идет война, и тревогой за судьбу Родины. Это не громкие слова – они так думали и чувствовали. И если бы кто-нибудь из них смог сейчас прочитать эти строки, быть может, сказал бы о том времени и о своих переживаниях даже более высоким слогом.

Летное училище перевели из Конотопа в Таджикистан, под Сталинабад (ныне Душанбе), там построили учебное летное поле и казармы для курсантов. Командный офицерский состав был размещен по кибиткам – глинобитным частным домикам. Отец наскоро устроился в отведенной ему кибитке и в конце 1942 года вызвал к себе в часть маму, настояв, чтоб она взяла с собой «дочечку», как всю жизнь он называл меня.

Сегодня даже представить невозможно, как молодая женщина могла решиться с маленьким ребенком на руках проехать полстраны, в которой шла война. «Мы ехали полтора месяца, – рассказывала мне мама. – Поезд часто останавливали на несколько дней, нас заставляли проходить через санпропускник, где мы принимали душ и нас осматривал фельдшер. Казалось, пути этому не будет конца. И когда мы наконец приехали в часть, я была рада крохотному домику, в котором стояли лишь две кровати и стол. Там мы и прожили почти два года. Володя летал, а мы с тобой его ждали».

Ускоренно, за несколько месяцев, обучали курсантов летному делу и отправляли на фронт. И кто знает, сколько юных летчиков, танкистов, артиллеристов погибли на фронте, оттого что учили их в спешном порядке. Внимательно слушали все сводки с фронта, передвигали на карте флажки. И с тревогой следили, как дуга линии фронта все больше прогибалась в глубь страны. Наши войска отступали. И досадовали летчики-истребители, что они в тихом тылу. «Вот если бы мы были там, ни за что не пропустили бы немца на порученном нам участке войны! У нас опыт, умение, не то что у тех безусых юнцов, которым посчастливилось встать на защиту», – я помню с детства эти слова отца.

Много раз старший лейтенант Клюев и его друг Саша Мананков, тоже летчик-инструктор, подавали командованию рапорт с просьбой отправить их на фронт, но всегда получали отказ. Командир училища, Дед, как они называли полковника Оковина за его суровый вид, терпеливо объяснял им, что здесь они нужнее и принесут больше пользы Родине. Что ж, люди военные, они подчинились приказу.

Ежедневные полеты в небе стали рабочими буднями, надо было настойчиво, день за днем обучать мальчишек-курсантов управлять самолетом. Домой отец возвращался усталый, приходилось вылетать и ночью, чтоб курсанты освоили ночные полеты. И не было в войну никаких выходных, «отгулов» и отпусков. Лейтенантского аттестата (так называлось дополнительное довольствие) и зарплаты не хватало. Мама стала брать работу в швейной мастерской, она шила гимнастерки.

Жарким, летним днем мы с мамой сидели в своей кибитке, она шила, я что-то рисовала возле окна. Вдруг в открытую дверь домика с шумом влетел яркий петух, за ним вошел Саша Мананков и тихо сказал маме: «Володя разбился». Мне больше запомнился петух, потому что я испугалась его. Но, видимо, и горе, которое тогда поселилось в нашем доме, навсегда отпечатало мне в памяти тот день.

Почему случилась авария, «ЧП» масштаба Н-ской военной части, я не знаю. Отец никогда не говорил об этом. Но это могло произойти с каждым. Его в тяжелом состоянии доставили в госпиталь. Маме сказали, что нужен лед, чтоб остановить кровотечение. Где достали в Таджикистане в 40-градусную жару лед, тоже не знаю. Но мама 20 километров шла до госпиталя в нестерпимый зной, несла лед, завернутый в офицерскую шинель, чтобы не растаял. В госпитале она увидела своего мужа, лежащего при смерти, голова его была похожа на раздутый шар. Удар при падении самолета был очень сильным – курсант и штурман погибли.

Молодость и отменное здоровье помогли моему отцу выжить. Он пролежал несколько месяцев в госпитале, и затем его уволили из армии.

В 1944 году мы возвращались в Краснокамск. В Москве ждали поезд до Молотова (ныне Пермь). И начался салют в честь освобождения Белоруссии и Восточной Польши. Отец держал меня на руках, и мы смотрели праздничное зрелище. До сих пор я помню колючую шершавость его офицерской шинели, запах табака и то, как удобно и надежно было сидеть у отца на руках. Так закончилась для нас война: в лучах прожекторов, скользящих по небу, и ярких звездочках-вспышках салютных выстрелов.

Надо было жить дальше. Где и кем работать? Мирной профессии нет, но о самолетах отец забыть не мог. Он попытался устроиться в аэропорту города Молотова, но его не взяли. Из Главного управления гражданского воздушного флота «Аэрофлот» (то письмо до сих пор хранится у нас) сухо, без объяснений причины отказа ответили: «Использовать вас в Аэрофлоте не можем».

Пригодилось юношеское увлечение радио, и несколько лет он работал в радиоузле, следил за приборами, транслирующими на Краснокамский район московские передачи. Радиоузел находился в «фюзеляже» аэроплана, сохранившемся до наших дней. Потом почему-то радиоузел ликвидировали. Отец опять остался без работы. Детей у него уже было трое. Сыновья Анатолий и Борис, мои братья, родились после войны. По совету своего отца, врача С. А. Клюева, он решил пройти медицинскую комиссию и вновь сесть за штурвал, а прежде подучиться, ведь техника за годы войны шагнула далеко вперед. Мама поддерживала своего мужа во всем. Но ему опять запретили летать, утвердив навсегда в «звании» инвалида III группы (татуировка в виде маленькой римской цифры «три» была сделана тогда на его плече). По законам того времени инвалид III группы должен работать. Где? Кем? Это никого не интересовало. Даже пенсия военному летчику старшему лейтенанту В. С. Клюеву, по тем же законам, полагалась только гражданская, очень маленькая, поскольку он не участвовал в боях.

Так война и обстоятельства сломали судьбу человека, но не согнулся он сам. В. С. Клюев стал механиком высшего (шестого) разряда по ремонту и установке радиоприемников и телевизоров, окончив в начале 1950-х годов с отличием двухгодичные курсы в Туле. В Краснокамске открылось телеателье, там он и работал много лет. Быть может, первыми телезрителями в Краснокамске была наша семья: отец сам собрал телевизор марки КВН. Он увлекся фотографией, снимал свою семью, соседей, друзей. И ныне мы так благодарны ему за те трогательные любительские фото, которые хранятся в наших альбомах.

Уже почти 40 лет нет на свете моего отца Владимира Семеновича Клюева. К сожалению, не сохранили мы, его дети, те легкие модели планеров, которые конструировал он всю жизнь. «Не для взрослых людей это занятие», – утверждали мы с категоричностью юности. А он всю жизнь мечтал о полете в небе.

Елена Воронянская

 

 



Поделиться:




Поиск по сайту

©2015-2024 poisk-ru.ru
Все права принадлежать их авторам. Данный сайт не претендует на авторства, а предоставляет бесплатное использование.
Дата создания страницы: 2019-05-16 Нарушение авторских прав и Нарушение персональных данных


Поиск по сайту: