Если о Василии Шуйском практически нет солидных работ, поскольку основные события шли как бы без него и часто против него, то о крестьянской войне и Иване Исаевиче Болотникове (ум. в 1608) написано много книг и высказано много глубоко расходящихся мнений. Общие биографические сведения о нем таковы. Болотников был холопом А.А. Телятевского (видимо, боевым холопом), бежал от него к казакам, попал в плен к крымским татарам, которые продали его в рабство в Турцию. Там он несколько лет был гребцом на галерах, пока не сумел бежать. Сначала Болотников оказывается в Венеции, затем перебирается в Польшу и, наконец, возвращается в Россию.
В дореволюционной историографии восстание под предводительством И.И. Болотникова рассматривалось обычно как эпизод "Смуты", захватившей Россию в начале XVII века. Наиболее основательным было исследование С.Ф. Платонова, переизданное в советское время в 1937 году. В этой работе восстание Болотникова рассматривается именно в контексте всей "Смуты", расколовшей общество не по социальным интересам, а по корыстно-эгоистическим притязаниям "верхов" и "низов".
С 20-х годов XX века одним из главных принципов советской историографии стал "классовый подход". В "Смуте" искали следы противостояния классов, и восстание Болотникова рассматривалось как крестьянская война против феодальной эксплуатации. Но изначально проявились и определенные разночтения. В наиболее фундаментальной работе И.И. Смирнова "Восстание Болотникова" (М., 1951) действия "болотниковцев" было в известной мере вырваны из общего контекста событий, а "классовый" подход, который должен был поднять личную роль Болотникова, приводил к известным натяжкам и игнорированию некоторых важных аспектов самого движения. Так, после выхода книги развернулась дискуссия о хронологических рамках крестьянской войны. А.А. Зимин предложил расширить ее рамки, и начинать отсчет крестьянской войны с восстания Хлопка, а закончить последними выступлениями И. Заруцкого (т.е. – 1604 – 1613 гг.). Главным аргументом в данном случае выдвигалось то обстоятельство, что все это десятилетие во внутренней борьбе были задействованы примерно одни и те же силы.
С экстравагантной концепцией выступил в 1967 году смоленский автор Д.П. Маковский, который определил крестьянскую войну как "буржуазную революцию", а Болотникова представил "предателем". Концепция Маковского вызвала специальное обсуждение книги в МГУ и встретила резкое осуждение. (Материалы этого обсуждения были опубликованы - "Вопросы истории", 1969, №9).
В.И Корецкий впервые указал на некоторые принципиальные ошибки в подходах почти всех историков, писавших о крестьянской войне, и прежде всего именно о движении, возглавленном И.И. Болотниковым. Он обратил внимание на то, что "программа" восставших чаще всего подается на основе абстрактных рассуждений, исходящих из представлений самих историков о том, какие требования могли бы выдвинуть холопы и крестьяне. Но народное движение в Смутное время включало не только эти социальные категории. В нем активно участвовали служилые люди и дворяне южных областей России, которые также не признавали ни власти, ни установлений правительства Шуйского. Уже поэтому четкой социальной программы у восставших и не могло быть: в чем-то чаяния разных слоев населения сходились, но в чем-то и заметно различались. Другое важное наблюдение В.И. Корецкого - отношение дворянского лидера Истомы Пашкова и Болотникова. Их чаще всего объединяют в рамках единого движения, при этом нередко обвиняют Пашкова и рязанца Прокопия Ляпунова в "предательстве" и "измене". Но, как верно замечает В.И. Корецкий, ни предательства, ни измены дворянских предводителей не было, поскольку дворяне Пашкова и Ляпунова и войско Болотникова шли к Москве разными путями, никак не координируя свои действия. И те, и другие выступали за "царя Дмитрия", но у тех и у других с этим именем связывались разные интересы.
Самое же любопытное заключается в том, что имя "царя Дмитрия" связывалось и с разными идеями, и с разными личностями. В литературе этому вопросу уделено слишком мало внимания. Редко упоминается даже о том, что Болотников был назначен главным воеводой "царем Дмитрием", с которым Болотников встретился во владениях Юрия Мнишека. В Сандомире наставления Болотникову, в качестве "царя Дмитрия", давал Михаил Молчанов. Истома Пашков доехал только до Путивля и получил своего рода благословение от Григория Шаховского, который тоже именем "царя Дмитрия" утвердил Пашкова в качестве главного воеводы ополчения Тулы и других южных городов, но оговорился, что сам "Дмитрий" не может его принять, поскольку находится в Литве и опасается покушений на свою жизнь. Имел ли в виду Шаховской Молчанова, или у него был свой кандидат - остается неясным.
Знамя "царя Дмитрия" уже само по себе исключало возможность выработки какой-то определенной программы. За "царя Дмитрия" была протестующая против боярского правления часть населения, однако боролись каждый за своё. Так, в ряде городов Северской земли посадские люди убили городских воевод, но это были воеводы - сторонники Шуйского. Воевод, признававших "царя Дмитрия", восставшие нигде не трогали. По существу, дворян юга России с крестьянами и холопами областей, непосредственно прилегающих к центру, объединяло только одно – требование восстановления права выхода в духе Судебника 1550 года, некоторых установлений Бориса Годунова в голодные годы и не успевшего получить практического применения Судебника Лжедмитрия марта 1606 года. Но при этом крестьяне и холопы боролись за свободу, а дворяне южных городов - за право не возвращать помещикам Центральной России бежавших на юг бывших крепостных и холопов.
В литературе или не замечают или недооценивают тот факт, что Болотников, став первым воеводой мнимого "Дмитрия", сам, видимо, искренне верил в том, что служит "истинному" и "доброму" царю. Верили в это (или принимали на веру) и южане, и жители городов Северской земли. Только это обстоятельство может объяснить тот факт, почему в подчинении у Болотникова оказался бывший его господин и приверженец Лжедмитрия князь А.А. Телятевский. Северские города и прилегающая к ним округа сразу не приняли переворот в Москве и легко верили, что Лжедмитрий сумел уйти от "изменников". Истома Пашков, получив благословение Григория Шаховского, двинулся к Ельцу летом 1606 года, разгромил здесь войска Шуйского и через Ряжский и Пронский уезды Рязанщины начал продвигаться к Москве. Никаких контактов с Болотниковым ни у него, ни у Прокопия Ляпунова не было.
Летом 1606 года Болотников начал собирать войско из казачьих отрядов, рассеянных после майских событий в Москве по разным районам юга России, а также из крестьян, холопов и посадских людей, либо поддерживавших Лжедмитрия, либо надеявшихся на улучшение своего положения при воцарении "спасшегося" "Дмитрия". Комарицкая волость становится своеобразным лагерем, где Болотников стремится соединить разнородные элементы в более или менее управляемую военную силу. С этим войском он выступил в поход, и под Кромами одержал убедительную победу над московскими воеводами, которые потеряли 8 тысяч воинов. Следуя за отступающими воеводами Шуйского через Орел, Болхов и Калугу войско Болотникова двинулось к Москве. В Карамзинском хронографе отразилось преобладающее настроение во всех этих районах: "И в тех украйных, в польских (в смысле - в степных. - А.К.), и в северских городах тамошние люди, по вражию наваждению, бояр и воевод и всяких людей побивали разными смертьми, бросали с башен, а иных за ноги вешали и к городовым стенам распинали и многими разноличьными смертьми казнили и прожиточных людей грабили, а кого побивали и грабили, и тех называли изменники, а они будто стоят за царя Дмитрия". В ряде случаев инициатором казней был сам Болотников. Обычно это относилось к тем сторонникам Шуйского, которые пытались разоблачать и первого Лжедмитрия, и нового, якобы спасшегося. Аналогичные казни совершал и Шуйский и его люди по отношению к тем, кто распространял версию о спасшемся "Дмитрии".
Признание или непризнание "законности" "царя Дмитрия" было своеобразной разделительной линией. Социальный аспект оставался на втором плане, поскольку в войске Болотникова были и холопы, и мелкие помещики из прилегающих к зоне, контролируемой Болотниковым, территорий. И сам Болотников часто, отбирая имения у помещиков, передавал их другим, верящим в "доброго царя" "Дмитрия". Иными словами, действия Болотникова не были "антифеодальными" - феодальные отношения сохранялись, но подразумевалась обязательная отмена крепостного права. Причем за отмену крепостного права, как было сказано, ратовали и дворяне южных районов страны.
Истома Пашков со своими отрядами двигался через Коломну и Коломенское и остановился в конце октября 1606 года у Котлов (территория в настоящее время входит в границы Москвы в районе станций метро "Нагорная" и "Нагатинская" у речки Котловка). Болотников двигался сюда же через Серпухов и прибыл со своим войском в начале ноября. Между воеводами обозначилось противостояние. Дворяне стремились объявить главным воеводой Пашкова. Но, согласно К. Буссову, Болотников ссылался на назначение его главным воеводой самим "царем Дмитрием", тогда как Пашков был утвержден Григорием Шаховским именем где-то скрывающегося "царя Дмитрия". По всей вероятности, военный перевес был на стороне Болотникова, поэтому Пашков вынужден был ему уступить. Эти разногласия, естественно, ослабили позиции осаждавших Москву отрядов.
Военные стычки под Москвой не давали решающего перевеса ни восставшим, ни войскам Шуйского. Но под Троицком, на пути из Рязани в Москву, рязанцы разбили московские войска, и угроза столице стала вполне реальной. В источниках в качестве воеводы рязанцев называется Истома Пашков. Прокопий Ляпунов в этом случае не упоминается, что представляется странным, поскольку именно Прокопий Ляпунов организовывал рязанские отряды, а Лжедмитрию он оказывал услуги и на пути самозванца в Москву, и после утверждения его в Москве.
Разногласия между Болотниковым и Пашковым практически исключали возможность их совместных действий. А многие рязанские и тульские дворяне стали сразу искать контакты с московскими воеводами (разумеется, втайне от Болотникова). В свою очередь, некоторые из москвичей, и не только посадские люди, искали контакты с Болотниковым. Они настаивали на том, чтобы Болотников показал им "Дмитрия", от имени которого он осаждал Москву. Болотников отвечал, что в его стане "Дмитрия" нет, что "царь Дмитрий" находится в Польше, а к Григорию Шаховскому направил гонца с письмом, дабы тот тоже бы отправил гонца с письмом в Польшу, чтобы "царь Дмитрий" приехал в стан Болотникова.
Напряженность в отношениях Болотникова и Истомы Пашкова усиливалась и в связи со все более определявшейся различной социальной ориентацией двух воевод "царя Дмитрия". Пашков требовал лишь устранения самого Шуйского и его братьев, дабы освободить трон для "царя Дмитрия", Болотников же обращался к социальным низам, призывая их объединиться и выступить против знати вообще. В Калуге ему удалось победить брата Шуйского именно таким образом: посад восстал против приверженцев Шуйского, в результате чего И.И. Шуйский оставил Калугу, а посадские низы получили владения знати. Но в Москве посад не имел ни такой силы, ни такой самостоятельности. В результате, Болотников не получил ожидаемой поддержки у низов московского населения, а Пашкова и Ляпунова он напугал своими контактами с московскими социальными низами. Ляпунов и прибывший отряд касимовских татар перешли на сторону Василия Шуйского еще в середине ноября, а Истома Пашков с несколькими сотнями своих воинов -в день решающей битвы 2 декабря 1606 года.
Шуйскому существенно помогли пришедшие на помощь смоленские и набранные в районе Можайска и Волоколамска воеводой Крюком-Колычевым полки, а также пришедшие с Двины стрельцы. Поддержал нового царя и патриарх Гермоген, причем главным аргументом Гермогена было обвинение восставших в "ереси". На самом деле "еретиков" в войске Болотникова не было, но повод к обвинениям в "ереси" давали связи Лжедмитрия, которому, вроде бы, служил Болотников, с поляками-католиками.
27 ноября 1606 года, после трехнедельного затишья, войско Шуйского перешло в наступление и разбило отряды Болотникова, расположенные близ села Котлы. Основные силы Болотникова отступили в укрепленный лагерь в селе Коломенском. Здесь произошло продолжавшееся несколько дней сражение, в котором Болотников потерпел поражение отчасти из-за измены Пашкова, хотя с ним ушла лишь относительно небольшая часть собственно дворянского войска. По сообщению К. Буссова, Шуйский сумел выставить против Болотникова войско в 100 тысяч человек. Согласно русским источникам потери Болотникова составили от 500 до 1 тысячи убитыми и 21 тысячу пленными. Такое соотношение может объясняться только переходом в ходе боя части войска Болотникова на сторону Шуйского. Тем не менее, основная часть войска восставших организованно отступила к Калуге и Туле.
Большая часть войска Болотникова укрепилась в Калуге. По сообщению "Карамзинского хронографа", в Калуге было "всяких людей огненного бою болши десяти тысячь". В Туле также размещались "многие же люди с вогненным боем". В Москве, видимо, считали, что в принципе с Болотниковым было покончено, и надо было просто его догнать и добить. "Вдогонку" был направлен отряд во главе с братом царя Д.И. Шуйским, который был дважды разбит Болотниковым: под Калугой и под Серпуховым. Тогда Василий Шуйский направил под Калугу более значительные силы - три полка с артиллерией во главе с другим братом – Иваном Шуйским. Но И.Шуйский тоже не смог ничего добиться и отступил, сняв осаду.
В январе 1607 года Василий Шуйский направляет под Калугу трех воевод: Ф.И. Мстиславского, Б.П. Татева и быстро проявлявшего военное дарование молодого М.В. Скопина-Шуйского. Воеводы разработали более рациональный план взятия Калуги. В крепости не было каменного кремля: острог ее был деревянным. Предполагалось разрушить деревянное укрепление артиллерией и организацией поджога с помощью деревянного "подмета". В "Ином сказании" дается описание применения "подмета": "Ведется подмет под градцкие стены, вал дровяной, сами идущие ко граду за туры, пред собою же ведоша множество дров, яко стену градную, на сожжение граду, создали убо емлющи дрова и наперед бросающе, и тако впредь ко граду идуще; самих же их со града за дровы ничем вредити не могут. И тако един конец дровяного валу уже и под стену придвигнуша, другаго же конца того дни не успеша придвигнути...; а того не повели ночи ради, отложиша до утра, придвигнути и зажетчи в утре дрова".
Операция московских воевод своей необычностью привлекла внимание и иноземных авторов. Исаак Масса писал о том, что крестьян окрестных селений заставляли рубить в лесах деревья, раскалывать их на дрова и свозить дрова в лагерь на санях, которых было собрано под это дело несколько сот. Целые горы дров были сложены вокруг Калуги, и воеводы ожидали "попутного ветра", с тем, чтобы подожженные дрова сразу перекинулись на деревянные укрепления и постройки города.
Замысел московских воевод достоин с военной точки зрения самой высокой оценки, тем более что подобных методов взятия крепостей до них как будто не применяли. Но и Болотников проявил себя выдающимся воеводой. Он понял, что хотят сделать московские воеводы и сумел точно рассчитать, когда может быть совершен поджог. На пути надвигавшегося "подмета" за пределами городских укреплений был вырыт ров, который наполнили порохом, и в последнюю ночь перед намеченным поджогом "подмета", ров взорвали. Как записано в "Ином сказании", "от лютости зелейные подняся земля и з дровы, и с людми, и с туры, и со щиты, и со всякими приступными хитростьми. И бысть беда велика, и много войска погибоша, и смятеся все войско".
И замысел московских воевод, и блестяще осуществленные контрмеры Болотникова отражены в разных записках, посвященных "Смуте", что свидетельствует о впечатлении, произведенным неординарным столкновением военных дарований. А Болотников, воспользовавшись естественным замешательством в стане противника, "вышед со всеми людми" из города и нанес значительный урон осаждавшим: "многих людей побиша и пораниша". По справедливому замечанию И.И. Смирнова, приход к Калуге лучших в это время московских воевод "ознаменовался одной из самых блестящих побед Болотникова над царскими войсками".
Три подряд внушительных поражения московских войск под Калугой отчасти объясняются некоторой эйфорией в окружении Шуйского после победы над Болотниковым под Коломенском. Но были и объективные причины: Москва не в состоянии была направить под Калугу, как в свое время под Коломенское, стотысячное войско. В это время восстания охватывали уже почти всю страну. Правительству Шуйского не подчинялись все города южнее линии Рязань - Брянск, по-прежнему было неспокойно и на северо-западе России. К тому же возникли новые серьезные очаги выступлений в Среднем Поволжье, где восстание охватило "Арзамасские и Алатырские места", а восставшие подступали к Нижнему Новгороду. Правда, взять город им не удалось, и в январе 1607 года большинство восставших районов "добили челом" Василию Шуйскому. Но обстановка здесь оставалась неспокойной, и в 1608 году восстание будет развиваться под теми же лозунгами, что и на рубеже 1606 - 1607 годов.
Стремясь укрепить свои позиции и ослабить позиции Болотникова, Василий Шуйский в марте 1607 года издает два очень разных установления. В указе от 7 марта о "добровольных холопах" отменялись статьи закона 1597 года, говорящие о том, что "добровольные холопы", прослужившие у хозяина более полугода, превращались в "кабальных холопов". Новый указ 7 марта лишал владельцев холопов такого права. Для ослабления позиций Болотникова холопам, явившимся с повинной, давались "отпускные", дворянам же разрешалось набирать холопов "на поруки" из тюрем. Еще одно установление - Уложение 9 марта 1607 года, которое устанавливало срок сыска беглых крестьян в 15 лет. Так, в течение двух-трех дней Шуйский попытался ублажить и волков, и ягнят.
После поражения Болотникова под Москвой и перехода его в Калугу Григорий Шаховской именем "царя Дмитрия" вызвал с юга "царевича Петра" (самозванца Илейку Муромца), дабы тот с казаками оказал поддержку Болотникову. "Царевич Петр" уже выходил на помощь "царю Дмитрию" и в мае 1606 года дошел с казаками Волгой до Свияжска, где и узнал о падении Лжедмитрия. После этого "царевич Петр" с казаками переправился на Дон, а затем на Донец. И теперь он охотно откликнулся на призыв Г. Шаховского - зимой 1607 года "царевич Петр" прибыл в Путивль и возглавил ту часть казачества, которая готова была бороться против "лихих бояр", не допускающих до них царские пожалования. В начале 1607 года, по рекомендации Г. Шаховского, отряды Лжепетра идут на помощь Болотникову - частью в Калугу, частью, вместе с самим "царевичем", в Тулу.
По сообщению "Нового летописца", зимой 1607 года Василием Шуйским были посланы воеводы с воинскими отрядами, помимо Калуги, также к Серпухову, Арзамасу, Михайлову, Веневу, Козельску. Подмосковные города являлись главными опорными базами Болотникова, и против них были двинуты главные силы боярского правительства. Но, несмотря на наличие значительных сил, войскам Шуйского не удалось добиться перевеса, а некоторые частные успехи перекрывались активными действиями восставших. В значительной степени удача восставших являлась заслугой "царевича Петра". В начале февраля князь А.А. Телятевский, выступавший воеводой "царевича Петра", разбил царского воеводу князя А.В. Хилкова и заставил его войско отступить к Кашире. После этой победы войско "царевича" разделилось на две части: одна под началом А.А. Телятевского отправилась к Туле, другая под водительством князя Василия Масальского направилась на помощь Болотникову к Калуге. У речки Вырка произошло сражение с правительскими полками, которое продолжалось "день да ночь". С обеих сторон выступали примерно равные силы, насчитывавшие более 20 тысяч каждая. Масальский был ранен и попал в плен, "достальные же воры, - по словам "Нового летописца", - многие на зелейных бочках сами седяху и под собой бочки с зельем зажгоша и злою смертию помроша".
Другое поражение восставшие понесли в Серебряных прудах. Сюда из Каширы были направлены потрепанные отряды князя А.В. Хилкова, но они не добились успеха. На помощь Хилкову пришли отряды, освободившиеся после "замиренья" Поволжья, во главе с воеводами Г. Пушкиным и С. Ододуровым. И хотя "ис Прудов воровские люди многих ратных людей переранили, а иных побили", осажденные, "видя свою погибель, что им не отсидетца", впустили войско Шуйского в острог и "крест целовали царю Василью". Пришедшая на другой день помощь "воровских людей с Украйны" опоздала, а воеводы их Иван Мосальский и Иван Сторовский с частью отряда попали в плен.
Инициатива перешла к московским воеводам, и Шуйский направляет под Тулу князя И.М. Вортынского. В Туле в это время уже обосновался "царевич Петр", и одной из главных задач Воротынского было пленение самозванного "царевича". Но Воротынский был разбит князем Телятевским и "едва ушел в Олексин". В то же время под Дедиловым было разгромлено войско, возглавляемое воеводами Хилковым, Пушкиным и Ододуровым.
Положение вновь менялось в пользу Болотникова. В мае 1607 года боярское правительство попыталось переломить ситуацию и направило значительные силы под Калугу, куда на помощь Болотникову из Тулы шел отряд под командованием князя Телятевского. Сражение произошло "в селе на Пчельне", вблизи Калуги, и московские воеводы были наголову разбиты Телятевским, а в числе убитых были воеводы Татев и Черкасский. Остатки войска "с великим ужасом, - как писал Конрад Буссов, - прибежали в свой лагерь под Калугу". Определенную роль в этой победе сыграли "заборские казаки", которые в декабре 1606 года попали в плен и были включены в войско Шуйского, а теперь вновь перешли на сторону восставших "за царя Димитрия". Болотников быстро среагировал на ситуацию и вывел все свои войска на оставшуюся часть войска, бежавшего в лагерь под Калугой. Разгром был полный, и воеводы Шуйского, как сообщает "Иное сказание", "устрашишася и бегству вдашася, и все воинство такожде вослед их побегоша, кто елико можаше".
После этой победы и избавления Калуги от осады, Болотников решил перейти в Тулу, где был каменный кремль. Здесь он впервые соединился с "царевичем Петром". Решение Болотникова вызывало непонимание и у современников, и у историков. Исаак Масса заметил, что если бы восставшие сразу двинулись на Москву, "то овладели бы ею без сопротивления". Сам переход Болотникова в Тулу отдалял такую перспективу. И в Туле, хотя нет никаких сведений о разногласиях "воеводы царя Димитрия" и "царевича", какая-то напряженность явно существовала. Г. Шаховской приглашал "царевича", чтобы помочь "воеводе Димитрия", но формально "царевич" стоял выше Болотникова, поскольку Болотников хотя и "первый", но лишь воевода. Не исключены какие-то трения у Болотникова и со своим бывшим господином А.А. Телятевским, одержавшим за короткое время три важных победы. Такую ситуацию мог бы разрешить сам мнимый "Дмитрий", роль которого пока исполнял Михалко Молчанов. Но он не откликался на многочисленные призывы Болотникова раньше, и, видимо, решил уклониться от дальнейшего участия в авантюре. В результате же бездействия восставших правительство Шуйского сумело оправиться от поражений и укрепить свои позиции, в частности, за счет некоторых уступок и подачек служилым людям - помещикам, которые не хотели Шуйского, но еще более опасались восставших холопов и сбежавших крепостных. Установления 7 и 9 марта 1607 года, почти противоположно направленные, решали одну и ту же проблему: мобилизации дворянства вокруг правительства Шуйского и ослабление лагеря восставших разного рода посулами как дворянам, так и холопам.
21 мая 1607 года начался тульский поход Василия Шуйского, причем в походе впервые принял участие и сам царь. В Серпухове формировалось войско, предназначенное для похода на Тулу. Одну группу полков возглавил М.В. Скопин-Шуйский, П. Урусов возглавил татарские формирования, а третья группа представляла "дворовые" полки, которые возглавили "дворовые" воеводы И.И. Шуйский и князь М.С. Туренин. Другим местом сосредоточения верных Василию Шуйскому войск была Кашира, где стоял полк князя А.В. Голицына и рязанские отряды во главе с Прокопием Ляпуновым, Г.Ф. Сумбуловым и Ф.И. Булгаковым. Шуйский, однако, медлил с выступлением к Туле, и Болотников (может быть, разрешив какие-то внутренние разногласия) вместе с Телятевским решили обойти войско Шуйского и устремиться прямо к Москве. Численность их войска источники определяли в 30 - 38 тысяч, отмечалось наличие у войска артиллерии и вооруженных "огненным боем" ратников. О местонахождении "царевича Петра" и его отношении к планам Болотникова и Телятевского в этой связи данных никаких нет, хотя и умолчание об этом может быть существенным фактом: он оставался в Туле либо для охраны города, либо потому, что плана нового похода на Москву не принимал.
Начав движение в сторону Серпухова, Болотников затем резко повернул в сторону Каширы, где находилась более слабая группировка войска Шуйского. Но Шуйский успел вовремя направить подкрепления в Каширу. На подступах к Кашире "на речке Восме, что впала в Беспуту" 5 - 7 июня разразилась битва. Первоначально перевес был на стороне Болотникова. Но, по сообщению Конрада Буссова, войско Шуйского проиграло сражение, "если бы один из тульских воевод, по фамилии Телятин, не изменил со своим четырехтысячным отрядом и не выручил врага, ударив по своим братьям. Это привело в такой ужас тульское войско, что оно обратилось в бегство и вернулось в Тулу". Значительную роль в победе войска Шуйского сыграли также рязанские отряды, зашедшие в тыл войска Болотникова (возможно, и согласованно с тульскими изменниками). В свою очередь казачий отряд в количестве 1700 человек, зашедший в тыл полкам Шуйского, оказался отрезанным в "буераке", где он двое суток отражал натиск многократно превосходящих сил: "Билися на смерть, стреляли из ружья до тех мест, что у них зелья не стала". Обезоруженных и плененных казаков на другой день всех казнили.
В битве на Восме Болотников потерял порядка 20 тысяч воинов. Тем не менее, Василий Шуйский не решался двинуть все свое войско к Туле. Туда были отправлены Каширский и Рязанский полки и три полка, возглавляемые князем Скопиным-Шуйским. Перевес в силах у преследователей Болотникова и в таком составе был многократным. Тем не менее, 12 июня Болотников решил дать сражение на речке Вороньей в семи верстах от Тулы. Речка воспринималась как стратегический рубеж, и позволяла удерживать позиции в течение двух дней. На третий день московским полкам помог дождь: берег речки стал топким, и воины Болотникова "не возмогоша стати" на ранее выбранных ими местах. Пришлось отступать к Туле, и Тула попадала в осаду, продолжавшуюся почти четыре месяца. 30 июня к Туле подошел и сам Василий Шуйский со всем своим двором и войском. Осаждавшие расположились по обеим берегам реки Упы, и артиллерия обстреливала осажденный город также с двух сторон. По разным данным войско Шуйского насчитывало от ста до ста пятидесяти тысяч человек, тогда как Болотников имел, согласно оценкам современников, примерно 20 тысяч воинов.
На первых порах осажденные постоянно совершали вылазки. В июле 1607 года ситуация еще более обострилась – в Стародубе (а не в Путивле) объявился новый самозванец "Дмитрий", который вошел в историю под именем Лжедмитрия II. Осенью 1607 года войска Лжедмитрия II захватили Дедилов, Крапивну и Епифань. Но к этому времени Тула уже не могла оказать существенную помощь новому самозванцу. В изолированной от Северских и Украинных городов Туле начался страшный голод. Ели, по словам голландского автора Геркмана, "вонючую падаль и лошадей, источенных червями". И совершенно невыносимыми стали условия в городе, когда осаждающие перекрыли плотиной реку Упу ниже города, и город оказался затопленным.
Собственно надеяться можно было только на внешнюю помощь. По сообщению К. Буссова, Болотников трижды посылал гонцов к "царю Дмитрию", ожидая помощи. Но, как уже говорилось, установить связь с Михалко Молчановым ему, видимо, не удалось, потому что Молчанов отказался от роли "царя Дмитрия", а с новым Лжедмитрием ни у кого из тульских сидельцев связей не было. Неясно была ли такая связь с Лжедмитрием и у Григория Шаховского, к которому, по всей вероятности, Болотников направлял своих гонцов.
Голод, естественно, обострил внутренние противоречия в Туле. Опасаясь, что Лжедмитрий II все-таки направится к Туле, а также учитывая ослабление позиций Болотникова в самом осажденном городе, Шуйский предложил Болотникову переговоры об условиях капитуляции города. Основой переговоров являлось обещание Шуйского сохранить свободу руководителям и участникам восстания. Заключенное соглашение Шуйский скрепил торжественной клятвой, и 10 октября 1607 года Тула покорилась Василию Шуйскому.
Как и всегда в подобных случаях, сильнейшая сторона не собиралась выполнять условия соглашения. К тому же в Туле имелись предатели, которые доставили Шуйскому схваченных Болотникова и "царевича Петра". Опасаясь реакции на явное нарушение только что заключенного соглашения, Шуйский поспешил объявить войско распущенным, а по городам были разосланы грамоты, где капитуляция Тулы представлялась лишь прощением "тульских сидельцев" и самого Болотникова с признанием ими своей вины. Болотников и "царевич Петр" были доставлены в Москву в оковах, и сразу по возвращению Шуйского в Москву Лжепетр был повешен "под Даниловым монастырем, на Серпуховской дороге". С Болотниковым расправа была произведена через несколько месяцев в 1608 году. Его отправили в Каргополь, где сначала ослепили, а затем утопили. Князь Телятевский был отпущен на свободу, а оказавшийся в Туле Григорий Шаховской был отправлен в ссылку.
ЛЖЕДМИТРИЙ II, И ЕГО МЕСТО В ПРОДОЛЖАЮЩЕЙСЯ "СМУТЕ"
После захвата Тулы, царь Василий Шуйский, опасаясь вооруженных "тульских сидельцев", "милостиво" отпустил их на все четыре стороны. Но казнь "царевича Петра" и Болотникова выявила обман со стороны Шуйского. Разошедшиеся по разным городам и весям воины Болотникова и "царевича Петра", вновь начали собираться в организованные отряды, примыкая главным образом к новому царю "Дмитрию" - Лжедмитрию II. Новый самозванец был прямым ставленником польских авантюристов, которым важно было добиться дальнейшего ослабления России даже ценой подъема самосознания крестьян и холопов, которое не могло пройти мимо и русских земель на правобережье Днепра, в составе Польско-Литовского государства. По какой причине сошел с арены Михалко Молчанов остается неясным, но ему довольно быстро нашли замену.
В мае 1607 года в Стародубе Северском объявились три пришельца, главный из которых именовал себя Андреем Нагим, родственником московского государя Дмитрия. Пришельцы объявили стародубцам, что они пришли от самого Дмитрия, которого следует ожидать со дня на день. Слух дошел и до Болотникова, и он направил из Тулы в Стародуб Ивана Заруцкого, возможно, надеясь, что это тот самый "Дмитрий", с которым он встречался в Сандомире. Но "Дмитрий" не объявлялся, и стародубцы решили пыткой вырвать признание у одного из спутников "Нагого", московского подъячего. Тот "признался", что назвавшийся "Нагим" и есть настоящий "царь Дмитрий".
О происхождении Лжедмитрия сведения довольно противоречивы: похоже современники об этом мало что знали. Н.М. Карамзин останавливается в основном на двух вариантах: это или бродяга с Украины - поповский сын Матвей Веревкин, как считали некоторые наши летописцы, или же иудей, как считали "в бумагах государственных" и в ряде иностранных источников. По оценке Карамзина, "сей самозванец и видом и свойствами отличался от Расстриги: был груб, свиреп, корыстолюбив до низости; только подобно Отрепьеву, имел дерзость в сердце и некоторую хитрость в уме; владел искусно двумя языками, русским и польским; знал твердо Св. Писание и Круг церковный; разумел, если верить одному чужеземному историку (дается отсылка на Кобержицкого. - А.К.), и язык еврейский, читал Талмуд, книги Раввинов, среди самых опасностей воинских; хвалился мудростию и предвидением будущего. Пан Меховецкий, друг первого обманщика, сделался руководителем и наставником второго; впечатлел ему в память все обстоятельства и случаи Лжедимитриевой истории". Карамзин же приводит слова царя Михаила Федоровича Романова из письма принцу Оранскому, опубликованному в 1630 году: "Сигизмунд послал жида, который назвался Дмитрием царевичем". Таково было официальное мнение не только Шуйского и его бояр, но и Романовых. О том же говорили и иезуиты, находившиеся в Москве при Лжедмитрии I, что может указывать на Польско-Литовское государство как его родину, где иудейские общины обосновались с XIV века.
В источниках, однако, нет сведений о родословной Лжедмитрия II. Интерес к нему возник, когда он объявил себя "дважды спасшимся" "царевичем" и "царем". Но близко знавших его людей оказалось совсем немного и они, похоже, тоже знали его не более пяти-десяти лет, когда он служил в разных ролях в основном у лиц духовного звания. След его просматривается и в Москве, и в Белоруссии, и на Украине, и в Польше. По некоторым сведениям он был в Москве у Лжедмитрия I и уехал из Москвы за пять дней до восстания 17 мая 1606 года, видимо, что-то зная о предстоящих событиях.
Судя по всему, в вопросах веры Лжедмитрий II был также беспринципен, как и во всем остальном. В зависимости оттого, что выгоднее, он мог быть и правоверным иудеем, читающим Талмуд на иврите, и католиком, и православным. Примерно такое же настроение царило и в Польше. "Не спрашивали, - пересказывает Карамзин польского историка Немцевича, - истинный ли Димитрий или обманщик зовет воителей? Довольно было того, что Шуйский сидел на престоле, обагренном кровию ляхов. Война Ливонская кончилась: юношество, скучая праздностию, кипело любовию к ратной деятельности; не ждало указа королевского и решения чинов государственных; хотело и могло действовать самовольно. Но конечно с тайного одобрения Сигизмунда и Панов Думных. Богатые давали деньги бедным на предприятие, коего целью было расхищение целой державы".
"Признавшись" в Стародубе, что под именем Андрея Нагого скрывался "истинный царь Дмитрий", самозванец с помощью польских советников начал формировать отряды для похода в сторону Москвы. "Горючего материала" на "украинах" России оставалось много, и более года недовольные режимом Шуйского ждали "спасшегося" "царя Дмитрия", который почему-то задерживался в Польше. Первоначально роль "спасшегося" исполнял М. Молчанов, но он по неизвестным причинам (может быть, не договорившись с поляками) "сошел с дистанции", уступив место более беспринципному авантюристу, послушному своим польским покровителям.
Города