Аннотация: Доклад посвящен «темной стороне» образа домового. Для рассмотрения были избраны материалы архивных собраний Сыктывкарского государственного университета из трех северных районов Кировской области. Анализируются мифологические рассказы о домовом, в которых он представлен как опасный и страшный персонаж, проводятся параллели с образами заложного покойника и кикиморы.
Проблема амбивалентности домового все еще требует углубленного исследования или хотя бы более уверенной постановки. В фольклористке сложилось представление (конечно, небезосновательное) о домовом как о существе «добром»: помогает по хозяйству, дружественно относится к жителям дома, охраняет дом. [1] Конечно, любое сколько-нибудь серьезное исследование или справочная статья о нем обычно содержит сведения о его «темной» стороне. Вредительская и «устрашающая» функции даже такого народно и в той или иной степени научно понимаемого «положительного» духа, как домовой (эти функции у других мифологических персонажей, локализованных в доме, например, у кикиморы, более явны), подтверждаются многими источниками. [текст с сайта музея-заповедника "Кижи": https://kizhi.karelia.ru]
В данной работе основное внимание будет уделено трем таким источникам – Нагорскому, Юрьянскому и Мурашинскому собраниям Фольклорного архива Сыктывкарского университета им. Питирима Сорокина. Записи были сделаны в 1990-х гг. Эти районы Кировской области граничат с Коми Республикой с юга и расположены в особой «периферийной» зоне – они относятся к «южной границе» Русского Севера. Попытаемся на материале этих собраний, привлекая для сравнения и для общего иллюстративного фона тексты из некоторых сборников северорусской фольклорной прозы, проанализировать «темную» сторону домового и выявить специфику поверий в каждом из рассматриваемых районов Кировской области.
Принципы отбора текстов для исследования были следующие: а) в тексте упоминается мифоним «домовой» или другие его номинации, либо не упоминается, но его присутствие понимается из контекста; б) действия домашнего духа причиняют ущерб обитателям дома, пугают, нарушают обычный ход жизни; в) действие рассказа происходит в жилых помещениях.
Самым распространенным мотивом рассказов о домовом, который можно было бы отнести к «отрицательным», является «домовой давит». [2] Прогностическую функцию (несмотря на слова информантов, что надо спросить, «к худу или добру» он давит) домовой проявляет реже посредством «давления», чаще просто показываясь человеку, или прямо рассказывая ему, что произойдет (об этом см. далее).
В ситуации «давления» домовым нередко происходит его зрительное наблюдение человеком, которого он давит. В этот момент он описывается как мохнатое и/или звероподобное существо, но есть тексты, где давящий человека домовой предстает в антропоморфной ипостаси.
Мотив «домовой давит» широко представлен в сборниках северорусской фольклорной прозы, являясь одним из самых частотных и во многих случаях ядерным. [текст с сайта музея-заповедника "Кижи": https://kizhi.karelia.ru]
Домовой может «замещать» в некоторых случаях заложного покойника, в частности, покойных мужей, по которым тоскуют женщины. [3] При этом он уже не давит, но ложится рядом [4] (хотя эти действия, несомненно, сходны по смыслу и месту). Интересная параллель: в сборнике О.А. Черепановой [5] в раздел о домовом включены два рассказа об огненном змее – воплощении заложного покойника или чёрта, принимающего облик умершего или находящегося в отлучке мужа или любовника. В меморате из Юрьянского района домовой «давил» рассказчицу много раз: после смерти первого мужа и после смерти второго; рассказчица видела, как домовой встал со стула и пошел; когда такое случалось, сын советовал ей читать молитвы (2813-46). В этой же записи информант рассказывает случай, как к женщине ходил покойный муж: в 12 часов лез по лестницам, обнимал ноги. Показательно упоминание того и другого персонажей в границах одного текста. Учитывая, что по народным представлениям домовой может происходить от умершего родственника (отражено в номинациях: «дедушко»), хозяина семьи (необязательно старшего, но, например, сына [6]), такая взаимозаменяемость может говорить о близости образов домового и заложного покойника – персонажа опасного и устрашающего.
Зафиксированы также другие варианты акций домового по отношению к спящему или лежащему человеку: «суседко» выживает с кровати, прижимает (2802-29), тащит за ноги (3176-25), сдёргивает одеяло, трясёт за ноги (2884-73). Все эти действия можно отнести к проявлениям вредоносной стороны домового. [7]
В немалом количестве зафиксированы также рассказы о том, как домовой показывался («прикорзился»), слышался. Иногда прямо говорится, что домовой «пугает». Рассказы о том, как человек видел домового, составляют довольно обширный корпус в трех кировских собраниях. Почти всегда наблюдения за домовым кратковременны: он убегает или исчезает. Чаще его видят ночью, в 12 часов, во сне, во время болезни. Домовой выходит из-под кровати (1823-11), из подполья (1815-17), из-под шифоньера (1825-24). В целом большинство меморатов о контакте человека с домовым, когда он видится или показывается, описывают его как существо человекоподобное (человечек, мужик, ребенок), реже – зооморфное.
В Нагорском собрании помимо популярности рассказов о контактах с покойниками, выявляется сравнительно большое количество сюжетов о кикиморе. Как и в случае с покойниками, образ домового перенимает черты и функции от близкородственной [8] кикиморы, или смешивается с ней в традиции. Домового нередко можно увидеть «за пресницей» [9] (2801-22), он прядет, [10] путает пряжу (2838-14)). В одной записи, когда падает веретено, домового просят: «Суседушко-боботанушко, подай веретёнце» (2861-33). Домового посадили [11] плотники во время строительства, и в уже заселенном доме он выкидывал вещи из-за печи (2851-44). В другом рассказе сообщается, что плотники могут помазать кровью матицу, тогда поселится домовой и будет досаждать жителям (3127-51). В одном случае информант сообщает, что кикимора и домовой – одно и то же (3124-57).
В названных районах записан большой блок текстов о проказах домового: он разбрасывает и опрокидывает вещи (2802-45), трясет, гремит посудой и передвигает ее (2853-64, 3154-2, 3172-38), распарывает одежду (2851-87), путает волосы людям и др. По словам одного информанта, домовой не был «вреден», но если на столе стоит горшок – он его сбросит (3158-26). «Полтергейстная» активность больше всего раскрывается в записях из Нагорского района, что также, вероятнее всего, объясняется принятием им функций популярной в этой местности кикиморы. Так же, как и кикиморе, домовому иногда приписывается стремление выжить из дома обитателей – в этом ярко выражается его антагонизм. Досаждающее обитателям дома поведение духа всего в нескольких рассказах объясняется «персональной» неприязнью его к кому-либо из жителей. [12] [текст с сайта музея-заповедника "Кижи": https://kizhi.karelia.ru]
В Юрьянском районе большое распространение имеет поверье, что домовой тревожит куриц, которых держат в жилых помещениях вместе с людьми. Успокоить домового помогает нож, [13] положенный в определённое место, например, под лавку (3126-22) или воткнутый между досок (2853-64). Как мучитель куриц также известна кикимора.
Домовой иногда приравнивается к «коке» – специализированному персонажу, которым пугали детей. С этим связан страх спускаться в подпол (2808-48), опускать ноги с лавки – домовой поймает (2807-83).
Можно выделить также особый ряд способов предупреждения нежелательных действий домового или избавления от них, задабривания домового. По утверждению одной рассказчицы, в доме «светили», т.е. брызгали святой водой, в бане – нет (2801-22). В меморате о домовом, ходившем к женщине (см. выше), есть рекомендация читать молитву, чтобы отвадить духа. Домовой будет пакостить, пока не отговоришься (3137-92). Домовому оставляли хлеб с приговором: «Хлебушко с солью бери, у меня ничего не проси. Домой не ходи, в окошко не гляди» (1806-68).
О страхе перед домовым свидетельствуют использование информантами соответствующих слов («пугает») или действия людей, контактирующих с домовым, которые можно понимать как проявления страха (увидела домового и закрылась одеялом), или действия (приговор, молитва), направленные на избавление от нежелательных действий домового, или его задабривание. Домовой может выступать не только как один из самых противоречивых персонажей низшей мифологии, он также может быть и вполне определенно вредным и страшным существом с чертами заложного покойника и кикиморы, а его вредительские и устрашающие действия зачастую никак не обосновываются в мифологических рассказах, создавая иной раз впечатление о такой активности как о самоцели, как о зловредной интенции, а не как о более морально приемлемом наказании домочадцев. Многократно повторяются упоминания о том, что домового боялись, что он пугает взрослых детей, упоминания о том, что он «не хороший же» (2822-35). Домовой может иметь отчетливо бесовские атрибуты: рогатость, черную окраску, лохматость, большие размеры.
Нагорский вариант домового специфичен проявлением черт кикиморы (проказничества и связи с прядением), юрьянский – особой нелюбовью к курицам (и тем самым связью с ними). И первая, и вторая отличительные особенности практически не находят соответствий в рассказах из «типичных» севернорусских традиций. В остальном основной корпус мотивов в большой степени сопоставим с теми, что представлены в последних: домовой давит/душит, показывается, проказничает, пугает.[текст с сайта музея-заповедника "Кижи": https://kizhi.karelia.ru]
- [1] См., например: Афанасьев А.Н. Дедушка домовой // Архив историко-юридических сведений, относящихся до России / Изд. Н. Калачевым. СПб., 1850, кн. 1, отд. 6. С.13–29; Померанцева Э. В. Русские рассказы о домовом // Славянский фольклор. М., 1972. С. 242–256; Криничная Н.А. Домашний дух: пространственные и временные показатели (к вопросу об интерьерах крестьянского жилища в свете мифологических рассказов и поверий) // Фольклористика Калерии. Петрозаводск, 1995. Вып.9. С. 4–29; Левкиевская Е.Е. Мифологические персонажи в славянской традиции. I. Восточнославянский домовой // Славянский и балканский фольклор. Народная демонология. М., 2000. С. 97–100.
- [2] Ср., например, мотив БI 5в «давит человека, наносит ему физические увечья» (Указатель сюжетов русских быличек и бывальщин о мифологических персонажах / Сост. С. Айвазян при участии О. Якимовой // Померанцева Э.В. Мифологические персонажи в русском фольклоре. М., 1975. С. 162–182).
- [3] Домовой ходил к женщинам, которые тосковали по погибшим мужьям. «Батамушка… ходит по ночам». В рассказе сообщается, что он принимал также вид огненного снопа или огненного змея (Фольклорный архив Сыктывкарского университета, 3180-5; далее даются ссылки на шифры записей в тексте статьи). Информант называет этого духа именно домовым.
- [4] В рассказе из Нагорского района к женщине по ночам приходил «батанушко» и ложился рядом спать; ее отводили лечиться к бабушкам (3148-3).
- [5] Мифологические рассказы и легенды Русского Севера / Сост. О.А. Черепанова. СПб., 1996. С. 47. № 123, 124.
- [6] См. в рассказе из Нагорского собрания: умерший ребенок стал приходить по ночам к матери. Ночью в 12 часов слышала, как дверь открывается, приходил и ложился (3138-53).
- [7] Большое количество подобных действий встречаем в рассказах из Архангельской и Новгородской областей. См., например: Мифологические рассказы и легенды Русского Севера.
- [8] См.: кикимора, по словам одного информанта, – жена домового (3158-28).
- [9] Прядение домовым, вероятнее всего, объясняется также смешением его с образом кикиморы. О связи кикиморы и прялки см.: «Основным признаком кикиморы является ее связь с прядением, шитьем» (Левкиевская Е.Е. Кикимора // Славянские древности: Этнолингвистический словарь. М., 1999. Т.2. С. 495).
- [10] Домовой с бородой до колен в 12 ночи прял, информант закрылась одеялом (3111-7).
- [11] Сажают обычно именно кикимору.
- [12] Например, «батамушко» невзлюбил старуху и пакостничал (3126-54).
- [13] «Нож повеместно использовали для охраны от нечистой силы и борьбы с ней» (Левкиевская Е.Е. Нож // Славянские древности: Этнолингвистический словарь. М., 2004. Т.3. С. 430).