Герофил и Эразистрат и их школы

АЛЕКСАНДРИЙСКАЯ ШКОЛА

Положение врачей

Благодаря счастливому стечению обстоятельств, в III веке до нашей эры в Александрии создались условия, сделавшие из этого города мес­то, где могли развиться самые различные отрасли знания. Этими усло­виями были накопление колоссальных богатств Александром и его преемниками, близость Востока и возможность использовать его науч­ные богатства и, наконец, тот живой интерес, который Птоломеи про­являли к науке; все это создало такую почву для развития культуры и знаний, подобную которой мы не встречаем более в мировой истории. Наряду с математикой, астрономией, физикой, техникой, историей литературы, филологией и описательными естественными науками, медицина также сумела извлечь большую пользу из создавшейся в Алек­сандрии обстановки. Цари из династии Птоломеев не только строили всевозможные здания, назначением которых было служить целям ис­кусства, но собирали также рукописи, основывали ботанические и зоо­логические сады и, наконец, — что особенно важно, — с истинно цар­ской щедростью они основали два учреждения, задачей которых было дать возможность ученым и исследователям посвятить себя научной ра­боте, не заботясь о пропитании; такими учреждениями были Алексан­дрийская библиотека и Музей. Первая, с ее полумиллионом томов, пред­ставляла собой книгохранилище, рассчитанное на многие века; во втором было все, что нужно было для спокойной жизни и спокойной исследовательской деятельности ученых;

Обстоятельством чрезвычайно большого значения для медицины было то, что и Александрии был побежден, наконец, античный пред­рассудок против вскрытия трупов, предрассудок, сильно тормо­зивший свободное развитие анатомии. А если верить сообщениям от­дельных писателей, каковы. например, Цельс и Тертуллиан, то и Александрии врачи производили даже вивисекцию преступников.

Во всяком случае в III столетии до нашей эры в Александрии суще­ствовали такие условия для развития медицины, каких раньше не было: богатая библиотека давала возможность широко пользоваться всей меди­цинской литературой; вскрытие человеческих трупов позволяло глуб­же изучить строение человеческого тела, чем то было возможно рань­ше; прогресс описательных естественных наук — зоологии, ботаники и особенно физики — впервые создал надежную основу для физиоло­гических исследований. Эти условия, наряду с некоторыми другими, сделали возможным широкое развитие и других отраслей медицины, каковы, например, учение о лекарствах, хирургия и др. Александрий­ские врачи и здесь находились в несравненно более благоприятном по­ложении, чем их предшественники.

Александрия скоро сделалась притягательным центром как для вра­чей. так и для лиц, стремившихся к медицинской карьере, следствием чего было доступность врачебное образование каждому. Насколько повлияло это на положение и состав сословия врачей, мы в точности не знаем. Несомненно одно: специа­лизация принимала все более широкие размеры, и, наряду с глазными и зубными врачами, существовал целый ряд других врачей-специалис­тов. Врачебная профессия в принципе оставалась частным делом, но число общинных врачей все увеличивалось, так что к концу III века в каждой, лаже небольшой общине был свой собственный врач. Начи­ная со II века они стали называться архиатрами — назва­ние, которым при дворе Селевкидов пользовались сначала лишь при­дворные врачи. Этим должностным врачам предоставлено было право надзора над частными врачами; и таким образом, они в известной сте­пени являлись коррективом для неблагоприятных условий, созданных переполнением врачебной профессии.

Планомерно используя создавшиеся благоприятные условия, наи­более видные представители александрийской медицины направили свою энергию, прежде всего на разработку тех отраслей медицинско­го знания, которые до сих пор находились в тени; они с тем большим рвением занялись этой работой, что как раз в этих отраслях, и прежде всего в анатомии и физиологии, им виделась основа всего медицин­ского знания вообще, и они полагали, что на этой основе построят замкнутую в себе научную систему. Эти идеи являлись в сущности непосредственным продолжением планов догматического направления; они восходят таким образом к первым сознательным шагам Книдосской школы. Их восприняли наиболее замечательные врачи александрийской эпохи — Герофил и Эразистрат, причем они внесли в своих теориях принципиальные поправки к тому, что содержалось в более древних учениях.

Герофил и Эразистрат и их школы

О жизни этих двух врачей мы не знаем ничего достоверного. О Ге­рофиле мы знаем только то, что он родился около 300 г. до нашей эры в Халкедоне, был учеником Хризиппа и Пракеагора и работал в Александрии при первых двух Пголомеях. Знания и практический опыт врачей, бывших до него, он признавал и ценил, но сам представлял собой весьма самостоятельную личность. Всего отчетливее эго вырази­лось в его взглядах и работах в области анатомии. Его предшественни­ки, располагая рядом отдельных важных наблюдений, не могли, одна­ко, создать систему, которая охватывала бы всю анатомию; этот труд взял на себя впервые Герофил. Он не ограничился исследованием от­дельных частей тела и органов, но сделал попытку выяснить их взаи­моотношение между собой. Он был первым, доказавшим связь пери­ферических нервов с головным и спинным мозгом; он первым проследил нервы на их пути от места их происхождения, первым дока­зал он также связь между органами пищеварения и хилезными сосуда­ми. Из других анатомических его открытий следует назвать, кроме того, носящий его имя «torcular Herophili». входящий в состав calami Herophili. а также зрительный нерв в его отношении к глазу и головному мозгу. Подробное описание глаза также впервые сделано им. Большинство этих открытий изложены им в его груде «anatomica»,

В своих физиологических исследованиях Герофил также стремился стать выше своего века. Гиппократовская «физис» (physis) как общий принцип объяснения всех отправлений человеческого тела Герофила не удовлетворяла; он пытался расчленить ее на отдельные составные ча­сти, причем он не сумел и не мог обойтись без помощи соображений спекулятивной философии. Он полагал, что жизненный процесс как це­лое находится в зависимости от четырех различных сил; питающей силы, локализующейся в печени и пищеварительных органах, согревающей силы, находящейся в сердце, мыслящей силы, центральным органом ко­торой является мозг, и чувствующей силы — с локализацией в нервах.

В своих отдельных исследованиях Герофил считался с опаснос­тью, которую вносит в медицину спекулятивный подход к вопросу, и ввиду этого пытался дополнить и подкрепить спекулятивные сообра­жения физическими и физиологическими исследованиями. Так, он имел возможность доказать, что пульс не зависит от загадочной, присущей самим артериям силы, но обусловливается деятельностью сердца, его систолой и диастолой.

Герофил видел идеал медицины в сочетании и слиянии теории и практики; он не мог не видеть, однако, и того, что достаточное теоре­тическое обоснование практики в то время не могло еще существовать. Ввиду этого, в своем учении о болезни и в терапии он примыкает к старым, испытанным принципам Гиппократа, пытаясь, однако, уг­лубить и расширить их благодаря тому, что и опыт его стал богаче, и знаний накопилось больше. Отношение между диагнозом и прогнозом у Герофила то же, что и у гиппокритиков, но в частностях он стре­мится их усовершенствовать, Так, исследованием пульса как вспомо­гательным методом он пользует­ся в несравненно более широких размерах, чем прежние врачи.

В своей терапии Герофил, подобно гиппократикам, стоит на той точке зрения, что врач преж­де всего должен знать границы своей мощи и строго соблюдать их. В этом отношении он основы­вается также на показаниях опы­та. Зато в пользовании лекарства­ми он идет значительно дальше, чем Гиппократики; в его распоря­жении больше лекарственных ве­ществ, что зависит, впрочем, от большого природного богатства Египта, а не от более разработан­ного учения о лекарствах. Много внимания уделял Герофил и другим отраслям медицины, в частности хи­рургии и акушерству, причем большую помощь в этом отношении оказывали ему его обширные анатомические познания.

Путь, которым шел другой великий александрийский врач Эразистрат, был иным, хотя с Герофилом у него было много точек соприкосновения. Он родился между 310 и 300 гг. до нашей эры в Юлис на о. Кеос и был сыном врача Клеомброта; обучался он глав­ным образом у Метродора, одного из учеников Хризиппа; учитель познако­мил его с врачебным искусством в духе Книдосской школы. Относительно дальнейших годов его учения ничего достоверного неизвестно. Позднее он был одно время врачом при дворе Селевкидов в Антиохии и умер между 250 и 240 гг., вероятно, на острове Самос.

Эразистрат был сознательным противником медицины Гиппократа; он не принимал ее в целом, не соглашал­ся и с частностями. Убежденный сто­ронник Книдосской школы, он высшую цель видел в создании полной медицин­ской системы на естественно-научной основе. При этом он ясно понимал, что не все знания о нормальных отправле­ниях организма могут иметь для врача действительное практическое значение; исследования, имеющие в виду эти сто­роны дела, он отделял поэтому от меди­цины в собственном смысле слова, отно­ся их к естествознанию. К последнему относятся таким образом нормальная анатомии и физиология, к медицине же только патология (в широком смысле слова) и терапия.

В отличие от Герофила, Эразистрат не стремился дать цельную анатомическую систему; систематических трудов по анатомии он не ос­тавил; свои анатомические изыскания он ограничил определенным числом отдельных проблем; эти отдельные вопросы он сумел разрабо­тать блестящим образом. Главными объектами его исследовательской деятельности были сосудистая и нервная системы; отделить их одну от другой ему удалось только в более поздние годы. Важнейшим откры­тием его было доказательство существования двух родов нервов: чув­ствительных и двигательных; он доказал далее, что те и другие содер­жат одно и то же вещество, что и мозг, из мозгового вещества которого они и начинаются; далее, Эразистрату принадлежит первое правиль­ное описание сердца, а также более точное описание печени и желч­ных ходов.

В физиологии Эразистрат был сторонником механического объяс­нения явлений. Организм он представлял себе состоящим из мельчай­ших неделимых частиц (атомов) и полагал, что его отправления зави­сят в конечном счете от соотношения и свойств крови и пневмы, пропитывающих все части его. Существуют, две системы обращения жидко­сти: обращения крови, центром которой является сердце, а путями — вены, и система обращения пневмы с тремя центрами: сердцем, пече­нью, из которых она по венам распространяется по телу, и мозгом, по нервам которого она вытекает. В своих периферических частях обе системы связаны между собой при помощи «синанастомозов», которые, однако, при нормальных условиях непроходимы.

Все отдельные отправления организма Эразистрат — посредствен­но или непосредственно — ставит в связь с только что описанными ос­новными процессами; большую роль играет при этом закон «horroris vacui». Рост отдельных частей тела он объяснял, например, притоком крови, содержащей питательный материал, к местам, жаждущим, вслед­ствие пустоты, восприятия нового материала. Дыхание, по его мнению происходит путем поступления воздуха в расширенную вследствие «horror vacui» грудную клетку. Объяснение, которое Эразистрат дает мышечным движениям, имеет грубый механистический характер; он по­лагает, что мозг, при возникновении в нем соответствующего импуль­са, выдавливает пневму по нервам в те мускулы, которые должны при этом прийти в состояние сокращения, раздувает находящиеся в них пу­стоты, вызывая таким образом их укорочение.

Между всеми этими теориями, которые Эразистрат сам назы­вает естественно-научным и, и его патологией, на которую он смотрит как на непосредственную основу медицины в собственном смысле слова, существует лишь внешняя связь, имеющая к тому же очень на­тянутый характер. Эразистрат первым описал целый ряд патолого-анатомических изменений на трупах в различных органах (например, печени при наличности водянки), и эти патолого-анатомические иссле­дования привели его к резкому подчеркиванию значения в патологии чисто местных изменений; так, по его мнению, лихорадка, в которой он видел уже только симптом, а не отдельную болезнь, представляет собой не что иное, как следствие закупорки круга пневмообрашения в больших артериях, вследствие проникновения туда крови из «перепол­ненных» вен. Воспаление объясняется по существу так же, но локали­зацией его являются мельчайшие окончания сосудов. Артрит возника­ет вследствие «плеторы» суставов; причиной воспаления легких служит застой в легочных арте­риях и т. п. Все эти взгля­ды ясно показывают, что Эразистрат пытался со­единить в одну картину факты, добытые трезвым наблюдением у постели больного и вскрытием трупов, с априорными, недоказанными положе­ниями.

Сводя все болезни к одному принципу «плето­ры», Эразистрат в сво­их построениях мог со­вершенно отказаться от выяснения этиологии в собственном смысле сло­ва, так как глубокие при­чины «плеторы» имели для него только теорети­ческое значение. Его диаг­ностика имеет поэтому бо­лее местный характер, чем диагностика Герофила, всего больше приближа­ясь к тому, что мы виде­ли в Книдосской школе.

Из тех немногих отрывков его сочинений, которые дошли до нас, мы не можем составить точного представления о методах исследова­ния, которыми он пользовался; можно утверждать, однако, с полной определенностью, что исследованию пульса, он не придавал даже при­близительно такого значения, какое уделял этому методу его великий современник. Насколько, однако, Эразистрату было присуще стрем­ление создать твердую основу для терапии, показывает следующее его изречение: «Врачу, стремящемуся лечить правильно, следует упраж­няться во всем, что имеет отношение к врачебному искусству, не ос­тавляя необследованным ни одного из явлений, сопровождающих болезнь; в особенности же ему необходимо обращать внимание и ис­следовать вопрос, на почве какого предрасположения воз­никает каждое в отдельности явление».

В соответствий со сво­ими теоретическими пред­посылками, Эразистрат построил свою терапию на двух основных принципах. Терапия должна прежде всего иметь этиологичес­кий характер, т. е. должна быть направлена против общей причины, против «плеторы»; с другой сторо­ны, она должна носить ме­стный характер, т. е. объек­том ее непосредственного воздействия должен быть больной орган. К меропри­ятиям общего характера, цель которых была в устра­нении «переполнения», от­носились: ограничиваю­щее регулирование диеты, доходившее до полного по­ста, слабительные, рвот­ные, моче- и потогонные средства, панны, втирания и т.д.

Оба великих александрийца оказали длительное и прочное влияние на последующий ход развития медицины. Оба они основали школы; у них было много учеников и еще больше последователей, которые — от­части, по крайней мере — восприняли учение своих учителей как не­погрешимую догму и, в проведении в жизнь их теорий, превзошли их, Возникли школы последователей Герофила и последовате­лей Эразистрата; влияние их менялось: сегодня господствующей была одна, завтра — другая; во всяком случае, свое значение они со­хранили до времен нашей эры. Этим они были обязаны той необыкно­венной ревности, с которой они вели борьбу между собой; это сопер­ничество не позволяло обеим школам успокоиться на том, что уже сделано, но властно толкало их к дальнейшей работе.

Противоречия между этими двумя школами в сущности не были особенно велики. В большинстве важнейших вопросов они держались одного и того же мнения; в частности, подобно своим учителям, они по­лагали, что анатомии принадлежит первое место. Из отдельных отраслей медицины, испытавших особенно значитель­ное развитие в Александрийский период, следует прежде всего назвать хирургию, причем одним из наиболее важных завоеваний в этой обла­сти служит применение наркоза. Кто именно из александрийских вра­чей первый ввел его, мы не знаем. Нам хорошо известно только, что александрийские хирурги пользовались вытяжкой корня мандрагоры, чтобы, как пишет позже Диоскурид. вызывать нечувствительность при операциях с помощью ножа или раскаленного железа.

Другим очень важным открытием является перевязка сосудов; бла­годаря этому открытию стали возможны такие хирургические вмеша­тельства, на которые до сих пор врачи не отваживались, вследствие опасности смертельного кровотечения; к числу таких операций отно­сятся. например, ампутации конечностей. Из наиболее заслуженных александрийских врачей следует назвать Клавдия Ф ил океена, пользовавшегося известностью во всех областях медицины, Аполло­ния из Китиона, получившего известность благодаря комментирова­нию сочинений шкоды Гиппократа, и Аммония, который ввел усо­вершенствованный способ операции пузырного камнесечения и предложил необходимый для этого инструментарий.

Как гинекологи и акушеры пользовались большой известностью Деметрий из Апамеи, давший новое объяснение «истечению» из по­ловых органов у женщин и писавший о «дистокии», а также Клавдий Филокесн и Лампеак.

В области офтальмологии с большим успехом работали Андрей из Кариста и Гай. Но самое длительное влияние на эту отрасль знания оказал Демосфен Ф ил а лет, труд которого «otpSaXjuxoq» получил ха­рактер источника, из которого черпали многочисленные авторы в те­чение многих веков.

Учение о лекарствах также разрабатывалось многими из александ­рийских врачей. Из них необходимо назвать прежде всего Гикезия и Андрея из Кариста с его сочинением «Ящик с лекарствами» оба эти труда посвя­щены отдельным вопросам фармакологии.

Ни один из этих врачей не достиг высоты, на которой находились их великие учителя; им удалось, однако, сохранить традицию, передан­ную им учителями, согласовать свою теорию и практику с учениями, завещанными ими, и на многие века утвердить значение в медицине александрийской школы. Разрабатывая отдельные отрасли медицины и собирая отдельные факты в очень большом количестве, они подготовляли почву, на которой 400 лет спустя после Герофила и Эразистрата осуществилась их мечта создать медицинское учение, которое охватывало бы все стороны медицины и осталось бы незыблемым в те­чение веков. Эта мечта была осуществлена великим Галеном, кото­рый таким образом завершает александрийскую