Г. Р. Державин. Стихотворения «Памятник», «Властителям и судиям»




Державин Гаврила Романович (1743—1816)

Я телом в прахе истлеваю,

Умом громам повелеваю,

Я царь — я раб — я червь — я Бог!...

Г. Р. Державин

Гаврила Романович Державин — властитель дум конца XVIII — начала XIX века. Родился в Казани в бедной дворянской семье, обучался немецкому

языку в Оренбурге у каторжника. Рано остался без отца. Жил с матерью, несмотря на дворянское происхождение, они бедствовали. Вследствие бумажного недоразумения попал в армию рядовым в Преображенский полк. Служил честно.

Стихи стал писать в это же время. Но произведений раннего Державина мы не знаем. Вследствие случая они оказались утраченными: преодолевая со своим полком карантинную зону, Державин, подчиняясь приказу начальства, был вы­нужден сжечь сундучок с ранними стихами.

Далее он служил в Петербурге. Офицерский чин, который был ему положен дворянским происхождением, он выслужил.

Служил Державин ревностно, честно, никогда не имел протекции, отличался характером принципиальным, несговорчивым. Дослужился до офицерского чи­на. Добровольно участвовал в подавлении Пугачевского восстания.

Стихотворение, принесшее ему известность, — «Властителям и судиям» (оно являлось переложением 81 псалма Давида) прогневило императрицу Екатерину: «Якобинец!»

Ответ Державина: «Царь Давид не был якобинец, следовательно, и псалмы его не могут быть бунтарскими».

В 1782 году в журнале «Собеседник любителей русского слова» появляется ода «Фелица», посвященная Екатерине. Это произведение восхитило импера­трицу тем, что она явилась в нем в облике человечном и привлекательном. Срав­нивая ее с неким вельможей (обобщенный образ, скрывающийся под авторским «я»), Державин подчеркивал в облике «Фелицы»-Екатерины ум, простоту, доб­роту, трудолюбие, отсутствие спеси и тщеславия. В дар он получил табакерку с бриллиантами и 500 червонцев.

В дальнейшем его продвижение по службе было успешным: Державин был назначен губернатором Олонецкой губернии (вел активное строительство боль­ниц, типографии, занимался совершенствованием таможенной службы). Далее он назначается губернатором Тамбовской губернии, служит сенатором.

В 1791 году Державин становится кабинет-секретарем Екатерины.

И при Павле Первом он сохранил высокое положение: был правителем канце­лярии Совета. Служит Державин и при следующем государе, императоре Алек­сандре Первом, министром юстиции.

Державин — признанный и уважаемый поэт еще при жизни. В 1815 год он при­сутствовал на экзамене в Царскосельском Лицее, где и заметил юного Пушкина.

Стихотворение «Памятник»

К истории создания

В русской литературе поэты не раз обращались к теме предназначения поэта и ценности своего творческого наследия в стихотворениях, построенных по об­разцу, заданному древнеримским поэтом Горацием:

Создал памятник я, бронзы литой прочней,

Царственных пирамид выше поднявшийся.

Ни снедающий дождь, ни Аквилон лихой Не разрушат его, не сокрушит и ряд

Нескончаемых лет — время бегущее.

Нет, не весь я умру, лучшая часть меня Избежит похорон. Буду я вновь и вновь Восхваляем, доколь по Капитолию Жрец верховный ведет деву безмолвную.

Назван буду везде — там, где неистовый Авфид ропщет, где Давн, скудный водой, царем Был у грубых селян. Встав из ничтожества,

Первым я приобщил песню Эолии

К италийским стихам. Славой заслуженной,

Мельпомена, гордись и, благосклонная,

Ныне лаврами Дельф мне увенчай главу.

Перевод С. Шервинского

Первым из русских поэтов к стихотворению Горация обратился М. В. Ломо­носов. Он перевел его, очевидно, найдя сходство судьбы и творчества Горация со своими:

Я знак бессмертия себе воздвигнул

Превыше пирамид и крепче меди,

Что бурный аквилон сотреть не может,

Ни множество веков, ни едка древность.

Не вовсе я умру, но смерть оставит

Велику часть мою, как жизнь скончаю.

Я буду возрастать повсюду славой,

Пока великий Рим владеет светом.

Где быстрыми шумит струями Авфид,

Где Давнус царствовал в простом народе,

Отечество мое молчать не будет,

Что мне беззнатной род препятством не был,

Чтоб внесть в Италию стихи эольски

И перьвому звенеть Алцейской лирой.

Взгордися праведной заслугой, муза,

И увенчай главу Дельфийским лавром.

1747 г.

Ломоносову так же, как и Горацию, «беззнатный род» не помешал достичь высоких целей в науке, творчестве, в общественном положении. Это, по мнению и Горация, и Ломоносова, является главным предназначением: оставить после смерти след в виде творческого наследия.

Есть также перекличка судеб этих поэтов в том, что их усилиями меняется облик словесности. Гораций «внес в Италию стихи эольски». Ломоносов, разра­ботав теорию «трех штилей», упорядочив русскую лексику, систематизировав части речи, дал импульс развитию русского литературного языка, создал пер­вые высокие поэтические образцы.

В XVIII веке традицию переложения «Памятника» Горация продолжа­ет Г. Р. Державин. Он, как и Ломоносов, будучи поэтом-классицистом, часто обращается в своем творчестве к античным образцам. В частности, переводит 15 стихотворений Горация, использует мотивы его произведений в своей лирике. В подражание Горацию Державин заключил второй том собрания своих сочинений стихотворением «Лебедь», имеющим сходные мотивы с «Памятником». Так и Гораций одой XX заключил вторую книгу своих од.

Стройность поэтической речи, яркость и выпуклость выразительных образов объединяет этих двух поэтов. Современники называли Державина «русским Го­рацием». Но, обращаясь к античному образцу, Державин наполняет стихотворе­ние собственным смыслом, чертами своей творческой биографии.

В XIX и XX веках свои «Памятники» напишут А. С. Пушкин, И. А. Бродский.

Структура

Стихотворение Горация имеет четкую структуру. В первой части утвержда­ется величие творческого наследия поэта, оно сравнивается с «материальными» памятниками, изваянными из гранита, отлитыми из металла. Также подчерки­вается долговечность такого необычного памятника, его победа над временем.

Во второй части говорится о том, что после смерти останется в вечности луч­шая часть поэта — его творчество, а также о том, что слава его расширится до огромных пределов, о нем будут знать самые «темные» народы. Описывает­ся «география» этой славы (у Горация это стремительная река Авфид (Ауфид) и упоминание правителя Давнуса, правящего дальними народами). Далее Гора­ций упоминает о своем «беззнатном» роде, который не стал препятствием для его возвышения.

В следующей части утверждается именно то, что сотворено, сделано поэтом, его лучшие деяния. У Горация — «первый я на голос эолийский Свел песнь Италии», в переводе Ломоносова — ему удалось первому «внесть в Италию сти­хи эольски И перьвому звенеть Алцейской лирой». Другими словами, Гораций смог «привить» греческое изящество и силу слога римской поэзии.

Последние строчки — обращение к музе с просьбой оценить по достоинству его заслуги и увенчать главу лавром — наградить.

Этой структуре следуют все поэты, создающие свой «Памятник». Но у каждо­го своя «география» и свои заслуги, которые они осознают как наследие.

«Памятник» Державина датируется 1795 годом. Впервые стихотворение опуб­ликовано в журнале «Приятное и полезное препровождение времени» (1795 г.) под заглавием «К Музе. Подражание Горацию».

Я памятник себе воздвиг чудесный, вечный,

Металлов тверже он и выше пирамид;

Ни вихрь его, ни гром не сломит быстротечный,

И времени полет его не сокрушит.

Как и Гораций, Державин называет свой памятник бессмертным знаком ве­личия. Этот образ создается через эпитеты (чудесный, вечный).

Слово «чудесный» отсутствует у Горация — это державинское понимание своего «вклада в вечность», здесь присутствует и изумление самого художника перед своим творением, явившим ему силу гармонии.

Тема «полета времени», помимо этой метафоры, обозначена также в словах «вечный», «быстротечный» и — ассоциативно — в упоминании пирамид.

И в этом присутствует контраст: летящим вихрям, громам, быстротекущему времени противопоставлены слова-действия, сказуемые этого предложения (воздвиг, тверже, выше, не сломит, не сокрушит).

В этом проявляется особенность поэтики Державина — употребление энер­гичных глаголов, насыщение ими стихотворения. И вместе с тем используются яркие эпитеты, дающие картине цвет, фактуру и объем.

Так! — весь я не умру; но часть меня большая,

От тлена убежав, по смерти станет жить,

И слава возрастет моя, не увядая,

Доколь славянов род вселенна будет чтить.

У Горация эта часть начинается отрицанием: «Нет! Весь я не умру!»

У Державина — утверждением: «Так! — весь я не умру».

Гораций как будто спорит с кем-то (с вечностью?), отстаивая свое право на бессмертие. Державин не спорит — он утверждает это свое право. И в этом зву­чит его большая сила, уверенность в правильности своего пути. Свое творчество поэт называет «часть меня большая», наделяя его душой и наполняя жизнью: «от тлена убежав, по смерти станет жить». И пределы временные, за которы­ми — вечность, у Державина тоже особенные: «Доколь славянов род вселенна будет чтить».

Другими словами, конец времени равен концу существования народа, на чьем языке создаются произведения. Поскольку, когда «вселенна» забудет о племени «славян», некому будет читать произведения поэта. В этой подчеркнутой поэ­тичности формулировки есть безусловная «правда жизни»: исчезновение речи равно исчезновению народа, и наоборот. Хотя «вселенна» при этом может про­должаться, но этот памятник уже не будет востребован.

Само понятие «славянов род» расширяет границы мира — Державин считает себя не только русским, российским поэтом, он говорит от лица всего племени славян!

Слух пройдет обо мне от Белых вод до Черных,

Где Волга, Дон, Нева, с Рифея льет Урал...

География державинского стихотворения, безусловно, узнаваемая, русская, омываемая морями и реками. Упоминаемые Белое и Черное моря, конечно, факт географии России, но у поэта эти образы почти символичны. Это «воды», а не моря, то есть образ более широкий, абстрактный, грандиозный, мифиче­ский. И то, что названия контрастны (опять-таки факт), Державиным, по-види­мому, используется как художественный прием, показывающий диапазон рас­пространения его поэзии.

Державин называет великие русские реки — Волга, Дон, Нева, Урал — и по ассоциации, вычерчивает целые направления нашего взгляда по «карте» Рос­сии: на север, на восток, на юг. Называя Уральский хребет Рифеем, Державин придает своим стихам «античный» древний налет — именно так назывались удаленные северные горы в греческой мифологии.

Всяк будет помнить то в народах неисчетных,

Как из безвестности я тем известен стал.

Кажется, Державин в этих строках просто повторяет мысль Горация, ибо сам он человек дворянского корня, а в момент написания стихотворения он достиг

уже всех мыслимых социальных высот: министр юстиции, кабинет-секретарь императрицы, всеми чтимый и уважаемый поэт.

Но старт его жизни был все же не так успешен: бедность, сиротство, служба в армии солдатом. Всем, чего достиг Державин в жизни, он обязан только себе: своему характеру, упорству, чувству долга и достоинства, таланту и силе личности.

Что первый я дерзнул в забавном русском слоге О добродетелях Фелицы возгласить,

В сердечной простоте беседовать о боге И истину царям с улыбкой говорить.

Державин называет свой слог «забавным», а себя — первым его открывате­лем. Действительно, в русской литературе он первый поэт, смело насыщающий стихи яркими сравнениями, метафорами, «объемными» эпитетами, смешиваю­щий высокий и низкий «штили» ради того, чтобы придать живость слогу.

Например, в оде «Фелица» он «дерзнул» сказать о вкусах императрицы: «... поэзия тебе любезна,...как летом вкусный лимонад...» Тем самым он нарушил законы классицистической оды, привнеся в них «забавность» и в то же время искренность, оживив торжественный строй стихов.

Как известно, императрица Екатерина II высоко оценила оду Держави­на «Фелица», увидев в этом зеркале свой образ не напыщенно-возвышенным и царственным, а очень по-человечески привлекательным, живым и приятным. И добродетели, о которых пишет Державин в оде, оказались очень человечны­ми: простота, справедливость, деятельность, энергичность. Это, безусловно, дер­зость, с точки зрения строгих правил классицизма и придворного этикета. Но именно это и явилось достоинством поэзии Державина и его вкладом в развитие русской поэзии.

Также своим достоинством и достижением поэт считает оду «Бог», где фило­софским размышлениям о месте человека во вселенной, о человеке перед лицом Творца, о его месте и роли в мироздании он придал щемящие человеческие «простые» нотки. Стихотворение это переведено на многие мировые языки, это говорит о том, что люди разных религиозных конфессий увидели в этой оде от­ражение своих взаимоотношений с Богом, почувствовали напряжение «вечных» вопросов о законах мироздания и заинтересовались ответами русского поэта о том, что такое человек перед лицом Бога:

...Поставлен, мнится мне, в почтенной

Средине естества я той,

Где кончил тварей

Ты телесных,

Где начал Ты духов небесных

И цепь существ связал всех мной.

Я связь миров, повсюду сущих,

Я крайня степень вещества;

Я средоточие живущих,

Черта начальна Божества;

Я телом в прахе истлеваю,

Умом громам повелеваю,

Я царь — я раб — я червь — я Бог!...

Державин называет «сердечной простотой» эту свою способность рассуждать о сложных материях на языке метафор, сравнений, эпитетов, творя удивительные объемные образы, сила которых оказывается убедительнее философских и бого­словских трактатов.

Еще одно достоинство своего творчества Державин называет, говоря о своем следе в историю: «истину царям с улыбкой говорить». Истину царям говорить непросто. И Державин знает это по себе: его переложение псалма царя Давида «Властителям и судиям» вызвало гнев Екатерины: «Якобинец!»

Но он нашел ту грань, те словесные краски, которые позволили ему воздей­ствовать на власть имущих — «забавный русский слог». Истину можно говорить с улыбкой, не оскорбляя и не вызывая гнев, обряжая ее в изящество образов, уходя от напыщенности, пряча колкости за нарочитой простоватостью.

О Муза! Возгордись заслугой справедливой,

И презрит кто тебя, сама тех презирай;

Непринужденною рукой, неторопливой,

Чело твое зарей бессмертия венчай.

Державин верил в силу Слова, в силу своего таланта, своей Музы. В этом нет тщеславия и спесивого чувства избранности. В его стихах звучит гордость: твор­ческие усилия нашли свое полное воплощение, плоды его трудов значительны и важны не только ему — всем «народам неисчетным».

Заслуга — «справедливая». Рука музы — «непринужденная, неторопливая». Эти эпитеты создают образ свободного, несуетливого, величественного, уверен­ного в силе гармонии Поэта, чей памятник освещает «заря бессмертия». Таким Державин и вошел в историю русской литературы.

Форма

Стихотворение написано шестистопным ямбом — размером торжественным и размеренным, неторопливым, соответствующим содержанию.

Система рифмовки — перекрестная, с чередованием мужских и женских рифм. В этом также чувствуется уравновешенность и полнота звучания.

Тропы

Державин использует в стихотворении множество ярких эпитетов: чудес­ный, вечный, гром не сломит быстротечный, народах неисчетных, в сердечной простоте, заслугой справедливой, непринужденною рукой, неторопливой.

Речь Державина метафорична:

...И слава возрастет моя, не увядая...

....но часть меня большая.

От тлена убежав, по смерти станет жить,

....О Муза! возгордись заслугой справедливой,

(...) Непринужденною рукой, неторопливой,

Чело твое зарей бессмертия венчай....

Метафорична сама тема стихотворения: поэзия — это знак бессмертия, па­мятник.

Помимо метафор, в стихотворении присутствует метонимия: «Всяк будет по­мнить то в народах неисчетных...»

Используется перифраза: славянов род, времени полет,...чело твое зарей бес­смертия венчай.... Фигуры

Риторическое восклицание:

Так! — весь я не умру...

Риторическое обращение:

О Муза! возгордись заслугой справедливой... Синтаксический параллелизм:

...Металлов тверже он и выше пирамид;

Ни вихрь его, ни гром не сломит быстротечный...

....И презрит кто тебя, сама тех презирай;

Инверсия:

...Я памятник себе воздвиг чудесный, вечный,...Слух пройдет обо мне от Белых вод до Черных,...в народах неисчетных,

...И истину царям с улыбкой говорить.

«Властителям и судиям»

Время написания

Стихотворение написано в 1780 году, но не было допущено к публикации цензурой. Напечатано в 1788 году в журнале «Зеркало». Державин сам называл его «гневной одой». Это произведение чуть не стало причиной изгнания и опалы поэта. Императрица Екатерина Вторая отозвалась на появление этого стихотворения резко: «Якобинец!» На что Державин, переложивший в этом стихотворении 81-й псалом (библейское песнопение) царя Давида, ответил: «Тогда и ветхозаветный царь Давид был якобинцем!»

Тема

Стихотворение «Властителям и судиям» — гневное обращение поэта к «земным царям», поправшим законы справедливости и милосердия, позволяющим твориться беззаконию в их владениях.

Главная мысль (идея)

Поэт осуждает бездействие правителей, их равнодушие к бедам народов, кото­рыми они правят, и предупреждает их об ответственности перед Божьим судом.

Стихотворение основано на библейском тексте, но, безусловно, связано с со­временной поэту жизнью Российского государства. Он видит здесь попрание справедливости, нарушение законов, угнетение слабых, торжество неправды и зла.

В стихотворении Державин говорит о долге «земных царей» перед их народами:

...Ваш долг есть: сохранять законы,

На лица сильных не взирать,

Без помощи, без обороны Сирот и вдов не оставлять.

Ваш долг: спасать от бед невинных.

Несчастливым подать покров;

От сильных защищать бессильных,

Исторгнуть бедных из оков...

Властители, пренебрегающие исполнением своего долга, с точки зрения поэ­та, непременно падут и утратят свою власть. Именно в этих строках императ­рица усматривала революционный призыв:

И вы подобно так падете,

Как с древ увядший лист падет!

И вы подобно так умрете,

Как ваш последний раб умрет!

Но Державин не столько призывает народ к бунту, сколько говорит в стихо­творении о высшей справедливости, об исполнении Божьего гнева и закона:

Воскресни, боже! боже правых!

И их молению внемли:

Приди, суди, карай лукавых,

И будь един царем земли!

Поэтика

Стихотворение можно назвать образцом высокого «штиля», по М. В. Ломоно­сову, характерным для поэзии эпохи классицизма.

Жанр стихотворения — ода. Учитывая, что это произведение является пе­реложением 81-го псалма царя Давида, можно отнести его к жанру «духовной оды», характерному для поэзии XVIII века.

Стихотворный метр — четырехстопный ямб. Система рифмовки — пере­крестная, с чередованием мужских и женских рифм.

Произведение построено четко и лаконично. В нем слышна как торжествен­ная, так и сатирически-обличительная интонация.

В стихотворении 7 строф. По композиции произведение состоит из 3 частей: первые 3 строфы — напоминание царям об их обязанностях перед народом.

4 строфа — констатация того факта, что они «не внемлют», они слепы и глу­хи к мольбам народа.

5—7 строфы — указание на то, что все люди смертны и предстанут перед Божьим судом, страстный призыв к Богу покарать виновных: «Приди, суди, карай лукавых!..»

Взволнованность тона создается риторическими вопросами и восклицаниями: «Доколе, рек, доколь вам будет Щадить неправедных и злых?», «И вы подобно так падете, Как с древ увядший лист падет! И вы подобно так умрете, Как ваш последний раб умрет! Воскресни, боже! боже правых!»

Лексика и образы стихотворения подчеркнуто возвышенны, восходят к биб­лейской поэтичности (во сонме их; покрыты мздою очеса; их молению внемли и др.).

Обилие старославянизмов, особых синтаксических средств придает стихо­творению ораторское звучание, которое должно воздействовать на восприятие читателей и слушателей, вызывая у них высокие гражданские чувства: не толь­ко гнев, но и стремление к очищению и исправлению пороков.

Восстал всевышний бог, да судит

Земных богов во сонме их;

Доколе, рек, доколь вам будет

Щадить неправедных и злых?

Ваш долг есть: сохранять законы,

На лица сильных не взирать,

Без помощи, без обороны

Сирот и вдов не оставлять.

Ваш долг: спасать от бед невинных.

Несчастливым подать покров;

От сильных защищать бессильных,

Исторгнуть бедных из оков.

Не внемлют! видят — и не знают!

Покрыты мздою очеса:

Злодействы землю потрясают,

Неправда зыблет небеса.

Цари! Я мнил, вы боги властны,

Никто над вами не судья,

Но вы, как я подобно, страстны,

И так же смертны, как и я.

И вы подобно так падете,

Как с древ увядший лист падет!

И вы подобно так умрете,

Как ваш последний раб умрет!

Воскресни, боже! боже правых!

И их молению внемли:

Приди, суди, карай лукавых,

И будь един царем земли!

1780(?)

Значение произведения

Мы знаем, что сам Державин не вкладывал в свое произведение революционный смысл, он был по своим политическим убеждениям монархистом, но столь ярко и эмоционально выраженный протест против «неправедных и злых» многими стал восприниматься как политическая прокламация. Автор «Фелицы», восхваляющей «добродетели» императрицы и искренне верящей в ее мудрость и справедливость, в оде «Властителям и судиям» предстал в совершенно новом обличье: он стал гневным обличителем пороков правителей, поправших закон и нравственность, и тем самым открыл в русской литературе одну из ее важнейших тенденций. В дальнейшем она получила блестящее развитие в творчестве А. С. Пушкина,

М. Ю. Лермонтова и многих других замечательных русских писателей последую­щих десятилетий. Но и для современного читателя это произведение тоже может оказаться близким и понятным: ведь пороки неправедной власти, ее стремление действовать в своих, а не общенародных, государственных интересах, попирая законы и справедливость, к сожалению, остаются актуальными и в наши дни.

 



Поделиться:




Поиск по сайту

©2015-2024 poisk-ru.ru
Все права принадлежать их авторам. Данный сайт не претендует на авторства, а предоставляет бесплатное использование.
Дата создания страницы: 2017-04-03 Нарушение авторских прав и Нарушение персональных данных


Поиск по сайту: