Дж. Роберт Кинг
Потоки времени
От автора
Эта книга посвящается Джефу Граббу, великому писателю, доброму другу и просто хорошему человеку.
Выражение признательности – это обычно выражение благодарности многим людям: создателям игр, художникам, редакторам, авторам, директорам, людям из отдела продаж, бухгалтерам и, конечно, читателям. Не буду говорить, что в список тех, кого мне хотелось бы поблагодарить, я включил всех, но тем, о ком скоро пойдет речь, я выражаю мое самое глубокое почтение.
Во-первых, позвольте мне поблагодарить двух людей, с которыми я наиболее тесно сотрудничал при создании данной книги, двух моих редакторов – Питера Арчера и Джесса Лебоу. Они настоящие джентльмены и ученые, наделенные как творческим потенциалом, так и аналитическими способностями. Спасибо, ребята.
Во-вторых, я в большом долгу перед авторами, которые указали мне правильный путь в создании книг серии «Magic», – Джефом Граббом и Линн Абби. Не могу представить себе на их месте кого-то другого, кем я смог бы восхищаться больше. Спасибо за то, что направили меня и помогали на протяжении всего пути.
Еще позвольте поблагодарить замечательную команду, с которой мне пришлось работать, а именно: Питера Адкисона, Мэри Киршофф, Эмили Эйронс, Джоэла Мика, Пита Вентерса, Чеза Эллиотта, Скотта Мак-Гауфа, Пола Томпсона, Лорен Колман и Лиз Болдуин. Это была чудесная пора совместных трудов.
И наконец, мне хотелось бы поблагодарить Ричарда Гарфилда, человека, который все это затеял, и вас, читателей и игроков, делающих этот мир по-настоящему живым.
Пролог
Урза утверждает, что находится в здравом уме и твердой памяти. Возможно, так оно и есть. Несомненно, количество здравомыслящих людей среди тех, кто способен перемещаться между мирами, ничтожно мало. Урза живет уже больше трех тысячелетий и умудряется выживать, не подвергая анализу свою чудесную способность. Он просто ею пользуется. Пока он способен мыслить, он способен шагать из одного мира в другой. Урза полагает, что сама его внешность благоприятствует этому, даже мелкие черты тщательно продуманы. «Но как это может помочь такому чудесному свойству, как перемещение?» – спросите вы.
Возможно, что никак. Его сумасшествие началось задолго до того, как он стал Мироходцем. Три тысячи лет назад смертный Урза сражался со своим смертным братом. Простое соперничество переросло в братоубийство. Так началась Война Братьев. В слепой ярости, пытаясь уничтожить Мишру, Урза привлек на свою сторону армии со всего мира, стер с лица земли Аргот, опустошил целый континент на Терисиаре и практически уничтожил население планеты. Он возвестил приход ледникового периода. А в качестве вознаграждения за все свои безумства он стал Мироходцем.
Урза говорит, что ему жаль, что так получилось, ему не хотелось быть виновником таких огромных разрушений. Искреннее раскаяние стало бы добрым знаком, но не раскаяние подтолкнуло его впоследствии на вторжение в Фирексию. Им двигала месть за брата. Каким-то непостижимым образом Урза сумел убедить себя в том, что не он убил Мишру, а некий фирексиец Джикс. Что же сделал Джикс на самом деле? Пообещав Мишре невероятную силу, он превратил его в чудовищную смесь живой и искусственной плоти. Но Мишру убил Урза. Естественно, не в здравом уме. Обезумев, Урза обвинил во всем Джикса и замыслил добраться до него. Как причина, так и само вторжение оказались верхом безумства. Урза атаковал Фирексию: один Мироходец против армий сущих демонов. Конечно же, он проиграл. Пытаясь разрушить целый мир, он сам едва не был разорван на тысячи кусков.
Урза нашел приют в Царстве Серры, стране ангелов и облаков. Там он пришел в себя, но так никогда полностью и не оправился. Сумасшествие преследовало его, как и Фирексия. Джикс не давал ему покоя. Не успел Урза покинуть Царство Серры, думая, что он снова полон сил и энергии, как появились Джикс и его демоны. Началась война на небесах. Это место, как и все предыдущие, выбранные Урзой в качестве места обитания, было уничтожено. Столетия спустя оно все еще продолжало разрушаться.
Когда я обращаю внимание Урзы на все его безумные поступки, он только пожимает плечами. Урза утверждает, что ясное сознание вернулось к нему уже после всех событий. За вновь найденный смысл жизни он благодарит Ксанчу и Ратипа – «двух лучших друзей, которые принесли себя в жертву, чтобы уничтожить демона Джикса у самого входа в Фирексию, и тем самым спасли мне жизнь. Им я вечно буду благодарен».
Истинная признательность тоже стала бы добрым знаком, но за все свои три тысячелетия жизни Урза ни разу не проявил истинной признательности. У него никогда не было «лучших друзей». Я знаю его уже тридцать лет. Из них двадцать лет мы работаем бок о бок в Академии, созданной нами на Толарии. Но я не являюсь его лучшим другом. Думаю, что таких просто нет на свете. Большинство студентов и преподавателей Академии даже не знают его настоящего имени, называя его «мастер Малзра». Единственный, кто мог стать лучшим другом Урзы, был его брат, а все знают, что с ним случилось.
Да, в Урзе нет ни капли сожаления или признательности, он просто не способен иметь лучших друзей, хотя в его жизни присутствовали такие люди, как Ксанча, Ратип, Серра и я. Мы действительно любили Урзу и готовы были отдать за него свои жизни. Но он, казалось, не был способен сделать то же самое для нас.
Конечно, из-за этого его нельзя считать безумным. Как я уже говорил, количество здравомыслящих людей среди тех, кто способен перемещаться между мирами, довольно мало. Но все же есть что-то безумное в вере Урзы в то, что Ксанча и Ратип принесли себя в жертву, что Царство Серры и Аргот принесли себя в жертву, что Мишра принес себя в жертву. Кажется, все, кого судьба сводит с Урзой, погибают, а все, к чему он прикасается, разрушается.
Но чем же это закончится для меня, его нового «лучшего друга»?
Баррин, мастер магии Толарии
Часть I
Школа времени
Глава 1
Джойра стояла на краю своего мира. Позади нее лежал остров Толария, покрытый пальмовым лесом, в дебрях которого расположились аудитории Академии, заполненные магически одаренными людьми и механическими созданиями, – царство непрекращающихся тестов, то гениальных, то бесплодных опытов и терзаний. И работа, много работы!
Перед Джойрой раскинулся синий океан. Безмятежно сияло голубое небо. Облака собирались в длинную, бесконечную цепочку над мерцающими волнами. Белые барашки набегали на скалы внизу. За тонкой, сверкающей линией горизонта ждал огромный незнакомый мир. Она верила, что ее родственная душа была где-то там. Все было где-то там, далеко: ее дом, родители, племя Шив, ее будущее.
Джойра вздохнула и присела на нагретый солнцем камень. Теплый океанский ветер трепал ее черные волосы, разметав их по худеньким плечам, раздувал тонкие белые ученические одежды. Джойра проводила много часов в этом солнечном месте, в убежище, где она пряталась, уходя из Академии. Однако это место дарило ей не только радость, но и печаль.
За восемь лет, проведенных в Академии, из просто одаренного ребенка, каким ее привезли на остров, Джойра превратилась в искусного изобретателя и стала взрослым или почти взрослым человеком, так как ей уже исполнилось восемнадцать. Она устала от школы, учителей и учеников, от серы и машинного масла. Джойре до смерти надоело все искусственное и иллюзорное, ей хотелось чего-то реального, кого-то реального.
Девушка глубоко вдохнула соленый морской воздух и закрыла глаза. Ее будущий спутник жизни должен быть высоким и загорелым, как юноши рода Гиту, таким же зорким и сильным. А еще он будет умным, но, конечно, не как этот Тефери и другие мальчишки, пытавшиеся привлечь ее внимание юношескими проказами и непристойными намеками. Он будет мужчиной, и он будет загадочным. Это самое главное. Она не сможет полюбить кого бы то ни было, если в нем не будет загадки.
Джойра открыла глаза, вздохнула и топнула ножкой:
– Какая же я наивная. Такого человека просто не существует.
А даже если и существует, то она все равно его никогда не встретит, по крайней мере пока живет на этом богом забытом острове.
* * *
Серебряный человек очнулся. До этого он двигался, ходил, говорил, смотрел на мир серебряными глазами и поднимал вещи массивными руками, ощущая, что заключен в огромное металлическое тело. Раньше все это больше походило на сон. Теперь он проснулся. Теперь он был живым.
Серебряный человек стоял в светлой и чистой лаборатории. Мастер Малзра любил, чтобы всегда было чисто. Но чистоте почему-то всегда сопутствовал беспорядок. На стене висело не меньше сотни набросков и эскизов, многократно исправленных чернилами, мелом или грифелем. У другой стены блестели разнообразные механизмы и инструменты: металлические токарные станки, пилы, формы для литья, прессы, цилиндры, кузнечные мехи, дрели. На третьей стене висели полки с крепежом, деталями и всяким литьем. У четвертой стояли стенды с монтируемыми механизмами, а в пятой стене был выход. Прямо в центре лаборатории располагался большой черный кузнечный горн с поднимающейся к сводам дымовой трубой. На галерее второго этажа стояли юные ученики и с интересом взирали на новое творение мастера Малзры.
Серебряный человек отступил назад. Ему было страшно, он чувствовал себя глупо, неуютно и очень стеснялся. Интересно, что они думают о нем? Теперь все было по-новому, его покинуло безразличие. Появилось ощущение, которого он раньше никогда не испытывал. Он видел эту лабораторию сотни раз прежде, но никогда не пользовался для ее описания терминами «чистая», «светлая» или «в беспорядке». И человека, создавшего ее, он словно увидел впервые. Теперь серебряный человек не только видел вещи, но и чувствовал их устройство, расположение и то, чем они являются для своего создателя. Серебряный человек знал, что в сознании мастера Малзры лаборатория была делом всей его жизни, древним, навязчивым, неустанным, грандиозным и занимающим все внимание…
Тем временем, скептически нахмурившись, мастер Малзра изучал его своим всепроницающим взглядом. Ноздри его раздувались, но казалось, что он совсем не дышит. Одна рука, вся в копоти, немного дрожала, откидывая прядь седых волос. Он нервно моргнул, хотя серебряный человек чувствовал, что моргать мастеру совсем не нужно, и продолжал напряженно смотреть на свое творение жестким и пронзительным взглядом волшебных глаз.
– Какие-нибудь изменения в энергетических габаритах пробы, Баррин? – бросил Малзра через плечо.
Это было странное приветствие. Серебряный человек почувствовал себя оскорбленным.
– Довольно разумный вопрос, – послышался ответ мага, помощника мастера Малзры. Баррин отошел от литейной формы и стряхнул с рук металлические опилки. – Но почему бы тебе не спросить его самого?
– Спросить кого? – удивился Малзра, прищурившись.
– Спроси его, – повторил маг, теребя подбородок, – Прототипа.
Малзра покусал губы, затем кивнул:
– Прототип, я мастер Малзра, твой создатель. Я хотел бы узнать, не заметил ли ты каких-либо изменений в своих энергетических габаритах.
– Я помню, кто вы, – ответил серебряный человек. Голос его был очень глубок, мелодичен и удивителен для существа из металла. – И я заметил очень большие изменения в моих энергетических габаритах. Я проснулся.
С балкона послышался шепот. Казалось, что Малзра вот-вот заулыбается.
– А, ты проснулся. Хорошо. Значит, ты понимаешь: мы кое-что изменили в тебе, надеясь расширить твои возможности, интеллект и способность к социальной адаптации.
Он замолчал и, казалось, не собирался продолжать. Малзра взглянул на Баррина, ища поддержки.
Маг, худой, среднего возраста мужчина в белом рабочем халате, подошел и похлопал серебряного человека по плечу.
– Привет. Мы рады, что ты проснулся. Как себя чувствуешь?
– В замешательстве. – Серебряный человек услышал свой собственный голос как бы со стороны. И продолжил немного удивленно: – Кажется, что у всего появилось новое назначение. Я полон противоречивой информации.
– Противоречивой информации? – поинтересовался Баррин.
– Да, – ответил серебряный человек. – Я чувствую, что, хотя мастер Малзра старше вас по возрасту и выше статусом, он часто обращается к вам за советом, перекладывая на вас таким образом свою социальную несовместимость.
– Социальную несовместимость? – повторил Баррин.
– Он отдает большее предпочтение машинам, но не людям, – объяснил серебряный человек.
С галереи раздалось приглушенное хихиканье. Лицо Малзры помрачнело, когда он посмотрел наверх. Тем временем Прототип продолжал:
– Даже сейчас я чувствую: то, что я говорю, раздражает мастера Малзру, веселит учеников и смущает вас.
Баррин слегка покраснел:
– Довольно правдиво сказано. Повернувшись к Малзре, он произнес:
– Я могу сделать несколько магических тестов, но и без них видно, что имплантанты, отвечающие за интеллект и эмоции, функционируют нормально.
– Просто замечательно, – ответил печально Малзра, к радости тех, кто взирал на него сверху. – И все же во благо будущих исследований мне бы хотелось, чтобы он на время покинул мое общество.
– Другими словами…
– Отошлите Прототипа. Дайте ему пообщаться с учениками. Мы сможем посмотреть, каков будет его прогресс.
Баррин спокойно смотрел на серебряного человека. Мудрость и магия отражались в его карих глазах.
– Ты слышал, что он сказал? Иди. Изучай. Познакомься с кем-нибудь, заведи друзей. Мы позовем тебя, когда будем готовы к дальнейшим экспериментам.
По всей видимости, серебряный человек усвоил данные ему инструкции, так как двинулся к двери. Проходя мимо станков и стендов, Прототип испытал странное, противоречивое чувство по отношению к своему создателю. Малзра называл его «оно», в то время как Баррин говорил ему «ты».
Как будто прочтя его мысли, Баррин подошел к серебряному человеку и вновь похлопал его по плечу:
– Ты был прав насчет «социальной несовместимости» мастера Малзры и насчет того, что он любит машины больше, чем живых людей. Но ты не понял одного – он разволновался, общаясь с тобой.
Серебряный человек ответил с достоинством:
– Это я понял очень хорошо.
– Да, – подтвердил Баррин, – но это означает, что он больше не думает о тебе как о машине. Ты становишься для него личностью.
* * *
Как только Прототип и ученики покинули лабораторию, Баррин потащил Урзу к стене, на которой висели наброски и готовые чертежи, выполненные графитом и чернилами, изображавшие как внешнее, так и внутреннее строение серебряного человека.
– Ну, вы были правы, – тихо сказал Баррин. – Сердце Ксанчи стало ключом. Мыслительные и эмоциональные составляющие коры ее головного мозга оказались неповрежденными, как вы и предполагали. Мы должны быть благодарны за то, что ни одно из ее воспоминаний не сохранилось, а тем более ее личность. И все равно я до сих пор не перестаю удивляться, как гениально вы решили вопрос вживления фирексийского кристалла в голову вашего мощнейшего и самого совершенного создания. Я мог бы сравнить данный эффект с заклинанием оживления.
Мастер устало отмахнулся:
– Я хотел получить нечто похожее на человеческую личность, а не просто механический аппарат. Кроме того, в кристалле больше нет ничего фирексийского. В нем даже нет ничего от Ксанчи. Это просто микросхема, матрица для логического, эмоционального и социального обучения.
Баррин вздрогнул от слов Урзы.
– Да, конечно, это совсем другое дело. То, что мы имеем теперь, не просто машина. Мы оба знаем это. И Прототип тоже знает. Вы наделили его способностью выражать свои эмоции, и теперь вам необходимо понять их. Вам нужно уважать его эмоции.
Казалось, Урза смотрел сквозь собеседника.
– Разве вы не понимаете? Теперь это не просто Прототип. Это личность. Даже больше – это ребенок. И он нуждается в том, чтобы его направляли, воспитывали…
– Жаль, что ты не завел этот разговор раньше. Мы могли бы придумать программу самосовершенствования и внедрить ее в матрицу Прототипа.
– Да нет же, – ответил Баррин. – Вы не можете придумать подобную программу. Вы не можете спроектировать ее. Вы должны перестать думать о нем как создатель, а начать представлять себя в роли… ну, скажем, отца.
– Я с двенадцати лет сирота. Мишра и я, мы оба. И с нами все было в порядке.
Маг тяжело вздохнул:
– Ну в таком случае, если вы позволите, я стану наставником Прототипа, но со временем вам понадобится самому создать ту ниточку, которая соединит вас. А это означает, что вам придется сказать ему, кто вы на самом деле. Сказать, что его создал Урза Мироходец.
* * *
Академия мастера Малзры произвела довольно зловещее впечатление на серебряного человека. Коридоры, учительские комнаты, классы и учебные операционные, туннели, в которых гулял ветер, тестовые кабинеты, не говоря уже о бесконечной череде лабораторий, – все это подавляло. Проходя по помещениям, Прототип наконец осознал, что представляла собой школа: здание, спроектированное для помощи в получении новой информации, для общения друг с другом и для создания новых изобретений. Это было откровением. Его создателям необходимо учиться. Они не являются всезнающими и всевидящими богами, которых побудила к его созданию логическая необходимость или желание высшая сила. Они – всего лишь невежественные животные, облагороженные лишь собственным ненасытным любопытством. И все.
– Я Тефери, – представился юноша, внезапно появившись перед серебряным человеком и преграждая ему дорогу. – Я магически одаренный ученик. – Произнеся это, он щелкнул пальцами, и из них вырвался сноп голубых искр.
Прототип остановился, немного нагнувшись вперед, чтобы лучше разглядеть молодого человека. Лицо Тефери, маленькое, загорелое и проказливое, обрамляли взъерошенные волосы, клочьями нависавшие на искрящиеся глаза. Белые одежды ученика Толарии опоясывал ремень, на котором болтался кожаный мешочек с персональным набором кристаллов, волшебных палочек и амулетов. Юноша был бос, вопреки школьным правилам, однако ногти на его ногах были покрашены странной флюоресцирующей краской. С важным видом он протянул Прототипу руку.
Серебряный человек в ответ протянул свою и слегка пожал локоть Тефери, не имея представления о человеческом рукопожатии.
– Я Прототип мастера Малзры. Дотронувшись до юноши, он почувствовал странную встряску.
– Твое рукопожатие бьет током.
Парень убрал руку и пожал плечами, казалось, он был немного разочарован.
– Да так, просто употребил одно заклинание, над которым я сейчас работаю. Любого с ног свалит. Но полагаю, не механического человека. Кстати, а как тебя назвал мастер Малзра?
– Он зовет меня просто Прототип, – честно ответил серебряный человек.
Тефери состроил гримасу и покачал головой:
– Негусто. Ты теперь личность, и тебе нужно настоящее имя.
Остальные ученики столпились в коридоре позади Тефери и притихли, предвкушая нечто интересное.
– Я незнаком с процедурой наименования. Тефери хитро улыбнулся:
– Зато я хорошо знаком. Посмотрим. Ты большой и сверкающий. Что еще выглядит большим и сверкающим? Нулл Мун подойдет? Полная луна? Почему бы тебя не прозвать как-нибудь так?
Услышав это, ученики покатились со смеху. Прототип почувствовал раздражение.
– Данное предложение неприемлемо. «Нулл» означает «несуществующий». Следовательно, мое имя будет означать, что я никчемный человек.
Тефери закивал с серьезным видом, однако хитрая ухмылка все еще играла на его губах.
– Ты прав, так не пойдет. Но в любом случае ты ведь ненастоящий человек. Ты – изобретение, артефакт. Арти стало бы вполне подходящим именем для тебя. Арти из артефактов.
Прототип не сумел найти причину, по которой это имя не подходило бы ему. Его смущали лишь сдавленные смешки учеников.
– Используется ли имя Арти среди людей?
– О да, – с энтузиазмом ответил Тефери, – как имя, но у большинства людей есть еще и фамилия. Итак, ты серебряный. Что еще делают из серебра? Ложки. А так как ты довольно большой, мы должны назвать тебя в честь самой большой ложки, или даже ковша, или, например, лопаты. Таким образом, твое полное имя будет Арти Ковшеголовый или Арти Лопатоголовый.
Казалось, что молодежь смеется от любого предложения, и серебряный человек не мог понять причин их веселья.
– Любое имя приятно для человеческого уха.
– Но некоторые имена могут вызывать и улыбку. Однако Ковшеголовый звучит немного грубовато и чванливо, как будто ты важничаешь. Лопатоголовый звучит более приемлемо. Я – за Арти Лопатоголового. А что остальные скажут?
Собравшиеся вокруг ученики захихикали, и на какое-то мгновение Прототипа охватило сомнение. Но как-никак лучше иметь хоть какое-то имя, чем вообще никакого.
– В таком случае пусть будет Арти Лопатоголовый, – спокойно произнес Прототип.
– Тогда пойдем, Лопатоголовый, – произнес Тефери, показывая рукой в глубь коридора. Из пальцев в разные стороны расходились магические световые лучи. – У меня есть что тебе показать.
Толпа учеников следовала за Прототипом, стараясь пожать его металлические руки своими теплыми пальцами. Он же брел между ними, изо всех сил стараясь не наступать им на ноги. Группа детей окружала Прототипа подобно свите важного вельможи.
Сначала они оказались в большом зале с костяными колоннами и высокими стенами из алебастра, представляющем собой столовую. Под белыми сводами стояли длинные столы, занятые учениками, склонившимися над кашей, на вид напоминающей овсянку, и тарелками с жесткими крекерами и сыром.
– Вот это наш большой зал, – произнес Тефери. – Вот место, где мы, ученики, питаемся. Еда специально приготовлена так, чтобы ничто не могло отвлечь нас от занятий. Заметил блеклый цвет и соответствующую консистенцию? Я уже не говорю об изумительном вкусе, который вообще тяжело назвать каким-либо вкусом. Ни один из нас не в состоянии одновременно грызть эти крекеры и размышлять об их бесподобном качестве.
Прототип мог бы сказать, что у этого парня точное понимание действительности, хотя в нем еще много ребячества, но вместо этого произнес:
– Мастер Малзра, должно быть, хорошо заботится о твоем обучении.
Тефери рассмеялся, но смех получился каким-то унылым.
– О да. Он взращивает наши мозга, как фермер выращивает зерно. Он пичкает нас удобрениями, зная, что таким образом мы вырастем, созреем, а тогда придет он со своей косой и срежет наши головы, как колосья, чтобы насытиться. Это очень удобно для кое-кого.
Тараторя все это, Тефери продолжал вести Прототипа и своих приятелей вниз по коридору В другой зал, такой же, как предыдущий, за исключением того, что его своды были темными, а ученики за столами не ели, а трудились над листами бумаги, скрипя перьями.
– А вот это – часть тех самых удобрений, о которых я говорил. Эти ученики копируют чертежи и трактаты мастера Малзры, мага Баррина и прочих преподавателей. Вот так мы и становимся превосходными изобретателями, копируя каракули великих.
Прототип оценивал происходящее вокруг него.
– А что за чертежи и трактаты они копируют?
– Машины, такие, как ты. Да безделушки всякие по большей части. Да у него целый мавзолей, ну, это музей такой, заполненный механическими созданиями. Ты тоже там окажешься, и довольно скоро. У мастера Малзры очень развито воображение, и выражается это в изобретении и разработке самых разных вещей, помогающих ему экономить время. Он создал бесчисленное множество самых разных механизмов, чтобы быстрее и эффективнее готовить кашу и крекеры, чтобы ограничить свободу тех, кто находится под его командованием, чтобы как можно лучше защитить нас от внешних врагов. Так, чтобы только он один мог нас мучить.
Серебряный человек почувствовал себя неуютно из-за свалившейся на него информации.
– Внешние враги? А что за враги у мастера Малзры?
– О, да ведь все против него, разве ты не знаешь? – спросил Тефери, когда они пошли дальше по коридору. Парень в мгновение ока наколдовал маленький нож, который ловко закрутился у него на ладони, а потом так же внезапно исчез. – По крайней мере, так думает Малзра. У него повсюду разгуливают часовые и воины, охраняющие стены академии днем и ночью, глиняные люди бродят по лесам и у моря, а механические птички шпионят вообще по всему острову. Лично я ни разу не слышал ни об одном реальном враге, но Малзра столько времени тратит на создание и усовершенствование всех этих машин, что, наверное, это не просто паранойя, что-то за всем этим стоит. Тебе так не кажется?
– Полагаю, что да, – неуверенно ответил серебряный человек.
Они вошли в следующую комнату, заваленную кучами разрезанного металла, разобранными часовыми механизмами, демонтированными машинами и грудами металлолома. В дальнем конце комнаты находилась огромная печь. Рабочие, стоявшие с одной стороны пылающей печи, кидали уголь в яркое пламя и качали массивные кузнечные мехи. Рабочие с другой стороны выбрасывали из мусорных корзин ненужные куски металла в большой чан. Ученики, словно стервятники, высматривающие мертвых на поле битвы, ходили по грязной комнате мимо разломанных машин, исподтишка пиная разбросанные детали. Неосознанный страх охватил серебряного человека.
Тефери заметил, как он вздрогнул, и ухмыльнулся:
– Понимаешь, Арти, даже если у Малзры не останется ни одного врага, созданные им машины легко могут обратиться против него. Они должны это сделать. Определенно, у них есть причины ненавидеть его. Малзра легко устает от созданных им игрушек. Так и представляю себе – целый легион металлических людей, таких, как ты, узнали об уготованной им участи быть расплавленными. Они, конечно, попытаются сбежать, хотя для этого надо пересечь море. Представляю себе целую армию механических созданий, которые спасаются бегством от своего создателя для того, чтобы собраться с силами, вернуться и уничтожить его.
– Как может создание пойти против своего создателя? – ужаснулся серебряный человек.
– Всего лишь один год, Арти, – просто произнес Тефери, однако на этот раз никто не засмеялся. Парнишка похлопал Прототипа по руке. – Один год, ну два от силы, и ты сам встретишься с этой плавильной печью. Такова судьба всех созданных им механизмов. Когда тебя разберут на части в этой комнате, спроси себя, что ты думаешь о мастере Малзре.
* * *
Джойра снова пришла в свое убежище. Она все меньше времени стала проводить в академии и все больше здесь, мечтая о далеких краях и о будущем.
Вдруг краем глаза она заметила движение чего-то белого. Там, у берега, между камнями, что-то двигалось. Это было похоже на крыло чайки, но только намного больше. Пеликан? Белый морской лев? Джойра прищурилась и протерла глаза. Небо и море слепили ее. Возможно, это всего лишь сверкающая морская пена.
Нет, там было нечто похожее на оторванный кусок материи или какое-то сооружение. Может быть, кто-то из учеников нарушает дисциплину? Джойра соскользнула с камня и заспешила вниз по крутому холму. Она увидела кусок белой ткани, привязанный к мачте. Парусное судно. Джойра ускорила шаг, шурша сандалиями по гальке и желтому песку, и спустилась в расселину между двумя скалами.
Пройдя еще немного, девушка оказалась на широком морском берегу с черными уходящими в море невысокими утесами. Как раз на одном из таких утесов и виднелся треугольный парус, возвышающийся над деревянным корпусом потерпевшего крушение корабля. В результате столкновения в центре носовой части судна образовалась пробоина. Каждая новая волна все больше разрушала и без того почти полностью разбитый корабль.
Джойра осторожно приближалась. Так мало судов приплывает на Толарию. Большинство из них – собственность академии, а капитанов выбирает сам мастер Малзра. Остров слишком удален от торговых морских путей, чтобы привлекать другие корабли. Это судно, должно быть, какое-то время дрейфовало в море, прежде чем разбилось о камни. Возможно, его бросили, возможно, команду смыло за борт. Подходя, Джойра вытягивала шею, высматривая признаки жизни на потерпевшем крушение корабле. Отпечатки ее сандалий медленно заполнялись водой. Наконец, достигнув цели, она вскарабкалась на утес над разбитой шхуной.
На палубе маленького суденышка, похожего на те, что управляются командой до пяти человек или даже одним человеком, царил полный беспорядок: канаты отвязаны, маленькие бочонки перекатываются с борта на борт. Сквозь открытый люк в темном трюме Джойра заметила чаек, дерущихся из-за рассыпанных сухарей. Сломанная мачта болталась над бортом, а шкот от нижнего паруса был размочален настолько, что, по всей видимости, в момент столкновения судно шло на всех парусах. Вероятно, корабль разбился во время сильного шторма прошлой ночью, когда полная луна спряталась за тучи. Нос сильно пострадал, а корма осталась почти целой. Узкие ступеньки вели вниз, к маленькой двери, за которой должна была находиться каюта.
«Что ты делаешь?» – спрашивала себя Джойра, спускаясь с утеса к разбитой шхуне. Перекинув одну ногу через леер правого борта, она с трудом влезла на качающуюся палубу.
«Да эта посудина в любой момент может перевернуться и утащить меня на дно!»
Несмотря на свои опасения, Джойра продолжала двигаться вперед и, достигнув наконец трапа, начала спускаться. Распахнув красную дверь, она отпрянула от горячего воздуха, заполнявшего темное помещение. Судно вздрагивало от каждой набегавшей волны. На палубе каюты валялись разбитый фонарь, гаечные ключи, подзорная труба и другие, едва различимые, предметы. У одной стены стоял стол, напротив – пара коек. На нижней девушка увидела неподвижную фигуру.
«Мертвый», – подумала Джойра. Золотистые кудри спадали на загорелое лицо незнакомца. Щеки и подбородок заросли недельной щетиной. Руки, большие и сильные, были сложены на груди подобно тому, как их принято складывать мертвым.
Джойра отпрянула. Возможно, команду корабля скосила чума, а этот мужчина – последний умерший и его некому было выбросить за борт. Надо быть полной дурой, чтобы решиться влезть на борт.
Вдруг незнакомец пошевелился и вздохнул. Джойра поняла, что, даже если он заражен чумой, она не сможет бросить его здесь умирать. Без малейшего колебания девушка пересекла каюту и подняла человека. Она всегда была сильной. Гиту из Шив должна быть сильной. Перекинув его через плечо и с трудом выбравшись из каюты, она стала подниматься по трапу. Идти по качающейся палубе, да еще с человеком на плечах, было совсем не легко, и Джойра дважды споткнулась. Стиснув зубы, она добралась наконец до лееров. С нечеловеческими усилиями ей все-таки удалось перелезть через борт и забраться на скалу.
Как только Джойра спрыгнула с корабля, он сошел с мели. Нахлынувшая волна подняла его и понесла к скале, к тому месту, где сидели Джойра и спасенный. Она поспешила забраться повыше, а волна, откатившись от берега, унесла с собой шхуну. Сломанная мачта закрутилась, парус подобно савану окутал судно, и следующая волна накрыла корабль целиком. Разбитые бочки и прочие обломки мелькали в бурлящей воде.
Тяжело дыша, девушка наблюдала за остатками судна. Затем волны закрутили их еще сильнее, и они наконец исчезли вслед за кораблем.
Джойра спустилась с утеса и, оглядевшись по сторонам, поняла, что ни один ученик или преподаватель не видел крушения и не знает о спасенном. Однако она боялась, что скоро кто-нибудь может появиться. Мертвый был бы лучше живого. Малзра терпеть не мог никаких незнакомцев на своем райском острове. Ученикам было строго наказано немедленно сообщать об обнаружении потерпевших кораблекрушение. Джойра, конечно, собиралась рассказать о своей находке, но не торопилась делать это тотчас.
Хотя она и была довольно сильной, но дорога от берега к убежищу показалась Джойре не из легких. Добравшись до места, где она проводила столько дней, и положив человека на сверкающий песок, девушка проверила дыхание и пульс незнакомца. Обнаружив и то и другое, она приложила руку к его лбу, проверяя температуру. Казалось, что у него жар, однако это могло быть и от солнца. Всегда есть лучший способ для проверки. Сердце ее бешено забилось, и, наклонившись, она коснулась его лба губами.
– Да, горячий. Очень горячий, – пробормотала Джойра.
Она заслонила его лицо от прямых солнечных лучей, намотав свою накидку на корягу, найденную рядом. Затем, отстегнув от пояса маленькую фляжку, Джойра влила в губы мужчины немного прохладной воды.
Незнакомец был прекрасен – высокий, сильный, загорелый и, что самое главное, загадочный. Последние капли упали, вода закончилась.
– Оставайся здесь, – прошептала она, поглаживая его по плечу. – Смотри, чтобы кто-нибудь не заметил тебя. Я схожу за водой, одеялом и едой. Я позабочусь о тебе. Оставайся здесь.
Сердце в груди трепетало, как птица в клетке. Джойра торопилась прочь от своего секретного места и незнакомца.
Когда ее шаги смолкли, голубые глаза мужчины открылись, сверкнув металлическим блеском. Возможно, это было всего лишь отражением облаков, а возможно, чем-то еще, чем-то искусственным, угрожающим.
Монолог
Наконец-то Урза изобрел что-то действительно стоящее, сделал машину, которая живет, страдает и думает как человек. Он работал три тысячи лет, чтобы добиться таких результатов. Но теперь, создав наконец это чудо, он не знает, что с ним делать.
Серебряного человека сотворили для того, чтобы Урза с его помощью смог вернуться в прошлое. Даже дальше чем на три тысячи лет – во времена древнего Трана. Урза надеется, что Прототип сумеет достигнуть эпохи древней цивилизации Тран, углубившись во времени на шесть тысячелетий назад. Если бы Урза сам мог отправиться в прошлое, в ту эпоху, он смог бы спасти Тран от перехода в отвратительную расу полулюдей-полумашин, повлекшего за собой необратимое разрушение Доминарии. Он смог бы исправить ту роковую ошибку, которую совершили он и его брат Мишра, когда открыли двери в Фирексию.
Я неоднократно говорил Урзе, что уничтожение фирексийцев равносильно убийству всех нас, ныне живущих в этом мире с момента его создания. Однако Урза скорее сотрет весь мир в порошок, чем станет мириться со своим прошлым, совсем как это было в Арготе.
Но больше всего меня пугает то, что он вновь совершает те же ошибки. Если бы он только мог обнять своего брата, а не нападать на него, если бы он только мог извиниться за свое высокомерие и одержимость и примириться с Мишрой, Война Братьев никогда бы не началась. У Джикса не было бы союзника в лице Мишры, и он не вошел бы в наш мир, а Аргот и большая часть Терисиара никогда не были бы разрушены. Если бы только Урза сотрудничал со своим братом, вместо того чтобы сражаться с ним, вместе они стали бы силой, соединились бы как две половинки силового камня, найденного ими, а путь из Фирексии навсегда закрылся бы в тот самый день, когда он был случайно открыт.
Понятие примирения теперь – это всего лишь сожаление и раскаяние. Любую оплошность Урза поворачивал против своего брата, теперь история повторяется, только на этот раз на месте Мишры его собственные ученики и созданный им серебряный человек.
Баррин, мастер магии Толарии
Глава 2
В покинутой учениками лаборатории остались только мастер Малзра, его верный помощник Баррин и серебряный человек. Повсюду валялись чертежи и непонятные инструменты.
– Ты многому научился в свой первый день, – мягко проговорил Баррин. – Мы наблюдали за тобой. Ты хорошо взаимодействовал с окружающей обстановкой.
– У меня появился друг, – подал голос серебряный человек.
Улыбка осветила лицо Баррина.
– Да, Тефери. Мой одаренный ученик. Мы знаем об этом.
– Он многое мне рассказал, – продолжал Прототип с осторожностью. – Тефери