Готовясь к ночной операции, бойцы отряда милиции специального назначения прикрепили на погоны полоски белой материи, чтобы отличать своих от чужих в темноте. Бой был коротким и закончился полным разгромом вражеского подразделения, несколько человек взято в плен. Однако один хитрый босняк притворился убитым и стал внимательно наблюдать за своими врагами, которые ходили по полю, ища раненых, подбирая оружие. Он разглядел белые полоски на погонах милиционеров, потихоньку разорвал край нижней рубахи и повязал такие же полоски себе. (А в этой войне у противников одинаковая форма - бывшей ЮНА.)
Темнело. Хитрец смело присоединился к победителям и в общей колонне зашагал к месту сбора, держа руку в кармане. Командир отряда Иван Шкобо, бывший милицейский опер, намётанным глазом сумел в сумерках выявить чужого в колонне. "У него граната в кармане", - тревожно подумал он и незаметно приблизился к чужаку сзади. Был Иван богатырского роста, а ладони, как лопаты. Одну ладонь-лопату он наложил на карман босняка, другую - на его автомат, и сжал проныру как тисками. Худенький босняк ойкнул и сдался. В кармане действительно оказалась граната, но не на боевом взводе.
Возмущенные "наглостью" босняка бойцы мигом его окружили, норовя побить, но Иван крикнул:
- У него граната без чеки!
Все разбежались и пленный был благополучно просоединён к своим товарищам, которые встретили его приветственными криками.
5 апреля 1993г., Пале.
ВЗОРВАННЫЙ ДОМ
Идею рейда Владо вынашивал с того момента, когда на пороге их дома подорвался на мине младший брат Свето. Их покинутая жителями деревня распологалась в нейтральной полосе, но под контролм сербских сил самообороны. Мину усташи поставили подло, вопреки подписанному несколько дней назад очередному перемирию.
|
|
Теперь перед глазами Владо всю жизнь будет стоять русоголовый Свето, скорчившийся с разорваным животом на скользкой каменистой тропке.
- Причём тут месть, - докладывал осунувшийся Владо в штабе, - просто на удар следует отвечать ударом.
И вот сейчас, леденея от холода, они лежали в колючем кустарнике на подстилке из сырой опавшей листвы и слушали ночь. С собой Владо отобрал двоих: Любо, потому что молодой, шустрый и выносливый и старого Мишо, потому что родом из деревни, куда предстояло проникнуть.
С позиции боевого охранения отошли в обед. Владо строго настрого предупредил командира "стражи": огонь прикрытия открывать ровно через 5 минут после того, как в расположенной в километре деревне прозвучат первые выстрелы и взрывы. Никаких других сигналов не будет. Владо расчитывал на молниеносность операции и ничуть не сомневался в успехе. В деревне Сливица всего пять дворов, там - взвод усташей. Требуется немного: скрытно подойти к селу, залечь на окраине, высмотреть, где штаб и посты, затем глубокой ночью, часа эдак в четыре, закидать гранатами штаб. Каждый швырнёт по две гранаты и - дай Бог ноги! Что тут трудного? Ближайший положай(11) прикроет огнём.
Владо переполняла энергия: всё идёт отлично! Первая часть плана блестяще удалась: скрытно подошли вплотную к деревне, до ближайшей хаты - рукой подать. Полдня, спотыкаясь на камнях, продирались сквозь колючий кустарник, далеко обходя усташские наблюдательные посты. Местность была почти непроходимая, зато вне обзора вражеских положаев. Шли налегке: у каждого 3 гранаты, 3 магазина, автомат, нож, бинт, фляга с водой - всё! У командира - бинокль, компас. Перед выходом Владо лично проверил у каждого карманы, отобрал у Любо сигареты, покачав укоризненно головой: "Я ведь предупреждал." У Мишо забрал потёртый кошелёк и передал на хранение командиру положая: "Там - ни к чему." То есть Владо всё проделал в точности так, как советовал его друг, русский доброволец, служивший в России в ВДВ и понимавший, что им предстоит. Он же предупредил, что самым трудным физически будет второй этап - наблюдение за объектом: разведчикам предстояло сырой ноябрьской ночью не менее шести часов пролежать на земле перед атакой. "От холода вы можете полностью потерять боеспособность, - заметил рус, - и чтобы этого не случилось, - возьмите ракии грамм по 100 на брата и сала грамм по 50 с хлебом."
|
|
Ночь тянулась томительно медленно, но бойцы, предупреждённые о характере трудностей, молча терпели и ждали своего часа. Жуя сало и запивая его глотком ракии, они с благодарностью вспоминали русского добровольца.
Владо не отрывал глаз от бинокля, вглядываясь в темноту. В каком доме дрыхнет больше всего усташей, засечь удалось. Удалось выявить одного часового рядом. Но ведь это мало. Должны быть ещё посты. Неужели усташи так беспечны? Или надеются на боевое охранение, которое группа миновала еще в сумерках. Или есть "секрет" где- нибудь на чердаке? А вдруг там ещё и прибор ночного видения... На эти вопросы Владо не находил ответа и теперь не был уверен в исходе дела. Единственный козырь - внезапность и быстрота, других козырей нет.
|
|
- Ну всё, момци(12), побалдели и хватит, пора,- шёпотом произнёс Владо. - Повторяю сотый раз: я кончаю часового и усташей гранатами в этом доме. Их там больно много. Им там тепло. Ты, Любо, уничтожаешь "мерс" и "пинц". Действовать начнешь, как только взорвётся моя первая граната. Ты, Мишо, прикрываешь нас у колодца. Начнут усташи сыпаться из дома - гранатами! И бежать в лес по этой тропке что есть духу. Не оглядываться. Не стрелять. Ноги-ноги-ноги! На всё про всё три минуты от взрыва первой гранаты. Сейчас у гранат разогните усики, но не полностью, и за мной. Потихоньку. Всё на этом свете делается потихоньку. Эх, хороша ночь! До чего ж темна! Вперёд!
Пригнувшись, разведчики скользнули к стене ближайшего дома.
Здесь пора расходиться.
- Командир, - вдруг произнёс старый Мишо, - в этот дом пойду я. Не ты, а я.
- Что?!
- Не ты, а я, - терпеливо, как маленькому, повторил Мишо. - Это мой дом. Я сам его строил, камешек к камешку. Мне и разбираться с усташами. Да ты не волнуйся, я быстро управлюсь. Всё будет как надо. Владо задохнулся от бессильной ярости:
- Ты... почему в кустарнике молчал?
- Я думал, - сказал старый Мишо.
Он думал! Эх, не время выяснять отношения, эти бобанцы(12) упрямы как ослы.
- Добре. Ты в дом, я прикрываю. Любо по-прежнему. В доме часовой, не забыл?
- Помню. Пошли, что ли?
- Вперёд!
Мишо прокрался к задней калитке. Петли, конечно, не смазаны. Некому. Ладно. Мишо перелез через изгородь и шагнул в загон для овец. Никаких овец,, конечно, давно нет, только запах остался. Мишо постоял, прислонясь к стене, вдыхая овечий дух. Да, было 20 голов, но усташи захватили пастбища в горах. Пропали и овцы и конь Дорат. Корову, двух волов, Кистоню и Зимоню, удалось увести на равнину, к родственникам. Но чем кормить? Волов пришлось забить и продать мясо по дешёвке: многие забивали в ту, первую военную осень скотину. Интересно, где пёс Жуто? Или усташи пристрелили, или убежал в лес. Осталась корова Милава, на неё теперь вся надежда. Да ещй вот этот дом, который Мишо построил в 1954 году, откуда ушли в жизнь два его сына. Воюют в Босне. Теперь, считай, дома нет... Ладно. Где же часовой? Спит, мерзавец, что ли? Мишо подошёл к калитке двора и из-за поросшей мхом каменной стены принялся вглядываться. Дверь в залу приоткрыта, заметен слабый отблеск. Ага! Это боковая комната, там печь. Вот где часовой. Мимо не пройдёшь - окликнет. Кинуть гранаты в окна невозможно: окна заложены мешками с землёй. В печную трубу швырнуть гранату? Так она высоко. Надо проникнуть в дом. В свой собственный дом. Там есть ещё печка, которая обогревает смежные комнаты. Вот там и спят усташи. Правильно Владо заметил, им там тепло: ту печку сам клал, добрая печка.
Мишо взглянул на часы: 4-10, время, когда хочется в туалет...
... Усташ тяжело, спросонья, поднялся, накинул на плечи плащ, сунул ноги в ботинки и, не зашнуровав, покачиваясь, без оружия, двинулся к выходу. Он тоже считал, что у себя дома. Вышел во двор, поёжился от утренео морозца, шагнул к туалету, открыл дверь и... это последнее, что он сделал на этом свете. Мишо ударил его ножом в живот, накинул себе на плечи чужой плащ и спокойно прошёл мимо греющегося у печки часового. Тот не поднял головы: друже вышел в туалет - друже вернулся. А Мишо шагнул в тёмную гостинную и сел за стол. Это был его широкий летний стол, где, бывало, сиживала вся семья. Усташи втащили его сюда и превратили гостинную в столовую. Сейчас предстояло решить задачу: как, имея две руки, швырнуть в три комнаты три гранаты, которые взрываются в три секунды, и выскочить вон. Мгновенно открыть огонь может лишь часовой у двери, но именно с ним-то надо кончать в последнюю очередь...
Поднявшись со скамьи, Мишо на цыпочках прошёл в соседнюю комнату: так и есть - переполнена усташами, самая теплая в доме. Была. Все сладко спят. Мишо открыл дверцу печи и положил на угли тяжёлую оборонительную гранату, не выдёргивая чеки. Эта сработает позже, чем через три секунды. Мишо схватил вторую гранату и, вырвав кольцо, закатил её в смежную комнату; неслышно закрыв дверь, метнулся к часовому у печи - гулко прогремела автоматная очередь, глухо стукнула о пол последняя граната под ноги вскакивающих усташей, а Мишо кубарем летел с родного крыльца. Уже за калиткой он услышал разрывы гранат.
А Любо жёг машины. Милан бил очередями, обстлеливая двери и калитки дворов.
- Отход! - заорал он,- быстро!
Разведчики устремились в лес. С соседней горы из двух пулемётов ударил по Сливице сербский положай.
Бежали долго. Первые выстрелы загремели им в след, когда они были уже далеко, даже свиста пуль не слышали. Поднимаясь в гору, все трое оглянулись: над домом Мишо стоял высокий столб огня - сработала граната в печке.
"Что сказать жене, которая второй год ютится у родственников, - тягостно размышлял Мишо, - что у нас нет больше дома? А переговоры в Женеве? Она надеется вернуться. Все надеются..."
Утром следующего дня ураганным артиллерийским огнём противник стёр с лица земли деревню Сливица.
Январь -93, г. Требинье.
СОБАКА ВЫВОДИТ ИЗ ПЛЕНА
С первых часов сепаратистского мятежа Красница, пригород Сараево, оказалась в руках экстремистов. По окраинным улочкам пролегла линия фронта, за которой во вражеском плену оказалась семья Бекович - отец Велько(1939), мать Мара(1941), сыновья Дражен(1970) и Гордан(1968). Полными правами члена семьи пользовалась и овчарка Рики - рослая, поджарая, очень умная. Рики сторожила дом, сопровождала хозяев на прогулках, охотно и весело выполняла разные команды. Но когда власть в городе захватили фундаменталисты, всем, даже собакам, стало не до прогулок и веселья. Провозгласив "единую демократическую республику Босны и Герцеговины", защищать которую от сербских коммунистов - "долг всех граждан", правители объявили "всеобщую мобилизацию" и разослали повестки с призывом в "армию", не забыв предупредить об ответственности за "уклонение" и "дезертирство". Одновременно были перекрыты и заминированы все пути выхода из города. Однако сербы и не собирались "уклоняться", а тем более, "дезертировать" - они открыто отказались встать под зелёные знамёна ислама. Всех не посадишь, но несколько сот "активных коммунистов" были брошены для устрашения остальных в тюрьму "Виктор Бубань", где новоявленные демократы перед строем арестантов "показательно" и "в назидание" секли строптивых топорами "на дрова". Правда, те, кто умер, были самыми счастливыми в тюрьме...
И всё же всех не посадишь, а сербы в "армию" не шли. Тогда "правительство" Изетбеговича начало формировать из сербского населения "рабочие роты" для строительства военных укреплений. Так мужчины Бековичи оказались на рытье траншей на первой линии фронта, под конвоем, под сербскими пулями, а Мара получила "наряд" на работу в солдатскую столовую.
Бековичи сразу и дружно замыслили побег. Начался сбор информации. Внимательно прислушивалась к разговорам в столовой Мара, вдумчивы, наблюдательны были мужчины на работах. Вечером за столом при свете плошки шёпотом подводили итоги увиденного и услышенного. Постепенно прояснилось всё: очертания линии фронта, расположение огневых точек и постов, скрытые подходы, время смены караулов и их маршруты движения на позиции, уровень дисциплины, составы дежурных смен, имена солдат, их привычки и поведение во время дежурств в окопах, расположение минных полей...
Планы побега выдвигались один грандиознее другого. Что только не нагородили - от спаивания смены до нападения на дот и прорыва с боем. Споить караул? А где взять столько ракии, точнее денег на неё? В доме хоть шаром покати. Вырезать смену в доте? Можно. Спят, мерзавцы - дисциплинка у "воинов Аллаха"! А что потом? - полосы огня прекрываются соседними дотами... И т.д. и т.п.
Очень быстро выяснилось: надёжного способа побега вообще не существует, в лучшем случае - пятдесят на пятдесят. И тогда в основу плана был положен не способ, а принцип: "Назад дороги нет! Свобода или смерть!". И сразу всё встало на свои места. Надо идти через минное поле. В одном месте есть ложбина, с соседних домов она не просматривается, зато мин там понатыкано всяких - нажимных, натяжных, прыгающих, противопехотных, противотанковых... Длинна минного поля неизвестна, но кто всё знает, того надо в музей под колпак посадить и всем показывать. Зато к ложбинке ведёт дорога, по которой ночью вполне можно пройти без приключений.
Никто в Краснице не видел и не слышал, как 22 февраля в 4 утра осторожно приоткрылась дверь одного из домов и во двор скользнули четыре тени. И пятая - собачья. Было морозно, но не ветренно, луна надёжно спряталась в тучах. Именно такую погоду и выжидали всю последнюю неделю. Гордан выглянул из калитки - никого, он махнул рукой. Однако, прежде чем выйти, все четверо, как по команде, замерли, глядя на дом. Это был их собственный двухэтажный коттеджик из горного камня, с небольшим садом и участком земли, здесь сменилось несколько поколений Бековичей. Бросали всё, уходили налегке.
Перекрестились и пошли. Рики момент понимала не хуже других, всё время держалась рядом с Горданом и никак не среагировала на метнувшуюся из подворотни презренную кошку. Проулками вышли к ложбинке, к краю минного поля. Постояли. Гордан поднял увесистую палку, которую нёс в руке, широко размахнулся и бросил в поле. Все мгновенно присели. Рики бесшумно рванулась вперед и... принесла палку!
- Ага, хорошо, молодец, Рики. Так держать! - шёпотом похвалил Гордан и повернулся к остальным. - Напоминаю, как договорились: пять шагв один от другого по моему следу; я - на десять шагов впереди.
- Давай, сынок, иди, - сказала мать и перекрестила сына.
Гордан нагнулся, рассматривая собачьи следы и, перекрестившись, сделал первый шаг, второй, третий... Через десять шагов след в след пошёл Дражен, дальше - мать, последним шёл отец. Гордан лишь слегка нагибался, глядя под ноги - на чистом снегу минного поля собачьи следы гляделись чётко. Вот место, где упала палка. Гордан поднял руку, и сзади присели. Гордан опять широко размахнулся и швырнул палку...
Так шли они как призраки в ночи, утратив ощущение времени, ежесекундно ожидая взрыва, подсвеченные снизу искрящимся белоснежным покрывалом. Если у Гордана грохнет, пулемёты начнут бить с обеих сторон, спасения не будет, а трупы до весны не подберут: кто полезет на минное поле вытаскивать... кого? Но тишину пока нарушало лишь легкое поскрипывание снега под ногами да шумное, возбуждённое дыхание овчарки. Люди почти не дышали...
Наконец Гордан различил в кромешной мгле едва уловимый золотистый отблеск. Он сразу понял, что это такое. И поднял руку. Все присели. Обернулся и прохрипел:
- Впереди дот. Всем лечь. Мать, начинай.
- Восемнадцатилетний солдат ВСР(14) Желько Савич, разомлев в тепле раскалившейся до красна железной печурки, прикемарил у пулемёта. Но ушки Жельки были на макушке. Что-то они уловили там, в тёмном снежном поле. Солдат вздрогнул, рывком поднял голову и потянулся к гашетке пулемёта. В ту же секунду тишину вспорол пронзительный женский крик:
- Братья! Сербы! Не стреляйте! Мы - свои! Мы бежим от турцев!
Желько замотал головой и окончательно проснулся:
- Эй, вы, там! Сколько вас?
- Четверо! И собака.
- Собака не в счёт! - заорал Желько. - Оружие есть?
- Нема!
- Пусть женщина подойдёт. Остальным не двигаться, сразу стреляю!
И растолкал напарника в углу:
- Возьми автомат, глянь, что там. Я прикрываю.
А через полминуты у дота взметнулся вихрь объятий, поцелуев, яростной неудержимой пляски. Желько побежал за ракией...
Через сутки, наотрез отказавшись от отдыха, в этот самый дот заступала смена: отец, два сына и собока. Мать осталась работать на кухне.
Март-93, Сараево.
КОМУ СТИРАТЬ БЕЛЬЁ
В Славонии, в местечке Эрдут, близ Осиека, расположились международные миротворческие силы ООН - бельгийский и российский батальоны.
Едва появились русские солдаты, к контрольно-пропускному пункту подошла большая группа сербских женщин и попросила отдать им солдатское бельё в стирку. Как ни отнекивались бойцы и командиры, уверяя, что " у нас это дело поставлено отлично", женщины настояли. Так и повелось. Отныне наши солдаты щеголяли в чистой, отутюженной форме.
Сиё обстоятельство опечалило бельгийцев, и они попросили женщин принять и их бельё в стирку.
Это были простые сельские женщины, они не выбирали выражений:
- А какого, спрашивается, хрена, я тебя, белобрысый чёрт, обстирывать должна. Русы - наши братья, а вы - кто?!
7 апреля 1993г., г. Нови-Сад.
НЕСЧАСТНЫЙ СЛУЧАЙ
Василий давно заметил, чем более лихо и грозно выглядит военный во фронтовой зоне, тем меньшая вероятность, что данный защитник Отечества самоотвержено сражается на первой огневой линии. Конечно, любители щегольнуть формой и, особенно, оружием, имеются и на упомянутой линии, и не просто имеются, а по своим ратным делам соответствуют своему лихому и грозному виду; однако купаются в грязи и крови окопов, а также периодически совершают некие поступки, называемые в газетах "подвигами", в основном люди весьма неказистого, а порой и просто зачуханного вида.
Да... фронт не то место, где встречают по одёжке. Этот рослый широкоплечий молодец с сырым, как из теста, лицом, с водянистыми, на выкате, глазами, носил набекрень красный шерстяной берет с двуглавым сербским орлом, имел пояс-патронташ с длинным кинжалом в расписных ножнах, на поясе же размещался чешский автоматический пистолет "Скорпион" - недосягаемая мечта окопника, это не считая АКМ со складывающимся, разумеется, прикладом. Добавте сюда несколько гранат. Не стоит и говорить, что облачён сей воин был в пятнистый десантный комбинезон, который за немалые деньги можно купить у кладовщиков или на чёрном рынке.
Он сидел в столовой в полном одиночестве и, не сняв берета, уплетал чорбу. Василий, зайдя в столовую после смены, сказал, как здесь принято, "Приятно", что в переводе означает "приятного аппетита", взял половник и налил из огромной кастрюли посреди стола полную тарелку. Быстро управившись, достал из шкафа кастрюльку, плеснул два половника, поставил обратно в шкаф: на завтрак. Это единственная небольшая привилегия, которую он здесь позволял себе: русского человека никак не мог удовлетворить скромный сербский завтрак - чай (кофе) и хлеб с джемом - местный менталитет предполагает плотный ужин.
- Это кому? -поинтересовался парень.
- Мне на завтрак.
- Ишь ты! А знаешь ли ты, что не один, ещё люди придут?
- Я прекрасно знаю, сколько человек в роте, еда всегда остаётся. - Василия начинал раздражать этот тип.
- Нет не всегда. Ты слишком много жрёшь. Тут тебе не Россия. Тебя убить легче, чем прокормить, сволочь!
- Сам сволочь!
- Ты так со мной не разговаривай, а то я эту тарелку тебе на голову надену, скотина.
- Береги свою голову, тварь!
Детина с места, без подготовки, кинулся на Василия, но тот уже был настороже - отклонился в сторону. В этот момент вошли два парня и, мнгновенно оценив обстановку, принялись теснить лупоглазого.
- В чём дело? - спросил коренастый крепыш Ристо, командир взвода.
- А в том, - лупоглазый задыхался, пытаясь отшвырнуть ребят, - сколько еды пререводит. Вон кастрюлю налил.
- Что ты улыбаешься, объясни, - заорал на Василия Зоран, - парень, весьма авторитетный в роте.
- А чего объяснять, - Василий пожал плечами, - все знают: каждый день два половника оставляю на завтрак. В России говорят: как позавтракаешь, так весь день работать будешь. Все знают.
- Точно! - кивнул Зоран. - И что?
Меж тем лупоглазый хрипел и, изрыгая мат, продолжал рваться к Василию, схватил и перевернул злополучную кастрюльку, однако в конце концов оказался вытесненным во двор.
- Встретимся на позиции! - заорал он на прощание.
- Обязательно, - подтвердил Василий, который его не то что на позиции, в роте никогда не видел, а встретил лишь однажды на улице с двумя девахами: такую живописную фигуру трудно не заметить.
По тому, как показушно рвался к нему удерживаемый двумя парнями лупоглазый, он уже понял, с кем имеет дело. Этот приём широко применяют и российские уголовники: столкнувшись с сопротивлением и зная, что люди рядом не дадат разгореться драке, они изображают иссупление рвущегося в бой кулачного бойца, даже пену на губах выдают.
- Кто такой? - спрсил Василий возвратившихся ребят.
- А... не обращай внимания, - парни глядели в сторону, - просто дурак. Надоел уже всем.
- Когда же успел надоесть? Что-то я его раньше не видел. Как зовут?
- "Филин" его зовут, - нехотя ответил Ристо, - да не обращай внимания. Дурак.
- Чем занимался до войны?
- Воровал. Вор.
- Ясно. А что я его раньше не видел?
- Скрывался от войны семь месяцев в Белграде. Там его отловили и предложили, как обычно: или тюрьма, или фронт... Недавно в роте.
- Но воюет-то как7
- А никак. Надоел уже всем. Гитара, девочки... на позицию не дождёшься.
- Ясно.
В роте было несколько парней с подобным прошлым, воевали они честно, и никто их не сторонился. А чего сторниться? - до войны у каждого была одна жизнь, на войне - другая, после войны, верятно, будет третья. И совсем не обязательно, чтобы эти три жизни были как-то похожи друг на друга или в чём-то совпадали.
Что касется угрозы Филина, то Василий в неё просто не верил: получив отпор, такие, обычно, больше не лезут. Но дело даже не в этом. Василий - единственный русский в роте, да и на всём Сараевском фронте, про которого знают везде; оскорбить его - уронить честь роты. И, вероятно, не только роты. Василий здесь гость. Парни, конечно, популярно объяснили это болвану. Наверно растолковали: не хорошо оплёвывать родную роту.
И тем не менее дальше события потеряли всякую логику.
Возвращаясь ночью с поста по заснеженной дороге, Василий наткнулся на Филина, тот стоял в лунном свете, покуривая, облокотившись о капот своего роскошного "мерседеса". Филин преградил дорогу.
- Так ты, значит, не знаешь, как со мной разговаривать!
- Что надо?
- Зачем так нехорошо обзываешь?
- Взаимно.
- Взаимно? Но ты-то точно скотина!
- А ты - вонючий ублюдок!
- Понял. Значит хочешь драться.
- Это ты хочешь.
- А ты не хочешь?
- Ты мне не нужен.
- Ладно, посмотрим, что ты из себя представляешь. Ставь автомат.
- Отлично! - Василий прислонил автомат к дереву.
Филин поступил также, снял и положил рядом свой великолепный пояс с кинжалом и гранатами, расстегнул комбинезон и сразу пошёл на Василия. Надо было немедленно встретить его правым прямым, но Василий упустил инициативу: он просто не мог до конца поверить в происходящее: что за балаган! Меж тем туша килограмм на 15 больше и на полголовы выше надвинулась и обхватила Василия за шею, коленом Филин ударил в живот. Василий упал, увлекая за собой Филина, и в снежой грязи началась отчаянная возня. Филин давил массой, надо было освободиться от захвата, вскочить на ноги и навязать кулачный бой: в борьбе шансов у Василия почти не было. Освободиться не удавалось, все силы уходили, чтобы защитить горло. Хрипя, Василий подтягивался к кювету, а кювет высок. Ещё усилие - и край кювета, ещё усилие - и оба летят вниз. В полёте Василий смачно дотянуся ногой до физиономии растерявшегося противника и упал на него сверху, как более лёгкий. На ноги вскочили одновременно.
- Хочешь продолжать? - прохрипел Филин.
- Как хочешь.
- Ладно, хватит, - Филин подошёл к Василию, взял его руку, слегка зачем-то пожал, взбежал на насыпь и укатил.
Василий стоял, приводя в порядок дыхание и мысли. В чём, всё-таки дело? Не пьяный, не сумашедший (такие на фронте попадались). И не дурак. Сейчас Василий мог себе признаться: нечто подобное, не в такой, конечно, форме, он уже давно ожидал. Теперь можно взглянуть правде в глаза: не всем в Сербии нравится, что здесь сражаются русские добровольцы. Но посмотрим реакцию роты.
Окаалось, смотреть не на что: бойцы вели себя так, будто ничего не случилось. 3-4 человека подошли, похлопали по плечу и молвили:
- Не обращай внимания, это идиот.
Правда, куда-то исчез Филин, но, оказалось, он вывихнул при падении руку и лечился.
- Так что у вас с Филиным, - спросил Жарко, командир роты.
- Объясняю: у меня с неким Флиным ничего нет и быть не может, я три дня назад узнал о его существовании.
- Да-да, понимаю: просто дурак.
- Не надо, Жарко, ты не хуже меня знаешь, что Филин не дурак. Подлец, но не дурак.
- Ну, понимаешь, бзик на него нашёл какой-то из-за этой чёртовой чорбы, мать её... в душу...
- Конечно, конечно, вор озаботился о голодающих гражданах и решил их накормиь двумя половниками чорбы.
- Вася, но всё-таки еды не хватает.
- Знаю. Гражданское население голодает. Но армия сыта. И даже, ты сам знаешь, остаются помои для свиней.
- Ну а ты что об этом думаешь?
- Не всем здесь нравиться, что в роте русский доброволец.
- Ты хочешь сказать, что есть такие сербы, которые не хотят, чтобы нам помогала Россия? - Жарко аж качнулся на стуле, - да ты у нас как родной. До этого скотского случая хоть что-то плохое было?
- Насчёт сербов, которые не хотят, чтобы им помогала Россия, я ничего не знаю. А насчёт "плохого" скажу: со стороны отдельных типов ощущается явная настороженность. Их, конечно, единицы, но это люди определённого, какого-то особого, извращённого образа мыслей. В первый месяц они постоянно лезли с разговорами, мол, " в брошенных домах много барахла...", как бы между прочим упоминали, сколько на чёрном рынке стоит автомат, сколько стоит проститутка... Я устал их посылать... Сейчас, конечно, никто ко мне с такими разговорами давно не лезет, но кое-кто никак не в состоянии взять в толк, что человек может просто, по убеждению, прийти и воевать. При том, что если тебя самого под угрозой тюрьмы сюда сунули... деффективными себя чувствуют, вот и бесятся! ("Мы тоже люди!")
Жарко размышлял довольно долго, потом подытожил:
- Всё-таки не думаю, что ты прав. Хотя люди в роте разные, это верно. Тем не менее происшествие - не более чем, скажем, несчастный случай!
Василий пожал плечами и вышел. Умозаключения Жарко его не интересовали. Даже если бы в роте была половина "филинов", что бы это изменило - воевать-то надо.
Жарко занялся канцелярщиной. В двеь без стука вошли двое. Жарко поднял голову и узнал Лазара и Тодора из соседней роты. Оба его давнишние друзья. Он радостно улыбнулся:
- Привет!
- Привет... Как жизнь? - парни не улыбались.
- Нормально!
- Нормально, говоришь?
- А что? - Жарко насторожился.
- А то, что вы тут, говорят, перестали воевать с турцами, а принялись воевать с русскими. Так?
- Да что вы, ребята, что за чушь! Вы разве этого идиота не знаете?
- Мы знаем всех идиотов в батальоне и даже в бригаде. Мы всегда подозревали, что твоя рота - страна идиотов. Так оно и оказалось. Коллектив нашей боевой роты уполномочил нас сообщить тебе это! Привет!
Через час явились ещё двое. Этих Жарко не знал, из другого батальона. Они тоже представились как "делегаты" и тоже не стеснялись в выражениях:
- В твоей роте давно воняет. Нам это не нравится... Оскотинились...
После чётвертой "делегации" Жарко выбежал из канцелярии и два дня провёл на самой дальней позиции.
Вернувшись в роту, Филин наткнулся на незримую стену отчуждения. Правдв, в глаза никто ничего не сказал, но невозможно стало больше изображать из себя рубаху-парня: отворачивались.
Проходивший мимо боец крикнул:
- Филин! Тебя командир уже целый час ищет!
Фмлин зашёл в канцелярию.
- Как живёшь, Филин? - любезно спросил Жарко.
- Как всегда: лучше всех, - буркнул тот.
- Ага. Сдай оружие, и через полчаса тебя чтоб в роте не было. Плшёл на х...!
- Да ладно тебе...
- Имеешь вопросы?
- Понял.
Филин повернулся и на выходе, как показалось Жарко, облегчённо вздохнул.
16 марта 1993, Сараево.
СУП ИЗ ТОПОРА
Василий стоял на мосту и мрачно глядел в прозрачно-голубые воды Требишницы. Кругом толпились, облокотясь на перила, куря и разговаривая, одетые в униформу, в цивильное, в большинстве бородатые, молодые, старые и не очень старые вооружённые люди - бойцы отрядов самообороны Сербской республики. Припекало.
"Эх, благодатный край, - думал Василий, - через три дня Новый год, а здесь как в Сочи в мае". Даьше мысли, как вода под мостом, опять заскользили к причудливой доле русского добровольца. Чётвёртый месяц на прередовой. Нет связи с семьёй, с Россией. Письма сюда не доходят, солдатское жалование второй месяц не выдают: в банке нет наличности - блокада. Да, страна в условиях международной изоляции воюет третий год. Много ли мы сами имели, когда воевали третий год? Все здесь в таком положении, но всё-таки Василию, считал он, потруднее. Куда сейчас, к примеру, направляются эти бойцы? По домам или родственникам: пять дней на позиции, 13 дней дома. А он - в казарму. А казарма, она и есть казарма. Не дом. А тут ещё второй месяц ни динара в кармане...
На носу Новый год! Что принесёт он Василию? Надо бы отметить. Да не один раз, а три: по самарскому,, по московскому и по местному времени. У сербов календарный Новый год - не праздник, обычный будний день. Поэтому суеты не заметно. Любимый народный праздник - "Божич"- 7 января. Отмечается также "сербский Новый год" - 14 января. Но Василий-то из России, где говорят: "Как встретишь Новый год, так его и проживёшь!" К этому надо относиться серьёзно. Во всяком случае ходить "сухим" весь следующий год Василий не собирался.
- Когда же будет проклятый грузовик, - остановился рядом Здравко, солдат его взвода и протянул сигареты: - Кури!
- Добре. Слушай, Здравко, ну и климат у вас. Благодать. Зима-то хоть бывает, нет?
- Как же три дня назад шёл снег. Мы с тобой на позиции в горах чуть не вымерзли. Забыл?
- А что помнить? На другой день того снега и следа не осталось. Я вон сегодня на какой-то грядке опять луку зеленого нарвал: Господь велел делиться. Капуста круглый год растёт... Шикарно живёте.
- Жили... - со вздохом поправил Здравко. - Если б не война... Поглядел бы, как жили до войны!
- Ну а корова, к примеру, сколько молока в день даёт? - хозяйским тоном осведомился исконый горожанин Василий.
Здравко, местный крестьянин, солидно нахмурил брови:
- Смотря какая корова. Если корова добрая, могучая, то летом свободно литров 18 дать может. Наша Црвенка давала... Ох и добрая была колова! Усташи сгубили из миномёта.
- Так. Значит, 18.
Да это в селе только наша Црвенка столько давала. А в среднем литров 10-12.
- Фи. А зимой?
- Ну, зимой... Дай Бог 4-5 взять.
"Получается, что наши колхозы, с учётом несравнимо суровых климатических условий, по эффективности не очень-то уступают! Какаго же чёрта массивно врут об их " убыточности"?! Поднимают на щит частника, величая его "фермером". Вот он - частник, передо мной! Вот его эффективность! А ведь здесь пастбища круглый год, не как у нас - полгода под снегом. Выходит, Сталин прав: враги народа были, есть, и будут!".
Василий продолжил:
- Слушай, а колхозы у вас есть?
- А что это такое? Ах эти... "задруги". Да, отец рассказывал, после войны с немцами года четыпе были, но всё пропало: скот, птица... Распустили их. Отец туда две коровы свёл, лошадь, овец голов 20 - всё пропало. Как сейчас с усташами.
- Ну вы даёте! А когда у вас здесь купальный сезон открывается?
- Что открывается?
- Купальный сезон. Небось, рано. Адриатика!
- Какой тут купальный сезон? - никак не мог взять в толк Здравко.
- Я спрашиваю, когда, например, в Требишнице можно будет купаться, - терпеливо пояснил Василий.
- А... поздно. Вода ледяная, с гор. В конце июня самые смелые начинают лезть в воду.
- А в мае?
- Да ты что! В мае вода ещё градусов 8.
- Подумаешь! Я тебе хоть сейчас Требишницу переплыву!
- Ты можешь сейчас переплыть Требишницу? - глаза Здравко приняли форму и размеры юбилейного советского рубля.
- Запросто, спорим! Стовь литр ракии, и через 5 минут я на том берегу! У нас в России такие штучки - обычное дело!
- Ты шутишь!
- Вовсе нет! Я на Волге в январе в проруби купался! Мне эту Требишницу переплыть - раз плюнуть!
- А что такое "прорубь"?
- Это где все русские зимой купаются. Даже мамы с младенцами!
Здравко решил, что его дурят. Ехидно сощурив глаза, он со смешком сказал:
- Ну-ну... давай, раз так!
- Но сейчас нужен стакан ракии. Для страховки: вдруг я растренировался, пока воевал здесь.
- Стакан? - Здравко больше ничему не удивлялся. - Запросто! Эй, момци, у кого есть ракия - рус хочет через реку плыть!
Собралась толпа. Ракия - изумтельный сербский самогон, нашлась тотчас.
- Жди с одеждой, полотенцем и полным стаканом на том берегу, - проинструктировал Василий Здравко, передавая ему оружие, вещмешок и раздеваясь.
Требишица в этом месте имела ширину не более 40 метров и глубину не более трёх, но тесение было стремительным. Василий полез в воду, поклиная себя: "Зачем, дурак, вызвался плыть на тот берег, на спор достаточно и окунуться..." Ледяная вода ожгла тело, и казалось солдату, что его втиснули в стальной панцирь, который сжимают с тяжёлой, неумолимой силой. "Судорога - главная опасность, - мелькнуло в голове, но - успею!" Он часто и стремительно забил по воде руками и ногами, наискось по течению пересекая реку... Берег!
"Гладкий, голый, как из бани,
Встал, шатаясь тяжело..."
Пар лёгкой дымкой струился от тела. Солдаты на мосту возбуждённо галдели, приветственно размахивая руками.
- Держи ракию, - тянул стакан Здравко.
- Не угадал, - усмехнулся солдат сведёнными губами, - полотенце!
Он не спеша, яростно и тщательно растёрся и надел бельё, показавшееся вдруг удивительно теплым и прятным. Застегнув плащ, сел на наретый солнцем камень и кивнул Здравко:
- Давай!
Под восхищёнными взорами сослуживцев он, смакуя, выпил душистую виноградную ракию.
Январь-93, г. Требинье.
ВОЗВРАЩЕНИЕ
"... И понять вы все должны:
Дело - самое простое:
Человек пришёл с войны."
СЕРБИЯ В ОГНЕ
Сергей Туганов, журналист:
Передо мной любопытнейший документ, который стоит процитировать полностью:
" СПРАВКА
дана журналисту Хамкину Юрию Михайловичу в том, что он с 17 ноября 1992 г. по 5 мая 1993 г.находился на первой огневой линии Боснско-Герцеговинского фронта Республики Сербской в должности стрелка-автоматчика.
23 января 1993 г. при штурме вражеских укреплений Хамкин Ю.М. получил ранение в руку.
Командир 1-й Романийской пехотной бригады полковник Лиздек(подпись). Печать: война пошта 7536, Хан Песак.
Переводчик Ирина Романийская."
Документ написан по-сербски (на машинке) и по-русски (от руки).
Владелец этой уникальной справки - мой старый знакомый. Первый вопрос к нему сам слетает с языка:
- Юра, кой чёрт тебя туда понёс?