Гастон Леру. Призрак оперы

--------------------------------------------------------------- Издательство: Амфора, 2000 Серия: Классический детектив; OCR: squirrel@thedex.net--------------------------------------------------------------- ПРЕДИСЛОВИЕ В котором автор этого необычного произведения рассказывает читателю,как он пришел к уверенности, что призрак Оперы действительно существовалПризрак в Парижской опере действительно существовал, Он не был, как долгоевремя считали, ни иллюзией певцов, ни суеверием директоров или плодомфантазии разгоряченных умов танцовщиц кордебалета, их матерей, билетеров,гардеробщиков и консьержек. Да, он существовал, причем во плоти и крови, хотя делал все, чтобы егосчитали настоящим привидением. Едва начав поиск в архивах Национальной академии музыки, я был пораженудивительной связью между феноменом, приписываемым призраку, и жуткойтрагедией, которая разыгралась в это же самое время, и вскоре пришел кмысли, что истоки трагедии, вероятно, можно было бы найти именно в этомнеобыкновенном явлении. События, о которых пойдет речь, произошли всего лишь тридцать летназад, и в Опере до сих пор нетрудно найти почтенных пожилых людейнесомненной честности, помнящих, как будто это было только вчера, загадочныеи трагические обстоятельства похищения Кристины Доэ, исчезновения виконтаРауля де Шаньи и смерти его старшего брата, графа Филиппа, тело которогобыло найдено на берегу озера, находящегося под зданием Оперы. Но ни один изэтих свидетелей, конечно же, никогда не думал, что легендарный призрак Оперыимел отношение к этим ужасным событиям. Я медленно продвигался к осознанию правды, ибо мой разум был обеспокоенрасследованием, которое постоянно наталкивалось на нечто сверхъестественное.Не один раз я был близок к тому, чтобы отказаться от истощивших мои силыпопыток расследовать явление, которое я даже не мог понять. Наконец яполучил доказательство того, что интуиция не обманула меня. Все мои усилиябыли вознаграждены, и я обрел уверенность в том, что привидение в Опере былобольше, чем призрак. В тот день я провел долгие часы, углубившись в чтение "Мемуаровимпресарио", легковесной книги чрезмерно скептичного Армана Мушармена,который за время своей службы в Опере так ничего и не понял в ставящем втупик поведении призрака, энергично высмеивал его, тогда как сам стал первойжертвой любопытной финансовой операции, получившей название "магическийконверт". Чувствуя, что прихожу в уныние, я покинул библиотеку и встретиладминистратора нашей Национальной академии музыки. Он оживленно беседовал сэлегантно одетым маленьким пожилым человеком, которому с радостью представилменя. Администратору было известно, как нетерпеливо и, увы, тщетно я пыталсяузнать о местонахождении мсье Фора, мирового судьи, расследовавшегознаменитое дело Шаньи. Никто не мог сказать мне, что стало с ним, жив он илимертв. Он только что вернулся из Канады, где пробыл пятнадцать лет. Этотмаленький старик и был сам мсье Фор. Мы провели вместе добрую половину вечера, и мсье Фор поведал мне о делеШаньи. Он считал, что виконт страдал, душевным недугом, а смерть егостаршего брата была случайностью, и не сомневался в том, что к страшнойтрагедии, разыгравшейся между братьями, Кристина Доэ имела прямое отношение.Ему не было известно ни о ее судьбе, ни о судьбе виконта. И, конечно, Фортолько рассмеялся, когда я упомянул о призраке. Ему рассказывали о странныхсобытиях, которые, казалось, указывали на то, что некое сверхъестественноесущество поселилось в Опере, и он знал историю "магического конверта", но вовсем этом, он чувствовал, не было ничего, что требовало бы внимания судьи,расследовавшего дело Шаньи. Однако он выслушал показаниясвидетеля-добровольца, который рассказал, что сам видел привидение. Этимсвидетелем был некто перс. Человек, принадлежавший к светскому обществу, онбыл хорошо известен всем подписчикам Оперы. Судья решил тогда, что онсумасшедший. Естественно, я невероятно заинтересовался тем, что мсье Фор рассказалмне о персе, и решил разыскать столь ценного свидетеля. Удача сопутствоваламне, и я нашел его в маленькой квартире на улице Риволи, где он жил и гдеумер через пять месяцев после моего визита. Вначале я был настроен скептически. Однако все мои сомнения рассеялись,когда перс рассказал мне все, что знал о привидении, представив дажедоказательства его существования, а также странные письма Кристины Доэ,которые пролили ослепительно яркий свет на все происшедшее. Нет, привидениене было мифом! Позже мне сказали, разумеется, что часть этих писем, возможно,сфабрикована человеком, чье воображение определенно питалось фантастическимивыдумками. К счастью, мне удалось найти не вызывающие сомнений образцыпочерка Кристины, я сравнил их, и это устранило всякую неопределенность. Кроме того, я разузнал все, что мог, о персе и пришел к заключению, чтоон честный человек и не способен ввести в заблуждение правосудие. Таково же было мнение и друзей семьи, весьма порядочных людей, которыепрямо или косвенно были вовлечены в дело Шаньи. Когда я показал им всеимеющиеся у меня документы, они горячо поддержали меня. В этой связи позволюсебе процитировать, что писал мне, в частности, генерал Д.: "Дорогой мсье! Я не могу слишком настаивать на том, чтобы вы опубликовали" результатысвоего расследования. Я отчетливо помню, что за несколько недель доисчезновения великой певицы Кристины Доэ и трагедии, которая опечалила всехв предместье Сен-Жермен, танцовщицы много говорили о "привидении", и, мнекажется, разговоры продолжались до тех пор, пока всех не захватила трагедия,о которой я упомянул. Но если возможно (а, услышав вас, я думаю, что да)объяснить трагедию посредством привидения, надеюсь, вы расскажете нам большео самом привидении. Каким бы таинственным оно ни казалось на первый взгляд,оно более объяснимо, чем то, что случилось между двумя братьями, которыелюбили друг друга всю свою жизнь и которым злобные люди пытались приписатьсмертельную вражду. Примите и т, д." Наконец, имея доказательства, я прошел по всему огромному владениюпризрака, величественному зданию Оперы, которое он превратил в свою империю,и документы перса подтвердились всем тем, что видели мои глаза и воспринималмой разум. Непостижимое открытие решительным образом завершило мой труд. Напомню, что недавно в подвале Оперы рабочие нашли скелет. Едва увидевего, я понял - это скелет призрака Оперы. Я заставил администратораприкоснуться к этому доказательству собственными руками, и теперь для меняне имеет никакого значения предположение газет о том, что скелет принадлежалодной из жертв Коммуны. Несчастных, убитых в подвалах Оперы во времена Коммуны, не хоронили наэтой стороне. Я скажу, где можно найти их скелеты, - далеко от огромногосклепа, где во время осады хранился провиант. Я неожиданно напал на него,когда искал останки призрака Оперы. Я, безусловно, не нашел бы их, если быне крайне маловероятное обстоятельство, связанное с захоронением живыхголосов. Но я еще вернусь к этому скелету и вопросу о том, что надо сделатьс ним. Закончить же это столь необходимое предисловие хочу благодарностьютем, кто скромно играл вторые роли в нашей драме, но оказал мне большуюпомощь. Это полицейский комиссар Мифруа, который проводил предварительноерасследование после исчезновения Кристины Доэ, мсье Реми, бывший секретарь,мсье Мерсье, бывший администратор, мсье Габриэль, бывший хормейстер, и вособенности баронесса Кастело-Барбезак, когда-то "маленькая Мег", самаяяркая звезда в нашем восхитительном кордебалете и старшая дочь покойноймадам Жири, которая была билетершей в ложе призрака. Благодаря им читательсможет теперь воспроизвести те события во всех деталях. <Я был бы не прав, если бы в начале этой правдивой и ужасной истории непоблагодарил также нынешнюю дирекцию Оперы, которая так любезно сотрудничаласо мной, и в особенности мсье Мессажера, а также очень сердечногоадминистратора мсье Габиона, кроме того, архитектора, ответственного засохранность здания, который без колебаний одолжил мне произведения ШарляГарнье, хотя был почти уверен, что я их не верну. Наконец, я хочу публичнопоблагодарить за щедрость моего друга и бывшего сотрудника Ж. Л. Кроза,который разрешил мне пользоваться его прекрасной театральной библиотекой иодолжил редкие издания, которыми сам очень дорожил.> Глава 1 Было ли это привидение? Этим вечером мсье Дебьенн и мсье Полиньи, два директора Парижскойоперы, давали гала-предвтавление по случаю своего ухода. Артистическаяуборная Ла Сорелли, одной из ведущих балерин театра, неожиданно подвергласьвторжению полудюжины танцовщиц кордебалета, которые только что покинулисцену, оттанцевав "Полиэкт". Они были в полном замешательстве, некоторыедико и неестественно смеялись, другие издавали крики ужаса. Ла Сорелли, желавшая побыть одна, чтобы отрепетировать речь, которуюона вскоре должна была произнести перед Дебьенном и Полиньи, почувствовалараздражение, увидев возбужденных молодых женщин. Прима обернулась к вошедшими спросила о причине их волнения. Маленькая Жамме - нос, который такнравился Гревену, глаза цвета голубых незабудок, розовые щечки, белая грудь- смогла выговорить лишь два слова, голос ее прерывался и дрожал: - Это привидение! И она заперла дверь на ключ. Артистическая уборная Ла Сорелли была обставлена с комфортом - большое,во весь рост зеркало, удобный диван, изящный туалетный столик, вместительныйгардероб. На стенах несколько гравюр, сувениров ее матери, которая знавалаславные дни старого оперного театра на улице Лепелетье. Портреты Вестриса,Гарделя, Дюпона и Биготтини. Эта комната казалась дворцом девушкам изкордебалета. Девушкам, которые ютились в общих помещениях, где напевали,ссорились, дубася парикмахеров и костюмеров, угощали друг друга пивом,черносмородинным ликером или даже ромом, пока мальчишка не начинал звонить всвой колокольчик, вызывая танцовщиц на сцену. Ла Сорелли, дама весьма суеверная, услышав, что Жамме упомянулапривидение, вздрогнула: - Ты маленькая дурочка! Но поскольку она верила в привидения вообще и в привидение в Опере вчастности, ей не терпелось получить больше информации. - Ты его видела? - живо спросила она. - Так же ясно, как вижу тебя, - ответила маленькая Жамме со стоном. Ееноги подкосились, и она упала в кресло. А маленькая Жири - темные глаза, черные волосы, смуглое лицо, кожа,облегающая кости, - тут же сказала: - Если это было действительно привидение, то оно просто безобразно! - О да! - воскликнули другие танцовщицы и заговорили все разом. Призрак показался им в облике джентльмена в черном фраке с раздвоеннымифалдами. Джентльмен неожиданно появился в холле, и никто не видел, откуда онпришел. Появился так внезапно, что, казалось, сошел со стены. - О, вам повсюду мерещатся привидения! - заметила одна из танцовщиц,которая более или менее сохраняла присутствие духа. И это была правда. Уже несколько месяцев все в Опере только и говорилиоб этом призраке во фраке. Он передвигался по зданию подобно тени, необращался ни к кому (и никто не осмеливался обратиться к нему) и исчезал такбыстро, что невозможно было сказать, как он это сделал или куда ушел. Как иподобает настоящему привидению, он двигался совершенно бесшумно. Средидевушек из кордебалета о нем буквально ходили легенды. Все танцовщицыутверждали, что встречали его и, мало того, были жертвами его дьявольскихчар. Любой несчастный случай, потерянная пуховка от пудры, шутка, которуюсыграл с танцовщицей кто-то из друзей, - все это немедленно связывалось спривидением, призраком Оперы. А действительно, кто видел его? В Опере бывает множество мужчин вчерных фраках, которые отнюдь не являются привидениями. Но этот фракотличался от других одним: его носил скелет. Во всяком случае, так говорилитанцовщицы. И у скелета, разумеется, была голова мертвеца. Заслуживает ли все это серьезного отношения? Судите сами. Идея скелетавозникла из описания привидения, данного Жозефом Бюке, главным рабочимсцены, который действительно видел его. Бюке столкнулся с призраком лицом клицу на маленькой лестнице, которая начинается около рампы и ведет вниз, вподвалы. Он видел его всего лишь одну секунду, но это произвело на негонеизгладимое впечатление. Вот что Жозеф Бюке рассказывал о призраке каждому, кто хотел егослушать: "Он невероятно худ, черный фрак висит свободно на его костлявомтеле. Глаза смотрят прямо вперед и так глубоко посажены, что едва различимы.Все, что вы действительно видите, - это два темных отверстия, какие бывают ускелетов. Его кожа натянута, как на барабане. Она не белая, а неприятножелтая. Нос настолько мал, что совершенно не виден, когда смотришь состороны, и это отсутствие носа производит ужасное впечатление. Волос почтинет, только три или четыре длинных темных локона свисают со лба и за ушами". По словам Бюке, он тщетно пытался настичь это привидение, но ономгновенно исчезло, не оставив никакого следа. Главный рабочий сцены был серьезным, уравновешенным человеком, укоторого почти полностью отсутствовало воображение, и он был трезв. Егослушали с изумлением и интересом. Немедленно несколько человек началиговорить, что они тоже сталкивались с призраком в вечернем платье и сголовой мертвеца. Тем не менее окружающие склонны были считать, что Жозеф Бюке сталжертвой мистификации одного из своих подчиненных. Но вскоре один за другимпроизошли инциденты настолько странные и необъяснимые, что даже самыезакоренелые скептики были потрясены. Известно, что пожарные - смелые люди. Они не боятся ничего и, конечноже, не боятся огня. Пожарный, о котором идет речь, лейтенант, пошел как-тоосмотреть подвалы и, кажется, рисковал не больше чем обычно. Неожиданно онпоявился в зрительном зале бледный, с трясущимися руками, с глазами,вылезшими из орбит, и почти упал в обморок на руки матери маленькой Жамме. Ипочему? Потому что увидел голову в огне, голову без тела, котораяприближалась к нему на уровне глаз. А ведь, повторяю, пожарные не боятсяогня! Имя этого лейтенанта было - Папен. Кордебалет пришел в ужас. Прежде всего, эта голова в огне несоответствовала описанию призрака, данному Жозефом Бюке. Тщательнорасспросив Папена, а затем и Жозефа Бюке, танцовщицы пришли к единодушномумнению, что у привидения несколько голов и что оно меняет их по своемужеланию. Поскольку даже пожарный, причем лейтенант, упал в обморок при видежуткого призрака, балерины и стажеры нашли в этом достаточно оправдания длястраха, который заставлял их бежать так быстро, как только можно, когда имнадо было миновать темные уголки плохо освещенного коридора. Итак, на следующий день после того, как пожарный рассказал о своейвстрече, Ла Сорелли решила улучшить, насколько это возможно, охрану здания,которое подпало под дьявольские чары. Окруженная танцовщицами и большойгруппой стажеров в трико, она направилась в вестибюль к привратнику,неподалеку от двора администрации, и положила ему на стол подкову. Отнынекаждый (речь идет не о зрителях), кто приходил в Оперу, должен былприкоснуться к этой подкове, прежде чем подняться по лестнице. Тот, кто неделал этого, рисковал стать жертвой темной силы, которая овладела зданием отподвалов до чердаков. Поверьте, я не придумал эту подкову (так же как и всеостальное в этой истории), и ее до сих пор можно видеть на столе ввестибюле, перед конторкой привратника, когда входишь в Оперу через дворадминистрации. *** Теперь вы, вероятно, можете представить себе душевное состояниебалерин, когда они вошли в артистическую уборную Ла Сорелли. - Это было привидение! - воскликнула маленькая Жамме, и тревогатанцовщиц возросла еще больше. В комнате воцарилось мучительное молчание, нарушаемое только учащеннымдыханием. Наконец, проявляя неподдельный страх, Жамме бросилась в дальнийугол и прошептала одно слово: - Слушайте! Всем показалось, что откуда-то из-за двери раздался шелестящий звук.Нет, не шагов - как будто легкая шелковая одежда скользнула вдоль двери. ЛаСорелли, пытаясь подавить страх, подошла к двери и спросила равнодушнымголосом: - Кто там? Ответа не последовало. Чувствуя, что девушки ловят малейшее еедвижение, Ла Сорелли, сделав над собой усилие, сказала очень громко: - Есть там кто-нибудь? - О да, конечно, есть! - прошептала смуглая Мег Жири, ухватившись загазовую юбку Ла Сорелли. - Не открывай! Боже мой, не открывай! Но Ла Сорелли, вооруженная стилетом, который всегда был при ней, решиларискнуть, она отперла дверь, открыла ее (танцовщицы отступили в ванную, аМег Жири едва дышала: "Мама! Мама!") и смело выглянула в коридор. Он былпуст. Газовый свет, подобно огненной бабочке в стеклянной тюрьме, бросалзловещий красный отблеск на все вокруг. С тяжелым вздохом Ла Сорелли быстрозакрыла дверь. - Нет, - сказала она, - там никого нет. - Но мы видели его! - настаивала Жамме. - Он, должно быть, крадетсягде-нибудь здесь. Я не пойду обратно одеваться. Мы спустимся сейчас внизвместе и вместе вернемся. Жамме незаметно прикоснулась к маленькому коралловому пальчику,который, как считают, отвращает несчастье. А Ла Сорелли украдкой обвелакрест святого Андрея на деревянном кольце, которое было на третьем пальце еелевой руки. Один известный журналист однажды написал следующее: "Ла Сорелли - великая балерина, красивая женщина с печальным,чувственным лицом и гибким, как ветка ивы, телом. Обычно о ней говорят, чтоона "милое создание". Голова ее легко покачивается, словно перо цапли, надлинной, гордой, элегантной шее. Когда она танцует, движения ее бедерпридают всему телу трепет невыразимого томления. Когда балерина поднимаетруки и напрягается, чтобы начать пируэт, тем самым подчеркивая линии бюста ивыделяя бедро, мужчины, говорят, готовы размозжить себе голову из-занеосуществленного желания". Что же касается ее ума, то, кажется, это был установленный факт, ЛаСорелли его почти не имела. Впрочем, никто не ставил ей это в вину. - Вы должны взять себя в руки, девочки! - сказала она танцовщицам. -Привидение? Может быть, его никто и не видел! - Мы видели его, - запротестовала одна из девушек, - в черном фраке и сголовой мертвеца, точно таким же, каким его видел Жозеф Бюке! - И Габриэль тоже встретился с ним, только вчера, -, сказала Жамме. -Вчера днем, средь бела дня! - Габриэль? Хормейстер? - Конечно. Ты не знала об этом? - И он был в вечернем платье средь бела дня? - Кто? Габриэль? - Нет, нет, призрак. - Да, он был во фраке, - подтвердила Жамме. - Габриэль сам рассказалмне. Он был в кабинете режиссера. Вдруг дверь открылась и вошел перс. Вызнаете, у перса дурной глаз... - О да! - воскликнули все вместе маленькие танцовщицы. - И вы знаете, как суеверен Габриэль, - продолжала Жамме. - Он вежлив,но, увидев перса, он обычно сует руку в карман и прикасается к ключам. Но наэтот раз при виде перса он вскочил с кресла и подбежал к замку на дверистенного шкафа, чтобы скорее прикоснуться к металлу. Затем схватил своепальто, висевшее на гвозде, но разорвал его. Габриэль так спешил покинутькабинет режиссера, что ударился о вешалку и посадил себе большой фонарь налбу. Он оцарапал руку о подставку для дот. Попытался опереться нафортепьяно, но не следил за тем, что делает, и крышка инструмента сильноударила его по пальцам. Наконец Габриэль как сумасшедший выскочил изкабинета, однако споткнулся на ступеньках и упал. Мы с мамой как разпроходили мимо и поспешили помочь ему подняться. Мы страшно испугались,увидев, как он выглядел: весь в синяках, на лице кровь. Но он улыбнулся нами произнес: "Слава Богу, я легко отделался!" Мы спросили, что случилось, иГабриэль сказал нам, почему он испугался: оказывается, за спиной перса онувидел привидение с головой мертвеца, как его описывал Жозеф Бюке. Жамме говорила так быстро, будто привидение гналось за ней. Девушкивстретили ее рассказ испуганным шепотом, но затем замолчали. Ла Сореллилихорадочно полировала ногти на руках. - Жозеф Бюке должен помалкивать, - наконец вполголоса сказала Мег Жири. - Почему же? - спросил кто-то. - Так думает моя мама, - ответила Мег, еще больше понижая голос иоглядываясь, как бы боясь, что ее услышит некто, кого она не видит. - А почему твоя мать думает так? - Тише! Мама говорит, что призрак не любит, когда его беспокоят. - А почему? - Почему.., почему.. Потому что... Да нет, ничего. Эта сдержанностьлишь возбудила любопытство балерин. Они окружили Мег и просили ееобъясниться. Наклонившись вперед в единой мольбе, они заражали друг другастрахом и получали от этого пронзительное, леденящее душу удовольствие. - Я поклялась не рассказывать! - прошептала Мег. Но они продолжалинастаивать и так убедительно обещали сохранить все в тайне, что Мег, котораяумирала от нетерпения рассказать все, что знала, бросив взгляд в сторонудвери, начала: - Хорошо... Это из-за ложи... - Какой ложи? - Ложи призрака здесь, в Опере. - У призрака есть ложа? - От известия, что у призрака есть собственнаяложа в театре, у балерин захватило дух. - О, расскажи нам. Расскажи об этом!- наперебой заговорили девушки. - Тише! - приказала Мег снова. - Это пятая ложа. Ложа, следующая последиректорской в первом левом ярусе. - Неужели? - Да. Ведь моя мать - билетерша обслуживает эту ложу. Но поклянитесь,что не скажете никому! - Конечно! - Это действительно ложа привидения. Никто не был в ней уже большемесяца - никто, кроме призрака. А другим администрация говорит, что ложуникогда не будут сдавать. - И призрак приходит туда? - Да, - твердо сказала Мег. - Призрак приходит в ложу, но его никто невидят. Танцовщицы недоуменно посмотрели друг на друга: как же так, ведьпризрак одет в черный фрак и у него голова мертвеца! Они сказали об этом Мег, но та настаивала на своем: - Нет, его нельзя увидеть! У него нет ни черного фрака, ни головы. Всеэто ерунда. У него нет ничего... Когда он в ложе, его только можно слышать.Моя мать никогда не видела его, но она слышала. Она-то знает, потому чтовсегда дает ему программку! Ла Сорелли почувствовала, что настало время вмешаться: - Мег, ты действительно ждешь, что мы поверим в эту глупую историю? Мег залилась слезами: - Я должна была держать язык за зубами. Пели мама узнает... Но ЖозефБюке напрасно сует свой нос не в свое дело. Это принесет ему несчастье. Такмама сказала вчера вечером. В этот момент балерины услышали тяжелые, быстрые шаги в коридоре изадыхающийся голос прокричал: - Сесиль! Сесиль! Ты там? - Это моя мама! - воскликнула маленькая Жамме. - Что могло случиться? Она открыла дверь. Представительная дама, похожая на померанскогогренадера, ворвалась в артистическую и со стоном опустилась в кресло. Ееглаза дико вращались, лицо приобрело кирпичный оттенок. - Какое несчастье! - прошептала она. - Какое несчастье! - Что, что? - Жозеф Бюке. Он... - Ну, что? - Он мертв! Комната наполнилась восклицаниями, протестами и просьбами объяснить,что произошло. - Да. Его только что нашли в третьем подвале.., повешенным, -продолжала бедная почтенная дама тяжело дыша. Но, что самое ужасное, рабочиесцены, которые нашли его тело, утверждают, будто слышали вокруг звуки,напоминающие пение мертвых! - Это призрак! Это сделал призрак! - закричала Мег Жири. Слова,казалось, сорвались с ее губ против воли. Она мгновенно зажала рот ладонью.- Нет, нет, я ничего не сказала! Все ее подруги севшими от страха голосами повторяли: - Да! Да! Это призрак! Ла Сорелли была бледна. - Боже, разве теперь я смогу произнести свою речь! - воскликнула она. Мать маленькой Жамме, опустошив бокал ликера, который кто-то оставил настоле, и придя после этого немного в себя, заявила: - Да, привидение, безусловно, имело к этому отношение. *** Как умер Жозеф Бюке, так и осталось тайной. Краткое расследование недало никакого результата, кроме заключения о "естественном самоубийстве". Всвоих "Мемуарах импресарио" Мушармен, один из тех двоих, кто стал преемникомДебьенна и Полиньи, так пишет о смерти Бюке: "Несчастный случай помешал маленькому торжеству, которое Дебьенн иПолиньи решили устроить по случаю своего ухода. Я был в кабинете импресарио,когда неожиданно вошел Мерсье, администратор. Он был в панике и сказал мне,что в третьем подвале между задником и декорациями из "Короля Лахора" нашлиповешенным рабочего сцены. - Пойдемте же и снимем его, - произнес я. Пока мы спускались вниз поступеням и лестнице, повешенный уже оказался без веревки!" *** Итак, вот серия событий, которые показались естественными Мушармену:человек, повешенный на веревке; Мушармен идет, чтобы снять его, но веревка уже исчезла. Директор нашелэтому простое объяснение. Вот что он пишем дальше: "Это было во времяпредставления. Балерины и стажеры быстро приняли меры предосторожностипротив дьявольского глаза" Точка, конец объяснения. Только представьте себе: кордебалет спускается вниз по лестнице и делитмежду собой веревку повешенного за время, меньшее чем об этом можнонаписать. Нет, эта идея не заслуживает того, чтобы ее принимать всерьез. Нокогда я думаю о месте, где было найдено тело, - третий подвал под сценой, -то все больше склоняюсь к мнению, что кто-то был заинтересован в том, чтобыверевка, сослужив свою службу, сразу же исчезла. Позже мы увидим, прав я илинет, думая таким образом. Зловещая новость быстро распространилась по всей Опере, где Жозефа Бюкеочень любили. Артистическая уборная Ла Сорелли опустела, и маленькиетанцовщицы, окружив ее, словно испуганные овцы пастуха, направились в фойепоспешно, как только позволяли их розовые ножки, минуя тускло освещенныекоридоры и лестницы. Глава 2 Новая Маргарита На первой лестничной площадке Ла Сорелли столкнулась с графом де Шаньи,который поднимался наверх. Граф, обычно такой спокойный, выказывал признакисильного волнения. - Я шел к вам, - сказал он, галантно поклонившись молодой женщине. -Ах, Сорелли, что за чудесный вечер! Какой успех Кристины Доэ! - Невероятно, - запротестовала Мег Жири. - Шесть месяцев назад онапела, как ржавая петля. Но дайте нам пройти, дорогой граф, - продолжала она,делая дерзкий реверанс, - мы пытаемся побольше узнать о бедняге, которогонашли повешенным. Как раз в этот момент мимо поспешно проходил озабоченный администратор.Услышав последние слова Мег, он остановился. - Что? Вы уже знаете? - спросил он довольно сердито. - Не говорите обэтом, не хотелось бы, чтобы Дебьенн и Полиньи узнали! Какая неприятность вих последний день! Балерины спустились в комнату отдыха, которая уже была переполнена. Граф де Шаньи был прав: ни одно гала-представление не могло сравнитьсяс этим. Те, кому выпало удовольствие быть в этот вечер в театре, до сих порс глубоким чувством рассказывают о нем детям и внукам. Подумайте только: Гуно, Рейс, Сен-Санс, Массне, Гире, Делиб - все один за другим вставализа пульт оркестра и лично дирижировали своими произведениями. Фор и Крауссбыли среди исполнителей, и именно в этот вечер светское общество Парижа свосхищением открыло для себя Кристину Доэ, чью таинственную судьбу янамереваюсь описать в этой книге. Гуно дирижировал "Похоронным маршем марионетки", Рейс - своейвеликолепной увертюрой к "Сигюр", Сен-Санс - виртуозными "Пляской смерти" и"Восточным сном", Массне - "Неизданным венгерским маршем", Гире - своим"Карнавалом", Делиб - "Медленным вальсом" из "Сильвии" и пиццикато из"Коппелии". Пели неподражаемые Мари Габриэль Краусс и Дениз Блок: первая -болеро из "Сицилийской вечери"; вторая - брин-дизи из "Лукреции Борджа". Но самый большой триумф ожидал Кристину Доэ. Она начала выступление,спев несколько арий из "Ромео и Джульетты" Шарля Гуно. На сцене Оперы этадивная музыка звучала впервые. Мы очень сочувствуем тем, кто никогда неслышал Кристину Доэ в партии Джульетты, кто не знал ее простодушногоочарования, никогда не испытывал дрожи при звуках ее ангельского голоса, нечувствовал, как душа высоко парит вместе с ее душой над могилами влюбленныхиз Вероны: "Господи! Господи! Прости нас!" И все же это было ничто всравнении с исполнением ею сцены в тюрьме и финального трио в "Фаусте",которые она свела вместо заболевшей Карлотты. Никто с тех пор не слышал и невидел ничего подобного! Это была новая Маргарита, Маргарита во всем блеске исиянии, которых в ней до Кристины Доэ никто не подозревал. Восторженная публика приветствовала певицу громовыми овациями, она жерыдала и в конце концов упала без чувств на руки партнеров. Без чувств ееотнесли в артистическую комнату. Великий критик де Сен-В, в память об этом изумительном вечере написалстатью, которую так и озаглавил "Новая Маргарита". Будучи великолепнымзнатоком музыки, он сознавал, что эта милая девочка принесла на подмосткиОперы больше, чем свое искусство, - она принесла свое сердце. Все друзьяОперы знали, что сердце Кристины осталось таким же чистым, как в пятнадцатьлет, и, чтобы понять, что случилось с ней, пишет де Сен-В., остается"предположить, что она впервые полюбила". "Вероятно, я скажу бестактность, - продолжает он, - но только любовьспособна сотворить такое чудо полного преображения. Два года назад мыслышали Кристину Доэ на концерте в консерватории, когда она подарила намочаровательную надежду. В чем истоки ее огромного успеха сегодня? Если он неспустился с небес на крыльях любви, я должен поверить, что он поднялся изада и что Кристина Доэ, подобно Офтердингену, майстер-зингеру, заключиласделку с дьяволом. Тот, кто не слышал ее в финальном трио в "Фаусте", незнает этой оперы": экзальтация голоса и экстаз чистой души не могут бытьбольшими!" Однако некоторые завсегдатаи Оперы протестовали. Почему от нихтак долго скрывали такое сокровище? И действительно, только благодарянепостижимому отсутствию Карлотты в этот вечер Кристина, заменив ее впоследний момент, смогла продемонстрировать свой талант в той частипрограммы, которая была первоначально зарезервирована для испанскойпримадонны. Но почему Дебьенн и Полиньи выбрали именно Кристину, когдаузнали, что Карлотта не выступит. Знали ли они о ее таланте? Если да, топочему скрывали это? И почему она сама скрывала его? Странно, но никто неслышал, чтобы у Кристины был учитель. Она неоднократно говорила, что отнынебудет работать одна. Все это было необъяснимо. Стоя в своей ложе, граф де Шаньи тоже аплодировал певице. Графу Филиппу Жоржу Мари де Шаньи был сорок один год. Он был вышесреднего роста и имел приятное, даже красивое лицо, несмотря на жесткиеморщины на лбу и некоторую холодность глаз. С женщинами он обращался сутонченной учтивостью, а с мужчинами держался несколько высокомерно. У негобыло благородное сердце и чистая совесть. После смерти старого графаФилибера он стал главой одной из самых старинных и знаменитых семей воФранции, корни которой восходили еще ко временам Людовика X. Состояние Шаньи было значительным. Его две сестры и брат Рауль никогдане думали о разделе имущества. Они сохраняли совместное владение иполагались во всех делах на Филиппа, как будто право первородства все ещебыло в силе. Когда его сестры вышли замуж (обе в один день), они взяли своюдолю имущества как приданое. Графиня де Шаньи, урожденная де Мерож де ла Мартиньер, умерла при родахРауля, который на двадцать лет был младше Филиппа. Раулю было двенадцатьлет, когда умер старый граф. Филипп принимал активное участие в воспитаниибрата, вначале ему помогали сестры, а затем старая тетушка, которая жила вБресте и которая привила Раулю вкус к мореплаванию. Молодой человек прошелобучение на борту учебного судна "Борда", с успехом закончил его иотправился в традиционное кругосветное плавание. Он был включен вофициальную экспедицию на "Акуле", созданную для поиска в полярных льдахоставшихся в живых от экспедиции "Дартуа", которая пропала три года назад.Пока же Рауль наслаждался отпуском, который был рассчитан на шесть месяцев,и вдовы предместья Сен-Жермен уже жалели этого красивого хрупкого юношу зате тяжелые испытания, которые ему предстояли. Застенчивость Рауля - так и хочется назвать ее невинностью - былаудивительной. Он был избалован своими сестрами и старой теткой, и женскоевоспитание оставило ему простодушные, очаровательные манеры, которые ничтоне могло испортить. Ему шел двадцать второй год, но выглядел он навосемнадцать. У него были небольшие белокурые усы и красивые голубые глаза. Филипп очень баловал младшего брата. Мало того, он гордился им, срадостью предвкушал его славную карьеру на флоте, где один из их предков,знаменитый Шаньи де ла Рош, был адмиралом. Филипп воспользовался отпускомРауля, чтобы показать ему Париж. Ведь Рауль почти не знал, что можетпредложить этот город по части роскошных наслаждений и удовольствий другогорода. Граф считал, что в возрасте Рауля иметь слишком много добродетели дажевредно. Филипп обладал уравновешенным характером, равномерно совмещалудовольствия с делами, имел безупречные манеры и был неспособен подаватьсвоему брату дурной пример. Он брал его с собой повсюду, даже представилбалеринам в Опере. Поговаривали, что Филипп был "в очень тесных отношениях"с Ла Сорелли. Но поскольку граф оставался холостяком и, следовательно, имелмного свободного времени, особенно теперь, когда его сестры вышли замуж,несомненно, не было ничего предосудительного в том, что он любил провестичас или два после ужина с танцовщицей, которая, хотя и не блистала умом,зато имела самые прекрасные глаза в мире. Кроме того, есть такие места, гденастоящий парижанин ранга графа де Шаньи просто обязан показываться, а в товремя артистические уборные и комнаты отдыха балерин были одним из этихмест. В конце концов, Филипп и не взял бы своего брата за кулисы Национальнойакадемии музыки, если бы Рауль не просил его неоднократно об этом с мягкойнастойчивостью, о которой граф не раз вспоминал позже. В тот вечер после овации, которую публика устроила Кристине Доэ, граф,повернувшись к брату, обратил внимание на его необыкновенную бледность ивесьма встревожился. - Разве ты не видишь, она вот-вот упадет в обморок? - взволнованнопроизнес Рауль. И это была правда, потому что на сцене Кристину буквально поддерживалипартнеры. - Ты сам вот-вот упадешь в обморок, - заметил Филипп, наклоняясь кбрату. - В чем дело? Но Рауль, ничего не ответив, встал. - Пойдем, - сказал он нетвердым голосом. - Куда ты хочешь идти? - спросил Филипп, удивленный волнением брата. - Пойдем и посмотрим! Она впервые пела так! Филипп с любопытствомпосмотрел на Рауля, и его губы растянулись в улыбке. - Хорошо, почему бы и нет? - сказал он, делая вид, что восхищенпредложением брата. - Пойдем. У входа на сцену толпились люди. Пока братья ждали, чтобы пройти, Раульразорвал свои перчатки, даже не осознавая, что делает. Филипп слишком любилбрата, чтобы посмеяться над его нетерпением. Но теперь он понял, почемуРауль казался столь взволнованным и почему ему доставляло такое удовольствиесводить все разговоры к тому, что происходит в Опере. Они вступили на сцену. Толпа мужчин в вечерних костюмах спешила к комнате танцовщиц или вартистические уборные. Крики рабочих сцены смешивались с раздраженнымизамечаниями администраторов. Уходящие статисты из последней живой картины,толкающиеся артистки кордебалета, рама задника, которую куда-то несут,задник, опускаемый с чердака, настоящее, а не декоративное окно, котороекрепят энергичными ударами молотка, постоянные крики предостережений,заставляющие вас оглядываться, чтобы кто-то не сбил с вашей головы шляпу илине свалил с ног, - такова обычная суматоха антракта, которая никогда неперестает поражать новичка, подобного молодому человеку с белокурыми усами,голубыми глазами и стройной фигурой, пересекавшему так быстро, насколькопозволяли суета и скопление людей, сцену. Сцену, на которой Кристина Доэтолько что праздновала триумф и под которой только что умер Жозеф Бюке. Неразбериха никогда не была более полной, чем в этот вечер, но и Раульникогда не был менее робким. Он решительно пробирался вперед, не обращаявнимания ни на что. Он был озабочен только своим желанием увидеть молодуюженщину, чей волшебный голос овладел его сердцем. Да, он чувствовал, что егобедное, неопытное сердце не принадлежит ему больше. Рауль пытался защититьего с того дня, когда Кристина, которую он знал еще маленькой девочкой,вошла в его жизнь. Он решил, что должен бороться с нежными чувствами,которые она разбудила в нем, потому что поклялся любить только ту женщину,которая станет его женой. А разве мог он, аристократ, жениться на певице! Носейчас... Сейчас он перенес потрясение, в первую очередь, эмоциональное. Ониспытывал боль в груди, как будто кто-то открыл ее и извлек оттуда егосердце. И эту ужасную пусто