Григорий Наволоцкий стоял на Высокояузском мосту, облокотившись на перильное ограждение и утомленными глазами, глядел на вялотекущие воды Яузы. В руке своей мужчина сжимал початую бутылку дешевого пива, которую захватил в одной из палаток на Курском вокзале и бутылка, была далеко не первой в его только начавшемся дне. Надо заметить, что на городских часах стрелки подбирались уж к полудню и, горожане наполнили собою улицы, оживив эти бетонные дебри и наполнив их суетой. На Земляном Валу, той самой улице, что располагалась позади Григория, уже успел зародиться небольшой затор, автомобили толпились, пытались как-нибудь протиснуться в маленькие щелочки, промеж другими средствами передвижения. Особенно неблагоприятно ситуация сложилась возле светофора, что располагался возле Курской площади, где нашлось много желающих поворачивать направо, отчего водители не могли порешить промеж собой, кого пропустить, а кому утереть нос, да оставить позади. Ко всему прочему, погода в тот день капризничала, как только могла: небо затянули свинцовые тучки, которые периодически прорывались, изливая на грешную землю горькие слезы; ветер буянил, видимо, взяв пример с серого неба, – он раскидывал опавшие и омертвевшие листья, которые дворники так старательно собирали с утра; оборвал оставшиеся мертвые одеяния с невзрачных, практически голых стволов деревьев, и в конце позабавился, швыряя ледяные капли накрапывающего дождя, в лица проходящих мимо людей. Даже бродяга, побиравшийся возле палатки с выпечкой, которая располагалась недалеко от Высокояузского моста, кинул свое занятие и побрел в сторону вокзала, в надежде попытать счастья там.
Наволоцкого же не смущал ни разыгравшийся осенний ветер, ни ледяные капли дождя, то и дело попадающие ему за шиворот, и даже бегающим по коже мурашкам, он не придавал особого значения. Он поднял руку, сжимающую бутылку с пивом и сделал внушительный глоток, пуская в глотку горький напиток, который должен был принести Григорию облегчение. Для нашего героя это уж стало чем-то обыкновенным, тем, что и должно быть – трезвость ему уж была не по душе и, мужчина охотно менял ее на эйфорию, которую приносил с собой алкоголь, пущенный по внутренностям. Поначалу в голове проигрывалась заевшая пластинка, что такое увлечение до добра не доведет и нужно прекращать постоянно выпивать, но после и она треснула пополам, оставив после себя в сознании Григория Александровича, лишь давящую тишину. Правда, и тут можно было бы согрешить, сказав, что вместе с алкоголем приходило облегчение – Григорий сам ясно осознавал, что это не так и такая мысль в голове, есть не что иное, как самообман. Алкоголь давно перестал приносить необходимое удовлетворение, либо подобное благое чувство. Временами нужно было глотать горькую отраву того лишь ради, чтобы мозг затуманился и перестал соображать в полной мере. Такой ход у Григория был обыкновенным и к нему он всегда прибегал изо дня в день, а особенно, такое с ним происходило в последнее время. Для встречи с Динарой Калимуллиной (с которой в этот день у нашего героя была назначена встреча), это было просто необходимо! Тут увлечение превращалось в нить спасения от несовершенности его отношений с Калимуллиной и, можно было даже сказать, являлось пропускным билетом на встречу с ней. И вот сейчас, Григорий Александрович томился в ожидании, облокотившись на металлические перила моста и сжимая в руке бутыль с элексиром забвения.
Глаза нашего героя были устремлены на водную гладь и все это спокойствие природы, несколько передалось и ему. Недаром говорят, что есть вещи, на которые можно смотреть вечно, и эта грязная городская вода не была исключением. В одно мгновение, Григорию Александровичу даже стало несколько грустно и, подумалось ему, что как было бы замечательно рухнуть вниз с этого моста, кинуться в эту мутную водицу с головой и поплыть, подхваченным ее неспешным течением. Это было совершенно чуждо человеческому началу его, но родно для души и, в чем-то, даже помогло бы ее успокоению. Сколько раз он проходил по этому мосту и не примечал всей прелести открывающегося отсюда вида... Хотя, прелести те были довольно сомнительные, однако же, было в них что-то такое, какая-то своя особенная сердцевина.
Глядя на воду Яузы и тоскуя о безысходности собственного существования, Григорий Александрович прокрутил в голове всю цепочку, которая привела его к этому месту в этот час. Получилось это как-то неосознанно, словно из недр сознания сам по себе всплыл этот склизкий комок воспоминаний, который Наволоцкому был даже чем-то противен. Как загадочны и многогранны человеческие чувства! Непонятное отвращение, заполнявшее разум с каждой минутой все более и более, неизвестно чем подписывалось и, что самое главное – где зерно, породившее эту злость? Григорий Александрович подумал, что такие вещи не происходят одномоментно, что перед ними всегда следует череда событий, которые и ломают основу, возводя на месте руин новый фундамент. Но не лишь отвращение царило в душе у нашего героя, – тут обитали и иные чувства, которые можно было бы назвать даже благородными. Чувства в душе его, смешивались из раза в раз: в одно время одно из них вырывало победу и захватывало власть полностью, однако же, и держалось недолго и, в конце концов, свергалось другим чувством. То, теплые чувства к Динаре, вырванные из прошлого, ощущал Григорий Александрович, то неописуемые ненависть и раздражение, с которыми, подчас, было очень тяжело справиться.
Наволоцкий поглядел по сторонам, в надежде увидеть эту красную куртку с мехом на воротнике, в которой ходила Динара и, в которой, скорее всего, придет и сегодня. Некоторые вещи в мире до того постоянны, что случись в данную минуту хоть Конец Света, Григорий Александрович, всё равно был бы уверен в этой красной куртке, обтягивающей тонкий стан Калимуллиной. Девушка придет, распустив свои темные длинные волосы, в черных сапогах и с бежевой дамской сумочкой, перекинутой через плечо. И, наверное, как обычно, ничего не скажет, лишь остановится в двух шагах от него, опустит глаза и будет ждать приветствия. Людей, со временем, узнаешь настолько хорошо, что в точности можешь предугадать их поведение, их слова, которые они собираются произнести в шумной компании, или их выражение лица, если ты сообщить им что-нибудь чрезвычайно важное.
Все эти мысли, возродили в памяти нашего героя то время, когда он смел еще держать Динару Калимуллину за руку, когда смел спать с ней в одной постели. Заштампованные словечки, которые были слишком далеки от действительности, и которые не вызывали в голове ничего, кроме чувства некоторого недоумения. И вот это самое время припомнил Григорий Александрович – время некоторого недоумения в его жизни. Выкинь этот отрезок с общего жизненного полотна и ровным счетом ничего не изменится. Назвать чувства к Динаре любовью, язык никак не повернулся бы. Просто он привык к ее постоянному обществу. Самое верное слово, чтобы описывать все то, что творилось между ними в эти смутные, для нашего героя, года. Все было настолько обыкновенно, что Григория начинала подташнивать от такой "нормальности" и, заставляло ухитряться, искать уловки, чтобы чаще остаться одному. Все эти рассуждения, может быть, звучали крайне грубо и цинично в голове Наволоцкого (по крайней мере, сам себе он сделал такое замечание), но заключения эти оставались фактом неопровержимым, с которым поспорить было невозможно. Однако и тут стоить заметить, что хоть Григорий Александрович и терпел эгоистичную и своенравную Динару Калимуллину, тем не менее, разрывать отношения тогда он не хотел, уверенный в том, что "все наладится само собой". Каким образом, а главное, что именно должно было наладиться, для нашего героя и по сей день оставалось неразрешенной загадкой. Но время шло, а ничего не налаживалось и становилось лишь хуже, отношения двух любовников уж давно трещали по швам, изо дня в день ссора каталась на ссоре и ссорой погоняла. Даже стало доходить до того, что Григорий Александрович, резко пропадал дня на три из поля зрения Динары, для звонков был недоступен, и дома не появлялся, отправляясь к своему лучшему другу Владимиру Алексеевичу, о котором уж заходил разговор ранее, и который, некогда был его соседом, а после переехал в Текстильщики, на квартиру покойной своей тетки, написавшей завещание на его имя и только лишь потому, что у самой у нее детей не было. И в эти три дня у Григория Александровича из головы вылетали беды и несчастия его, лишь велись с другом долгие беседы подшофе, курились сигареты и смотрелись интересные, или не очень, фильмы.
Так все и шло, размеренно и не особо меняясь. Чувствовал Григорий Александрович себя узником черной бездны, в которой кипела черная вода, забивалась в рот, уши, не позволяя и вздохнуть свободно. И сколько бы он не бултыхался в этой кромешной тьме, – выплыть на поверхность не представлялось возможным и, несчастный лишь глубже уходил к самому дну. И казалось, что все очень плохо, неизвестно куда деваться от этого безумия, но видимо, Бог в тот момент, сжалился над несчастной заблудшей душой Наволоцкого, и указал тому выход из положения. Но не будем останавливаться на этом, ибо историю встречи с Викторией Олеговной я уже освещал давеча.
Григорий Александрович опрокинул бутылку и вылил в свою глотку последние капли горького напитка. Бутылка в руках его опустела и, больше не имело смысла удерживать ее. Наволоцкий разжал пальцы руки и сосуд, более ничем не удерживаемый, со свистом полетел вниз, достиг воды и, столкнувшись с текучей гладью, потонул, распространяя вокруг себя круги. К счастью, никого из проходивших мимо граждан, инцидент этот не заинтересовал, либо попросту он остался незамеченным зорким глазом постороннего человека. Однако же, для полной уверенности души своей, Григорий Александрович поглядел по сторонам, опасаясь гневного взгляда какого-нибудь господина, но ничего подобного не увидел и, лишь замелькавшая на спуске с Земляного Вала девушка в красной куртке привлекла его внимание. Зрение уж давно подводило молодого человека и с этого места разглядеть лица дамы не представлялось возможным. Григорий прищурился, но и этот старый прием не принес пользы. Душа сжалась и несколько забеспокоилась, живот скрутило и, Наволоцкий догадался, что не ошибся в своих предположениях – в тот момент он знал, что это Динара Калимуллина и, никто другой не может оказаться этим незваным гостем.
Дрожь овладела всем телом Григория Александровича, поразила все его члены. Ноги, онемевшие чуть ниже колен и до самых пят, будто, объявили протест своему давешнему хозяину и теперь практически не слушались приказов воспаленного мозга. Живот скрутило еще сильнее, словно внутри там поселился старый морской пират, накрутивший с десяток морских узлов из кишечника бедного Наволоцкого. Самое удивительное в этом неописуемом состоянии стало то, что голова продолжала работать, выстраивая цепочки из мыслей, звено за звеном и, положение было таково, что в сознании не было и капли волнения. Лишь тело предательски подводило, дрожа пред лицом неизведанного.
Действительно, это была Динара. Она шагала по тротуару, сложив руки на груди и, высматривая впереди себя кого-то. Волосы у нее сегодня были распущены, ровно, как и всегда и, это стало первым, что заметил Наволоцкий в образе Калимуллиной. Потом он сам не мог себе объяснить, отчего именно волосы так сильно заинтересовали его и, почему именно на них он обратил особое внимание. Ее шаги сокращали расстояние с каждой секундой, стук каблуков по асфальту, подобно ударам набата, звучал в сознании Григория Александровича, разрывая звенья цепи, которая обвила судьбу его крепко-крепко. Именно так! Вдвоем они создали виток судьбы, по которому собирались отправиться, по дороге, которую построили собственными руками! Но в этот момент Григорий сильно испугался и, чем меньше оставалось между ним и Динарой метров, тем сильнее возрастала дрожь в его теле.
Он не знал, что будет говорить ей. Он не знал, обнимет ли он ее или оттолкнет, но лишь одна мысль кружилась в сознании его и не давала покоя: сейчас или никогда! Провел он долгое часы в раздумьях, намереваясь придумать, как все заключить так, чтобы получилось по справедливости, чтобы все остались довольны. Но, как он ни крутил все факты и доводы, не желало выходить так, чтобы все остались счастливы. В этом деле кто-то всё равно останется ни с чем и будет лить горькие слезы, проклиная выбор сделанный другим. И вот теперь, обдумав и взвесив все, Григорий Александрович так и не узнал, что он решил.
Пытаясь собрать все свои разбежавшиеся мысли воедино, Наволоцкий поднял руку и помахал Динаре, привлекая ее внимание. Она тут же увидела этот жест, вроде бы даже улыбнулась и, махнула в ответ своей ручкой. Девушка уж почти оказалось рядом с молодым человеком, потому замедлила шаг, давая ему начать первому. Скорее всего она, испытывала конфуз по причине их долгого расставания. Григорий Александрович это почувствовал, но не нашел в себе сил ступить навстречу Калимуллиной и продолжал топтаться на месте в нерешительности. В эту минуту он должен был что-то говорить, но не знал что именно, посему молчал. Динара остановилась буквально в двух шагах от Григория и внимательно поглядела на него, а руки ее по-прежнему были скрещены на груди.
Мимо прошел господин с потрепанным портфелем в руках, разглядывая что-то в мобильном телефоне, не заметил стоявших на мостовой молодых людей и, чуть было не врезался в Григория. Оторвав глаза от экранчика телефона, господин вовремя успел взять вправо, сильно сконфузился и поспешил стушеваться, пока никто не начал возмущаться. Однако же Наволоцкий, этого инцидента практически не заметил, погрузившись полностью в раздумья пред ликом судьбы своей. Динара стояла молча, и не говорила ни слова, по-прежнему, ожидая первого шага от Григория Александровича. Тот момент до мельчайших подробностей запомнился Наволоцкому: Динара стояла перед ним, сложив руки на груди, глядя прямиком на нашего героя, и надув свои губки, словно была обижена чем-то неимоверно. О боже, как в тот момент она походила на маленькое дитя! Такой карапуз, у которого отобрали сладкий леденец и, теперь оставалось лишь дуться на своего обидчика, надеясь, что совесть в нем проснется и, последуют извинения, а леденец будет возвращен. Неужели такая взрослая девушка, способна иметь такое сходство с ребенком? Да ее душа еще детская, она не успела вырасти, обретя черты сходные со взрослым человеком, оттого и вела себя подобным образом! Неужели кто-то способен глядеть на нее, как на женщину, а не как на глупышку, за которой нужен глаз да глаз? Неужели кто-то способен прикоснуться к ней, как к женщине и, сотворить то, что творят со взрослыми зрелыми женщинами? Как это мерзко и грязно!
– Ну что ты снова насупилась? – Григорий Александрович начал неожиданно, без приветствия и, честно признаться, сам не ожидал, что эти слова сорвутся с его губ против воли. Динара же не отреагировала на вопрос, продолжала глядеть на него с теми же надутыми губками ребенка. Наволоцкий протянул руку свою и, небрежно провел по щеке Калимуллиной, надеясь, что прикосновение смягчит эту детскую обиду и, развяжет девушке язык. Фокус сработал безотказно – в зрачках ее блеснули огоньки, однако же, лицо продолжало сохранять тень перенесенной обиды и никак не желало смягчаться.
– Я ожидала другого приветствия, – проворчала Динара, опуская руки, словно снимая психологический блок с себя, и доверяя Григорию. – А не этого. Может мне и вовсе уйти? Что ты головой качаешь? Я тебя не могу понять... Думала, ты рад будешь видеть меня, ведь мы с тобой не виделись черт знает сколько! Чего уж ругаться... Если ты считаешь позволительным так вести себя, то я не стану уподобляться тебе (с этими словами, на лице девушки засияла улыбка) и, сделаю все иначе. Да давай ты свою руку уже, пройдемся немного...
Из раза в раз, девушка проворачивавший один и тот же трюк: топталась резкими словами по Григорию Александровичу, потом находила брешь в неприступности молодого человека и, пользуясь этой брешью, начинала брать ситуацию под свой женский контроль, диктовать условия и навязывать что-то свое. Давешняя сцена стала прямым тому доказательством, – Динара прикинулась обиженной, потом резко сменила гнев на милость и, пока молодой человек пребывал в замешательстве, овладела ситуацией в полной мере. Григорий очень хорошо уж изучил ее поведение, но всё равно из раза в раз попадался на этот фокус, как простак.
Между тем в голове закружился вихрь из различных мыслей, они рвались, как гнилые нитки и, обрывки их уж нельзя было собрать воедино. Все прежние намерения Григория Александровича затухли пред лицом этой женщины, которая была воплощением невинности с одной стороны и, ребенком порока с другой. О, Григорий знал ее черты, которые детскими уж никак назвать нельзя было! Эти черты были именно чертами женщины, коими наградила природа с самого рождения и, которые она не могла обуздать. Потому Григорию Александровичу и стало трудно сказать что-то, ведь до сих пор в голове у его продолжалась борьба двух противоположностей. Он спросил сам себя: кто есть такая Динара Калимуллина?
Но я спешу заметить, что мы слишком далеко ушли от нашего повествования и, то место, на котором оно обрывается, слишком далеко расположилось от нынешнего рассказа. Придется снова вносить некоторые подробности, что произошли в жизни нашего героя, Григория Александровича Наволоцкого, и объяснять то обстоятельство, почему он встретился с Динарой Калимуллиной на Высокояузском мосту тем промозглым осенним днем. А дело в том, что тут имела место череда событий, скованных воедино, и образовавших некоторое подобие цепи, ведущей из прошлого в настоящее, и создающее целый виток истории! Ну, так слушайте! Дело было так…