К познанию социальной реальности
Время и место
Если материя существует сама по себе – бездомно, то «бытие» застревает в языке. «Быть» – глагол-связка. «Я есть существующий». А можно и просто: «Я существующий». Или еще лучше – через тире. Сказать, что я есть – всё равно что сказать: Я – тире. Это существительное, которому нечто приписывается. Есть я или нет, но я «есть» то-то и то-то. Или, характеризуя способ бытия: так-то и так-то.
Мы рассматриваем выражаемое в языке «бытие» как существующее также в-себе, «в бытии», материально (исходя из гносеологической постановки вопроса об отношении сознания к материи: материя понимается как просто-существующее независимо от сознания, как внесознательное), т.е. как в известном смысле «невыразимое»[1] (мысль изреченная есть ложь), несводимое на язык. Предметность мысли о бытии является внеязыковой (а значит, «внемысленной»[2]). При этом никакого «подлинного» языка – языка бытия – мы не ищем. Как действительность мысли – в языке, так и бытие вполне выражает себя и в «неподлинном» языке. Не язык бытия, а, если угодно, бытие языка (и мысли) – предмет нашего разыскания. Внемыслимое, внеязыковое выражает себя через мысль («языком»)[3].
Взять бытие как «не-мысль» (Библер) значит: не мысль должна подсовывать («продмысливать») под бытие что-то от себя, а бытие должно прийти к мысли, найти на мысль. Но – и тут можно свалиться в яму идеализма – раз бытие пришло к мысли, дальше оно идет уже мыслью, выражает себя через мысль, а не как-то иначе. Тут мы уже не можем потребовать: А ну-ка, бытие, вырази себя как не-мысль!.. В этой невозможности в свою очередь выражается необратимость: бытию научившемуся мыслить нельзя вернуться взад. «Немыслимость» снята.
Материально, всё что противо-стоит сознанию, то и есть: есть не «в» языке, а в самом себе или через себя. Таким образом, быть и быть независимым от сознания – одно. И однако я (субъект «бытия») не есть, а – то-то и то-то. Я существующий. Или я только и есть как существующий (каким образом – другой вопрос, об этом позже).
Не спрашиваем, что значит быть: ничего это не значит (= отсутствие референта). Но что значит существующий? Существующий есть прежде всего – где и когда: обстоятельства времени и места. Когда – значит, время сводится к пространству: я есть существующий в прошлом. Или где – там же, где и когда. Социальное, «имманентное» социальному существующему («человек»), пространство одно – единое пространство-время. Вместе с тем существующий есть – что делающий. Например, что-делающие: говорящий, голосующий, работающий, состоящий в оппозиции. Стало быть: пока говорю, я – говорящий. И т.д. Dum spiro, spero. В бытии нельзя просто быть. В «мысли о» – другое дело.
Просто-существует, «живет» организм – природное. Человек (социальное) существует что-то делая – в делах[4]. И – посредством природы (чтобы «опосредствовать» природу, нужна точка опоры – надо быть в природе, или, вернее, как природа, но вместе с тем и не быть – не быть «в форме природы»), универсальным образом, т.е. действуя «по мерке» всей природы, противостоя ей в целом. Абстракция «быть существующим» выводится из этих дел – этого способа бытия.
В природе тоже что-то делают. Но они могут и ничего не делать, природа от этого не превзойдет себя самоё. Тогда так: просто существует человеческий организм, природное в человеке, а чтобы быть «по-человечески», надо уже не просто быть.
Значит, я не есть существующий? Делать мне больше нечего!
Быть существующим «есть» пред-ставление существования (представление для кого-то, для другого – не того, который здесь-и-сейчас, при «бытии»), а не само то, что представляется. Как «просто существующее» я (субъект) или не есть, или есть животное – часть природы, можно сказать: мной существует она.
Быть существующим в представлении... Пред-ставление, пред-стояние объекта субъекту здесь не чувственная ступень познания наряду с рациональной, «понятийной», а субъективная противоположность объективного, каковым является «бытие». Как материя не есть вещество, вернее, есть – онтологически – не только вещество, так и пред-ставление в этом, гносеологическом, аспекте неотделимо от ощущения-восприятия, представления-образа и понятия (субъективное в своих модусах). Быть «в представлении» нельзя: представление – о прошлом, отбытое бытие – мы имеем. Однако, мы полагаем, нет представления наряду с бытием, а есть представление бытия – это оно «представляет», это у него «мысли о». Не нечто несуществующее (как «существующее» сознание тоже часть бытия; гносеологическое правило в отношении материи применимо и к сознанию[5]), «сознательное», извне привносимое, а рефлексия бытия; рефлексия, таким образом, существует, а не «мыслится» только. Другими словами, в субъекте «нуждается» само существование при данном способе бытия, или на известной ступени развития «существующего»; от «в-себе-бытия» к «для-себя-бытию» имеется переход.
С одной стороны, существовать не представляя, тем более, что несуществовать мы не можем: я есть (что-то делающий), следовательно, не могу не быть. Это не значит «бессознательно». Это значит: не в представлении, а «в бытии», в само̀м деле. Или: существовать существуя... (делая что-то, и это-то как раз «невыразимо» или, правильнее сказать, нельзя подменить на представление: мы бытие на представление не меняем).
С другой – представлять не существуя. Это не значит, что в этот момент мы вышли из бытия («прерывность» существования). Представление всегда о прошлом: представление бытия, или бытие-в-представлении. – Вот так оно было! Но что – разве я могу знать, если «прошлое» не прошло (точнее: если бытие не от-быто, дело не сделано)? Т.е. надо уже быть в будущем, чтобы знать, что именно произошло: прошлое создается из «будущего». (Представление о «будущем» – перенесённое в «будущее» представление прошлого, сложное, смещенное отражение.)
Перед лицом «нет» прошлое и будущее как будто равны. Чего нет, того и нет... Однако следует различать будущее как представление и будущее как бытие. Прошлое как бытие, это – сейчас, но как прошлое оно – в будущем («будет») и – представление (мы знаем, что было). Как бытие оно – сейчас. Не когда «будущее» наступит, а именно сейчас: прошлое есть. Будущее тоже, оно-то и есть «сейчас». Никакого другого нет будущего.
Прошлое – это настоящее по отношению к будущему, а будущее – то же настоящее, но по отношению к… прошлому, уже не как бытию: не есть, а «было» (в представлении). Реальность прошлого и будущего в том, что человек существуя «во времени» (= что-то делая сообразно способу своего «бытия») не может – в то же «время» – не быть. «Формы времени» в отдельности друг от друга – формы абстракции (мысленного отвлечения). Нельзя быть в прошлом отдельно от настоящего и (или) будущего. Не в прошлом я «нахожусь», а одновременно и в прошлом, и в настоящем, и в будущем.
Прошлое как бытие – это настоящее, в котором я «есть»[6], а не «был». Однако настоящее это вместе с тем и будущее (и, так уж и быть, прошлое).
Но «прошлое» не пройдет (на-стоящее не станет прошлым), пока будущее не настанет (на-ставшее будущее и есть на-стоящее – другое, коль скоро мы уже имеем одно). Поэтому в самом бытии нет перехода от прошлого к будущему. Человек так не ходит! Чего «больше нет», то прежде должно стать «переставшим быть», тогда как от нас уже требуют из него исходить. «Будущее» на-стает, происходит нечто новое, и тут же некое другое опознается как прошлое (само по себе оно прошлым не является).
Нет будущего – нет прошлого.
Сама «жизнь» перестает быть? – А какое мне дело! Мы так живем. Я (субъект этого дела) живу умирая, но при этом ни разу не быв небывшим. Что меня нет (в «прошлом») – я представляю. Но небыть там не могу. Не имеет смысла умирать («физически»), коль скоро ты и так уже умер, причем многажды раз.
И что дает эта (якобы) смерть? Быть умершим – или глупость, или значит быть другим, самому или другому. Это естественно, раз живешь не «телом», а делом; дело перешло к другому (ну, можно сказать: уничтожилось – здесь и сейчас), а заодно и субъект.
Таким образом, бытие непрерывно в самом себе (я есть, а не был), но в то же время дискретно, поскольку я и «прошлом» есть (а не был), и в «будущем» есть (а не буду).
Быть «в прошлом» (= не быть) значит быть в будущем, из будущего. С наступлением «завтра» будущее не отодвигается в «даль», а ужѐ здесь (и сейчас!), обращая тем самым другое настоящее в прошлое, замещая его: как батарейки Duracell – один заяц упал, другой тут же подскочил, и дальше пошло̀, как будто один и тот же субъект.
«Прошлость» настоящего (здесь настоящее как прошлое, как будущее прошлое, а не предшествующее настоящему и в известной мере определяющее его другое прошлое – прошлое другого настоящего) – в будущем, тогда настоящее «будет» опознано как прошлое.
Настоящее есть пребывание по эту сторону определенного будущего (не «мгновение», а известная – впрочем, условная – не данная априори длительность того, что̀ существует, субъекта – по способу его бытия). «Начало» здесь не имеет значения; важно, что есть будущее, по отношению к которому настоящее есть настоящее («устремлённое» в будущее). Будущее как предел, граница, в нем нельзя быть.
Настоящее можно «ухватить»[7] лишь субъективно (в смысле первого тезиса о Фейербахе): как бытие-для-субъекта, нечто актуально переживаемое (это еще не значит «головой», главным образом – предметно, деятельно). «В себе» ничто не есть настоящее.
Если в прошлом я не «был», а есть, то настоящее и есть прошлое. Прошлое только так и есть – в «бытии». Помимо настоящего прошлого как бытия нет. Но бытие есть прошлое не по себе или из себя (per se); прошлое – это настоящее перед лицом будущего (границы, предела). Нет этого «будущего» – нет и прошлого.
А будущее? Как можно быть в будущем? Как прошлое и настоящее, так и будущее – не только момент времени, предел, по отношению к которому настоящее есть настоящее, а прошлое – прошлое. Это также и бытие, т.е. тоже настоящее. Будущее – это сейчас.
Сейчас я не только «есть», но и был, и буду. Был – завтра. Буду – вчера. Это прошлое («во времени») – по отношению к будущему. И будущее – по отношению к прошлому.
Сейчас я уже был... Значит, и когда вот сейчас я есть… что-то делающий, я уже был («в прошлом»). Но сейчас я также буду («буду быть»). Только сейчас я и есть «в будущем», только сейчас будущее и есть.
Ни прошлое, ни будущее по-другому быть не могут. Только в настоящем, через настоящее.
Небытие как вид (модус) бытия: прошлое и будущее. Не внешне, или извне, а из самого бытия, из настоящего (которое есть и прошлое и будущее) небытие есть. Тем самым что я есть, меня нет. Нет не «потом», а именно сейчас, когда я есть. И есть, и нет одновременно (отсюда идеалистический отлёт: «вневременность» духовного субъекта), но не так, будто они равноположны: с одной стороны, это, с другой – то. Без «есть» нету «нет». Бытие первично.
Когда «прошлое» прошло – день, два, месяц, год назад? Нет, в тот же самый момент (момент бытия! а не «времени») и было, и «прошло», перестало быть. День, два, месяц, год («после» или «с тех пор») – нет нужды считать: это счет «времени» = то что показывают часы. Нечто прошло в самый момент своего пре-бывания. Оно непосредственно актуально и поэтому – вечно[8]. Сколько бы «времени» ни отсчитали «с тех пор», правильно с точки зрения бытия говорить: это было вечность назад, даже если это было «вчера» (никакое ускорение до 88 миль в час не может приблизить это будущее ни на долю секунды). Post factum мы находимся по ту сторону прошедшего события, даже по ту сторону самих себя – оставшихся там (не в теле, а в деле).
Это не то вечное настоящее, «в» котором якобы пребывает животное, для которого будущее недоступно, поскольку опережающее отражение действительности (отмечаемое уже у растений – на химической основе) здесь еще в-себе, в силу чего животное не относится к своему бытию, а есть. (Поэтому-то оно «в природе».) Во-первых, и человек имеет место в природе – так сказать, животное в себе, в «основе», «снятое». Стало быть, отчасти, со стороны своего природного субстрата, он тоже «не относится, а есть». Во-вторых, бытие бытию – рознь. С точки зрения природы ничего сверх- естественного не происходит, или, вернее, происходит то, что и должно быть: те или иные природные процессы. Тогда как с точки зрения человека это-то «ничего» и представляет главный интерес. И поэтому, в-третьих, пред-видимое человеком «будущее» (будущее как представление) не есть бытие. Опережающее отражение характеризует здесь самоё устремленное в будущее существование, а не «представление о», в нем отражается не то, чего нет (т.е. ничто, иллюзия), а именно то, что есть; это (будущее) бытие не «там», а здесь. И уже от способа бытия на том или ином уровне развития материя зависит специфика этого впереди-себя-бытия[9]. Человек живет в будущем сейчас, а не «завтра». Через «есть», а не через «буду». Но будущее есть по отношению к прошлому, а не само по себе. Таким образом, впереди-себя значит на самом деле после-себя.
Однако как он это делает?
Из пункта «А» в пункт «Б» вышло сущее, которое хоть и находится, по мере продвижения вперед, в постоянном, беспрестанном изменении, тем не менее остается собой: то же самое в итоге придет к финишу... Так вот, это и есть представление о человеке, как о «просто существующем», а по сути – редукция бытия социального к существованию природы (на двух ногах и без перьев): как одно и то же, «субстанциально», человек существует будучи частью природы (животное).
Как часть социального мира человек существует в делах, в «отношениях», т.е. это не такие «дела», как у обезьяны, когда она ставит ящик на ящик, пытаясь достать банан, – не обезьяна-субстанция в «отношении» к природе, оставаясь «собой», при себе, не у дел. – Существующий, он сам для себя есть первое дело (прежде всего он еще должен «образоваться») и остается при делах («сделанный»), не продолжается. Это и есть его небытие (вот как природа посредством человека несуществует; но это небытие есть вместе с тем бытие человека как социального существа). Кончив дело (и оставшись там), я сохранил себя – уже как часть чистого социального мира. Именно потому, что меня нет, я есть, а не «был» (то есть: не существую). «Было» – это то, что «продолжается»: опредмеченное, мёртвое, привязанное, приделанное к природе, и за счет природы.
«С этой точки зрения все продуктивные действия в жизни человека могут представлять собой «спасение» возможностей путем их реализации. Хотя эти возможности уже в прошлом, они хранятся там навсегда в безопасности, и время не властно более над ними»[10]. «Великая радость, которую кто-нибудь ощущал, останется великой радостью, которую ощущали, независимо от того, сколько миров рухнет. Ни бессмертие, ни отсутствие бессмертия не могут изменить того факта, что была великая радость и что сердце испытало ее»[11].
Что же является движущей силой? «Первотолчком» служит, пожалуй, сама же природа (в конечном счете): неистребимая «естественная» нужда. Но приведённое-в-движение дальше уже, как дядя Фёдор, своим ходом идёт: жизнь-в-делах подчиняется логике этих самых дел. Дела же, в свою очередь, субстанциально тянут к природе и тянутся как природный процесс. Даже «сидя» в тюрьме – казалось бы, не в природе, в самом что ни на есть обществе (чистая социальность), – человек, в конечном счете, «субстанциально», про-сиживает себя как организм, часть природы, изнашивает-ся (или это делает «государство»): социальное дело «сидеть в тюрьме» опосредовано соответствующими процессами – биологии, физики и даже астрономии (сколько это социальное дело делать показывает движение астрономического тела) – переведенных в основание форм движения материи
Структурно и функционально обособленная часть «внешнего мира» на досоциальном уровне пребывает, однако, в-себе и поэтому в конечном счете – за одно с окружающим[12]. Человек – вовне себя (наоборот, этот его «внутренний мир» – часть природы: организм, нервная система, шишковидная железа) и по отношению к природе, потому-то его там и нет, что это другое место, или, если угодно, другое измерение того же – животного – внешнего мира, социальное. Вовне – то есть в делах. (Отметим еще: социальный «внутренний мир» приобретается «внутрь» извне же: интериоризация.) Дела проходят – и человек (тоже дело) вместе с ними. Кончил дело – и сам закончился…
Неверно представление: человек живет-живет и...вдруг умирает. (Хотя... представление -то, может, и верно, неверно в этом представлении представляемое – бытие: в представлении оно имеется, а не есть.) Никаких «вдруг»[13]. Человек живет умирая (и умирая живет) – только так. Смерти нет. Есть жизнь.
Смерть как состояние не бытие для себя (быть умершим[14]), а пред-ставление – для другого[15]. Но я и сам себе другой – собственной смерти живой свидетель. Вовсе не нужно «умирать» (физически), чтобы быть свидетелем, что тебя больше нет, что ты прошел (вышел за пределы себя, стал другим, но сам этот «предел», отделяющий «прошлое» от «будущего» и «будущее» от «прошлого», полагается сим выходом). На данном уровне движения материи (социальном) существующее может, что называется, на собственной шкуре убедиться в этом – может небыть. Если это только представление (одно дело «видеть», другое – быть видимым), то, значит, я есть. Но как же я есть, когда меня нет! Я – другой. Я продолжаюсь? Но я продолжаюсь с какого-то момента в будущем по отношению к прошлому (надо полагать, с того самого, когда прошлое проходит), а не в самом прошлом: в прошлом-то будущего нет; в прошлом будущее может начинаться, только если мы ужѐ знаем, что прошлое прошло. (Или, если угодно, если «не время существует, а сущее во времени»: пока я есть – тот, в «прошлом», меня нет – этого, в «будущем».)
Может небыть... Но это небытие есть другое бытие, есть бытие другим. Как я сам себе другой (относительное небытие): живу умирая – собственной смертью, так и другие – будут жить моей, т.е. чужой смертью. Собственно, другие и «при мне» были, это только мне казалось, что живу я один. Меня нет? – спрошу я, когда стану с природой за одно. – Но как же, вот же я! – ответит другой... Все люди – «я». Природа, она как та «умная хозяйка», что не кладет все яйца в одну корзину.
В сущности, какая разница – что я, что другой. А ведь в конечном счете так и должно быть, наверное. То же самое – в сущности! – существует многими – одновременно или по множеству раз – последовательно. Это лишь мне казалось, что мой случай особенный: к себе привыкаешь.
Да нет же никакого небытия! Вон, смотрите, побежали другие. Оно теперь(?) с ними. А я не считаюсь: я – другой. Просто вырос организм, к которому было привязано «детство» («юность» и т.д.), оно рассыпалось (для меня), игрушки – дела, в которых, которыми живет человек – в них больше нет ничего! Всё просто...
Не успеешь оглянуться – жизнь-обезьяна, словно с ветки на ветку, перескочит к другому, побежит ногами других. Один – не считается. Жизнь коллективная штука, стало быть, под-линный ее субъект – коллектив, который представляет собой – и существует как – идеальное: общее не само по себе, отдельно от единичного, а через единичное – в единичном. Поэтому: я есть общество, или общество есть, существует мной.
Смерть есть переход бытия к другому, к другим. Положим, «другие» были и «при мне», когда я был – тоже одним из «других», но теперь только они и есть, только они и есть «я». Смерть, это значит: дальше не я.
При жизни я сам являюсь другим для себя: множество я-других сменяет друг друга у дел. Смерть означает: замен больше нет (делать тебе нечего).
Где же я теперь? Меня нет и в прошлом, ведь в прошлом я другой. Сказать, что меня нет вообще – всё равно что сказать: меня не было. Значит, другого выхода нет, я буду быть. Значит, всё еще впереди – у того, который «в прошлом».
Человеческое бытие привязано к телу, телом «рождается», «живет» и «умирает». Отсюда иллюзия продолжительности (длительности), тождественности. «Длится» организм, если не «телом», то «психикой», но в конечном счете это всё одно и то же, – природное в человеке, или человек как часть природы.
Социальное бытие не в теле, а посредством него и – в деле. Нераздельный комплекс «внутри-вовне», «субъект-объект» (в число «объектов» входят и другие субъекты, поскольку можно быть только одним субъектом).
Что значит, что нечто заканчивается (закончилось)? Как вообще возможен конец? Конец – граница, а не состояние («быть законченным»). Поэтому нельзя «быть умершим». Закончиться – значит перейти границу. Граница есть нечто (или даже, может, ничто) между. До и после. Прошлое и будущее. Но здесь это не пограничная полоса – нечто в пространстве, нечто самостоятельно существующее. Другими словами, априори (до дела) она не положена. Сам переход-через, выход-за и полагает границу. В качестве шутки, что такое полагание границы путем выхода-за. Это очень похоже на российско-украинскую границу: где наши танки стали (остановились), там и граница.
То, что закончилось, там оно теперь или где? – «Теперь», это когда? кто считает?
Что значит, что нечто было? Как можно быть в прошлом?
Из прошлого надо выйти, и только тогда оно будет как (в качестве) «было». Прошлое (как именно прошлое) только и создается за-бывая-сь, нечто «было» – по ту сторону границы.
За-бытое не вылетело в трубу, но и не продолжается «в нас», в «настоящих», по Бергсону, а «осталось» там, гдеоно есть, а не где оно «было» (поэтому и неправильно говорить, что оно осталось). Дело за малым: дважды или единожды войти в одну и ту же реку…
Бывшее есть. Это не какие-то там «следы», которые, как и все в подлунном мире, подвержено трансформации. Бывшее есть там, где оно «было». Но мы знаем, что «было» фальсифицируется, «переписывается», как история, задним числом. Поэтому: бывшее есть там, где оно будет. В школу придется идти…
«Застреваемость» на прошлом, как на том, что было, а не есть, фальсифицирует это прошлое. Это прошлое из будущего («представление о»), тогда как подлинное прошлое должно случаться, должно быть неожиданно, как будущее. Прошлое должно быть, на-стать, – вот квадратура круга.
От начала до конца, беспрерывно – как тот же самый субъект – существует организм, или природное тело (хотя по-своему оно изменяется тоже, по отношению к социальному его можно рассматривать как тождественное). Один и тот же заяц (из рекламы батареек) – как часть природы, тождественность за ее счет; в то же время сменяющие друг друга зайцы – часть другого мира, социального. Человек, социальное тело, существует организмом, шире – природой. Но и организм (природное), в свою очередь, существует человеком. Надо полагать, социальное бытие только потому и возможно (исторически), что Природа (вся в целом, а не только непосредственно предшествующая биологическая форма) тем самым, через посредство социального – эволюционно – «преследует» какие-то свои «цели»[16].
Весь фокус в этом qui pro quo. Человек существует постольку, поскольку это не он, а – посредством него – Природа. Устойчивость социальной формы имеет несоциальную подоплеку. Но дело здесь не в «тонкости механизма» только; человеком природа перестает быть, хотя нарушение этого механизма сводит на нет само социальное. Ах да, как же я забыл, один человек – не считается. Этот выпал – есть другие.
* * *
Если социальное несводимо к природе и человек как человек живет в делах (само собой – «в обществе», между людьми), продолжительность этой жизни относится не к организму (как по методичкам МВФ: живет организм дольше, значит, и работать надо больше), что и означает редукцию, а к бытию-в-делах. Не к телу, а к делу. С другой стороны, это «дело» не с большой буквы, не очередная «субстанция» – Деятельность, которая «лишь проявляется» в конкретных делах, и жизнь человека таким образом опять «продолжается» (сверх времени бытия, которое имманентно данном сущему по способу его бытия). Трансцендентальный редукционизм, сведение дел к Деятельности, светит не собственным, а отраженным светом, это превращённая форма биологизма. Деятельность – это та же Жизнь.
Человек «продолжается» как часть природы. И то это ведь только кажется («животная вера»), на самом-самом деле организм тоже находится «во времени» (своем собственном), изменяется, обновляется, стало быть, и на биологическом «уровне» у человека не одна Жизнь, а множество.
Как часть социального мира, с «переведенным в основание» организмом, человек умирает при «жизни». Время жизни здесь – время дел.
(Это время измеряется природными часами? И что, человек живет природой. И именно поэтому в природе – в непосредственности – его нет. Не «сейчас», а вообще. Помнится, один из последних дней лета, когда в голову «вошло»: скоро в школу – «в первый раз», это я уже «примысливаю» задним числом, – дома никого, хожу «из угла в угол», выглядываю на улицу, вечереет, тревожено, не хочется. Организм-«субстанция» всё еще живой, а меня вот давно нет. В сущности – когда насупило это «скоро». Да, «бытие» человека можно перевести на язык организма, но мне-то какое дело?)
Из-за «становления», человек, мол, ни есть, ни неесть, а становится, выглядывает всё тот же организм. Дело ведь действительно кончается (а значит, и субъект, коль скоро он живет в-делах, умирает), что же, применительно к социальной материи, еще становится, если не организм? Если бытие (а равно и небытие) момент становления, то дело сводится к жизнедеятельности, социальное – к природному, на нить организма нанизываются осколки социального.
Организм маленький – носитель его пошел в детский садик, потом в школу, организм вырос – молодого человека забирают в армию или замуж (женщина что, не человек[17]?). И так далее с той же субстанцией что-то происходит.
Умение делать дела само есть дело. Образованность, информированность, как состояние, как будто нет более совершенных кибернетических машин, всё это – иметь, а не быть.
Так как же быть, частями или сразу? Фрагментация относится к представлению или характеризует само бытие? (Это только нам кажется, что жизнь состоит из частей или же в самом деле существуя мы переходим из одной части в другую?)
Сразу. Но само существование («нахождение» в данной точке) есть в то же время или тем самым отрицание себя, выхождение «вовне», за пределы. Быть значит вместе с тем за-бывать. Я забываю существуя, а не только потом – задним числом – представляя, в «памяти». Или я существую (в «настоящем», а точнее – в будущем по отношению к прошлому) не существуя (в «прошлом»). Только перестав быть, в одном отношении, можно быть – в другом. Таков modus vivendi. Человек действительно привязан к телу, а его дело – к жизнедеятельности организма, органического тела, но также и неорганического. Поэтому он может жить после смерти (социальной, «экзистенциальной»).
Человек есть процесс (А. Грамши), развернутое – предметно – в пространстве и «времени» (т.е. пространстве же) существование (части социального мира, в-делах-между-людьми-бытие), но он существует не так, что здесь его уже нет, а там – еще. Не в процессе, внешнем по отношению к тому, что в нем «находится»[18], как бегун на дистанции. Но и не в том смысле, что существующее «не стоит на месте»; как существующее оно (по способу бытия) как раз таки стоит – в «прошлом», в котором я есть, а не был. (Это организм здесь, а я – там.) Сам переход «из прошлого в будущее» останавливает прошлое – таким, какое оно...есть.
Значит, как говорил Бендер, я бы взял частями, но мне нужно сразу. Как существующий я и «здесь», и «там», и в «начале», и в «конце». То бишь со скоростью света, а не «по жизни шагаю» в стиле спортивной ходьбы – так, что «прошлого» уже нет, а «будущего» ещё. Поэтому не имеет смысла спрашивать, когда (в каком «времени») или где я… что-то делающий («существую»). Я есть и в «прошлом» и в «будущем». Быть можно только через «есть»; через «было» и «будет» – нельзя (только представлять, только иметь). Поэтому «есть» – не только настоящее, но и прошлое, и будущее «одновременно»[19]: прошлое – по отношению к будущему, будущее – по отношению к прошлому. Никакого другого прошлого и будущего как бытия нет.
«Непрерывное», в том смысле что быть можно только через «есть», и в «прошлом» и в «будущем», бытие в то же время распадается на куски (фрагменты), поскольку по способу бытия социальное существует не само по себе, а через природу («человек живет природой»); поэтому, хоть организм и не стоит на месте, те куски социального, которые составляют «прошлое», от-бытое бытие, как именно бытие не подвержены влиянию «времени» (время ведь свое – сообразно способу бытия): в прошлом «прошлое» не перестает быть оттого, что в будущем оно «прошло».
Все жизни человека равноценны, равнопо-актуальны. Я играю в солдатов (в отличие от других ребят, у которых «солдатики», я играл именно в солдатов) и я хожу на работу. Ни Деятельность, ни Организм, ни Сверх-я, которое и здесь и там «одно и то же». Я здесь и сейчас навсегда. От этого бытия-в-мире я перехожу к другому, на «следующий уровень», потому что привязан к природе, к организму. Именно с точки зрения Организма этот переход (из одного «состояния» в другое) имеет место: Организм «играется», Организм образовывается, Организм ходит на работу. А вот с точки зрения бытия-в-делах тут обрыв и обрыв. Солдат, ученик, на работу ходо̀к – не «модусы» трансцендентального Деятеля, не социальная маска Организма.
Да, в известной мере человек является субстанций, телом. Дела нанизываются на тело или так или иначе с ним связаны, «вокруг» тела. Как под-данный он дан государству «в ощущениях» – в теле. Носитель молодого тела должен кесарю кесарево. Не пойман – не вор. Нет тела – нет дела...
В «то же время» этого здесь-и-сейчас нет. Не после того, как оно «было». А перед тем. Оно – будет. Но я не знаю – что. То есть как не знаю. Я-то знаю. Ибо я – в будущем. Не знает тот, который там. И который с точки зрения Организма – «тот же самый».
«Жизнь» идет мной или я «прохожусь» с ней заодно, и вместе с тем что-то остается («продолжается») – это как раз то, что мы имеем, но быть эдак нельзя: быть из будущего одновременно в прошлом. Меня нет: этого – там-и-тогда, того – здесь-и-сейчас. Но я … имеюсь. Бытие-процесс разбивается на фрагменты (прерывность), связь между которыми поддерживается – на уровне бытия – через низшую, превзойденную, и тем самым отчасти сохраненную форму движения (организм), и через «имеется» – на уровне сознания-представления (тоже, можно сказать, снятое и отчасти сохраненное, но вместе с тем и ненастоящее, прошлое бытие – в форме представления).
«Сплошность» бытия (через вечное «есть») нисколько не мешает орудовать в природе, по отношению к самим вещам. Напротив, сама данная форма движения только и возможна через разбиение вовлеченной в нее природы на куски – в промежутках между которыми, как между удержанным «прошлым» и отложенным «будущем», и образуется социальное. Берясь за жизнь практически, человек фрагментирует не только внешнее, но и внутреннее, и форму бытия, и форму созерцания; достаточно указать на часы, которые со своей стороны что-то показывают (и действительно может показаться, что он вышел на дистанцию и побежал). Но само существование («движение») при этом не слагается из фрагментов – отрезков «времени» – от пункта «А» к пункту «Б», мимо которых последовательно, поступательно движется «телега жизни», а наличествует (имеет место – как есть, а не как «было» и «будет») и там, и тут «одновременно», или, вернее, «вневременно»: у существования нет перехода от прошлого к будущему, поскольку нет ни того, ни другого как отдельного от «настоящего» (в прошлом нельзя «быть в прошлом», а в будущем – «быть в будущем»). Существование может оборваться, не дойти до «пункта назначения». И что с того? Этот пункт – в пространстве (в конечном счете, в природе), тогда как существующее «человек» – во времени. Если его нет, он всё равно есть.
Здесь как будто противоречие. Быть можно только через «есть»: сплошность бытия. И в то же время меня нет, когда я есть: разрыв, дискретность. Если по отношению к социальному как один и тот же существует организм, значит он и есть под-линный субъект всех моих про- я- влений, к которому они «привязаны»? Это противоречие самого бытия, а не формально-логическое, в языке. Я есть, даже когда меня нет (когда я «был»). Но и небыть можно не иначе, как через всё то же «есть». Меня нет, когда я есть.
Существуя во времени, он и не существует в природе – в пространстве (другое дело – «социальное пространство», это, можно сказать, объективированное время, схваченное предметно бытие социально сущего субъекта). «Где мои 17 лет?» В прошлом... Т.е. в природе это – нигде. Только человек так может – быть нигде.
Очевидно, это зависит от того, кто что делает существуя – как существует. Потому социального (прошлого) и нет в природе-пространстве (покажите мне прошлое), что оно во времени, т.е. скрыто (надо быть, чтобы видеть).
Как же так, ведь одна форма движения неотделима от другой, человек (социальное) существует природой, но и природа со своей стороны существует человеком. А какая связь? Связь между Сократом, который сидит в тюрьме, и... тем же Сократом, который опять же «сидит», но не в тюрьме, а …на заднице, в природе. Один Сократ существует в природе, другой – в обществе. Социальная, высшая, форма снимает природную, низшую, – последняя входит в первую как элемент в систему. И что, от этого природный Сократ перестает быть (в природе)?..
От этого в обществе перестает быть (=иметь значение) одно: материальная форма, Сократ как часть природы (и что что человек смертен, он – преступник, а преступление должно быть снято), в природе – другое: социальное содержание, Сократ как преступник (нет в природе преступников).
Время – то, что происходит с существующим по способу его бытия; количественная характеристика. Не время существует, а сущее – во времени. Временность имманентна существующему[20]: физическое время и т.д.
Что за сущее человек? Не «человек», а общество существует в качестве социального. Общество существует «человеком», индивидом (как общее через отдельное, эмпирически-конкретное – «в натуре» и, стало быть, идеально), человек – это и есть общество. Значит, то не мои 17 лет, а наши!
Где прошлое? А вот оно. Прошлое – это сейчас, только уже не со мной, а с другими (в-место меня). В конечном счете субъектом здесь является общество, или человек вообще = любой на моем месте. Но как же мое, особенное прошлое – оно есть, нет? Есть или нет, обществу нет до этого никакого дела, общество существует одновременно и в прошлом, и в будущем. Если кто-то из какого-то «времени» вышел, то это, как говорится, его проблемы.
И всё же не только общество существует человеком, но и отдельно взяты<