ДЕЙСТВИЕ 1
Сцена 1
Зима, бензозаправка, сумерки, в машину Водителя садятся двое бедных румын.
ПАРХА. Жену зовут Джина.
ВОДИТЕЛЬ. А девушка эта тем временем, лет около 20, беременная, ничего не ответила, только сидела, но я с нее ответственности за вину в убийстве не снимаю. В каком убийстве? В моем, гражданин следователь, убийстве, хоть это и выглядит нереально.
ПАРХА. Ты ее так и зови - Джина. Слышь, Джин, а фамилия у тебя какая?
ВОДИТЕЛЬ. На вопрос про фамилию она промолчала, ничего в ответ не ответив, но звали ее Джина, что, скорее всего, является сокращением от Регины, а это уже ниточка, которая легко доведет нас до них обоих, потому что имя редкое, чего я и требую, схватить убийц от имени всех налогоплательщиков, на которых они тоже могут напасть и убить.
ПАРХА. А фамилия у нее никакая. Просто Джина. Красивое имя для такой девушки, можно сказать, и имя, и имя-фамилия, и псевдоним в придачу. Джина девушка хорошая. И не украдет, и не заблюет ничего. Клянусь невинным младенцем, которого она носит под сердцем. Такая уж она, жизнь. Мы - бедные честные румыны, говорящие по-польски. Жена беременна, едет к врачу, во Вроцлав, там специалисты, потому что у нее эта сделалась… ну, эта… метастаза, киста, короче, в брюхе у нее бедлам. И так далее. Вот и давайте поедем туда все вместе, куда там вы едете?
ВОДИТЕЛЬ. Во Вроцлав! Гражданин следователь, а трасса-то на Гданьск!
ПАРХА. Во Вроцлав, но мы не настаиваем. В Гданьске оно, может, и лучше, тоже разные специалисты, море, йод, ракушки, корабли, пусть будет Гданьск, не станем ссориться из-за пустяков.
ВОДИТЕЛЬ. Я им отвечаю, что никуда не еду. Ну, только до Эльблонга. И сразу назад, спокойно отвечаю им всю правду, потому что человек я спокойный.
ПАРХА. Ну, значит, в Эльблонг, все равно куда, а там уж она сама как-нибудь справится. Она всегда сама справляется. Взяла и справилась. Мы румыны, ооо-ооо-ооо, мы народ упрямый. Она вам еще и споет, вот немножко придет в себя и споет, да, Джина? Ты справишься, любимая. Очень симпатичная девушка. Садись поудобнее, вот так, вот, красавица моя ненаглядная, так хорошо? О! Новая заколка для волос? Когда это ты себе купила, сейчас? Не верю. Знаешь, просто прелесть. Это цикорий, что ли, камушки эти?
ВОДИТЕЛЬ. Я толком даже не понял, как это все вышло, в один момент. Мужчина, с которым она была, лицо мне его было откуда-то знакомо, наверняка один из этих известных мафиози, Мясо, или тот, второй, которых по телевизору показывают, а я как раз обернулся, потому что он мне крикнул: осторожно! Румыны на горизонте! - или что-то в этом духе. И я туда посмотрел, а это, ясен перец, был прикол, он мне ее на переднее сиденье посадил, с какими-то манатками, пакетами, я говорю: чивооо??! А он: Джина. Это Джина.
Я почувствовал раздражение, что, согласитесь, гражданин следователь, по-моему, вполне логично. Я говорю: слышь, ты, какая Джина, какая на фиг Джина, какое мне дело до твоей жены, какой-то Джины? Так прямо и спросил.
Да по мне пусть хоть рабыня Изаура зовут, забирай ее отсюда немедленно, я спешу, на работу еду, да что тут, етить твою наперекосяк, творится?!
ПАРХА. На самом деле в паспорте у нее написано Пиралгиния, но она всем говорит, чтоб ее звать Джиной. Пиралгиния, Аспириния и Кофеиния - это у нас такие традиционные румынские женские имена. Святая Пиралгиния, у нас в Румынии есть такая святая, защитница пьяных женщин, возвращающихся домой в потемках. Нехило? В жизни всякое бывает. Такие вот женщины, как она. Но она всем говорит, что она Джина, не знаю, что за странный каприз. Только вы ей не говорите Пиралгиния, говорите Джина, надо же понимать чувства великой, вполне возможно, артистки.
ВОДИТЕЛЬ. А мне какое дело! Вон отсюда, румыны вшивые, а то я сейчас вызову...
А в это время его беременная подруга, о которой я уже говорил, притворялась, будто не слышит, но у меня там висел освежитель воздуха типа елочка, так она стала ее теребить, скорее всего, незаметно планируя украсть.
А он говорит, чтобы я посмотрел, какая она красивая, а какое мне дело, красивая или некрасивая, я свое знаю, от нее несет пережаренным растительным маслом, какой-то тошнотворной вонью, да отвали ты, говнюк, вместе со своей брюхатой принцессой!
Я никуда не еду.
ПАРХА. А говорили, едете.
ВОДИТЕЛЬ. Да? Ошибся, извини.
Это я с иронией так сказал. Потому что меня эта наглая и совершенно вопреки моим планам ситуация уже начинала злить.
ПАРХА. Охренительная штуковина.
ВОДИТЕЛЬ. А говнючка цинично теребит мою елочку, чтоб отвлечь тему разговора.
ДЖИНА. Это покупное или вы сами сделали?
ВОДИТЕЛЬ. Как: сделал? Как: сам сделал? Из ковра вырезал?! Слушай, это продается на каждой заправке, вот здесь, идешь на станцию, и этого добра там до хрена!!! Вы что, с луны свалились?
ПАРХА. Вы только посмотрите, какая она красивая, ооо. Чертовка. Ну, зубы малость подкачали. Но это из-за тяжелой жизни, да, дорогая? Нам в Румынии не до шуток, всю жизнь, можно сказать, одними колбасными обрезками питались, а это для костной ткани - погибель. А еще этим… цирконием. Цикорием. А из сладостей мы больше всего любим «Силу четырех трав», такие леденцы от изжоги.
ВОДИТЕЛЬ. И начинает нести какую-то пургу, как они там в этой Румынии, как они какую-то лебеду ели, осот, сорняки и камни, ну, допустим, но, ГРАЖДАНИН СЛЕДОВАТЕЛЬ, а нам после войны что, лучше было, голод, разруха. И ВООБЩЕ, БЛИН, КАКОЕ МНЕ ДО ВСЕГО ДО ЭТОГО ДЕЛО! Хватит! Хватит говорить! Я вас все равно не слушаю! Не слушаю я! Не слушаю. (Драматическим жестом затыкает уши.)
ДЖИНА. Или ванильный сахар в пакетиках. К примеру. Аскорбинку очень-очень редко, очень, только когда мама что-нибудь в ломбард снесет, фамильный хрусталь, к примеру, его у нас завались было, потому что мама по всей Румынии полы мыла и ее везде хорошо знали.
ПАРХА. Я, впрочем, не скрываю, два сапога пара, как гласит известная румынская пословица, сам я тоже по части зубов не очень. Нет, вы не подумайте, зубы у меня в норме, но не без пробелов, вот.
ВОДИТЕЛЬ. И разевает свою пасть, а там коричневые огрызки, прямо как окурки, меня чуть не стошнило, как можно с такими зубами еще… того… размножаться... А девка эта все мою елочку теребит, ну разве можно так себя вести? А элементарная культура где?
ДЖИНА. Боже мой, как бы мне хотелось такую же...
ВОДИТЕЛЬ. А он:
ПАРХА. Ой, ну и возьми себе, у вас же две? Бери, бери, вам ведь не жалко, правда?
ВОДИТЕЛЬ. Нет, вы понимаете? Он ей говорит, бери, бери. Мою собственность! Мою собственную вещь. Чужие люди, я их вижу первый раз в жизни.
ДЖИНА (пытается повесить елочку себе на шею). Ох, и куда же мне это повесить?
ПАРХА. Понимаете: она у меня упрямая - жуть. Вот упрется, и все, потому что упрямая. Вы уж ей подарите, сделайте это РАДИ МЕНЯ. У нас в Румынии нету таких елочек, вообще нет таких деревьев, как елочки, только всякие другие. Дубы, клумбы.
ВОДИТЕЛЬ. Клумбы! Вы когда-нибудь слышали о таких деревьях, а? Потому что я - нет! Немедленно освободить территорию машины. И оставить меня в покое. Иначе я вызову соответствующие меры. Девка тоже. Забирай свой живот и вали отсюда, это моя машина, я спешу. И попробовал вытащить ее из машины, да вылазь же ты, сука брюхатая!!! А тут она вдруг как бы проснулась:
ДЖИНА. Что это ты себе позволяешь?!!
ВОДИТЕЛЬ. Схватила в руку сумочку и вот сюда меня ударила, вот прямо сюда, в шейные позвонки позвоночника...
ДЖИНА. Ты, нехороший человек, зачем руки распускать!
ВОДИТЕЛЬ. Где у меня как раз рядом чирь выскочил, что могло привести к необратимым для жизни и смерти последствиям. Я начал кричать: люди! Люди! Помогите! Чтобы позвать на помощь, но они пресекли мои попытки спасения, терроризировали меня, а потом хотели убить.
ПАРХА. Слышь, мужик, ты чего? Белены объелся? Беременную женщину бить будешь, сам во какой здоровенный, не видишь, что она ниже тебя, комплекции хрупкой, у нее же с тобой шансов ноль? Джинуля, ты не волнуйся, сядь поудобнее, сапожки себе расстегни, вот так, мое ты солнышко, знаешь, у тебя козлик из носика торчит. Представляете, Джина все время ходит с козюльками в носу. Грязнуля ужасная. Но ужасно милая. Дай-ка я вытащу.
ДЖИНА. Не-е-ет, я сама! Сама!
ПАРХА. Нет, дай я. ДАЙ Я ЕЕ ВЫТАЩУ. Вот и все, видишь?
ВОДИТЕЛЬ. И взял и показывает мне эту ее козюльку, эту отвратительную соплю. А я, понимаете, я очень впечатлителен к таким вещам, я, мне сразу вспомнилось детство, школа и разные такие проказы, когда другие ребята слюной… воск из ушей, это, или перднут и подожгут... Я НЕ ЕДУ! Я НИКУДА НЕ ЕДУ! Я просто сижу в машине! Сижу! И смотрю! Потому что люблю зиму!
ПАРХА. Твое право, да ради бога, сиди, только я сейчас тебя буду вот этим убивать...
Парха показывает перочинный ножик.
ВОДИТЕЛЬ. Именно тогда и произошла первая угроза моего убийства.
ПАРХА. Буду тебя убивать, хотя мне совсем не хочется, и я совсем не умею, технической подготовки никакой, поэтому может быть гораздо больнее, чем как обычно, когда что-то болит. А потом ты отправляешься прямиком в ад, а я тебе - напутственное слово. И сидишь ты в этом аду, яйца у тебя скворчат, ситуация не фонтан, а ты думаешь: зря я так, ой, зря, все равно ведь ехал в этот Эльблонг, а теперь в полной жопе. Плюс невинный человек из-за тебя за решеткой, то есть я...
ДЖИНА. А такой был бесстрашный, как гимнаст с лонжей. А стоило показать ему ножик для чистки картошки, сразу обосрался.
ПАРХА. Кроме того, ты же не знаешь, что я делал этим ножиком раньше. Может, я им стенки аквариума скреб. А может, говно собачье ломтиками нарезáл, а? Или, может, он тупой. Потому что вдруг это мой нож, и я им конверты открываю. С письмами. От родственников из Румынии, а письма они пишут на бересте мочой и калом. И краской для пасхальных яиц. Мои маленькие двоюродные братики и сестрички умоляют прислать им фантики, Ласло хочет от «Сникерса», а Рухла - от «Марса», а Ракочи - от «Твикса», а вот что касается Чинчинатты, то ей подавай такой картонный подносик из-под картошки фри, ну, ты знаешь какой. А как ты думаешь, я им посылаю? Посылаю. Потому что для них это действительно очень важно, да, очень важно.
С ножом в руке открывает заднюю дверь, садится в машину.
Садись, говорю тебе, садись, давай, не пизди, садись, садись, садись. Мы, румыны, народ терпеливый, но любой румын рано или поздно скажет тебе: хватит. Поехали.
Сцена 2
Едут.
Джина и Парха достают самые дешевые сигареты и начинают в страшной спешке курить, давясь и кашляя, по две сигареты сразу.
ПАРХА. Ну, харэ. Хорошо, что я тебя все-таки не убил. А еще чуть-чуть бы, и всё, Господи, вот завтра бы отходняк был. Типа классно погуляли, все супер-пупер, а я ни с того ни с сего какого-то незнакомого чувака замочил!
Отвратительное чувство. Быстрей, быстрей давай. Надо уважать чужое время, и взаимно. Только не нервничай так. А то вспотеешь, и тебя продует, вот здесь.
Заботливо массирует спину Водителя.
ПАРХА. «Сейченто». Классная тачка. Скажи, Джина?
ДЖИНА. Летит как стрела, да? Такую машину ничто не остановит.
ПАРХА. Или «дэу чикко». Вот это я понимаю, зверь. Знаете, когда мы в Румынии скажем, что ехали на такой машине, то ого-го. Родственники наш шалаш подожгут от зависти. «Сейченто». Это не машина, это религия. Народ вон на каких драндулетах трясется. О, вон того, блин, обгоняй, я торчу! Болтаешься на дороге как говно в проруби, у тебя тачка с такими возможностями, а ты тянешься за ним как дерьмо собачье. Джинуля ща блеванет...
ДЖИНА. Но-но. Я еще не такая пьяная.
ВОДИТЕЛЬ (похоже, у него сейчас начнется истерика). Со стороны напавших на меня румын я подвергался постоянным унижениям, они подгоняли меня и заставляли ехать все быстрее вопреки безопасности и правилам движения. Я за рулем с пятнадцати лет. Есть у меня одна привычка: когда на встречной появляется машина, я читаю регистрационные номера, ничего не могу с собой сделать. То же самое знаки: «Гданьск 153 км» и т. п., «Илава» и т. п. Я складываю все цифры, а сумму делю на их количество. С тихой надеждой, что выйдет поровну. Когда поровну, радуюсь. Для меня это доказательство, что где-то там существует вроде как симметрия и порядок самых элементарных мировых структур. Хуже всего, когда поровну не делится.
ПАРХА. Я ботинки сниму, окейос? Перке? Пуэрторикос? Мартини сейченто феллатио?
ВОДИТЕЛЬ. Я молчу. Не отвечаю. Самое главное - не дать убийце себя спровоцировать.
ПАРХА. То, что я сказал, по-нашему, по-румынски, значит «мерси вам большое». Давненько я свои вонючки не снимал, оооох. Сейчас как шибанет. Но мы же свои люди, так сказать, в интимном кругу, да?
Зевает, укладывается спать.
ВОДИТЕЛЬ. Я про себя только все время повторял: ничего. Ничего. Ничего-ничего-ничего. Ничего страшного не происходит, может, даже вообще ничего не происходит, может, это даже сон, просто я еще об этом не знаю и только зря переживаю... Но этот сон мне вовсе не снился. А он уже почти заснул, уже почти засыпал, и я надеялся... я подумал...
ПАРХА. Фу, как воняет, Джина, это ты пукнула?
ДЖИНА. Я не пердела, тут уже воняло, когда мы сели.
ПАРХА. То-то и оно. Ну и вонизм. Но это не я.
ДЖИНА. То-то и оно, но факт, что и не я.
ПАРХА. Кто-то навонял, это факт. Но факт, что не я.
ДЖИНА. И факт, что я тоже нет. Если не ты и не я, то уж не знаю, кто. Может, кто-то пукнул?
ПАРХА. Ах, поросенок. И ведь сидит себе тихо, как мышка, это ж надо.
ВОДИТЕЛЬ (у него начинается истерика). Чего??? ЭТО НЕ Я!
ДЖИНА. А типа кто?
ПАРХА. ТЫ! Вы! Больше некому!
ДЖИНА. Вонючка!
Водитель лихорадочно хватает сотовый, пытается позвонить.
ПАРХА. Ну-ну, и что же ты собираешься делать с этим телефоном, а? Куда это тебе так приспичило звонить, признавайся-ка, не в полицию, надеюсь? Вот, оказывается, что ты за фрукт! Дай-ка сюда телефон, давай, говорю.
Пауза.
Ты за рулем, это же безумно опасно. Я наберу тебе номер, ты диктуй, а я наберу. Ой, голубчики, приезжайте, ради всего святого, быстрее! Женщина беременная! Озябшая! Беспомощная! Сидит в моей машине! Едет со мной, я ее везу! Не знаю, что я делаю! Ой, помогите! Спасите!
ЛЮДИ! Козлы злобные и недоброжелательные. Разве так можно?
Ложится с телефоном и засыпает.
ВОДИТЕЛЬ. Ну, и тогда он наконец заснул. Я знал, что это мой единственный шанс - заговорить с этой женщиной, она ведь женщина, и поэтому в ней проступали какие-то человеческие черты, женщины ведь не могут быть совсем, изначально злыми, как мужчины, я считаю, что они - основа всего сущего, потому что им надо и ребеночка родить, и не алкоголички они, что и питало во мне надежду, вот я ее и спрашиваю: ты говорить вообще умеешь?
ДЖИНА. Знаешь, я даже училась. Да как-то ничего не вышло. Ну, не мое это.
ПАРХА (сквозь сон). Мы всего-навсего бедные честные румыны, говорящие по-польски... Мы приплыли сюда на углерудовозе «Ибупрон»... У нас нет таких елочек. Только другие деревья.
ВОДИТЕЛЬ. Это твой парень, этот?
ДЖИНА. Кто? Этот? Нет. Брат. Двоюродный. То есть что-то типа вроде любовника.
ВОДИТЕЛЬ. Храпит этот твой румын слегка, да?
ПАРХА (сквозь сон). Это из-за носовой перегородки.
ДЖИНА. Это из-за перегородки, ему нос сломали в тюрьме. Теперь у него из-за этого страшный комплекс. Ты лучше не говори про его нос вслух, а то он озвереет и нас обоих как бешеных собак прирежет за то, что мы против него тут сговариваемся и обжимаемся.
ПАРХА (сквозь сон). Нет, нет, нет, нет, моментик, моментик, что тут происходит?
Пауза.
ВОДИТЕЛЬ (вытирая лицо носовым платком). Это от него ребенок?
ДЖИНА. От кого?
ВОДИТЕЛЬ. Ну, ребенок этот.
ДЖИНА. Ребенок мой, при чем тут он?..
ВОДИТЕЛЬ. Ну, забеременела ты от него?
ДЖИНА. Яяя? Аааа эээто... Нееее, нет, еще чего!
ВОДИТЕЛЬ. Не от него?
ДЖИНА. Нет, мы с ним только вчера познакомились, кажется... Да какая разница? Мать моя тоже все время спрашивает, а я ей говорю: это ребенок, просто ребенок, и отвали, ясно? Это мой сын. А то, что он у меня родился, - это, понимаешь, просто так получилось. Мой это ребенок. И ты тут совершенно ни при чем. А она: вот и займись им, а то ты только куришь, пьешь, спишь с кем попало, а потом просыпаешься в 17.30 и удивляешься, что плохо себя чувствуешь. Делом надо заниматься, возьми пылесос и... А я... ладно, не важно. Вот именно. Хорошо, что ты мне напомнил.
Вынимает банку с клеем, делает вид, что нюхает.
ДЖИНА. Я полностью зависима от этого говна. Честно говоря, мне уже самой не нравится.
ВОДИТЕЛЬ. И это чудовище, эта страшная женщина, я ее даже женщиной называть не хочу, достает из своих сеток, из этого своего хлама банку бутапрена! И смотрится в крышку! Как в зеркальце!
ПАРХА (сквозь сон). Джина у нас артистическая натура.
ВОДИТЕЛЬ. А это, эт-то не вре-вредно ребеночку?
ДЖИНА. Ну ты чë... Ситуация под контролем. Между прочим, врачи сказали, что мой ребенок уже привык, и, если я брошу, для него это будет стресс еще похуже, чем небольшой кайф по большим праздникам, короче, он там может просто офигеть, лучше малость долбануться, чем у меня будет плохое настроение, а ребенок - в истерике. В небольших количествах это вроде даже полезно, ты б попробовал, ты бы тоже расслабился чуток, а то сидишь тут… О, классно танки едут, война будет.
ВОДИТЕЛЬ. Не-е-ет! Никогда!
Крикнул я.
Вонь была ужасная, у меня закружилась голова.
ДЖИНА. Знаешь что?
Хуже всего, бля, что мир хочет превратить человека в тряпку, которая встанет по стойке «смирно» и на все вопросы будет отвечать «так точно», в прохожего, послушно переходящего через улицу. В пассажира, бля, трамвая, висящего на подножке с вот таким лицом, о! Гладким и ровным, как жопа, чтоб глазу не за что было зацепиться. Вообще без лица. В такого, как ты. В человека-сардельку.
Я не хочу быть такой. (В ужасе.) Эй, тебя как зовут, оглянись! Оглянись! И скажи мне одну вещь.
ВОДИТЕЛЬ. Что? Что случилось?
ДЖИНА. Скажи мне что-нибудь, но так, чтобы она не видела, понял? Нет! Нет, не надо, не оглядывайся! Там моя мать… это она сидит сзади? Только ответь, а то я не хочу оглядываться. Брюнетка, пожилая.
ВОДИТЕЛЬ. Не-е-ет! Это твой парень, тот, что с тобой! Брат твой! Двоюродный.
ДЖИНА. Эта сучка за мной следит. Понимаешь, я вчера просрала все алименты, и она теперь точно хочет меня убить, я бы не удивилась, если б она влезла сюда за нами, я должна все время быть начеку, ни на секунду нельзя оглянуться, а то она появляется и говорит мне: иди работать, убери за собой, это твой сын.
ВОДИТЕЛЬ. Но кто? Он?! (Показывает на Парху.)
ДЖИНА. Мой сын? Тебе чë? Совсем отбило? Мне плохо. Кажется, я рожаю. Звони доктору Хаусу.
ВОДИТЕЛЬ (чуть не плача). Как? Твой братец забрал у меня телефон!
ДЖИНА. Спокойствие, только спокойствие, раз такое дело, я могу и потерпеть. Хи-хи. Ну ты и пересрал, я торчу.
Едут.
ВОДИТЕЛЬ. Это не шутки, ты что. Жена, когда рожала, были разные осложнения, анальное отверстие в клочки... Мочевой пузырь поврежден, бедная натерпе...
ПАРХА (уже проснулся). У нее нету анального отверстия.
ВОДИТЕЛЬ. Конечно, конечно... я ничего такого не имел в виду...
ПАРХА. У Джины нет анального отверстия, она не из таких.
ДЖИНА. Заткнул зяпу, хорошо? Ты спал, вот и спи, и не вмешивайся в культурный разговор.
ПАРХА. Сама заткнись, ты, и не тебе мне указывать, если он тебя оскорбляет...
ДЖИНА. Хрен моржовый. Блядь. Говно.
ПАРХА. Сама говно. Какашка. Писька. Пиписька.
ВОДИТЕЛЬ (на грани нервного срыва). Перестаньте... РАДИ БОГА... Люди... Зачем же друг друга так оскорблять, обзывать?! Скандалить! Стыда у вас нет! Женщина называется, ты ведь беременна, нюхаешь бутапрен, материшься, воняешь в машине, а ребенок-то все слышит и видит! Он в животе у матери все запоминает! А потом при гостях тебе как выдаст! Первое слово он такое скажет! Ради Бога...
ПАРХА. Слыхала, шлюха? Вы уж ее простите, успокойтесь, это ж глупая румынка, темная, необразованная женщина, всю жизнь проработала на фабрике обезьян и собак, вести себя на людях не умеет. Гляди, что ты натворила! Человека чуть удар не хватил, когда услышал, как ты выражаешься.
ДЖИНА. Сам не лучше!
ПАРХА. Нет, я как раз ска...
ДЖИНА. Нет, нет, нет. Нет, и еще раз нет.
ПАРХА. Да! А вот и да!
ВОДИТЕЛЬ (разразившись рыданиями, останавливает машину). Стоп! Умоляю... Совесть у вас... Я не еду! Не еду! Не хочу, забирайте... Машина ваша... Я вам ее отдаю! Я выхожу... Пойду пешком... Хочется пройтись, тут такой лес, есть там одно местечко - в самый раз для меня, найду себе какой-нибудь старый корень, построю в нем дом... Сам выстругаю тарелки, ложки, вешалки, эти… музыкальные инструменты...
ПАРХА. Нет-нет-нет, дорогой, это исключено, перестань рыдать, успокойся, быстро успокоился, у нас тоже сроки, мы тоже спешим успеть вовремя.
ДЖИНА. Нет, наоборот, дай ему выплакаться, пусть человек поплачет, выплачется.
ПАРХА. Нет уж, и нечего его защищать.
ДЖИНА. Поплачь, поплачь себе, это тебя очистит. У меня, например, когда было, ну, как его, воспаление мочевого пузыря, знаете, что это такое, я места себе не находила, все время хотелось писать. Бегу, лечу! По ногам течет! Спринт, общерумынские соревнования по бегу женщин с циститом! Откидываю щеколду! Уже вся описалась! Сажусь на трон и торжествующе выпускаю три горячие капельки, а ощущение такое, будто меня кто-то вяжет на спицах. Ну, понимаете. Шьет мой труп на швейной машинке. Что-то типа оргазма. Только еще хуже.
ВОДИТЕЛЬ (не переставая плакать). Гражданин следователь, то, что я жив, исключительно моя заслуга, моей железной выдержки и самообладания, которые не позволили им меня спровоцировать, потому что фактически все это время я не реагировал на попытки лишить меня здравого смысла, теперь у меня уже не осталось на этот счет никаких сомнений... И тут я увидел машину дорожной полиции, которая стояла на обочине, какое-то время я даже боялся, что это мираж, что эти… которым на руку, чтобы я свихнулся и сошел с ума, что это они полицейских подставили, сговорились против меня, чтобы те там стояли и меня спровоцировали, науськали, чтоб потом с меня посмеяться, поязвить...
ПАРХА. Твою мать, суки, видишь, до чего ты, бля, довел?? Нет, старик, это не по-товарищески, это ж просто кошмар какой-то - то, что ты сейчас делаешь.
ВОДИТЕЛЬ. И тогда, сам не знаю как, это были доли секунды, хотя бандиты меня запугивали и пытались свалить все на меня, вызвать чувство вины и ответственности за появление этого патруля и склонить к дальнейшему продолжению движения, мне удалось съехать на обочину, съехать как раз по направлению к этому патрулю...
ПОЛИЦЕЙСКИЙ. Что вы вытворяете? Почему остановились?
ВОДИТЕЛЬ. Я превысил скорость, сержант, господин генерал, арестуйте меня, я… я там… вам не видно, там… там такая горочка, а я с нее на полном газу, превысил скорость, сбил кого-то, вам отсюда не видно, но я во всем признаюсь, даже больше того, я хочу, чтоб меня немедленно арестовали и добровольно наказали по всей строгости закона, арестуйте меня, это моя единственная просьба, подробности расскажу потом...
ПАРХА. Папаааа... Папа, вернитесь в машину, паапа...
ПОЛИЦЕЙСКИЙ. Чë такое? О чем речь? Что-то случилось?
ПАРХА. Все в полнейшем порядке. Мы бедные честные румыны, говорящие по-польски, у папы Альцгеймер, у нас в Румынии это просто эпидемия, даже ехать с ним страшно. С тех пор как вышел из концлагеря, просто другой человек, все время вспоминает плохие, страшные сны, окопы...
ВОДИТЕЛЬ. Я не записал номеров этих двух полицейских, но, думаю, их нетрудно вычислить. Один невысокий такой, второй повыше и блондин. Я считаю, что их должны отстранить от служебных обязанностей за отказ прийти на помощь похищенному лицу, вплоть до оказания сотрудничества бандитам и убийцам, уверовав в их подлую ложь, якобы я был в окопах и потерял свою личность.
ПОЛИЦЕЙСКИЙ (Пархе). Да, но угрожает ли это безопасности дорожного движения? Вот в чем проблема.
ПАРХА. О, господин генерал, я именно это и имел в виду. Мы в Эльблонг правильно едем, в смысле, в нужную сторону? А то папа что-то совсем запутался, мы с сестрой в этих краях совершенно не ориентируемся, а очень спешим на паром, который как раз направляется в Румынию, точнее это углерудовоз такой, паром «Ибупром», может, слышали?
ПОЛИЦЕЙСКИЙ. В Эльблонге ж нет моря.
ПАРХА. Ну конечно. Он ведь по озеру плавает. По Эльблонгскому озеру.
ВОДИТЕЛЬ. Углерудовоз «Ибупром». Прозвучало такое название. Его тоже проверьте, может, они все еще на борту.
Сцена 3
Едут дальше. Водитель ведет машину, истерически всхлипывая и судорожно сжимая руль.
ПАРХА. ПРЕКРАТИ ВЫТЬ!
ДЖИНА. Оставь его в покое...
ПАРХА. Если он не прекратит, я сам щас завою.
ДЖИНА. Отстань от него, пусть выплачется, это помогает.
ПАРХА. Нет, Джинуля, я в таких условиях сейчас не выдержу, это выше моей выдержки, когда кто-то закатывает такую истерику.
ВОДИТЕЛЬ. Бледное, как вытертый медяк, зимнее солнце давно закатилось за горизонт. Ветер гонял по шоссе трупики раздавленных собак и животных. В дешевых придорожных барах на ветру развевались прошлогодние рекламы мороженого, поблекшие от плотоядных детских взглядов. Я видел тьму. Я прикоснулся к ней.
ПАРХА. Слышь, мужик. Мы тебе очень благодарны за то, что предложил нас подвезти, мы давно не встречались с такой доброжелательностью со стороны чужого в сумме человека, которого ничто, в общем, не заставляло вот так, от чистого сердца, взять и помочь нам в тяжелый для нас момент, а он, однако, захотел и помог, а человеческая сердечность и доброжелательность так много для нас значат...
Начинает копаться в пакетах.
Мы уже будем собираться. Отсюда до парома рукой подать. Твое предложение подвезти нас, то, что ты сам, без всякого принуждения, по доброте души так страшно нам помог… Благодаря тебе мы, может, уже скоро опять будем на родине. Румын не бросает слов на ветер, такой у нас девиз. Поэтому мы хотели бы отблагодарить тебя за твою доброту и сердечность.
Водитель с недоверием смотрит на Парху, который вынимает из пакета пачки денег и еще разные вещи.
Я - Волшебник Изумрудного Города. Я приехал сюда из сказки инкогнито, чтобы проверить, хорошо ли ведут себя люди и совершают ли хорошие поступки. Получи в награду пять тысяч вот в этих кучках. Раз, два, четыре, пять. И мой плеер мп3 в придачу. Плюс три евры. И солнечные очки, хотя нет, они мне завтра еще пригодятся. Ты знаешь, как этим пользоваться. Вот тут переключатель около наушников. Качаешь из Интернета разную музыку. Сливаешь все сюда, тут пятьсот тысяч песен помещается. Там, впрочем, пару дисков я закачал, но не уверен, что тебе понравятся. Надо бы подумать об этом раньше, если б знал, я бы скачал тебе этих, ну, знаешь, этих, Мечислава Фогга, Марылю Родович, юмора всякого, сатира там, эстрада.
Ну, так мы пошли. Давай, Джина, одевайся. Это настоящие деньги, не на принтере отпечатанные. Купишь себе на них чего-нибудь клевое. Термомикс. Рекомендуем. У нас с Джиной в Румынии есть такой, стоящее дело. Сам печет хлеб. Джина идет утром в поле, собирает зерновые. Потом мы замешиваем это в термомиксе, и хлебушек готов. Свеженький, никаких тебе пищевых добавок вроде Е 1939 и Е 1968, вот это, я понимаю, УДОВОЛЬСТВИЕ.
ДЖИНА. Эй, ты что, спятил? Я устала, как загнанная кляча, это ж какие-то дебри, какие-то ежевичные заросли.
ПАРХА. ПОШЛИ.
Они уходят.
ВОДИТЕЛЬ. И вот под конец, гражданин следователь, и произошло, собственно, самое страшное. Он приставил мне к горлу нож и потребовал деньги и ключи, а она целилась в меня из вынутого из сумочки пистолета, скорее всего предварительно сняв с предохранителя. Они хотели убить меня и обокрасть. Требовали драгоценности, разную бижутерию, бытовую технику, а конкретнее, домогались термомикса, каковым я не располагал и не располагаю, имелся он только у моей тещи, с которой я не поддерживаю контактов, уж не знаю, как они об этом узнали. Откуда? Мне кажется, они, должно быть, заранее за мной следили, на протяжении многих лет, у меня давно уже появились кое-какие подозрения, что за мной наблюдают. После чего они скрылись в лесу без единого слова, даже не поблагодарив, не оставив мне в знак благодарности никаких денег, ни ломаного гроша. И я хочу, чтобы в протокол занесли, что, если их задержат, на что я надеюсь, я смогу еще раз посмотреть им в глаза. Но простить не смогу. Не смогу. Не захочу. Нет, никогда. Вы записали? Не смогу. Вот и хорошо.
ДЕЙСТВИЕ 2
Сцена 1
Вечер. Джина и Парха идут по шоссе в состоянии психофизиологического транса и плачут.
ПАРХА. Пожалуйста. Пожалуйста. Ну, пожалуйста. Не цепляйся за меня, когда идешь, меня от этого колбасит. За что? За что?
Как это - я дал ему пять тысяч и плеер мп3?! Как - дал? Да еще кому? Этому чокнутому водиле? Нет, ты так не шути. Отдал? Задарма? Да ведь он ненормальный, он же псих! И ты мне ничего не сказала, не спросила, зачем я это делаю. Я сказал, что я - Волшебник Изумрудного Города? Какой волшебник? Может, это ты ему сказала? Ну не я же!
Точно, помню, я чувствовал себя волшебником, но это же не повод ни с того ни с сего сразу что-то ему давать. И ты мне позволила, ничего не сказала и позволила, чтобы я ему вот так вот их отдал??! Пять тысяч??? Ты что, дура??? Думаешь, мне их что, Дед Мороз под елочку положил? Да я их кровавым пóтом зарабатывал. И сам это отдал? Может, продал? Может, я ему их продал? Нет, бред какой-то. Бред. Бред.
Где этот пакет? Сорри, Джина. И что это вообще за имя, ничего лучше ты не могла придумать? Вы что, индейцы? Перуанцы? Регина? А фамилия у тебя Сальве? (Поет.) Salve, Regina…[2]Сорри, ха-ха. Вот за что себя люблю, так это за то, что в даже в полной, бля, жизненной просрации, на дне дна, чувство юмора из меня все равно бьет фонтаном.
Нет, нет, нет. Давай успокоимся и поговорим серьезно, все это ненужные эмоции, просто надо кое-что выяснить. Значит, так, была тусовка, факт, мы нехило закинулись. Насколько я понимаю, именно там мы и познакомились. Нет, наркотики все-таки вредная штука, отвал башки. Ничего не помню, можно мне втюхать что угодно. Но откуда у меня вообще взялись пять тысяч? Снял со счета??? Ага.
Это исключено, невозможно. Если бы я их снимал, то помнил бы. И отдал ему? Всё? И ты мне позволила это сделать? И даже десятки не осталось??! Поищи-ка в пакете, наверняка они там, я должен выпить кофе, привести себя в порядок, принять душ. Дай мне какое-нибудь зеркальце, что ли, у меня завтра в восемь съемки. А этот плеер мп3, с ним что? Его я тоже отдал? Исключено. У меня там было всё. Все любимые песни. А телефон у меня где? Как это - у тебя нет? Посмотри там, в сетке. Должен быть. И документы. Как - нету?! Как - нету?! Давай сюда. Должны быть.
А может, это ты спиздила, а? Нет, ну, не обижайся, я просто так спросил, я же тебя не знаю, вижу первый раз в жизни, я теперь никому уже не доверяю. Мне завтра к восьми на работу, съемки у меня в восемь утра, понимаешь? Ты понимаешь, что это значит? В восемь у меня съемки, и если я, бля, там не появлюсь, это, бля, кончится плачевно. Катастрофой. Не могу поверить. Ты-то вообще работаешь где-нибудь? Ты понимаешь, что это значит?
ДЖИНА. Нет.
ПАРХА. Тогда откуда взяла деньги на это классное развлечение, а? Может, тоже я тебе дал?
ДЖИНА. Не знаю, я в банкомате взяла.
ПАРХА. А они туда с неба спустились и тебя ждали?
ДЖИНА. Не-е-ет, наверно, это были алименты.
ПАРХА. Какие еще алименты?
ДЖИНА. Ну, пошла я в банкомат, думала, там нет ничего, честное слово. А там пятьсот злотых. Ну, наверно, алименты, я так думаю. Короче, купила себе кебаб и еще кое-что, а потом эта тусовка...
ПАРХА. Эй, погоди, что за алименты? На ребенка?
ДЖИНА. Ну, на ребенка.
ПАРХА. А что ты сделала с ребенком?
ДЖИНА. С каким ребенком?
ПАРХА. Откуда я знаю, с каким, ну, с этим, со своим, ты же говорила, у тебя есть ребенок, насколько я помню.
ДЖИНА. А, да, точно...
ПАРХА. Точно! Точно! У тебя есть ребенок.
ДЖИНА. Я его где-то оставила. Подожди. А, так я же его в садик отвела, наверно… нет?
ПАРХА. Когда это?
ДЖИНА. Ну, не знаю. С утра.
ПАРХА. Как это с утра? С какого утра?
ДЖИНА. А, да, действительно.
ПАРХА. Вот именно.
ДЖИНА. Позавчера, наверно. То есть нет, наверно, вчера, это было вчера, да? Не сегодня же.
ПАРХА. Ну и что? Он там что, остался? Ха-ха.
ДЖИНА. Слушай, у тебя попить чего-нибудь есть?
ПАРХА. Только не нервничай, перестань себя накручивать. Я просто так спрашиваю, меня это вообще не колышет, слышишь, я тебя первый раз в жизни вижу.
ДЖИНА. Не знаю, откуда мне вообще знать. Может, моя мать забрала. Она его иногда забирает, когда я не могу.
ПАРХА. Тогда ой.
ДЖИНА. Не задавай мне таких вопросов, на которые я теперь все равно не могу ничего поделать.
ПАРХА. Вот тут ты права.
ДЖИНА. Главное, чтоб он не скучал. Включаешь ему мультики, и он играется уже сам, сам проводит время.
ПАРХА (начинает орать). Вот именно! Вот именно! Сам проводит время! А пять тысяч коту под хвост! И это факт! Всё, бля, всё! Завязываю с тусовками, с наркотиками, с охренительными маскарадами, которые заканчиваются так, что я, бля, какому-то засраному деду-неврастенику дарю пять тысяч. И просыпаюсь одетый в кардиган из секонд-хэнда, который сняли с трупа в семьдесят втором, офигеть как весело, восемь часов подряд притворяюсь говорящим по-польски румыном и рассказываю про вредные последствия питания колбасными обрезками, но вдруг оказывается, что я - говорящий по-польски поляк, обыкновенный долбаный поляк, которого ломает, который проснулся с бодунища средь чиста поля на каких-то пастбищах, в ежевичных зарослях, в каком-то Мухосранске на границе с Казахстаном, в казахском, провонявшем молью кардигане, с зубами, которые я так расписал фломастером, что и не смоешь теперь. И, бля, у меня завтра в восемь съемки, потому что, бля, так получилось, что в любимом и популярном в народе сериале я играю ксендза Гжегожа. Ксендз Гжегож. Как всегда в прекрасной форме.
Пауза.
Наркотики эти все-таки ужасно вредная штука. Мы... хочу тебя спросить об одной вещи, это для меня очень важно. Может, конечно, прозвучать глупо, ты уж прости. Скажи, я… ну это… то есть… может, мы с тобой сексом занимались? Я только так спрашиваю.
Сцена 2
Бар «Цимес», Барменша и Гардеробщица Халина смотрят телевизор. С улицы доносятся приближающиеся вопли, отголоски схватки. Входят взмокшие, явно не в себе Джина и Парха, оба на грани безумия.
БАРМЕНША. Мы себе смотрим, вдруг слыш