Тарасюк Л.И. Из истории русского ручного огнестрельного оружия XVI-XVII вв.
К содержанию журнала «Советская археология» (1965, №2)
I
В источниках и исследованиях по истории русского оружия встречается еще немало оружейных терминов, происхождение и точный смысл которых до сих пор остаются неясными как для историков военного искусства, так и для филологов. Такие пробелы в наших познаниях выражаются, прежде всего, в отсутствии отчетливого представления о конструктивных, особенностях обозначенного определенным термином оружия и следовательно, в незнании его боевых возможностей, а это, в свою очередь, затрудняет понимание техники применения такого оружия и оценку тактики вооруженных им бойцов. С другой стороны, неточное представление о значении оружейных терминов часто препятствует полноценному анализу тех документальных источников по истории оружия и военного искусства, в которых такие термины встречаются.
К числу наименований старинного оружия, долгое время получавших в научной литературе либо неточное, либо неверное объяснение, относится и термин «самопал». По вопросу о значении этого слова подавляющее большинство историков, археологов и оружиеведов сходится в том, что оно служило общим названием всех видов ручного огнестрельного оружия типа пищали. Впервые эта точка зрения была выдвинута еще А. В. Висковатовым 1, а затем повторена И. П. Боричевским 2 и П. фон Винклером 3. В том же плане высказался Н. Е. Бранденбург, считавший, что термин «самопал» «…не обозначал собою какого-либо особого класса пищалей, с теми или другими особенностями, а …служил общим обозначением оружия, из которого,,палили“» 4. Практически провел это положение Г. Д. Филимонов в составленном под его руководством каталоге Оружейной Палаты 5. В этом издании под названием «самопалы» описаны различные виды и типы огнестрельного оружия, независимо от того, как они были определены в документах XVII в., причем никаких критериев своей классификации составители каталога не привели.
В ряду аналогичных, по существу, высказываний дореволюционных ученых, затронувших вопрос о значении термина «самопал», особняком стоит точка зрения А. Ф. Вельтмана, возглавлявшего в середине XIX в. музей Оружейной Палаты. По мнению А. Ф. Вельтмана, самопал — это «пищаль с замком и огнивом, называлась так в отличие от пищали, зажигаемой фитилем или пальником» 6. Отсутствие аргументации в этом лаконичном определении не позволяет судить о том, является ли оно результатом изучения термина, а также сопоставления вещественных и письменных памятников, или же интуитивной догадкой, подсказанной многократными упоминаниями о «самопалах с замками» в старинных документах. Как бы то ни было, А. Ф. Вельтман наметил новый путь в решении «проблемы самопала», однако его точка зрения не привлекла серьезного внимания и не была разработана. Дважды это мнение было просто пересказано 7, а внешне примкнувший к нему П. И. Савваитов даже затемнил первоначальный смысл, так так, плохо разбираясь в терминах и устройстве оружия, приписал огниву искрового замка функцию фитильного курка (жагры) 8.
Из советских историков серьезную попытку разобраться в некоторых оружейных терминах XVI—XVII вв. сделал С. К. Богоявленский. Однако и он не пришел к принципиально новым выводам относительно самопала, примкнув к точке зрения большинства. По мнению этого исследователя, «пищалью или самопалом называли всякое ружье, если оно не было мушкетного или карабинного типа» 9. Известный оружейник и военный историк В. Г. Федоров усматривал в самопалах только образцы ручного огнестрельного оружия, называемые так «в отличие от неогнестрельных самострелов» 10. К неоправданно пессимистическому заключению пришел другой историк оружия — С. Л. Маршлин, специально изучавший стрелецкое вооружение. Отметив, что основным оружием для стрельцов служили «ручная пищаль, самопал или мушкет, под каким бы из этих имен оно не выступало», автор признает, что «весьма трудно провести границу между значением и временем употребления этих трех наименований ручного огнестрельного оружия 11.
Поскольку недавние работы по русскому оружию 12 совсем не упоминают о самопалах, последним (но не новым и не лучшим) словом историков по этому вопросу приходится считать следующую заметку в энциклопедии: «Самопал — гладкоствольное огнестрельное оружие типа пищали, которое было распространено в России в 15 в. Пищали (см.) малого калибра назывались самопалами, завесными пищалями… или ручниницами. Самопалы заряжались с дульной части; воспламенение заряда производилось через затравочное отверстие первоначально раскаленным железным прутом, затем фитильным, а впоследствии кремневым замком» 13.
Попытки объяснить термин «самопал» делались также многими лингвистами и филологами. Однако за исключением И. И. Срезневского 14, повторившего в своем труде точку зрения А. Ф. Вельтмана, до настоящего времени исследователи придерживались возникшей еще в первой половине XIX в. филологической традиции, согласно которой самопалы представляли собой «огнестрельное оружие пли пищаль без замка, фитилем запаляемое» 15. Эта мысль, сопровождаемая описанием устройства самолала-«ружья фитильного», была высказана и В. И. Далем 16. Д. Н. Ушаков трактует самопал как «старинное фитильное ружье примитивного устройства, пищаль» 17. Тринадцатый том академического словаря приводит следующее определение самопала: «старинное гладкоствольное фитильное ружье без замка, похожее на пищаль» 18. Единственный современный словарь, не упоминающий о фитильном воспламенении, все же обрисовывает самопал чересчур упрощенно как «старинное гладкоствольное огнестрельное оружие, заряжаемое с дула» 19. Как будет показано ниже, во всех этих описаниях безусловно верно лишь то, что самопал — старинное огнестрельное оружие.
Приходится отметить, что данные филологами определения самопала ни разу не были обоснованы соответствующими примерами из письменных источников, а только иллюстрировались отрывками из произведений художественной литературы XIX—XX вв. Как ни странно, не нашли места в упомянутых работах и какие-либо соображения об этимологии термина или о причинах его возникновения.
Как видно, ни историки, ни лингвисты не раскрыли содержание термина «самопал» и не объяснили убедительным образом причин его бытования наряду с другими названиями ручного огнестрельного оружия. Найти ответ на вопрос, являющийся темой данной статьи, можно только при помощи всестороннего анализа термина «самопал» и упоминающих его письменных источников, с непременным учетом историко-технических факторов, определявших эволюцию ручного огнестрельного оружия в XVI-XVII вв.
II
Среди известных мне письменных источников наиболее раннее упоминание о самопалах содержится в русской повести об осаде Пскова войсками Стефана Батория (август 1581 — январь 1582 г.), написанной, вероятно, вскоре же после осады 20. В одном из эпизодов повести автор, который сам пережил осаду и с хорошим пониманием военного дела изложил все ее перипетии, говорит, что псковские стрельцы стреляли по осаждающим из «долгих самопалов» 21. В тот же период слово «самопал» было занесено в так называемый «Парижский словарь московитов», составленный в 1586 г. 22. Французские мореплаватели, посетившие тогда устье Северной Двины, записали это слово у местных жителей в форме «senapal», являющейся вариантом долго применявшейся в холмогорских говорах формы «санапал» 23. О том, что последняя равнозначна термину «самопал», свидетельствует большое количество письменных источников 24.
В русских архивных документах термин «самопал» ранее всего встречается в «Описи казны Бориса Федоровича Годунова», составленной в 1588 г. 25 и перечисляющей под особой рубрикой «Самопалы» семь предметов 26.
Из этих данных можно сделать вывод, что к 80-м годам XVI в. самопалы были распространены на обширной части территории Московского государства и не являлись к тому же редкостной новинкой, поскольку они уже состояли на вооружении войсковых стрелков, а также использовались в различных по социальному положению слоях населения. В связи с этим закономерно, кроме того, заключить, что это оружие и его название появились ранее 80-х годов XVI в. и что к этому времени термин «самопал», по-видимому, уже прочно вошел в языковый обиход. Хотя поэтому есть все основания рассчитывать на то, что в дальнейшем среди письменных источников будут обнаружены и более ранние сведения о самопалах, в настоящий момент для исследования достаточно уже даже приведенных данных и того неоспоримого факта, что с начала XVII в. количество упоминаний о самопалах в различных документах неуклонно возрастает.
Наряду с этими соображениями надо отметить, что к последней четверти XVI в. наиболее распространенное на Руси название ручного огнестрельного оружия — «пищаль» — применялось уже более ста лет, а для обозначения артиллерийских орудий это слово привилось еще раньше 27. По мере развития вооружения язык чутко реагировал на возникновение новых типов оружия созданием соответствующих терминов. В русском языке, в частности, процесс эволюции ручного огнестрельного оружия отразился, например, в красноречивых и понятных терминах «пищаль ручная» («ручница»), «пищаль завесная», «пищаль винтовальная» и т. д. Если наряду со словом «пищаль» с какого-то времени стал применяться термин «самопал», не будет слишком смелым предположение, что он также был обязан своим возникновением появлению нового типа оружия.
Структура и содержание термина «самопал» лингвистически понятны. Вторую его половину составляет корень древнего общеславянского глагола «палить», который, являясь каузативом к глаголу «полъти» (пылать, гореть), выражает понудительную акцию, при которой субъект своим действием принуждает объект пылать, гореть 28. Значения глагола «палить» в славянских языках идентичны: жечь, сжигать, зажигать, стрелять 29. Совершенно очевидно, что последнее из указанных значений появилось у глагола «палить» только с появлением и распространением огнестрельного оружия, общее название которого в ряде языков связано с этим глаголом 30.
До появления огнестрельного оружия, когда в качестве ручного метательного оружия применялись луки и арбалеты, их действие очень точно обозначалось глаголом «стрелять», т. е. метать стрелы 31. Из различных производных от этого глагола особый интерес для данной темы представляет существующее в славянских языках название арбалета — самострел 32. В то время как в ряде западноевропейских языков название этого оружия отражает либо составные элементы его конструкции 33, либо способ держания его 34, название арбалета в славянских языках раскрывает один из принципов действия оружия.
Известно, что арбалет принципиально отличается от лука не только ложем и рядом конструктивных изменений, но и специальными механическими приспособлениями для заряжания и производства выстрела. Если весь процесс стрельбы из лука целиком выполнялся стрелком, непосредственно выпускавшим стрелу из своей руки, то арбалетчик получил возможность заранее зарядить оружие в ожидании нужного момента для прицеливания и выстрела, для которого требовалось лишь нажать на спуск. Именно благодаря этому закрепленный и нацеленный арбалет и мог использоваться в западнях без стрелков: это оружие, действительно, само стреляло — пускало стрелу при небольшом рывке за прикрепленный к спуску шнур.
Таким образом, появление нового стрелометвого оружия привело к возникновению и специального названия для него, которое в ряде славянских языков отображает специфическую особенность заряженного оружия производить выстрел механическим путем, при минимальном усилии или даже без участия стрелка. Это обстоятельство, а также напрашивающаяся аналогия между структурно и семантически сходными терминами «самострел» и «самопал», уже отмеченное выше появление слова «самопал» при наличии старого термина «пищаль» и, наконец, бесспорное значение глагола «палить»-«поджигать порох заряженного ружья», «стрелять» — все это подтверждает предположение о том, что возникновение термина «самопал» было вызвано появлением нового типа огнестрельного оружия, техника стрельбы из которого значительно отличалась от применявшихся ранее приемов.
Как явствует из самого слова «самопал», в названном так оружии его современники отметили ту особенность конструкции, благодаря которой оружие «палило само», т. е., как оказали бы теперь, автоматически. Что название «самопал» отражает некую автоматику действия, подтверждается вполне понятными примерами употребления этого слова. В. И. Даль отметил в Сибири применение этого названия к ружью для западни, т. е. к оружию, в котором, безусловно, имелось автоматическое воспламенение. В украинском языке «самопал» означало, кроме ружья, ловушку для крупных зверей (вероятно, механический капкан) 35. В сербско-хорватском языке «самопало» имеет синонимом слово «самокрес», которое означало не только некий «род ружья» 36, но применялось еще и в значении «авто-матический пистолет» 37. В чешском языке слово «samopal» не приобрело явно архаического оттенка, как в большинстве славянских языков, а означает современное оружие, называемое в других европейских языках автоматом или пистолетом-пулеметом; соответственно чешское «samopalniк» («самопальник» в русских документах XVII в.) теперь значит «боец- автоматчик».
Чтобы стало ясным, к каким типам огнестрельного оружия применили в XVI в. название «самопал», уместно привести некоторые существенные данные о развитии ручного огнестрельного оружия этого периода.
Ранние образцы огнестрельного оружия, как известно, не имели механических приспособлений для воспламенения заряда, которое производилось вручную раскаленным железным прутом или тлеющим фитилем. Последний способ, терпимый в артиллерии вплоть до конца первой четверти XIX в., в стрелковом огнестрельном оружии являлся огромной помехой для прицеливания. Важным усовершенствованием, устранившим этот недостаток, было изобретение фитильного замка, который появился не позднее начала XV в. 38.
Помимо заряжания оружия, процедура подготовки к стрельбе с применением фитильного воспламенения требовала сначала высечения искр на трут с помощью кремня и огнива, а затем перенесения огня непосредственно на фитиль. Заправив фитиль в серпентину, надо было продергивать его по мере прогорания, а перед выстрелом следовало раздуть тлеющий огонек и открыть полку, после чего уже можно было прицелиться и нажать на спуск. Кроме сложности обращения с фитильным оружием, у него были и другие недостатки, однако простота устройства и дешевизна фитильных замков обеспечили этому оружию длительное существование. Применяясь главным образом для пехотного вооружения, в европейских странах оно полностью вышло из употребления лишь в конце XVII в.
Весьма существенно облегчив прицеливание, фитильный замок, в силу присущих обращению с ним особенностей, не смог разрешить проблему удобного применения огнестрельного оружия на охоте и в кавалерии. Поиски более совершенных методов воспламенения привели на рубеже XV—XVI вв. к изобретению наиболее ранней искровой автоматической системы — колесцового замка, сконструированного, скорее всего, в Италии и впервые зафиксированного в рисунках Леонардо да Винчи 39. В течение первых двух десятилетий XVI в. механизм колесцового замка был усовершенствован и без принципиальных изменений применялся до середины XVII в., а в Германии даже до второй половины XVIII в.
Действие колесцового замка основано на трении зажатого в курке пирита или кремня о стальное колесико-огниво, проходящее сквозь прорезь полки с затравочным порохом и вращаемое предварительно взведенной пружиной. Высекаемые при этом искры воспламеняют порох на полке, а вспыхнувший огонь через затравку передается заряду. По сравнению с фитильным оружием, процедура подготовки заряженного оружия с колесцовым замком к выстрелу значительно упростилась, так как отпала необходимость предварительно высекать огонь, возиться с фитилем и открывать полочную крышку, которая в колесцовом замке отодвигалась автоматически. Для выстрела практически необходимо было только в зависимости от типа замка либо опустить курок на полку, либо просто откинуть предохранитель. С изобретением колесцового замка к концу первой трети XVI в. были созданы пистолет и карабин — легкое портативное оружие, которое впервые обеспечило постоянную готовность к немедленному выстрелу и нашло широкое применение, прежде всего, у охотников и кавалеристов, несмотря на то, что власти сначала пытались запретить это считавшееся слишком опасным оружие.
Оружие с колесцовым замком знаменовало собой огромный технический прогресс в военном деле, однако механизм замка был довольно хрупок, сложен и дорог, а потому невыгоден для массового применения.
Стремление найти более простой способ автоматического воспламенения привело к созданию другой искровой системы — кремнево-ударного замка, сконструированного, вероятно, вскоре после появления колесцовых механизов 40.
О существовании огнестрельного оружия, действующего при помощи «огненного камня» (буквально «ружья с камнем или с мертвым огнем»), свидетельствуют итальянские архивные документы уже с 1522 г. 41. Возможно, что в некоторых из этих документов, относящихся к первой половине XVI в., речь идет только или преимущественно о колесцовых замках. Определенные упоминания о кремнево-ударных замках содержатся в шведском 42 и итальянском 43 документах 1547 г., а наиболее ранние сохранившиеся образцы замков этой системы датируются серединой XVI в. 44. К началу последней четверти XVI в. кремнево-ударный замок был уже широко распространен в европейских странах 45, где эта система воспламенения продолжала развиваться и применялась до середины XIX в.
Действие кремнево-ударного замка основывается на имитации движений человека, высекающего огонь с помощью кремля и огнива. Высекаемые искры воспламеняют затравочный порох на полке, с которой совмещена затравка ствола. Производство выстрела из оружия, оснащенного этим механизмом, ограничивалось для большинства типов замков отключением предохранителя и нажимом на спусковой крючок. Сравнительная простота устройства и изготовления кремнево-ударных замков явилась предпосылкой для быстрого и широкого распространения их со второй половины XVI в. не только в охотничьем, но и в боевом оружии, о чем помимо архивных документов 46 свидетельствуют иконографические и вещественные памятники 47.
Наиболее раннее из известных сейчас письменных сообщений об искровых замках — рассказ аугсбургского хрониста Вильгельма Рема 48. В нем говорилось, как некий Лукас Пфистер в 1515 г. чуть было случайно не застрелил одну девушку: «Он взял в руку заряженное ружье, запал [der zinder] 49 которого был устроен так, что при нажиме огонь сам высекался и тогда ружье стреляло».
В подлинном тексте особенно примечательно выражение «so schlug es selb feur auff», которое переведено в работе К. Блэра «it ignited itself», т. е. «воспламенялся сам». Оборот, который действительно можно точно таким образом перевести на английский и русский языки, содержится в хронологически следующих за приведенным документах.
3 ноября 1517 г. император Максимилиан I издал распоряжение 50, адресованное эрцгерцогству Штирия, запрещающее изготовление и ношение ручного огнестрельного оружия с автоматическим воспламенением, что явно свидетельствует о его растущем применении.
Одна из причин, вызвавших это распоряжение, раскрыта в письме комиссии ландтага австрийских земель, адресованном Максимилиану I 16 марта 1518 г. В нем рекомендуются законы, направленные против разных преступлений, а также против разбойников и тому подобных лиц, которые «скрытно носят ружья под одеждой». «Равным образом следует запретить провоз или ношение ружей, которые сами выбивают огонь, а также изготовление замков где бы то ни было» 51. Комментируя этот документ, К. Блэр справедливо отмечает, что оба этих отрывка взаимосвязаны и объясняют друг друга, поскольку именно искровой замок позволил, обходясь без фитиля, носить оружие спрятанным и готовым к немедленному выстрелу.
Недавно стал известен еще один указ Максимилиана I от 28 июня 1518 г. о запрещении ношения и изготовления «самостреляющих ружей» на всей территории Священной Римской империи 52. «Самовоспламеняющееся» оружие четыре раза называется в тексте указа, основное содержание которого заключено в следующем: «Ввиду того, что был нанесен и повседневно наносится явный и большой ущерб из-за ружей, которые сами воспламеняются и которые теперь применяются и употребляются, возятся и носятся конными и пешими людьми… мы строжайше запретили в дальнейшем их изготовление, а также провоз и ношение… под страхом тяжелых наказаний…».
Уместно отметить, что соответствующие немецкие выражения приведенных документов в английских исследованиях переведены: «gun ignited itself» (или «went off on its own), «self — igniting» (или «self — striking gun»), т. e. «ружье воспламенилось (выстрелило) само», «самовоспламеняющееся (самостреляющее) ружье». При подобном близком к оригиналам переводе на русский язык тип оружия обрисовывается достаточно точно, но в громоздкой и малоупотребительной форме. Если же принять во внимание все сказанное ранее о глаголе «палить» и термине «самопал», вряд ли можно оспаривать, что именно этот реально применявшийся термин больше всего соответствует как немецким обозначениям оружия с искровыми замками, так и английским переводам этих названий 53. При этом русское слово «самопал» более кратко, очень точно и метко передает характер действия оружия, и в этом отношении ему уступают все упомянутые эквиваленты.
Правильность указанной интерпретации подтверждается рядом наблюдений. Так, в украинском языке прилагательное «самопальный» еще в XIX в. применялось в значении «самовоспламеняющийся» 54. Еще показательнее сербско-хорватский термин «самокрес», являющийся синонимом слова «самопало». Поскольку «кресати» означает «высечь огонь кресалом», т. е. огнивом 55, несомненно, что «самокрес» должен был некогда означать какой-то механизм, автоматически производящий это действие. Как было сказано выше, этой цели и служили различные искровые механизмы, примененные к огнестрельному оружию. Предлагаемая расшифровка термина «самопал» согласуется и с мнением В. С. Караджича, который, рассматривая слово «самокрес» («пистолет»), предполагал, что возникновение этого названия относится к тому времени, «когда к ружьям пристроили замки с кремнем, так как вначале из них стреляли [палили] с помощью фитиля» 56.
До появления искровых замков сам прием стрельбы как нельзя лучше иллюстрирует применение глагола «палить» к действиям пищаль- ника, который рукой, а с XV в. с помощью фитильного замка действительно «запалил» (воспламенял) затравочный порох. Подобно тому как слова «пищаль» и «самострел» продолжали еще долго употребляться в своем обычном значении, а глагол «стрелять» в XVI—XVII вв. постепенно изменял свое старое значение «пускать стрелы», древний глагол «палить» не вышел из употребления с появлением новых систем воспламенения, с которыми длительное время сосуществовал фитильный замок, и вошел в состав обозначивших эти системы новых терминов.
Сведения о самопалах, содержащиеся в русских письменных источниках XVI—XVII вв., самым убедительным образом подтверждают изложенную выше интерпретацию термина «самопал».
III
В русских документах XVI—XVII вв. отчетливо прослеживается разница между обозначениями фитильных замков и замков искровых систем. Общепринятый современный оружиеведческий термин «фитильный замок» встречается в письменных источниках лишь с середины XVII в., да и то весьма редко 57. Для выражения соответствующего понятия использовали слово «жагра», обозначавшее важнейшую и ранее других возникшую деталь механизма фитильного воспламенения — круто изогнутый курок, в котором зажимался фитиль. Хотя иногда в документах встречаются такие названия, как «пищаль жагорная» 58 или «мушкет с фитилем» 59, многочисленные примеры свидетельствуют о том, что в указанный период самыми обычными наименованиями фитильного оружия были «пищаль (или мушкет) с жагрой».
Из многих документов видно, что оружие «с жаграми» всегда отделяется от оружия «с замками» или даже известным образом противопоставляется последнему. В описи оружия Кирилло-Белозерского монастыря 1668 г., например, перечисляются вначале 768 мушкетов с жаграми, а затем в особой рубрике 161 мушкет с замками 60. В описи оружия, взятого по царскому указу из того же монастыря, в 1695 г. записаны, в частности, «94 мушкета с замками, 238 мушкетов с жаграми» 61. В Описи Московской Оружейной Палаты 1687 г. после каждого наименования оружия обычно идет либо пометка «с жагрой», либо описание замка 62, в котором нетрудно распознать какой-нибудь из типов искровых механизмов воспламенения. Весьма показателен случай с вяземскими стрельцами, вооружение которых в 1638 г. пополнялось мушкетами с жаграми. По сообщению воеводы, стрельцы заявили, что «они из таких мушкетов с жаграми стрелять не умеют, и таких мушкетов преж сево у них с жаграми не бывало, а были де у них и ныне есть пищали старые с замки» 63.
В то время, как в документах встречаются упоминания о необходимых для жагорного оружия фитилях 64, имеются столь же определенные указания на то, что к «замочному» оружию требовались кремни. Так, оскольский воевода в 1637 г. приказывает проверить оружие стрельцов, с тем «чтобы у них пищали и у пищалей замки были добрые, и кременье было запасное» 65. В «Переписной книге оружия московских стрелецких приказов» упомянуты «16 тысяч кремней к замочным ружьям» 66.
О том, что само слово «замок» (оружейный) применялось в XVI—XVII вв. для обозначения механизмов искровых систем, т. е. колесцового или кремнево-ударного замка, свидетельствуют также часто встречающиеся в документах указания на тип замка и описания его технических деталей. В перечне самопалов Б. Ф. Годунова первым стоит «самопал съежий… замок ливонской; сверх колеса обод; и над колесом и кругом колеса золочена образинка… 67. Совершенно очевидно, что здесь описан колесцовый замок, нередко прямо называемый в документах «самопал съезжей… замок колесной…» 68. Опись имущества боярина Н. И. Романова включает следующий интересный эпизод: «165 году, февраля в 23 день, в Оружейный Приказ принесено от государя сверху сундук, а в нем рухлядь боярина Никиты Ивановича Романова: 12 замков гнутых пружин, 44 замка русского дела прямых пружин, 9 замков барабарских. И по осмотру самопального ряду сидельцев Ивана Алексеева, Луки Васильева смотря замков сказали: цена замкам, опричь барабарских, по 5 алтын штука, потому что многие перепорчены, изломаны; денег за все по цене за 56 замков 8 рублев 13 алтын 2 деньги. 9 замков барабарских по два алтына по две ден[ьги], итого 21 алтын. Замок жагра неметцкая цена 6 ден[ьги]» 69. Несмотря на краткость этих данных, легко установить, что все упомянутые в этом отрывке механизмы, кроме одного, представляли собой по меньшей мере три типа кремнево-ударных замков, оцененных, даже с учетом их плохого состояния, в 14 или 30 денег в среднем каждый. Уже одно это обстоятельство резко отличает их от фитильного замка («жагра немецкая»), оцененного, несмотря на исправность, всего в шесть денег.
Большое количество описаний замков содержится в Описи Московской Оружейной Палаты 1687 г. Вот несколько примеров. «Пищаль винтовальная Григорьева дела Вяткина, замок резной на аглинское дело, золочен; на полке коруна, на курок глава лвова, исподу курка и у огнива главы китовые». «Пищаль винтовальная скорострельная, замок на аглинское дело, гладкий, золочен, полка и огниво и лапочки прорезные». «Пара пищалей турских, русское дело, замок на турское дело двойнова взвода» 70. Эти и подобные им указания Описи весьма ясно говорят о том, что речь в них идет о кремнево-ударных замках различных типов.
Как уже отмечалось выше, в отдельных документах середины XVII в. изредка попадается термин «замок» и в приложении к фитильному механизму, но такие случаи чрезвычайно спорадичны и легко объяснимы. В перечень оружия Троице-Сергиева монастыря 1641—1642 гг. включены «90 замков фитильных от мушкетов» 71. В царской грамоте 1655 г. с приказом ускорить в Москве производство мушкетов упоминаются мастера, изготовлявшие «жагранные замки» 72. В этих случаях документы говорят не об оружии «с жагрой» в целом, а только о самом механизме воспламенения. Если в его наиболее примитивных и, безусловно, ранее всего возникших типах переходящая в спусковой рычаг жагра являлась чуть ли не единственным элементом всей конструкции, то в усовершенствованном механизме, обычном для фитильного оружия середины XVI—XVII вв., жагра была лишь самой характерной, но отнюдь не одинокой деталью, а все устройство на монтажной доске, конечно, заслуживало наименований фитильного (или «жагранного») замка. Однако, судя по огромному количеству документов, на практике такое обозначение фитильного механизма к середине XVII в. только начинало входить в употребление, господствовало же в языке более краткое и древнее название — жагра, обозначавшее изначала простейшее фитильное приспособление, а потом распространившееся и на более сложные его типы.
Таким образом, многочисленные документальные данные XVI— XVII вв. позволяют констатировать, что в этот период оружие с фитильным воспламенением обозначалось, как правпло, при помощи термина «жагра»; за редчайшими исключениями термин «замок» не применялся в связи с таким оружием, а служил обычно для обозначения или описания искровых воспламенительных механизмов.
Рассматривая русские источники XVI—XVII вв., в которых встречается термин «самопал», нельзя не заметить одну очень характерную особенность: в тех случаях, когда этому термину сопутствует хоть какое-нибудь указание на систему воспламенения, легко установить, что речь всегда идет только об искровых замках. Такие указания содержатся в виде упоминания либо о системе механизма, либо о деталях замка, либо о замке вообще.
В повести об осаде Пскова Стефаном Баторием рассказывается о том, как поляки попытались убить псковских военачальников при помощи адской машины, смонтированной в большом ларце: «двадцать четыре самопала занаряжены на все четыре стороны, на верх же их взсыпано с пуд зелья, заводные же замки [в другой редакции: заводным же замком] ременем приведены к личиньки ларца, за него же только принятися, заведеным же самопальцым замком огненым всем отпад, огнем запалити» 73. Говоря об этом же эпизоде, Пискаревский летописец первой четверти XVII в. сообщает, что ларец был «полон зелия и пищалок маленьких. А тот ремешик приведен к спускам санапальным» 74. В «Записках» польского историка XVI в. Р. Гейденштейна и в двух русских исторических сборниках XVII в. самопалы этой адской машпны названы стволами 75.
Из этих описаний можно заключить, что внутри сундука было укреплено короткоствольное огнестрельное оружие, в числе которого были, вероятно. карабинные (а возможно, и пистолетные) стволы и несколько самопалов с «заводными замками огненными». Нетрудно догадаться, что этим выражением обозначены колесные замки, т. е. как раз та воспламенительная система, механизм которой для производства выстрела нуждался в предварительном заводе. В пользу этого заключения говорит и тот факт, что такой же термин «огненный замок» в значении «колесный замок» зафиксирован и в немецких (Feuerschloss) и английских (firelock) письменных источниках с середины XVI в. 76. Кроме того, следует отметить, что применение самопальных искровых замков в качестве воспламенителя адской машины, предназначенной для автоматического действия, являлось в то время технически единственно возможным решением задачи.
Выше уже говорилось, что в описи имущества Б. Ф. Годунова под заголовком «Самопалы» значатся семь предметов: «Самопал съежей… 77 замок ливонской; сверх колеса обод, и под колесом и кругом колеса золочена образинка; замок весь стравлен водками, по краям каймы золочены…» «Самопал съежей… замок ливонской, наведен серебром и золотом». «Самопал съежий… замок свиской…». «Самопал турской долгой… замок свиской…». «2 самопала съежие… замки ливонские…». «Аркобуз литов-ской… замок ливонской…».
В этом перечне четыре «съежих» самопала и «аркобуз литовской» отмечены «с ЛИВОНСКИМИ замками», т. е., судя по совершенно ясному описанию,— колесцовыми замками. На двух самопалах поставлены «замки свиские», под которыми наверняка имеются в виду кремнево-ударные замки шведских типов, отличавшиеся весьма характерными формами.
В упоминавшейся описи имущества М. И. Татищева зафиксированы, в частности, «самопал съезжей… замок колесной…; 2 замки самопальные шкоцкие…» 78. Первый из этих предметов не нуждается в пояснениях, а в отношении двух других позволительно, на мой взгляд, утверждать, что они представляли собой кремнево-ударные замки шотландского типа, которые формами деталей и орнаментацией явственно выделялись среди других разновидностей этой системы.
В «Росписи дворового имущества умершего М. М. Строганова» (1627 г.) имеется раздел «Перепись самопалом» 79, составленный не очень тщательно, как можно судить по небрежным описаниям 80. Здесь из 43 предметов, названных самопалами, 27 описаны «с замком», а один помечен как «колесчатой». Последний был выделен, скорее всего, потому, что остальные самопалы были оснащены гораздо чаще встречающимися кремнево-ударными замками. «Колесные самопалы» значатся также в описях Оружейной палаты Кирилло-Белозерского монастыря 1621 и 1635 гг. 81 и в других источниках.
Необыкновенно красноречиво подчеркивают разницу между самопалами и фитильным оружием документы 1648 г. из переписки различных московских приказов по поводу снаряжения солдат, отправляемых в поход к Дону. 12 мая 1648 г. Посольский Приказ обратился в Стрелецкий Приказ с просьбой выдать для этой цели оружие: «Указал государь царь послати на Дон Андрея Лазарева, а с ним послать тысечу человек салдат; а мушкеты, и шпаги, и пики, банделеры взяв, дать им из Стрелецкого Приказу…» 82. 15 мая Стрелецкий Приказ ответил: «… в государеве казне в Стрелецком Приказе салдацких мушкетов з жаграми, и пик, и банделеров нет… А есть в государеве казне в Стрелецком Приказе стрелецких самопалов тульского дела с рускими замками восьмсот самопалов да двести самопалов стволы немецкие, замки руского дела…». Помета на обороте: «Мушкеты взять, а о пиках и о банделерах, и о шпагах послать память в Ружничей Приказ» 83.
Рассматривавший этот документ С. К. Богоявленский отметил только, что в Стрелецком Приказе различали мушкеты от самопалов, а в Посольском Приказе такого различия не видели. Не усмотрел этой разницы и сам исследователь, считавший, что термин «самопал» употреблялся как общее название ружья 84. Между тем, этот и связанные с ним документы позволяют сделать ряд весьма определенных выводов.
Резюмируем то, что сказано в приведенных цитатах об огнестрельном оружии. Дьяки Посольского Приказа просят выдать из казны 1000 мушкетов. Дьяки Стрелецкого Приказа отвечают, что мушкетов с жаграми у них в Приказе нет, и предлагают взамен самопалы с русскими замками. Посольские дьяки выражают согласие получить то, что им предложили, пометой: «Мушкеты взять». Итак, дипломатические чиновники, действительно, не различают «мушкеты» и «самопалы». Для них «мушкет», «самопал», «пищаль» — это вообще солдатское огнестрельное оружие, устройство и точное наименование которого им безразличны: в записке посольских дьяков в Ямской Приказ о перевозке этого же самого оружия они называют его уже «пищалями» 85.
Гораздо важнее и показательнее в разб<