Система современных русских говоров являет собой разновидность литературного языка. Диалектный язык имеет более узкую сферу функционирования, он существует только в устной форме. Нормы употребления (произношение, ударение, ритм) закрепляются в устной традиции. Данные особенности определяют специфику функционирования диалектного слова того или иного региона России.
Словарный состав тамбовских говоров представляет собой яркий образец наиболее чувствительного звена языка к тем процессам, которые происходят в жизни общества. “Как важнейшее средство общения” язык реагирует на все происходящие изменения в материальной и духовной жизни народа.
В самом деле, казалось бы, какое отношение имеет образование слога на месте имплозивного сонора (льняной клочок – альняной кълачо'к) к запрятанному в сундуке “тярноваму платку”, геометрическому орнаменту вышивки на вороте рубахи, цвету клеток на самотканой поневе или бытованию старообрядческого похоронного обряда с видовым названием обуви “лапти в один след”, “лапти в легкий путь”, “писаные лапти”?
Тщательно фиксируя фонетические, грамматические и синтаксические особенности тамбовской диалектной лексики, мы узнаем, что носители этих слов сохранили жизнь говора благодаря сохранившимся еще в некоторых местах традиционным обрядам и обычаям тамбовских жителей, благодаря тому, что за словом закрепился некий обязательный контекст, усвоенный с детства.
Территория Тамбовской области – территория позднего смешанного этногенеза. При взаимных контактах представителей различных говоров устанавливалась коммуникативная ситуация, в которой стирались различия между говорами и формировалась лексика одного порядка. Однако до сих пор даже в одном селе употребительны различные лексические варианты слов. Ср.: “сва'йка” и “кочеты'г” – предмет, с помощью которого плели лапти (с. Заречье Сосновского района).
Тамбовские говоры принадлежат к восточной рязанской группе южновеликорусского наречия. Диалектная лексика, приспособленная к акающему произношению, а не подчиняющаяся ему изначально, содержит наиболее общих пять групп диалектных слов:
1. Собственно лексические диалектизмы.
Ср.: о мелком дожде со снегом и без снега:
чи'чер, и'зморось (Инжавинский район), мо'рос, мжи'ца/мжи'чка (Моршанский район), секу'чка (Сосновский район), чи'га, чи'ра, хмурь, чибуха' (Уваровский район).
Или ка'нка ®курота каны'ш
индю'шка индю'к
коч'ет ®курьё ку'ра
коч ку'рица
(Гавриловский район)
2. Лексико-словообразовательные диалектизмы.
и'схолодь - холод (Гавриловский)
первясна '– начало весны (Жердевский)
духови'тое – душистое, москов'ка – москвичка (Мичуринский район)
снежу'ра – сильный снег (Токаревский район).
3. Фонематические диалектизмы.
альняно'й – льняной (Тамбовский район),
анба'р – амбар (Моршанский район),
клев – хлев (Староюрьевский район),
удова'– вдова (Кирсановский район),
каси'нка – косынка (Рассказовский, Знаменский районы),
ундю'к – индюк (Знаменский район),
изарьни'ца – озорница (Пичаевский район).
4. Семантические диалектизмы.
че'люсти – скулы (Уваровский район), салазки (Мичуринский район),
тул'овище – стан (Уваровский район), остров (Моршанский район),
руче'й – рукавчик (Токаревский район), ключ (Пичаевский район),
болот'о – топь (Токаревский район), бучал'о (Мичуринский район),
рус'алка – огородное пугало (Сосновский район), виск'и – волосы (Знаменский район).
5. Грамматические диалектизмы.
Посы'лок - посылка (Мичуринский р-н), шаль – шаля' (Уметский р-н),
золото - зо'лот (Ржаксинский р-н), со'лнушка – солнышко (Токаревский р-н).
Заметим, что в тамбовских говорах явление разрушения категории среднего рода отмечается повсеместно. Как правило, наблюдается переход существительных среднего рода в разряд слов женского рода. Ср.: [се'рца зашла'сь] (Токаревский р-н), [красная платья, свежая малако, вкусная мяса] (Моршанский р-н), [мая акно, харошая проса] (повсеместно).
Определения и местоимения в женском роде часто стоят даже при таких существительных среднего рода, которые имеют ударение на последнем слоге (письмо, окно, молоко). Реже наблюдается переход существительных среднего рода в слова мужского рода. Ср.: [вкусный я'блак] (Знаменский р-н), [мой зо'лат] (Ржаксинский р-н), [кончился сод] [мой письмо] (Знаменский, Тамбовский Уметский районы).
В Тамбовском, Ржаксинском, Мичуринском, Первомайском, Сосновском, Никифоровском, Токаревском, Уметском, Жердевском, Кирсановском, Инжавинском районах отмечается ударное окончание существительных 1-го склонения в родительном падеже. Ср.: [был у сястре', с рике'идуть, у майей жане'].
Существительные 3-го склонения в предложном падеже имеют ударное окончание на – Е: [в грязе', на пиче,' на лошаде'] (Знаменский, Сампурский, Уметский районы).
Отмечается употребительность существительных 1 и 2-го склонений множественного числа родительного падежа с окончанием – ОВ: [могуто'в, дяло'в, място'в] (Сосновский, Знаменский, Уваровский районы).
Выделяются существительные всех 3-х склонений с ударным окончанием – А в именительном падеже множественного числа. Ср.: [шуба,' грязя,' вещ'а, пича', дятья', матеря'] (Знаменский, Уваровский, Сосновский, Моршанский районы).
Среди ярких морфологических особенностей выделяется употребительность кратких форм прилагательных: [красну платью] (Мичуринский р-н), [бальша спасиба] (Ржаксинский, Тамбовский, Мичуринский, Сосновский, Кирсановский, Первомайский, Моршанский, Мучкапский, Инжавинский районы).
Употребительны и особые сравнительные степени прилагательных: [хужее, шыршы, тепле]. Отмечаются формы винительного падежа единственного числа женского рода [маладуя, бальшуя, миньшуя] (повсеместно).
Встречаются до сих пор личные местоимения и возвратное местоимение с ударным окончанием Е [табе', мине, ' сабе'].
При произношении местоимений и числительных наблюдается употребительность слов типа [ево'нный, е'йный, э'нта, и'хна, свайо'й] (Знаменский, Пичаевский, Ржаксинский, Сосновский, Тамбовский, Мичуринский районы); [шашто'й] (Ржаксинский, Знаменский, Тамбовский, Мичуринский); [шашна'цать] (Ржаксинский, Знаменский).
Обращает на себя внимание наличие мягкого Т на конце глаголов 3-го лица единственного и множественного числа: [нясе'ть, нясу'ть, вяде'ть, глядят'ь] (повсеместно). Встречаются формы глаголов 3-го лица без конечного Т: [он плаче', овца бле'я, он шуме'] (Сосновский, Ржаксинский, Мичуринский, Инжавинский районы). Интересны и своеобразны инфинитивы – [итти'ть] (Мичуринский р-н), [иди'ть] (Знаменский, Ржаксинский, Мичуринский районы), [блюсть] (Тамбовский р-н). Отмечается употребительность вопроса ЧАВО? при глаголах действительного залога, требующих дополнения в винительном падеже, а не в родительном [расскажы / чаво видили? // ]
Наблюдается своеобразие в образовании причастий и деепричастий: [стаймя, лежма, сижма] (Мичуринский, Знаменский, Уваровский районы), [картошка гаре'тая] (Сосновский, Знаменский районы), [они заката'ты] (о грибах в Кирсановском районе).
Наречия в говорах представлены небольшим количеством, но имеют свои словообразовательные особенности. Ср.: [без спроша'] (Сампурский р-н), [восклян'] – чересчур (Моршанский р-н), [встаймо'к] – стоя (Ржаксинский р-н).
Своеобразие диалектной речи проявляется и в особенной сочетаемости слов: выделяется грамматическая и лексическая сочетаемость. В коммуникативной ситуации, когда речь диалектоносителя является спонтанной по своему характеру, мышление, язык и речь проявляются в единстве.
Потенциальная возможность диалектных слов реализуется в модели сочетаемости слов, предопределяя их синтаксическое поведение.
Тамбовская диалектная речь богата метафорическими ловосочетаниями, которые отражают случайные и неслучайные связи слов, но все-таки и в том, и в другом случае они создаются по определенной языковой модели с конкретным грамматическим значением, учитывая нормы грамматической валентности.
Замечено, что синтаксическая валентность в современных тамбовских говорах ярче всего проявляется в именах существительных, которые затем в ходе развертывания высказывания сочетаются с прилагательными, что позволяет говорить об активной употребительности субстантивных сочетаний. Модель типа “имя существительное + прилагательное” или “прилагательное + имя существительное” в большей степени передает не только дополнительные оттенки в отличие от литературного языка, но и имеет особую цельность, синтаксическую нерасчлененность того или иного сочетания. Ср.: [юбка ку'бова, горемычная поне'ва, пи'саные лапти, ру'тская размали'новка, черт блазли'вый].
За каждым из этих сочетаний слов скрываются не просто единицы языка, а особого рода сочетания, уникальные тексты.
Можно предположить, что лексическая семантика может оказывать на грамматическую внутреннее и внешнее воздействие, подобного рода лексическая валентность отражает экстралингвистические связи.
В этом случае особая роль принадлежит тамбовской фразеологии. Устойчивые сочетания способны “законсервировать”, сохранить многие диалектные слова, грамматические формы, что и передает мироощущение и представление об окружающей действительности наших далеких предков.
Ср.: “Шабань' тебя 'возьми'” - недоброе пожелание (Инжавинский р-н), “Да иди ты об дорогу” – недоброе пожелание (Сосновский р-н), “Выйти замуж /или жениться/ по важе'” – выйти замуж/жениться “по породе” (Сосновский р-н), “От битой коровы не молоко” - Безнадежно (о человеке) (Рассказовский р-н), “Веер пускать” – ухаживать за молодыми девушками (о мужчине средних лет) (Знаменский р-н), “Сидеть в ро'жках” – о наряде невесты в первый день свадьбы (Пичаевский р-н), “Сиди, небось, нары'шки привезут голы'шки” – о работе, выполненной кем-то (Моршанский р-н), “Быть в рогача'х” - быть на побегушках (Тамбовский р-н).
Так, слово лапоть отмечается во множестве фразеологизмов: “Обуть в лапоть” – обмануть с особой хитростью, “Из лаптей выходить” – выйти замуж или жениться из бедной семьи, “Не плети лаптей” – не сплетничай, “Не в кольцо, а в сва'йку” (свайка – предмет для плетения лаптей) – о наследстве, переданном не сыну, а зятю.
Меткая характеристика облика человека также может быть передана через понятие антонимического варианта: писаный лапоть (о молодом красивом человеке) и расхожий лапоть (о старом человеке), “лапти в один след”, “лапти в легкий путь” отражают контекст похоронно-погребального обряда.
Известно, что основное назначение слова – это называть предмет, признак, действие или состояние. Но, помимо называния чего-либо или кого-либо, слово осуществляет оценку. Замечено, что слов с положительной характеристикой человека (его поведение, описание внешнего облика, его интеллектуальных и физических способностей) гораздо меньше, чем слов с отрицательной семантикой. Названный факт характерен для всей диалектной системы тамбовских говоров. Преобладают слова и устойчивые сочетания слов, обозначающие отрицательные качества человека, причем чаще всего со сниженно-оценочной коннотацией. Все положительное воспринимается в народной среде как норма, а все отрицательное должно выделяться, должно высмеиваться.
Любопытно, что для отрицательной характеристики человека в живых тамбовских говорах используются различные типы имен собственных, то есть прозвища, являющие собой трансформировавшиеся женские имена. Например, личные календарные имена Марфа, Матрена, Акулина превратились в существительные нарицательные.
Ср.: «оделась аку'лькой». Акулька – презрительное от Акулина. «Ну и матре'нкой ты стала». Матренка – пренебрежительное от имени Матрена, «акули'нка ты наша» – по имени Акулина.
Возникает вопрос, почему те или иные имена превращаются в нарицательные существительные. Думается, это связано с их ярко выраженной социальной характеристикой, поскольку некогда в деревенском быту это были самые употребительные имена. По ономастическим источникам, они входили в десятку самых распространенных имен крестьян в крепостной России.
Словарь В.И.Даля отмечает слово АКУЛиНКА в значении «бурьян, род крупной сорной травы, которая идет заместо лучины для света и растопки». Таким образом, как видим, отрицательная оценка внешнего облика женщины в местных говорах осуществляется не только традиционными нарицательными существительными, но и трансформировавшимися прозвищами.
Собственные мужские имена, перешедшие в имена нарицательные, для отрицательной характеристики внешнего облика человека нами не обнаружены.
Отмечаются многозначные слова (“глухая крапива” – собственно крапива, пустырник обыкновенный и любая сорная трава; душистая трава – “чебре'ц”, “чабу'р”, “хабур'”, “Богородицка'я трава”). В речи сельских жителей, например, до сих пор употребительны как диалектные, так и литературные слова для названия дикорастущих трав. Так, для обозначения травы, которая жжется, используются следующие лексемы: жгу'чка, жигу'чка, костри'ка, стрека'ва, жи'галка, крапи'ва, кравива'. Данныелексемы ярко свидетельствуют о наличии такого явления в говорах, как синонимическая дублетность, абсолютная синонимия, лексическаядублетность, лексико-семантическая вариативность. Синонимические связи пронизывают лексическую систему современных тамбовских говоров. Слово «крапива» – общеславянское, этимологически связанное с глагольной лексемой «кропить» и существительным «кроп» (кипяток) в силу своих «обжигающих свойств» (по Н.М.Шанскому). В основу номинации положено действие, характеризующее это растение. Ср.: жгуч'ка, жи'галка явно от глагола «жечь» (отмечается диалектный глагол «жи'гать»» (жечь что-либо на огне). Слово костри'ка этимологически связано со словом костер. До сих пор активно употребителен глагол «обкостри'чься», что означает «обжечься крапивой». Отмечается и употребительность сочетания типа «огонь-трава», «огонь-крапива». При описании семантических синонимов обращает на себя внимание тот факт, что можно выделить:
ü Собственно-лексические единицы (жгу'чка, крапи'ва/крапива').
ü Лексико-словообразовательные (крапи'ва, крапи'вица, жигу'чка, жиг'алка).
ü Лексико-фонематические (жгу'чка, жигу'чка).
ü Акцентные (крапи'ва, крапива', жи'галка, жига'лка).
В некоторых селах Тамбовской области и до сих пор жители кладут на подоконники и порог дома жгучую траву с целью защитить себя от нападения «нечистой силы».
Семантические синонимы – это результат повышенной конкретизации при наименовании тех или иных растений. Причинами наличия подобных групп в русских говорах являются следующие: разное образное восприятие, выбор диалектоносителями неодинаковых средств русского языка для обозначения растения, неодинаковые ассоциативные связи слов в восприятии носителей диалекта. Подобный лексический материал дает богатый сопоставительный материал в лингвогеографическом аспекте, что помогает охарактеризовать своеобразную языковую картину мира на данной территории. Заметим попутно, что в современных тамбовских говорах отмечается, например, довольно обильный синонимический ряд лексем, обозначающих «болезненное состояние»: гры'жа, волды'рь, трясу'чка, чи'рей, хворь, роди'мец, холе'ра, лихора'дка.
Наблюдается сильное варьирование словообразовательных параллелей (“просяни'ка” и “прося'ник” – сорная трава, “коне'вник” и “коня'тник” – луговой щавель, “пия'вка” и “пия'вица”, “поддува'нчик” и “одува'нчик”. За счет развития лексической семантики данного говора происходит переосмысление (“вьюн” – растение, “вьюн” - водоворот, “вьюн” – о шустром, подвижном человеке; “бирю'чник” - о замкнутом человеке и “бирю'чник” – кустарник волчьей ягоды); фиксируются антонимы среди и разных частей речи:
вёдра и'схолодь
дождь не'дожд
мжить бузова'ть
(о мелком дожде) (о сильном дожде)
Выделяются определенные тематические группы. Например: «посуда»:
«общее название посуды» в с. Лысые горы (Тамбовский р-н) – «пос'уда», в с. Казьминке (Мордовский р-н) – «спосу'да», «су'да», в с. Вирятино (Сосновский р-н) – «спосу'дина», «спосу'да», «ще'па» (деревянная посуда), «черепу'шка», «черепи'чина» (глиняная посуда); «незанятая посуда» в с. Лысые горы – «поро'жняя», в с. Казьминке – «пуст'ая».
Из лексики тематической группы «одежда»: «нижняя женская рубашка» в с. Чуево (Уваровский р-н) – «поднадев'ка», в с. Вирятино (Сосновский р-н) – «испо'дняя», «подста'вок»; «кальсоны» в с. Б. Двойня (Тамбовский р-н) – «подшта'ники», в с. Каменке (Тамбовский р-н) – «портки»”; «бусы» в с. Большая Двойня – «на'низь», в с. Каменке – «ма'нистка»; «простынь» в с. Большая Двойня – «по'лость», а в с. Каменка – «ре'дань».
Выразительной чертой тамбовских говоров является чрезвычайная употребительность постпозитивной частицы – ТО. Она служит для выделения и подчеркивания отдельных слов. Этими словами являются и именные части речи, и глагольные формы, и категория состояния. Ср.: [мы'шы-та пишкуро'м хо'дють] (Моршанский р-н). Данная частица, генетически связанная с формой указательного местоимения ТЬТЬ, употребляется с существительными всех трех родов [калгата-та, сяло-та, щолак-та], как существительными одушевленными, так и с неодушевленными, как в единственном, так и во множественном числе: [Кла'нькя-та, Ва'нькя-та, кало'тки-та, вада'-та]. Эта частица имеет особую синтаксическую функцию, о чем свидетельствует диалектный материал. Она является показателем главной части сложноподчиненного предложения расчлененной структуры.
Диалектная особенность усматривается и в коррелятивных частицах ТАК- ДАК, ДЫК, ДЪК, которые и начинают главную часть сложноподчиненного предложения. Ср.: Мышы-тъ пишкуро'м ходють / дък мы лавушку паставили //. Довольно часто встречается предлог “через” в значении “из-за”. Ср.: [упал чирис тибе'] (Уметский, Сампурский районы).
Обращает особое внимание такое явление, как диффузность значения диалектного слова, расплывчатость границ семантики диалектной лексемы. Диффузность семантической структуры диалектного слова рассматривается как результат взаимного наложения отдельных значений смысловой единицы. Устная форма бытования диалектного слова, превалирование эмоционально-экспрессивной лексики над предметной в диалектной речи и есть причины появления диффузности семантической структуры диалектного слова (см.: работы Ф.П.Сороколетова, О.Д.Кузнецовой, О.И.Блиновой, К.И.Демидовой и др.).
Так, в названии разлива РогачИ, которое находится в Тамбовском районе, лежит диалектное слово «рогачи» - «ухват»; название получило по форме берегов «как рогач». Фразеологическое тамбовское выражение «Быть в рогачах» означает «быть при черной работе, на подхвате». В основе фамилии Рогачев, зафиксированной на данной территории, лежит характеристика человека по признаку «рогачий» по глаголу «рогачить» - «браниться, ругаться, ссориться» (по В.И.Далю). В современных тамбовских говорах глагол «рогачить» имеет два значения:
1) браниться, ссориться, ругаться;
2) много усердно работать по хозяйству, устать.
В некоторых контекстах данные значения как бы совмещаются, налагаются друг на друга. Например: «С огороду пришла, там рогачилась, да еще и с самим (т.е. мужем) в доме тоже» (Петровский р-н).
Тамбовские говоры обладают особенностями, присущими рязанской группе, однако имеются некоторые черты, выделяющие их из этой группы говоров и приближающих в северной части к средневеликорусским переходным говорам. Говоры Тамбовской области отличаются тем, что на их территории дополнительно находятся окраинные части некоторых ареалов южного наречия, юго-восточной зоны или Восточной группы. Ср.:
характерные случаи произношения некоторых слов:
ры'га – риг'а, полоте'нЬцо (южное наречие);
склонение существительного путь по типу существительного мужского рода и распространение падежных форм типа:
по грязе', в грязе' (Восточная группа)
образование форм именительного падежа множественного числа существительных типа:
деревн'я, зять'я, зеленя' (юго-восточная зона).
Таким образом, к числу характерных для тамбовских говоров признаков могут быть отнесены следующие явления:
ü умеренное яканье (ассимилятивно-диссимилятивный тип вокализма первого предударного слога после мягких согласных, выступающий в нескольких разновидностях (в основном новоселковский и кидусовский, реже култуковский и ореховский).
ü типичное аканье. В первом предударном слоге всегда слышится А, однако встречаются Ы,Ъ:
м а лако (Бондарский, Мичуринский р-ны)
м ъ лако (Тамбовский, Никифоровский р-ны)
м ы лако (Мучкапский, Ржаксинский, Уметский р-ны
В заударном слоге слышатся звуки А, Ы, Ъ:
трахт а р (Рассказовский, Бондарский р-ны)
трахт ъ р (Кирсановский, Первомайский, Моршанский р-ны)
трахт ы р (Тамбовский, Сосновский р-ны).
ü повсеместное употребление Г фрикативного
ü смягчение конечного согласного в глагольных формах
ü смягчение заднеязычных Г, К, Х в конце слова под влиянием предшествующего мягкого согласного [Ваньк я, Маньк я, чайк ю, лучьк ю ]
ü (Знаменский, Первомайский, Ржаксинский районы).
ü переход существительных среднего рода в слова женского рода, реже в слова мужского рода.
ü употребление кратких форм прилагательных, причастий и деепричастий, наречий и местоимений с ярко выраженной грамматикой [молода/молодая, горе'тый/горелый, лежмя'/лежа, яво'нный, е'йный, вдли'нку, заката'ты].
ü замена звука О на А под ударением. Например: [во'ришь, во'рит] (от глагола варить), [надо'рит] (от надорить), [посо'дишь, посо'дит] (от посадить). Однако от глаголов типа “ловить” образуются формы [ла'вит, ла'вим, ла'вють]; от глагола водить – [ва'дит, вади'ть].
ü потребительность некоторых предлогов: “через” вместо “из-за”; предлога “об” вместо наречия вдоль.
ü употребительность постпозитивных частиц ТО/ТЬ, коррелятивных частиц ТАК-ДАК, ДЫК, ДЪК, начинающих главную часть сложноподчиненного предложения.
ü употребительность вопросов ЧАВО (чего) вместо вопроса ЧТО.
Среди не свойственных тамбовским говорам явлений отмечаются:
ü йоканье, например: [галавйо'шка] (вместо головешка), [дащо'чка] (вместо дощечка), [майой, твайой, свайой].
ü цоканье и чоканье, например: [чвяты чвятуть, чепь] (Первомайский р-н), [чайку'] и [цайку'] (Ржаксинский р-н), [чича'с] (Рассказовский р-на). О смешении звуков Ц и Ч говорит и название деревни Цыбизовка (от слова чибис) в Кирсановском районе.
Специфика диалектной речи особенно ярко проявляется в форме речи, представляющей собой чередование реплик двух или более говорящих, т.е. в диалоге. Диалогическая речь генетически восходит к устно-разговорной сфере, для которой характерен принцип экономии средств словесного выражения.
Принципы исследований диалектной звучащей речи только начинают складываться. Особый интерес являют собой диалоги, спонтанные по своему характеру, где наблюдается повторяемость аналогичных слов, наиболее частотны паузы, особая долгота соотношений между звуками, особая ритмическая организация текста. «Деревенская» речь характеризуется простотой строения, эллипсисом, употреблением модальных слов. В потоке диалектной речи мы не слышим монологов, мы ощущаем только отрывочные диалоги.
Тамбовские говоры живы и занимают весьма устойчивое положение в совокупности образований национального языка. Не следует бороться с диалектными «ошибками», русский человек должен быть «двуязычен», владеющим нормами современного литературного языка и знающим родной русский диалект.